СС: синдром спиногрыза

Парни мечтавшие прорваться из сумерек очевидной безнадёги вокруг хоть в какую-то более менее достойную деятельность, в мгновение ока были обвинены в самых страшных пороках. Власть никак не могла понять своей черепашьей головой, как это можно и без того нуждающейся молодёжи на свои последние кровные средства, ни на что особо не претендуя, взять да и поздравить соотечественников с великой победой аж тысячелетней давности. От винта! Просто так! Основная претензия: а что, ближе побед не нашлось?! Чем вас девятое мая не устраивает?! Почему именно ветхозаветная победа над паршивым каганатом должна отмечаться великим народом-интернационалистом, не есть ли это открытое проявление ещё и злонамеренного антисемитизма и подрыв основ государственного строя?! Или это акция никогда не дремлющих иноземных диверсионно-разведывательных служб?! Это, конечно, могло считаться за гранью мыслимого, но произошло же!

Как бы то ни было, но на охоту за смельчаками вышло само управление федеральной службы безопасности страны. Его глава, генерал Олег Дукин необыкновенно возбудился, решил позабросить охоту на ставших неинтересными иностранных шпионов и всемерно сосредоточиться против внезапно высунувшихся внутренних смутьянов.

– Я их засажу на пожизненное! – брызгал слюною прославленный генерал в штатском на экстренном утреннем совещании руководителей отделов управления и их заместителей. – Это прямой подкоп под государственную власть! Князей им захотелось, да ещё киевских! Ах, мать их за ногу! Я им устрою победу над каганатом!

Неадекватность властей казалась никак не обоснованной, абсолютно немотивированной, попросту дебильной. Начались возвратные разбирательства: кто виноват, кто разрешил, кто изготовил, кто растягивал баннеры над проспектами. Наказать всех! Непосредственных разрешителей из мэрии и архитектуры немедленно уволить без объяснения причин!

Чекисты рвали и метали. Чиновники испуганно блеяли и кивали друг на друга. За Серёгиным пикапом установили круглосуточную слежку, организовали настоящую охоту. Тем более этот драндулет оказался чрезвычайно удобным для этого, выделялся весьма заметным, контрастным, песочным раскрасом стиля поношенного «сафари». Оперативники и гаишники гонялись за ним как угорелые, поймав, навешивали подряд астрономические штрафы, понятно, что ни за что, нисколько не заботясь о соблюдении хотя бы видимости законности. Лишь бы отчитаться о принятии мер.

В мгновение ока наивные, прекраснодушные парни оказались в положении загнанных зверей. Но почему на самом деле, почему?! Отчего невинный сдвиг по фазе слегка отвязавшегося молодняка внезапно вызвал настолько мощную реакцию карающих и надзорных органов власти, пошедших на полное уничтожение «экстремистов и террористов», какими их сразу объявили во всех ментовских и чекистских ориентировках и сводках?! Задержание и арест неминуемо назревали, со дня на день должны были произойти. Физически ощущалось, как взбаламученная власть, словно пробудившаяся нечисть неистово ищет любой способ ухватиться, найти что угодно для задержания идущего по инстанциям проекта, хоть какие-то зацепки.

В это нелёгкое для них время новоявленным террористам и экстремистам вновь повстречался профессор Виктор Егорович Семёновский. Шёл с палочкой и щурился на солнышко и листочки. Весьма органично прикидывался божьим одуванчиком.

– Рассказывайте, господа студенты, отчего идём носы повесив?! Прибыли некуда девать?!

– Всё нормально, Виктор Егорович! Маленькая неувязка. Никак не ожидали настолько бурной и, главное, никак не объяснимой реакции правоохранителей. Что мы им сделали?! Только и того, что публично напомнили о действительно великом событии, как нам кажется, особенно актуальном.

– Это для вас она необъяснима. Для меня всё как раз понятно. Просто это не ваше дело. Поздравлять людей с чем-то, да ещё действительно эпохальным, системообразующим, непосредственно может только власть. Лишь ей самой разрешено расставлять нужные акценты и правильно к чему требуется призывать людей. Вы же, никого не спросясь, присвоили себе самые главные, неотъемлемые полномочия власти. Да ещё демонстративно бескорыстно, словно бы всем этим коррупционерам в пику. Конечно, это в её глазах преступление, да ещё какое! Из разряда «суд-тюрьма-Сибирь»!

