Полная версия:
Рассказы
Рассказы
Анастасия Уткина
© Анастасия Уткина, 2024
ISBN 978-5-0065-1431-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Анастасия Уткина
ОДНАЖДЫ Я СПОЮ ДЛЯ ВАС…
1. Сон
Яркий свет манит к себе стоящую за кулисами Изабель. Она уверенно подаётся вперёд и выходит на сцену под громкие аплодисменты публики. Оркестр замирает в ожидании, но вот лёгкий взмах дирижёрской палочки – и в воздухе растворяются первые звуки увертюры, готовые соединиться со звенящим сопрано любимой всеми оперной дивы. Однако голос дивы еле слышен… Она старается петь громче, но, увы, все усилия тщетны. Изабель в отчаянии смотрит в зал и сквозь слёзы видит сидящего в первом ряду мужчину в военной форме с суровым пронзительным взглядом. Несчастная закрывает глаза и… просыпается.
Этот сон Изабель видит уже третий или четвёртый раз кряду. Как любая певица, она ужасно боится лишиться своего голоса, и потому всякий раз после тревожного сновидения спешит удостовериться, всё ли в порядке с её звенящим сопрано, и, убедившись, что всё в порядке, отправляется в оперу.
Изабель де Лоранс служит в опере уже добрый десяток лет. Она довольно известна и любима публикой благодаря своему завораживающему бельканто. До войны она часто гастролировала по Франции и Европе и, скорее всего, перебралась бы в Париж, но война разрушила все её планы. Изабель смирилась и продолжила карьеру в родном Лионе. Когда летом сорокового года Компьенское перемирие отрезало Лион от оккупированных департаментов, оставив его в «свободной зоне», директор оперы вздохнул с облегчением – ему казалось, что война никак не нарушит сложившийся уклад старого театра, но, увы, эта мысль оказалась верной лишь отчасти, ибо вскоре реальное лицо свободы исказилось жуткой гримасой. Какое-то время неприятности обходили стороной Лионскую оперу, но в начале зимы сорок первого года подобрались и к ней…
***
Вопреки расхожей фразе «театр начинается с вешалки» опера старинного города начиналась далеко за пределами своего вестибюля. По меньшей мере для Изабель де Лоранс. Для неё театр начинался с массивных колонн северного портика, за которыми каждое утро её неизменно поджидал восьмилетний сын театральной гардеробщицы. С недавнего времени Изабель взялась давать ему бесплатные уроки вокала, за что благодарный Жан-Пьер снабжал её свежими театральными новостями.
В то хмурое утро, находясь под гнетущим впечатлением от мрачного сновидения, Изабель не сразу заметила, что её урок не задался с самого начала.
– Что с тобой, Жан-Пьер? – спросила она, уловив, наконец, безрадостное настроение своего ученика.
– А вы не бросите меня, мадемуазель де Лоранс?
Изабель улыбнулась:
– А почему я должна тебя бросить?
– Вы не уедете, как мсье Бравински? Его тоже все любили, но он уехал…
– Что ты такое говоришь? Куда он мог уехать? У нас через час репетиция, мсье Бравински, вероятно, уже в оркестровой яме.
– Нет, сегодня утром все сказали, что он уехал в Швейцарию.
Изабель удивлённо посмотрела на мальчика:
– Ты ничего не путаешь?
Жан-Пьер отрицательно мотнул головой.
Изабель вышла из гримёрной и прямиком направилась к своей подруге Мари Кортес, которая, как она полагала, могла быть в курсе неожиданных утренних событий, так сильно взволновавших маленького Жана-Пьера. Мари увлечённо распевалась, наполняя воздух своим нежным бархатистым контральто.
– Мари, прости, что отвлекаю тебя, но мсье Бравински… Ты что-нибудь знаешь о нём?
Маленькая корсиканка удручённо вздохнула и, указав подруге рукой на кресло, ответила неохотно и не сразу:
– Он уехал рано утром.
– Ничего никому не сказав?
– Ты ведь знаешь, что творится вокруг после появления второго статута. На днях в Виши интернировали известного адвоката, если я не ошибаюсь, французского гражданина.
– Но это Виши!
– Кто знает, что случится в Лионе… Мсье Бравински не стал ждать, и я полностью его поддерживаю: он выбрал верный путь. Не сегодня завтра начнут повсеместно интернировать французских граждан или, что ещё хуже, лишать их гражданства и тогда… Не время теперь служить искусству, надо спасать свою жизнь.
