Души шепчут на уши

– Вы как-то резко изменились, дорогуша. Начали выпивать! Всё позади – Вас больше не будет досаждать тот ублюдок, жизнь поменяет русло. – Но от его миролюбивой речи меня передёрнуло лишь из-за одного слова! Дорогушей меня называет всего один человек, и её бы я сейчас особенно не хотела видеть.

Усевшись на бордюре, словно усталая наркоманка, и обняв голову, я тут же убрала руки. Боль пронзила чужое тело, и шов снова раскалывал голову на две части, а единственное лекарство, которое всегда спасало меня от любой лихорадки и паралича, было где-то далеко в загородном доме Ханссендонов или в ближайшем, но закрытом ларьке. Небо понемногу светлело, меняя ночной окрас на сизый оттенок голубиной грудки, и, пытаясь понять, сколько времени прошло, я то и дело оглядывалась в надежде застать байкера, машущего мне на прощание и заводящего мотор. Но этот чудак не собирался оставлять бедную пострадавшую от насилия дурынду, которая, к тому же, не знала, как попасть в собственный дом. И если бы Трактор убрался, доверяя мне судьбу Кори, я бы мигом взломала замок – в этом деле я мастерски преуспеваю, не хуже переселения душ. Но пивной фанат и завсегдатай Лютня понятия не имел, с кем на самом деле связался, и, что-то бормоча сам себе под нос, уныло цитировал Ремарка и строки из Библии, предрекая скорую кончину мира. Я же пыталась сконцентрироваться и выкрутиться из всех ситуаций сразу. Первая – это внезапное появление Форельскета сегодняшним вечером. Казалось, что ничего не предвещало такого поворота событий: я выслеживала его похитителей, и, в итоге, похитители, скорее всего, спасли жизнь моего аватара. Шов ныл, и это мешало думать. Утро начинало наступать на пятки мутным городским звёздам в затуманенных облаках, и больше всего на свете я хотела бы нажраться и забыться, но нельзя. Именно сейчас я как никогда близка к разгадке.

– А знаете, Трактор, раз я не могу попасть домой, то, пожалуй, стоит вернуться в Лютень! Вдруг я забыла ключи там? – идея казалась дурацкой, но мне было всё равно. Во-первых, в баре на халяву можно пригубить пару глоточков бренди, но не так, чтобы упасть в алкогольной горячке, а так, чтобы притупить манипуляции хирурга над моей головой. Во-вторых, я зависну там и буду выжидать своего бывшего. Собственно, для этого я и выбрала Кори.

– А Вы не думаете, что Ваша начальница уже убралась оттуда? – ошарашенный моей внезапностью байкер глядел на тёмный силуэт девчонки, которая, по его мнению, лучше бы осталась в больнице. Но, более не смеючи со мной спорить, он наконец-то завёл мотор.

Глава 5. Ключи

Ветер бил меня по лицу, словно пытаясь привести в чувства, но организм усталой официантки упорно сопротивлялся его желанию помочь. Так же, как и Трактор. Он мчался со скоростью лучей рассвета, настигающего нас и раскрашивающего мир всеми оттенками, стремясь согреть, но куда уж осеннему солнцу! Даже лето не может похвастаться теплотой своего радушия, заставляя организм в самый предрассветный час вздрагивать и пререкаться. Но меня, наоборот, взбодрила последняя гаснущая заря в небе и красный диск солнца, как пьяная рожа Джека, который во всю обливал радужными бликами станцию Нерропорт, на которой я не заметила ни единого бомжа. Либо слишком холодно, и они прячутся в подземке, либо что-то переменилось в этом пропащем мире, и власти города стали заботиться о всех гражданах, не взирая на их социальный статус. К слову, когда-то мы с Фьелет брали на прокат пару элитных шлюх в самом лучшем борделе и, развлекая ими мера, упрашивали его заниматься не только растлением собственного эго, но и полезными делами. Например, благоустройством больниц, школ, ремонтом дорог и ветхих районов.