– Что же теперь делать?! Мы даже не знаем, куда теперь бежать. – Повесил голову Серёга Бареев. – Назад, в Америку, так точно не выпустят.

– Паниковать никогда не стоит. Это означает терять головы, а они вам, думаю, наверняка пригодятся. Я вам скину адресок одного генерала в отставке, не бойтесь, хорошего генерала, не чекиста. От такого зверя, который за вами погнался, только он и сумеет спасти. По-другому не уйдёте, а вот с его помощью можете и попробовать. Вот – держите!.. Передавайте ему привет от Егорыча, он будет вам как рекомендательное письмо. Больше ничего не скажу и тем более не напишу, как вы понимаете. Тем более, что и у меня переаттестация на носу, выборы на кафедру. Как-то не хочется доставлять радости всем этим двоечникам наверху. Их, между прочим, у нас в университете даже поболее, чем где-либо ещё. Думаю, впредь вы не отважитесь настолько опрометчиво греть космос, как только что попробовали. Даже я не ожидал подобной детонации. Космос мстит всегда и в полную силу, а порою совсем ни за что. Просто за лиц необщих выраженье. С такими у нас в калашный ряд не суются. А вы сунулись. Зачем?!

– Это мы поняли.

– В таком случае вспомним молодость и быстро разбежимся, пока за вами персональную слежку не установили. Расходитесь поодиночке, устанавливайте связь с указанным генералом и также порознь просачивайтесь к нему.

– Спасибо, Виктор Егорович! Вы настоящий человек.

– Звать его Николай Илларионович. Это его настоящее имя. Один из идеологов современных родноверов, научных, так сказать. Хотя о них самих так говорить нельзя конечно. К слову, до отставки – начальник войсковой охраны одного из наших космодромов, не скажу какого. Вам это и не следует знать. Так что – величина! Потому и сожрали. Те самые, которые все поголовно в церквах свечку как стакан держат. Прощайте, молодые люди! Больше никогда не пытайтесь в нашей стране чего-нибудь добиваться сами, без протекции и не так как вам велено, не так, как заведено или установлено. Особенно, если высочайшим соизволением.

Излишне уточнять, как именно на следующее утро все баннеры про Святослава были сорваны и уничтожены, причем до такой степени неистово, будто это были гитлеровские прокламации – с растаптыванием проклятых агиток. Как неистовствовал при этом великий местный инквизитор с двумя звёздами на каждом плече. Как согласованно подлаивала ему в унисон вся свора верноподданных служивых. Как виновато разводили руками губернатор и мэр: «А мы-то что?! Всё по правилам было сделано, как бы по закону!».

– Вот именно, что «как бы»! – Гремел великий инквизитор в штатском, которому только Христа под горячую руку нам не хватало. Всыпал бы и ему чертей, да и на пожизненное в Соликам.

– Значит, плохо проработали этот ваш закон на местном уровне! Вы что, забыли, что такое закон и с чем его у нас на самом деле едят?! И что такое подзаконный акт. Это ин-стру-мент неотвратимой кары и принуждения!!! А у вас он дерьмо собачье!

Готовьте на этих гавриков представление в суд! Я позвоню председателю коллегии. Чтобы за неделю управились! Это приказ!!!

Глава 4. Гешкины сорокоусты

Кто и что только ни делал, лишь бы Гешка бросил мельдонить. И колотил его батя и ругала почём свет мама. Даже бабушка своей палочкой замахивалась, грозила кое-что внуку отбить, если не бросит дурака валять. Дед грозно зыркал очами, но молчал, не в силах придумать достойного наказания за такое неслыханное в их роду преступление. А больше никто о пагубном увлечении Гешки словно бы ничего не знал, стыдуха какая была бы, позорища не оберёшься. Поэтому Гешка неуклонно катился вниз и находил всё новые и новые способы отмельдонить себя до полного изумления, но так, чтобы никто по возможности этого не заметил.

Потом мамочка пошла ва-банк и предприняла настоящую воинскую операцию по спасению сына из лап пагубной страсти с привлечением высших сил и самого господа своего Иисуса Христа, который, как известно, никогда и мимо этих дел не проходит. Для этого они объехали вместе с Гешкой ровно семь храмов и заказали ровно семь сорокоустов за здравие раба божия Геннадия. Потратились вовсе не мало, конечно, если исходить из скудного семейного бюджета. И вот что удивительно, повсюду в церквах спрашивали только имя за кого молиться ихним профессионалам предстоит, а ни фамилии, ни адреса, ни серии страхового полиса, ни даже номера мобильника не требовали и всё тут. Мол, бог и так всё знает. Удобно так оформили старинное ноу-хау! С минимумом бюрократии. Ладно. Но всё равно слишком похоже на развод, причём самый примитивный, для совсем конченых уродов. А таковым Гешка себя не считал, хоть и мельдонил от случая к случаю, а то и вполне регулярно.