– Да, я понимаю. Но кто будет дирижировать? Премьера через неделю.
– Мсье Шантен.
– Шантен?! И как директор это стерпел?
– А у него был выбор?
Оноре Шантен слыл неплохим дирижёром, однако, его скандальная репутация закрыла перед ним двери многих французских театров, и в итоге он оказался в Лионе в роли первой скрипки, успев за полгода настроить против себя весь оркестр и половину труппы. Директор не любил Шантена, но терпел в силу безвыходного положения и вот теперь вынужден был в срочном порядке назначить его новым дирижёром из-за страха сорвать намеченную на начало декабря премьеру. Данное решение было настолько же оправданным, насколько и странным. Таким же странным, какой была личность самого директора оперы мсье де Бардена. Он не был закоренелым петенистом, однако, все указания правительства выполнял аккуратно и доброхотно и даже опережая некоторые из них. Поговаривали, что он давно косился на дирижёра-еврея, недвусмысленно намекая ему на возможность скорой отставки с вытекающими из неё печальными последствиями, отчего бедный Бравински вынужден был бросить всё и спешно ехать в Швейцарию, отдавшись во власть неизвестности своей дальнейшей судьбы.
В итоге несчастный оркестр впал в руки ненавистного Шантена, что грозило рано или поздно разразиться громким скандалом, способным нанести репутации известного оперного театра непоправимый вред. В такой ситуации никто не брался гарантировать успех новоиспечённой «Травиате», равно как и намеченной на весну следующего года «Аиде».
Последние полтора года даже во время тотального застоя в опере Лиона предпочтение отдавалось исключительно итальянским шедеврам. Было ли это продиктовано близостью итальянской зоны либо вкусами часто посещавшего Лион высокого чина из Виши – неизвестно. Но на сцене один за другим блистали бессмертные творения Верди и Россини, и, казалось, разборчивая лионская публика пересмотрела абсолютно все постановки за исключением «Иерусалима» и «Набуко», не увидевших свет по известным всем причинам.
Несмотря ни на что, время шло своим чередом. Мсье Шантен наслаждался внезапно свалившейся на него властью, сопровождавшейся непрерывными склоками и жалобами, от которых нервы у всех были на пределе. В гримёрных то и дело вспыхивали дискуссии, и к концу декабря два тенора и один альт покинули труппу, объяснив свой уход «нежеланием работать в невыносимых условиях». На самом деле причина была иной, но о ней не говорили никак, разве что шёпотом и по секрету, тем не менее скоро всем стало известно, что эти трое ушли в Сопротивление, присоединившись к одной из действовавшей в свободной зоне подпольных групп.
Это известие ошеломило Изабель, сильно подорвав её душевный покой. Как и многие другие добропорядочные дети Франции, Изабель не хотела мириться с мыслью о пассивности и непротивлении. Она не хотела ждать, однако, ждала, коря себя за то, что не в силах была изменить. Несчастная делилась своими терзаниями с родными и друзьями, но далеко не все разделяли её беспокойство. Мари, напротив, пугала подругу своей горячей решимостью, и в итоге Изабель замкнулась в себе, решив дождаться момента, когда её мысли и чувства примут, наконец, осязаемые очертания. И этот момент не стал долго испытывать её терпение.
2. Пробуждение
К концу декабря Изабель отправилась на рождество к своей кузине, давно променявшей суету Лиона на тихую жизнь в окружении лавандовых полей. После обмена пылкими приветствиями кузина напоила Изабель довоенным чаем с местными булками и принялась рассказывать обо всех родственниках и знакомых, которых Изабель когда-либо знала. Она готовилась говорить бесконечно и могла бы проговорить до вечера, если бы её вовремя не остановили. В середине повествования о непутёвом муже двоюродной тётушки – имя которой Изабель никак не могла вспомнить – дверь в комнату приоткрылась, и перед Изабель возникла незнакомая маленькая девочка. Изабель удивлённо посмотрела на кузину, а та почему-то смутилась и, как бы извиняясь, сказала:
– Познакомься, Белла, это Софи – племянница Жерома.
– У Жерома есть племянница?
– Да…, привезли недавно из Тулузы… Там сама знаешь, какая ситуация…
Изабель не знала, какая ситуация в Тулузе.
– Я достала к празднику небольшую индейку, – быстро продолжила кузина. – Знаешь, на рынке в Шапоне можно достать что угодно!