В целом мне нравится Копенгаген со всеми его недостатками. И всё же в нём найдутся изъяны, которые лучше бы залечить, как гнойную рану. Я ведь полюбила эти чуждые улочки и полу распавшиеся мосты ещё тогда, когда приехала сюда сиротой на машине приюта, поселившись в комнате для прислуг, а затем в пансионате частной школы для девочек, спонсируемой почётным семейством Ханссендон. О да, в то время мамаша Фьелет была той ещё заядлой активисткой, жертвуя направо и налево всевозможным фондам и благотворительным организациям. Многие считают, что таким образом она обезопасила себя от чрезмерных налогов. Но знаете, так думают лишь нищенские умы, которые ни разу в жизни не отрывались от дивана. Я могу поклясться, что теперь мой город, если не процветает, то, по крайней мере, не гниёт именно благодаря участию в его жизни семейства Ханссендон. И совершенно неважно, отмывали они налоги или искренне жертвовали от всего сердца: вручённый матери Фьелет ключ от города пылится у неё в серванте, напоминая о молодости её неукротимых лет, когда я ещё ходила под стол пешком и не знала, что у них существует тайное Общество Спиритов. Интересно, сам мер вообще в курсе? Думаю, нет, иначе бы мы не ходили в облике шлюх.

Увы, с тех пор как пару лет назад у него обнаружили рак, на встречи к нему моя лучшая подруга являлась, используя тело священника. Я же – семейный сыщик. Моя единственная задача – найти отголоски и следы её мужа и отца ребёнка, чтобы затем вернуть в семью. А вот в том, что он жив и здоров, я убедилась тогда, когда самолично застукала его в Лютне. Уж второго такого шанса я не упущу, и плевать мне: буду я в теле Кори, Джека или придётся использовать Трактора. Кстати, неплохо бы обзавестись вещами своих потенциальных аватаров и устроить настоящую облаву не только на Форельскету.

И пока меня осеняли блестящие идеи, байк тарахтел через весь город, подъезжая к закрытому Лютню. Трактор заглушил мотор и, размеренно спускаясь по ступенькам вниз, уперся в черную дверь. Я, не теряя возможности, оторвала брелок в виде черепушки, висевший на руле: пусть станет одним из моих вариантов потенциальных тел для вселения. Затем я пошла следом, бесшумно спускаясь, и, вежливо попросив отойти от коврика, завернула уголок и, отыскав под ним ключ, открыла бар. Если кто-то из Вас думает, что я тупица и могла бы так же прятать ключи от квартиры, Вы глубоко ошибаетесь. Порывшись в голове Кори, я была настолько поражена глупостью девчонки, насколько Трактор был поражён моей способностью выжить после удара молотка. И всё же, оставив на улице все прежние происшествия, я возвращаюсь в эту запущенную дыру, уже в который раз с надеждой отыскать бывшего. Знала бы мадам Ханссендон, как это порой бывает нестерпимо больно – понимать, что Форельскет – мудак распоследний, бросил меня тогда молодую и необразованную, поменяв на более опытных. А затем и вовсе женился на лучшей подруге. И самое обидное после всех моих слёз – видеть слёзы Фьелет, уверяющей, что бросить её он не мог. Мол, его заставили. Может, так оно и было, но мне теперь душу лечит денежка её матери, а вот кто залечит душу ей, если окажется, что Форельскет не такой уж и невинный парень? Хотя мне его жалко на самом деле. И да, признаюсь самой себе – первая любовь никогда не забывается, и первый мужчина всегда будет эталоном в постели. Увы, это про меня сказано, и, заглатывая свою тревогу тёплым виски, я проверяла выключатели и наличие света. Чёрт бы побрал вас, городская электростанция! Сев за столик и, как положено, набрав пивка для своего нового друга, я машинально выпила ещё один стакан, в то время как мой собутыльник лишь только пригубил:

– Не заливайте горе! Вы молодая девушка, достойная лучшего. Кавалеров сейчас, слава богу, хватает. Найдёте себе хорошего, я Вам зуб даю!