Ровно сорок дней ровно из семи жарко намоленных площадок регулярного контакта греческого бога с людьми возносились к небу из лужёных глоток священнослужителей молитвы за Гешкино исцеление от страшной зависимости. Кто только из дяденек в рясах, сажая голосовые связки, ни бился за здоровье семнадцатилетнего паренька! Даже те важняки, кто метил в архиепископы, но пока решил продолжать участвовать и в рядовых службах наподобие оной. Не исключено, что отрабатывал необходимые часы дополнительного мирского служения, иначе синод не принял бы в зачёт новый сан. Словно семь гиперболоидных лучей из совершенно разных порталов разветвлённейшей сети контактов со всемогущим господом, ровно сорок дней, ежеутренне и ежевечерне вспыхивали над городом и несли ввысь к исцелению одно только имя некоего заблудшего мальчика Геннадия. А фамилию бог якобы разузнавал дополнительно, по своим каналам пробивал, доверительно шепнул, заговорщически улыбаясь, один прохаванный служка.

Гешке вся эта версия всё равно очень не нравилась, сильно ненаучной казалась. Невдомёк ему было главное: как именно боженька разузнает, что посылать здоровье требуется именно ему, а не какому-нибудь другому Геннадию, коих в листах за здравие вероятно накопилось видимо-невидимо. Сказал отцу о своих сомнениях и подозрениях, что дело тут всё-таки нечисто, что жуликов по всему видать, хоть и в рясах они.

На это папа-писатель со знанием дела, а писатели всё знают, объяснил сыну-недотёпе, что сразу после его рождения боженька все Гешкины данные, включая адрес, банковский счёт и прочие реквизиты родителей и самого Гешки, вплоть до его успеваемости в школе – сразу забил себе в базу данных. Это чтобы больше не вывернулись. Не говоря о медицинской карте школьника. Всё знающие батюшки говорят, что на самом деле боженькой-перфекционистом сосчитаны все волосы на голове каждого человека, в том числе, конечно, и Гешкиной. И мониторинг свой он ведёт чрезвычайно жёстко по каждому параметру, как и полагается в строго организованном хозяйстве для собственного поголовья.

Поэтому стоит только теперь высветиться на небесах одному лишь имени очередного раба божия, как вседержитель сразу про него всё видит, весь сопутствующий пакет данных – кто таков и из каковских, чем успел стать грешен, как спасти при случае, да и стоит ли в принципе тратиться и мараться. Видит твоё имя и заранее знает, что оно именно твоё, а не какого-нибудь другого Геннадия. Так и думает: а-а, это же тот самый пацан, который чуть ли не с первого класса мельдонит?! Знаю-знаю, как же. А тут, когда аж семеро батюшек целых сорок дней без устали рвут связки, просят помочь заплутавшему мальчишке, боженька наверняка смягчится сердцем и скажет сам себе: «Хорошо-хорошо, ладно-ладно! Достали! Коли столько батюшек из стольких храмов, да ещё ровно сорок дней просят за него, так и быть, спасу от мельдония, перестанет парнишка его употреблять. Но только если сам этого захочет! По-другому у меня не бывает никак. Ничего личного!».

Растолковал-то папа-писатель вполне доступно и может быть даже чересчур правильно, но сорокоусты помогли всё же ровно на сорок следующих за тем сороковником дней. Видно сам Гешка не очень хотел той помощи в избавлении от мельдония. А иначе, кроме него, какие бы тогда радости в жизни ему оставались?! Да никаких! Так что потом ещё долго рядом с теми самыми храмами, прямой наводкой произведшими горячую обработку небес, мельдонить ему было теперь невмоготу или не с руки. Да и немного стыдно – мамочка последние деньги тогда потратила на это дело. Несколько раз Гешка так и попадался. Только затянется дымком мечтаний, а золотые купола с крестами тут как тут – нависают, на совесть давят, душу вынимают. И тогда зелёная пена неистребимого порока сразу же выступала у него изо рта. Многоопытные старушки-богомолицы, глядя с паперти на всё это безобразие, крестились и говорили: «Ишь, нечистый, никак вылезать из парнишки не хочет. Окопался видно до самых кишок!». Или даже так: «Что сложилось в гузне, не перекуёшь и в кузне!».