– Где это? Ах, я же привезла вам кое-что. Если бы я знала, что здесь Софи, то захватила бы ещё и конфет.
Видя замешательство кузины, Изабель решила повременить с расспросами насчёт неизвестной ей доселе племянницы Жерома, ибо Клара умела хранить молчание, если речь шла о делах, чересчур для неё важных.
Софи оказалась милым ребёнком с большими синими глазами и коротко остриженными каштановыми волосами. На вопрос Изабель, почему девочка носит такую причёску, кузина ответила, что малышка была серьёзно больна…
Спустя два дня Изабель вернулась в Лион, и вскоре её мысли о маленькой Софи поглотила оперная суета. Она вспомнила о племяннице Жерома лишь спустя месяц, когда на её глазах разыгралась безобразная сцена, ставшая последней каплей в её мятежном ожидании.
Как-то утром перед очередной репетицией Изабель непривычно долго задержалась дома. У неё болел зуб, и она никак не могла отыскать нужного лекарства. Отчаявшись его найти, она наспех обмотала вокруг шеи толстый шарф и выскочила на улицу, надеясь заглянуть в соседнюю аптеку. Однако и это её намерение осталось без плода – аптека была закрыта. Изабель безуспешно дёрнула за ручку двери и собралась уходить, как вдруг заметила за стеклянной витриной чей-то силуэт. Она постучала по стеклу, и вскоре в дверном проёме показалась голова аптекаря.
– Мадемуазель де Лоранс, простите, но мы закрыты.
Аптекарь говорил шёпотом, искоса поглядывая в глубину комнаты.
– Мсье Фавер, мне бы лекарство от зубной боли…
– Сожалею, мадемуазель, но мы закрыты.
– И как надолго?
– Простите, надолго, может быть, навсегда…
– Но…
– Простите, мадемуазель. У меня всего час, мне нужно собрать вещи.
– Вас интернируют?
– Нет, слава Богу, но мы не можем рисковать. Вчера мы узнали, что арестовали наших родственников. Мы перебираемся в итальянскую зону, а потом постараемся выехать в Швейцарию.
– А это… разумно?
– Кто знает, что теперь разумно, простите, мадемуазель. Прощайте.
Дверь захлопнулась. Изабель ещё немного помедлила и направилась к ожидавшему её такси, как вдруг дорогу ей перегородил полицейский фургон, из которого выскочили несколько человек в униформе и устремились к аптеке мсье Фавера.
– Немедленно откройте, полиция!
Окрик, открывающий без ключа любые двери, на этот раз не возымел действия, и полицейские бросились к чёрному входу. Вероятно, там завязалась потасовка, ибо до Изабель донёсся детский плач и женские крики, а спустя мгновенье она увидела, как полицейские тащат к машине двух женщин и ребёнка, за которыми в ужасе бегут мсье Фавер и его жена.
– Мила, Мила, постойте, куда вы их увозите? Это моя сестра… Мила!
– У них нет французского гражданства. Все евреи без французского гражданства подлежат обязательному интернированию. Ваш час тоже скоро пробьёт.
Процессия начала собирать зевак, и полицейские, с силой оторвав родственников друг от друга, поспешно затолкали несчастных в фургон и укатили прочь. Бедный Фавер в отчаянии рвал на себе седые волосы и беспомощно воздевал руки вслед уехавшего автомобиля.
– Мила, Мила… Как же мне теперь ехать?..
Его попытались утешить, но он не реагировал и продолжал смотреть на дорогу, громко повторяя имя сестры.
Поднявшись в свою гримёрную, Изабель разрыдалась. Её всхлипывания привлекли внимание проходившей по коридору Мари, которая не замедлила поинтересоваться причиной столь непредвиденной меланхолии. Она напоила Изабель водой и потребовала немедленных объяснений. Изабель объяснила как могла.
– Его сестру с дочерью и внучкой… Куда их увезли, Мари? Куда их всех увозят?.. В немецкую зону?
– Нет, Белла, здесь, в свободной зоне есть лагеря для евреев.
– Лагеря? Какие лагеря?
– Мы не говорили прежде с тобой на эту тему…, ты была не готова.
– Но тебе откуда это известно?
– От Луи… Помнишь, я говорила тебе о нём?
– Да, помню, а что он ещё тебе рассказывал?
– Многое, Белла, многое… Хочешь узнать?