Трактор только и видел, как с виду хрупкая девица опорожнила бутылку быстрее его кружки, а я тем временем предалась своим размышлениям, не замечая ничего вокруг и не слушая собеседника. Тот что-то ворчал о былых временах, когда в городе лишь зарождалась панк-субкультура, на каждом углу звучали акустические гитары, и люди были добрее. Не знаю, сколько мне тогда было, но я этого уж точно не застала, выучив и пересчитав все переулки Копенгагена наизусть. Для меня единственным диковинным районом остаётся Устричный Порт с его зарыгаными тупиками и станциями, полными бомжей. Мои мысли снова улетели далеко от того места, в котором я находилась, и Кори машинально встала за барную стойку. Трактор удивился и, пыхтя, поспешил оставить столик, присаживаясь на высокий стульчик напротив меня. Я же приложилась к бутылке и продолжила ждать…

Я собиралась в тот вечер увидеть его. Я была уверена: если буду караулить с утра до ночи, если чёртов Лютень будет открыт, как и прежде, мне удастся встретиться с Форельскетом. И почему же я, дура, не бросилась за ним ещё вчера, натирая бокалы? Почему я замешкалась и упустила возможность быть наедине с тем, кого любила когда-то столь отчаянно и дико, что даже смирилась с его нарциссическим отношением ко мне? Почему я застыла, словно сбежавший воск по горячей свече, и позволила ему уйти? Полумрак засаленного бара скрывал очертания моего гостя и ночного рыцаря, доблестно сражавшегося прошлой ночью и не отошедшего ни на дюйм в сторону, аж до самого рассвета.

– Налить Вам что-нибудь? – машинально наполняя бокал виски, я поднесла Джек Дэниэлз новому ухажёру Кори.

– Я не… а впрочем, благодарю вас, – привыкший к пиву, любитель байков, морщась, сделал глоток.

Мы продолжали молчать, даже когда я выпила два стакана. Мужчина явно стеснялся. Одно дело – лапать официантку у всех на виду, другое – заглядывать в глаза и читать в них мысли о другом. Но, бога ради, это не Кори страдает за бывшей пассией. Это моя израненная душа шепчет ей на ухо, и она, повинуясь, прячет слезливые глазки. Я ведь не рассказывала вам, я…

История резко оборвалась, ведь Эльскет больше не могла говорить. Её душили слёзы и боль, пережитая за все эти годы. Она заметно исхудала, хотя на вид выглядела младше своего возраста. Нервное истощение довело её до того, что, сидя на сеансе у ведьмы, прямо в пальто и не разуваясь, она устроилась на вельветовом кресле и, накрыв голову руками, плакала:

– Вэнди, я… – ладони Эльскет опустились. Лицо покрылось пятнами. Женщина была неутешима. Её губы скривились, а гадалка снова беспощадно подлила ей вина:

– Продолжайте. Если хотите найти своего бывшего, я должна понимать, с кем имею дело. Ведьмы, знаете ли, не заигрываются с душами на столько. Уж тем более не хранят своё тело годами в подвале. Общество Спиритов изрядно подпортило нам ауру вокруг города, которую мы поколениями выращивали, передавая из рук в руки. – Тёмная ладонь снова приложилась к бутылке, которую Вэнди раскрепощенно распивала прямо перед незнакомой гостьей, практически высушив её. Пухлые губы чмокнули горлышко, как только собеседница напротив открыла рот:

– Я сидела в Лютне до самого вечера.

– Нет, сначала расскажете, как чувствуют себя души, запертые в собственном теле, которым Вы всё это время орудуете? – Вино закончилось в самый непредвиденный момент, но Вэнди не смела подняться.

Спокойная и властная темнокожая хозяйка лавки с самого утра заперла свой салон гаданий на Фростедспринг и слушала откровения растерянной девушки. Вэнди знала о существовании Общества Спиритов лишь понаслышке, стараясь избегать связи с ними. На то имелись и другие причины. Одна из них – мораль. Пользоваться душами – самое страшное духовное преступление как в мире мёртвых, так и в мире живых. Но ведьму интересовали подробности из жизни бедняги Эльскет, не только потому, что та являлась адептом этой грустной секты, но и потому, что ведьма также искала их – тех, кого Эльскет прозвала ангелами.

– Давай… Простите. Хотите ещё вина? Может, сделать Вам чай?

– Нет, я, пожалуй, продолжу. Вы абсолютно правы.