Потом мамочка погибла. Промозглым предзимьем в один из ледяных дождей на неё обрушилась огромная тополиная ветвь и пробила голову. И Гешка погиб окончательно. Загасли безвозвратно организованные мамочкой все семь лучей спасительных божьих гиперболоидов. Как и не было ничего этого, как и самой мамочки. И бог равнодушно отвернулся: мол, бывает, ничего личного. За вами всеми не уследишь. Но число волос помню, как же, как же!

Мамочка лежала в гробу маленькая, неузнаваемая, обмотанная бинтами. Рядом, как всегда покачиваясь, стоял и плакал отец. Дедушку и бабушку увезла скорая. Гешка, стоя над гробом матери, поклялся отомстить всем тополям мира и тому, кто устроил так, что всё время погибают прежде всего невинные и самые лучшие люди на Земле. Ничего себе боженька всем попался! А не объявить ли ему самому импичмент, ежели уж он сам к нам так по-скотски?!

Позже к отцу стали клеиться разные тётки, потому что у них была очень приличная квартира в центре города. Дедушка быстро умер, бабушка не вставала. А Гешке стало всё равно. Он даже переписал себе в тему из Омара Хайяма: «О, жестокое небо, безжалостный бог! Ты ещё никогда никому не помог! Видишь, сердце обуглено горе, Ты немедля ещё добавляешь ожог!». Кому бы ни читал, все боязливо соглашались, но тут же мелко-мелко крестились на всякий случай.

Гешка решил спастись музыкой, то есть тем, чем будто бы сам бог живёт и чем промышляет на самом деле. Говорят же, что в раю звучит музыка Моцарта. Скорее всего, оно так и есть. Но не погибать же в 17 лет, даже по сути не начав жить?! Он организовал из дворовых друзей своих самый настоящий ансамбль, в котором не только гитара-соло была, но и бас-гитара, ударник и даже клавиши в виде балалайки дешёвенького синтезатора. Парни у себя во дворе облюбовали закрытые сараи жильцов, в основном фактически брошенные ими. Всё равно они были пустые, ничего кроме старых досок и поломанной мебели там не было. Особенно им понравился сарай дяди Лёши из угловой квартиры на втором этаже с зеркально остеклённой лоджией-балконом. Дядя Лёша за что-то сидел в тюрьме и поэтому ему было наверняка всё равно, что в его заброшенном сарае соседские пацаны репетировали инструментал и шлягеры, играли и пели, конечно, забаррикадировавшись, чтобы не было слышно сердитым бабушкам у подъездов. Да видно действие благостных сорокоустов, полгода назад расстреливавших равнодушие неба из семи укреплённых позиций ровно сорок дней, закончилось окончательно и бесповоротно.

В один из дней, когда дворовый оркестр в очередной раз репетировал бессмертные шлягеры в основном собственного сочинения, в дверь сарая вдруг кто-то стал грубо ломиться и пытаться открыть её своим ключом. Мальчишки обомлели, увидев перед собой рассвирепевшего дядю Лёшу, досрочно вернувшегося из мест не столь отдалённых. Нет-нет, он не сразу кинулся бить захватчиков, разгонять всю шоблу, выбрасывать инструменты из своего сарая. Он сразу кинулся под помост, на котором стоял столик для клавиш и сбоку ударные. От ужаса гитаристы сбились в угол как котята при виде старого и злого кота. Скинув в сторону ударные и клавиши, дядя Лёша отодрал доски, служившие им помостом и извлёк снизу большой глянцевый пакет из чёрного пластика.

– Держитесь, ворюги! – Зарычал дядя Лёша. – Всех поубиваю!

Потом, засунув руки в пакет, щупал-щупал, потом притих, появилась щербатая улыбка: всё было на месте. Сорок штук иностранных зелёных рублей, подъёмные, загодя припасённые им к своему выходу на волю. Дознаватели и следователи перед судом над дядей Лёшей их в своё время так и не раскопали. Мозгов не хватило перелопатить ему сарай. Может быть, и по причине того, что ни одна душа во дворе толком не знала, где и чьи сараи, поэтому и соответствующих номеров или надписей на них никто не ставил. Так, навскидку кое-кто кое-что ещё помнил, не более того.