– Сейчас, дай мне минутку.
Изабель замолчала и, пытаясь успокоиться, тяжело вздыхала, глядя на мелкий, сыплющий за окном, дождь. Мари тоже молчала.
– Знаешь, Белла, – начала она вновь после долгой паузы, – я всегда говорила, что никто не может оставаться в стороне от этих событий. Это невозможно – видеть и ничего не делать, иначе эта проклятая война никогда не закончится!
– Мари! – вскричала Изабель. – Я постоянно прошу Бога показать мне, что я должна делать!
– И что?
– Думаю, сегодня я, наконец, это увидела. Я больше не сомневаюсь и не колеблюсь ни секунды, но я не знаю, с чего начать… Я вообще ничего не знаю!
– Приходи ко мне в понедельник вечером, я тебя кое с кем познакомлю. Возможно, вместе мы придём к какому-нибудь решению.
3. Начало
Изабель редко бывала у подруги. Большей частью она жила изолированно ото всех, регулярно навещая лишь своих родителей и сестру, живших здесь же в Лионе в старой части города в родовом особняке эпохи Наполеона III. Сама же Изабель снимала квартиру неподалёку от оперы и пышного сквера, в котором и проводила всё своё свободное время. Однако в тот значимый для Изабель вечер это уединение, равно как и размеренная жизнь, было нарушено внезапно свалившимися на неё планами.
Вместе с Мари Изабель ждали ещё пять человек, одним из них был тот самый Луи, о котором Мари столько рассказывала подруге в перерывах между репетициями. После взаимных представлений Луи быстро перешёл к сути наболевшего вопроса, из чего Изабель узнала, что он и его друзья состоят в Сопротивлении, борясь с нацистским и вишистским режимами всеми известными истории способами. Он не стал посвящать Изабель во все их детали, ограничившись в конце своего повествования фразой:
– Сопротивление – это не только борьба с оружием в руках, мадемуазель де Лоранс. Это ещё и возможность спасать тех, кто страдает в это время больше всех остальных.
– Да, я понимаю, мсье Леклер. Я понимаю, что есть люди вроде вас, готовые рисковать своей жизнью и свободой, знающие, что нужно делать, смелые и отчаянные. Но я что могу сделать? Как я могу кого-то спасти?
– Мадемуазель де Лоранс, на защите таких, как ваш мсье Фавер, стоят самые обычные люди, не военные и часто даже не сопротивленцы. Я не скажу, что они чересчур смелые и отчаянные, нет. Они просто хотят спасать и делают всё, что в их силах. Да, это риск, но на войне мы все рискуем ежечасно. Сколько людей погибло в сороковом во время бомбёжек…
– И как происходит это спасение?
– По-разному. Иногда тех, кому грозит интернирование, прячут в укромных местах, снабжают поддельными документами, а потом переправляют заграницу. Чаще всего – в Швейцарию и Испанию, ещё в Англию и Штаты, если это возможно… Сотрудники ОЗЕ всеми правдами и неправдами вызволяют еврейских детей из транзитных лагерей и пускают их позже по той же схеме: укрытие, документы и переправка. Другого пути пока не существует.
– ОЗЕ?.. Простите…
– Вы никогда не слышали об ОЗЕ? Расскажи, Себастьян.
Изабель посмотрела на приятного молодого мужчину, сидящего напротив неё и внимательно следившего за каждой её реакцией.
– Это Организация помощи еврейским детям, – ответил Себастьян мерным спокойным голосом, не сводя с Изабель своих красивых тёмных глаз. – Она зародилась в Петербурге в 1912 году силами русских врачей, а в двадцатые переехала в Берлин под покровительство Альберта Эйнштейна. В тридцать третьем, когда к власти пришли нацисты, ОЗЕ переместилась в Париж, там помогала детям еврейских беженцев из Австрии и Германии. Теперь в Париже она на нелегальном положении. Здесь же у неё пока руки не связаны. Пока… Если можно так сказать, ОЗЕ в нашем городе находится под патронажем всеобщего союза евреев Франции. Вы слышали о таком? Нет. Его верхушка базируется в Лионе. Любопытно всё-таки ведёт себя наше новое правительство: терпит существование еврейского союза, одновременно интернируя тех, чьи интересы он защищает. Вы не находите, что здесь что-то не так?.. Ну, да ладно.