Эльскет опустила ладони на колени. Слева на кофейном столике пустел бокал бордо. Дневной свет просачивался сквозь мишуру занавески. Где-то тикали настенные часы, шаркая секундной стрелкой. С улицы доносились сигналы машин, люди топтали тротуар и смеялись. Обычная среда в Копенгагене, в преддверии наступающей зимы, когда солнце ещё дразнит, заставляя выскочить из дома в одной лишь рубашке. С тех пор как Эльскет побывала в Лютне, прошёл год. Она не проверяла Кори, но слышала, что у неё всё хорошо. Это тело должно было служить ей всего неделю, но планы немного изменились, когда в бар заглянул её бывший и, размазав голову молотком, сел в тюрьму. Эльскет пришлось зависнуть в её квартире. Много чего произошло с тех пор…

Сейчас, придя на сеанс к самой что ни на есть настоящей ведьме, она с интересом разглядывала оборванные обои убогой гостиной, убранство которой не блистало изяществом: пожухлые оливковые цветы, разделяемые полосочками, два кресла и напольный торшер с абажуром. Бархатные занавески лихо скрывали день за окном, а запах лаванды, доносящийся из лавки, свидетельствовал о нечастых посещениях этого магического салона. Возможно, именно поэтому Вэнди смастерила вывеску над своей квартиркой, выходящей прямо на улицу с первого этажа.

Девушка лет тридцати пяти внимательно слушала всё это время, кутаясь в серую шаль и скрывая лицо в полумраке. Но когда она поднялась и пошла за очередной бутылкой, перед Эльскет предстала настоящая роковая львица: пышный подтянутый бюст едва умещался в серебристом корсете, а коварные леопардовые лосины блестели, будто шкура убитого зверя на её бёдрах. Дрэды аккуратно зачёсаны и собраны в хвостик; рыжеволосая Вэнди восседала на багряном кресле, словно её привязали к жёрдочке на костре. Руки в татуировках прятались за шерстяной тайной поколений, в которой тонула комната ведьмы, заманчиво приманивая искателей ответов на свои вечные вопросы. Эльскет нашла её салон по счастливой случайности, но после неких мрачных событий, заставивших её просить помощи у потусторонних сил. Если бы сама она прежде не была адептом Общества Спиритов, то в жизни не поверила бы в существование чего-то подобного. Однако Эльскет знала наверняка, что и её бывшего, и семью Ханссендон всё это время укрывали чары. Только вот сама она уже не могла ими управлять. Поэтому ей так нужен хоть кто-то, кому это окажется по силам.

Она продолжила:

– Про Общество Спиритов я знаю мало. Мадам Ханссендон и её семья отстранили меня от расследования, едва узнав о том, что скрыла от них встречу с Форельскетом, хотя это и встречей назвать было сложно. Но прежде я сменила своего аватара ещё на несколько человек. Как души могли не противиться вселению меня в их тела? Ах, если бы я знала принцип работы этого ритуала, я смогла бы рассказать подробнее. Боюсь, что Вам придётся выбивать признания из самих его участников, словно зубы. Имена я Вам уже дала, но боюсь, что они сменили тела, как только расстались со мной. Слышала, их особняк продаётся по смешной цене. Что ж, матушка Фьелет всегда считала меня змеёй подколодной и предательницей их рода, хотя сама же отвела меня в подземелье. Я могу рассказать лишь о том, что переживала прежде, и как это влияет на меня. Я могу рассказать, как люди продолжали жить уже без той души, что нашёптывала им всё это время, чего да как делать.

Представьте себе закрытую дверь. Древнюю, старинную, без каких-либо замков и ручек. Она заперта от Вас с другой стороны тем, кто за ней живёт, и он не собирается Вас впускать. Вам там не место – Вы чужая и нежелательная особь, которую никто не ждёт. Странно вообще, что Вы отыскали дверь к чьей-то душе и стучитесь в неё. Лабиринты закрытых комнат скрыты от человека, и по ним позволено расхаживать лишь одному существу – смерти. У той найдётся тысяча поводов и крючков, чтобы соблазнить Вас открыть ей двери и впустить её. У неё все невидимые ключи, собранные в связку. Ключи от сердца каждой души. Она носится с ними и, звякая одним о другой, они издают незабываемый звон – песню смерти. Вот почему, когда человек в шаге от того, чтобы покинуть мир живых, утверждает, что видит и слышит смерть. Это души, приоткрывшие свою дверь и подглядывающие в щёлочку, смотрят, как к ним на встречу шагает костлявая и трясёт своей связкой. Я слышала, что Общество Спиритов заключило сделку со смертью, дабы успешно пользоваться её методами и подчинять души своих аватаров. Так вот, проводя ритуал и выбирая следующую жертву, мы таким образом находили именно её дверь в бесконечном лабиринте душ. Заклинание заставляло её прислушиваться, словно к шагам приближающейся смерти. Мы шептали на уши. Моя душа повторяла заговор, проговаривая его и усыпляя бдительность моей жертвы, и когда та открывала замок с обратной стороны и заглядывала – я просила меня пустить. Я умоляла согреть меня пламенем, горящим в камине дома души, поверившей, что её нежданный гость имеет что-то, чего она желает. Я обещала ей дать это, я обещала помочь. К каждому сердцу найдётся ключ. К каждой двери можно достучаться…