После возвращения своих сокровищ дядя Лёша срочно помиловал пацанву, растрогавшись, даже поднял и поставил на место клавиши, а потом и ударные. Сказал умиротворённо: «Ладно, играйте дальше. Сам был такой. Только недолго. Как только сарай потребуется, сразу выкину всех и не почешусь. Что вы там изображали?! А-а, ничего. Мне нравится, продолжайте. Только в барабан не сильно бахайте, а то у нас там посуда звякает».

И ушёл. Самое невыносимое было в том, что парни, отчаянно нуждавшиеся в деньгах хотя бы для своего ансамбля, да и хотя бы немного мельдония для подъёма творческого духа целых полгода или даже дольше, играли и пели прямиком на сорока тысячах долларов. Может то была рента за сорок дней сорокоуста, кто знает, просто божья бюрократия забыла уведомить адресат. При этом никому из играющих юнцов в голову не пришло отодрать под собою доску и посмотреть, что там так скромно мерцает и будоражит в глубине. Тихо, никто не скребётся, вот и ладно. А оно вон оно что! Достояние республики просвистело мимо! Удар оказался ниже пояса.

Парнишки окончательно скисли и ничем не могли забить как никогда начавшиеся сушняк и палево. Тем более, что и не на что было забивать. Против такого сорокоуста в сорок штук баксов особенно никто бы не возражал. А дядя Лёша лишь сотенку отвалил в качестве приза, за то, что непрошеные постояльцы сарая верно охраняли его сокровище и ничего себе не взяли, неважно почему. Может поняли, что для них это было испытание божие?! Но какое это испытание, если о нём до последнего никто ничего не знал?!

Интересная легенда появилась из уст самого старшего из гитаристов Андрея Котова, второго студента. Мол, мы всё-таки знали, что там деньги лежат под ногами, но даже не пересчитали для сохранности, потому как твёрдо знали, они не их, а чужая собственность и поэтому трогать – ни-ни! Выслушав эту по-пионерски жалобную версию, дядя Лёша, однако, сделал вид, что поверил и, помедлив, сто баксов одной бумажкой всё же дворовым спиногрызам отслюнявил.

Гешка даже плакал от горечи очередного по жизни разочарования, злой досады на нескончаемую невезуху, на то, что всё в этой жизни всегда устроено до ужаса несправедливо. Кому удача больше всего на свете нужна, к тому она никогда не ходит, будто порядочная, а сама сука подколодная. Гешка наверное совсем бы убежал и от отца с бабушкой, но тут вернулся Серёга Бареев из Америки. Он заново скентовался с Андрюхой Котовым. А потом и с Гешкой, которого почти взрослые парни, понятное дело, сочувствуя его горю, стали держать при себе исключительно в качестве младшего компаньона. А там и Димка Куликов прибился к троице, обретшей самодостаточность и потому довольно быстро ставшей доминантной во всём дворе, а потом и квартале. Все вместе и стали ходить по всяким более-менее серьёзным тусовкам. Однажды попали и на такую тусню, которая сразу же захватила их воображение. Оно давно нащупывало возможность подцепить состояние хронического воспаления какой-нибудь радикально новой идеей, чтобы хоть на мельдонии сэкономить. Не всю жизнь уныло и бесплатно бренчать по сараям?!

– Вы молоды, а значит вы в беде. Синдром беды как печать – на каждом юнце. Молодость всегда экстремальна. И во всём. Если ты хотя бы в душе не экстремист, значит ты старик и тебе пора на свалку. Эту истину никогда не требуется доказывать, она лишний раз не станет истиннее. Просто это факт, с которым всегда следует считаться! Вы постоянно преследуемы и одновременно преследователи, сталкеры и мишени, жертвы и насильники. Всегда убегаете, чтобы не быть пойманными, а потом ловите сами, чтобы поймать кого-нибудь за что-нибудь. Таков срез психики любого из появившихся на этот свет. Но будь вы кем угодно, преследователем или жертвой или даже спасителем её – вы обречены метаться именно в этом треугольнике: «гонитель-жертва-спаситель», который рано или поздно вас доконает и вы к зрелому возрасту в том или ином статусе всё равно превратитесь в загнанный ходячий труп, как и все ваши предки. Вы в плену руминационного мышления, которое отягощено повторяющимся чувством вопиющей несправедливости вокруг, ходящими по кругу мыслями, обращёнными вовнутрь и чувства очень низкой самоценности, которое общество вбивает каждому по самую шляпку с самого его детства. Сюда можно приплюсовать постоянно бередящие всплески прошлых травм, невыносимой тревоги, непрерывного воспаления негатива, навязчивой обиды на весь мир и соответственно – зажатого, сумеречного уровня сознания. Всё может закончиться его коллапсом, полной свёрткой в точку, то есть, психушкой или броском в последнюю атаку на вконец доставший тебя мир. Когда всё сознание – окажется одним прицелом, в прорези которого окажется кто угодно. Спасти может только он – бешеный экстрим, отчаянный бунт против настолько несправедливого мира! Чтоб вечный бой и чтобы покой лишь снился!