Наступила пауза. Изабель не находила уместным делиться своими замечаниями по поводу только что полученной ею информации. Эта информация была слишком нова для неё, и слишком не готова была Изабель её услышать. Она с горячностью теперь перебирала в мыслях то, о чём ещё полчаса назад не имела ни малейшего понятия: транзитные лагеря, ОЗЕ, убежища для детей и взрослых. Её мучил лишь один-единственный вопрос, который она не осмелилась озвучить перед своими новыми знакомыми: почему так долго она ничего обо всём этом не знала. Мари и все остальные не стали торопить Изабель с поспешными ответами и перешли к обсуждению других злободневных тем, дав тем самым последней возможность справиться со своими эмоциями и собраться с мыслями. Изабель слушала краем уха их реплики, попутно отмечая для себя, что Мари уже давно вносит в деятельность ОЗЕ свою посильную лепту.
– Скажи, Мари, – шепнула Изабель подруге, улучив для этого удобный момент. – Почему мы раньше с тобой этого не обсуждали? Почему ты мне ничего не рассказывала?
– Я уже говорила: ты не была готова. Да и притом не ты ли повторяла мне сотни раз, что всё на этой земле делается в своё время?! Полагаю, твоё время, наконец, настало и именно сейчас.
– Скажи, что ты делаешь? Ездишь по транзитным лагерям и вызволяешь оттуда малюток?
– Нет. Я нахожу для них новые тайные укрытия. Ты сможешь делать то же, что и я, если возьмёшься за это дело.
– Конечно, возьмусь. Но почему я не могу, к примеру, ездить по лагерям, как сестра милосердия?
– Вы слишком известны, мадемуазель де Лоранс, – вмешался в разговор Луи. – Так не пойдёт. У нас есть сёстры милосердия и врачи, которые прекрасно справляются со своими обязанностями. Вы им поможете, если откроете новые пути отхода. У вас есть, полагаю, достаточно связей и не только в Лионе. Подойдёт всё: приюты, монастыри, приёмные семьи, готовые рисковать. Уже спасены десятки детских жизней.
Изабель живо представила себе маленькую Софи и замешательство кузины. Она всё поняла.
– Но почему только дети? – спросила она, чувствуя нарастающее волнение. Изабель уже видела себя стоящей на стезе спасения, однако никак не могла осознать свою роль и своё место в этом великом и опасном деле. – Почему не взрослые тоже?
– Детей легче спрятать и потом… несравнимо легче получить разрешение на их вывоз из транзитного лагеря для оказания необходимой помощи. Вы должны принять для себя решение, мадемуазель де Лоранс. Да, это непросто: вишистская милиция порой наступает на пятки. Но если не мы, то кто?
– Я здесь, чтобы остаться, – ответила Изабель, стараясь придать своему голосу необходимую твёрдость. – Я не могу просто жить и ничего не делать.
– Хорошо. Теперь вы знаете всех нас и всегда можете рассчитывать на нашу помощь и наши советы.
– Кажется, я знаю, кто может дать мне первый совет, – сказала Изабель Мари, когда все разошлись.
– Кто же?
– Моя кузина Клара. На рождество я познакомилась в её доме с маленькой девочкой. Клара настаивала, что это племянница её мужа, но я точно знаю, что у Жерома нет племянниц. Это еврейский ребёнок, Мари, и я заставлю Клару сознаться в этом. Я съезжу к ней на днях.
Однако ехать никуда не пришлось – совет явился сам. Изабель увидела его на следующий день, выходя из оперы. Навстречу ей со свёртком в руках, сосредоточенно разглядывая витрины магазинов, медленно шла кузина.
– Клара!
Клара вздрогнула и, заметив Изабель, изобразила на лице неподдельную радость.
– Белла, дорогая!
– Как давно ты в Лионе? Почему не сообщила мне о приезде?
– Белла, дорогая, я приехала всего на один день и не хотела тебя беспокоить. Я знаю, как ты занята в театре…
– Клара, послушай: мне нужно очень серьёзно с тобой поговорить.
– Прости, но я должна засветло вернуться домой, – Клара отвела в сторону взгляд и посмотрела на башенные часы. – О, уже без четверти пять!
– Клара, умоляю тебя! Ты нужна мне сейчас как никогда! Прошу, всего полчаса, а потом я отвезу тебя на такси.
– Белла, я не позволю тебе тратиться на меня.
– Ты хочешь меня обидеть?
– Нет, но…
– Тогда идём.