– Ты посмотри, как по-литературному заливает, шельма! – Восхищённо заметил Шахов, двигая джостиком параболической тарелки микрофона направленного действия. – Ай да, гигант-молокосос! Не зря у него шорты теперь революционного цвета. Вылитый Троцкий Лейба Давидович! Откуда он такой взялся?! Спиногрыз же ещё! А смотри, до какой степени подкованный. Наверно студент-отличник. Вот бы, Макс, тебе так научиться! Сразу бы забил баки своей субтильной прелестнице, к которой всё никак не подступишься!

– Не понял, о чём это вы?!

– Да как же?! А дочка главврачихи на психу позабыта?! «Да, мне нравилась девушка в белом, Но теперь я люблю в голубом»?! Так, юный кобелино?! Быстро ты забываешь свои душевные привязанности!

– Не-е, эта любовь во мне не завянет никогда! – Твёрдо заявил лейтенант Сопин. – Олеся Фомина для меня всегда останется сущим ангелом во плоти, даже страшно подступиться к такой. Просто не верится, что могут существовать настолько нежные создания! У меня рядом с ней сердце замирает.

– Да уж, сочувствую. Это как болезнь, то правда, знакомо. Ладно, Ромео, работаем дальше!

Майор, не отрываясь от корректирующего бинокля компактного «Супер Уха» проводил дистанционное прослушивание ведомого объекта, сидя в оперативной машине следкома. Разумеется, та не привлекала ничьего внимания, поскольку была полностью закамуфлирована под обыкновенный транспорт, не имела служебного раскраса и специального оборудования на кузове, вроде антенн и проблесковых маячков. Его напарник лейтенант Максим Сопин сосредоточенно фотографировал молодёжь, метрах в ста тусующуюся на веранде скромного ресторанчика, укрывающегося в густой тени отцветающих каштанов.

– А вы заметили, рядом с этим экстремалом какая фифочка стоит, глаз с него не сводит. А толпа малолеток в свою очередь – с неё. Блин, вот сподвижники! Похоже, это она своим священным отверстием всю толпу заводит, а не он своим хавельником. Всё как всегда объясняется просто. Схватим сучку, вся стая разбежится!

– Мы с ней раньше встречались. Они вместе от нас удирали. На том священном кикбайке.

– Точно?! И, тем не менее, удрали?! Что же вы так?! А меня корили, что я того психа из буйного отделения упустил!

Шахов недовольно промолчал. Однако потом опять сказал:

– Мы так и не отследили, откуда эти голубки на этот раз появились, хотя и блокировали все их прежние места появлений и исчезновений. Камеры слежения установили во всех эти точках. По ходу они в любую стенку могут нырнуть и из любой вынырнуть. Черти какие-то! Может фокусники, не знаю, пока не разобрался.

Потом лейтенант быстро глянул на автомобиль, с ударом ветра пролетевший мимо:

– Посмотрите, товарищ майор, какой красавец пикап понёсся – цвета сафари! Редкий. По-моему Wrangler. А вслед наши гаишники – вылитые волки на охоте! Завалят на бегу! Вот будет пир! Рвать будут, аж тырса полетит во все стороны!

– А-а… так они этого оленя три или четыре дня гоняют, всё провоцируют на ДТП. Зацепить хотят по-настоящему. Да всё что-то никак.

– Ясно. Похоже, одним превышением обойдутся, слишком там умелый водила, аккуратный и расчётливый. Я сразу его просёк. Профессионал высшего класса. Ни у кого здесь не видел настолько классной техники вождения! Честно. Как на Формуле-1!