Изабель схватила кузину за руку и, несмотря на её пассивное сопротивление, увлекла за собой в ближайшее кафе. Клара поняла, к чему клонится дело и, не дав Изабель опомниться, поспешила ввести её в курс последних деревенских новостей.
– Клара, – Изабель мягко остановила сестру и пристально посмотрела ей в глаза. Клара забеспокоилась.
– Скажи мне, пожалуйста, Софи – еврейский ребёнок?
Клара вздрогнула, побледнела и, озираясь по сторонам, отчаянно зашептала:
– Тише, Белла, тише! Что ты такое говоришь?
– Никто меня не слышит. Ты сама едва не кричишь. Успокойся. Не говори ничего, просто кивни.
Клара осознала, что её загнали в угол и обречённо повесила голову.
– Я так и знала, – Изабель довольно откинулась на спинку стула. – Но почему ты мне сразу не сказала? Ты не доверяешь мне?
– Прости, Белла, но мы с Жеромом условились никому об этом не говорить.
– Откуда она у вас?
– Жером привёз из-под Тулузы. Его друга и компаньона интернировали прямо у него на глазах. Он чудом успел выхватить Софи, выдав её за свою дочь.
– Теперь понятно.
Изабель медлила, позволяя кузине прийти в себя.
– Прости, что заставила тебя так сильно переживать, но… Клара, дорогая, мне нужен твой совет.
Клара подняла голову.
– Обещай, что в выходные ты приедешь ко мне, обещай немедленно, иначе я уже не знаю, что думать!
Изабель говорила с жаром и нетерпением, которых Клара раньше никогда за ней не замечала. Ей не оставалось ничего, как согласиться.
– Ну а теперь я провожу тебя на такси. Кстати, зачем ты приезжала?
– Купить Софи кое-какую одежду, ведь у неё ничего нет. Бедняжка…
Изабель достала из сумки несколько купюр и протянула их Кларе.
– Нет, нет, я не возьму! – запротестовала та.
– Возьми, я хочу сделать ей подарок. А теперь идём, уже темнеет.
4. Первые хлопоты
В следующий понедельник Изабель вновь была у Мари в окружении своих новых знакомых. Она рассказала им о Софи и о беседе с кузиной, которая, побывав у неё накануне, согласилась на разумное сотрудничество.
– В детстве Клара воспитывалась в католическом пансионе. Она обещала мне сегодня быть там и откровенно поговорить с настоятельницей.
– Этой настоятельнице можно доверять?
– Вполне, она знает Клару много лет и любит как родную.
– Ну, в таком случае надеемся, что у нас появился новый союзник. Браво, мадемуазель де Лоранс! Огромная вам за то благодарность.
Себастьян пристально посмотрел Изабель в глаза, отчего та сильно смутилась.
– Я лишь выполняю своё дело, мсье Бешам, – пробормотала она. – Коль скоро я взялась за него – должна отдать ему всё своё время, а если понадобится, то и… жизнь.
– Когда Клара сможет сообщить вам о своём разговоре с настоятельницей?
– Завтра.
– Если всё выйдет удачно, думаю, мы могли бы отправить в этот пансион несколько девочек. Разузнайте у Клары все детали. Отныне у вас открывается собственная ветвь потайных коридоров, мадемуазель де Лоранс, и я надеюсь, что она будет расширяться. Только прошу вас: будьте осторожны. Неплохо жертвовать своей жизнью ради других, однако помните, что самопожертвование допускается в самых крайних случаях. В остальном ваша жизнь так же ценна для нашего общего дела, как и жизни всех его участников. Обещайте, что будете предельно осторожны.
– Обещаю, мсье Бешам. Да, кстати, я хотела узнать… У Софи нет документов…
– Разумеется. Пора вас с ним познакомить.
Себастьян вырвал из блокнота листок и, набросав на нём несколько слов, протянул Изабель:
– Это адрес человека, который делает новые документы нелегалам и французским евреям, а мы потом переправляем этих несчастных заграницу.
Изабель взяла бумагу и, посмотрев на размашистый почерк Себастьяна, задумалась ненадолго, изучая адрес. Человек, которому он принадлежал, жил неподалёку от центра, что, как отметила про себя Изабель, было весьма удобно для неё, если ей придётся часто к нему обращаться. Она немного удивилась этой мысли, и даже не самой мысли обращения за поддельными документами, а тому, с какой лёгкостью она пришла ей в голову.