Все они чего-то жаждут, ищут и верят, что к ним являются ангелы и творят чудеса. Я была чем-то вроде хранителя их сокровенных желаний. Была их путеводителем по судьбе. Иногда их тайные, запрятанные глубоко в сердце мечты всплывали перед моими глазами, и я делала для них то, на что те никогда не решились бы в одиночку. Взять ту же Кори. Бедная официантка не знала, как отделаться от насильника, и я помогла ей от него избавиться навсегда! Надеюсь, что до того, как он выйдет из тюрьмы, её жизнь сложится наилучшим образом. Так вот: наши души, тех, кто выбирал аватаров, шептали в тонкую щель двери обещания лучшей жизни, и в отличие от продвинутых членов Общества Спиритов, я свои клятвы выполняла. Я делала их жизнь лучше. Взять того же бомжа Джека!

Что же, когда моя душа входит в дом моего аватара, он словно становится суетливым и заботливым хозяином, готовящим для меня чай и отрезающим кусок морковного пирога. Я же разглядываю убранство его квартиры с той скрупулёзностью, которая присуща вредной и назойливой соседке: фотографии в рамочках, книги на полках, клубок со спицами, орущий телевизор и немытая кружка. Хозяин дома по-прежнему занят стряпнёй, ведь я не ухожу даже после того, как расспрашиваю его о всех новостях и делах его родственников. Несчастная душа продолжает суетиться и мечется по комнате, махая передо мной веником. Я тем временем заглядываю в сервант и, найдя там спрятанные в вазочке карамельные конфетки, говорю душе:

– Послушай, что ты можешь мне ещё предложить, кроме этого?

Душа начинает метаться. Она убирает в шкафах, моет пол, готовит первое, второе, третье… И так я из постоянного гостя превращаюсь в уже привычного ей сожителя. Свободно брожу по квартире, заглядывая в каждую комнату и засовывая нос в каждый угол. Душа меня выгнать не может, ведь это сама она пригласила меня войти внутрь и открыла дверь. Когда я живу через своего аватара, он или она уверены, что действия, совершаемые мною, – её собственные. Она не слышит моих мыслей, и ворох своих у неё роется в голове, будто назойливость мухи. Она действует по наитию. Знакомые места и привычные люди остаются в памяти и после того, как я покидаю её тело. Она до конца жизни будет верить, что делала что-то, руководствуясь своими решениями. Душа, я имею в виду. А когда мне приходится ввязывать аватара и извлекать из него выгоду, незнакомые обстоятельства и места практически выветриваются, как душный пар из духовки. Словно мы вместе пекли пирожки и устали, присев на плюшевый диван, поедая нашу стряпню. Ничего не вспомнит душа из того, что ей не положено знать. Вот почему я никогда не пользовалась личными телефонами и прочей техникой, оставляющей следы и признаки моего вмешательства. Ох, не знаю, как объяснить лучше. Думаю, мне стоит продолжать рассказывать свою историю, и, возможно, Вы сами поймёте, в чём дело! Говорю же, что я была лишь адептом Общества Спиритов по стечению обстоятельств. За что мадам Ханссендон, вероятно, поплатилась. Но я благодарна ей, ведь теперь у меня есть собственный особняк, в котором я могу допивать свои остатки бренного бытия, как дешёвый портвейн, тоннами хранящийся у бывшего владельца винодельни…

Надеюсь, я доступно объяснила, и Вы меня понимаете! Не всегда удается выразить словами собственные мысли. Человеческий язык слишком примитивен и не подходит для подобных историй, но другого я не знаю. Итак, если Вы не против, я продолжу, ведь мне стало немного легче. Спасибо, что слушаете. Я действительно Вам благодарна. Мне так не хватало этого – простого человеческого понимания. Все мои беды – результат неправильных знакомств, но сейчас не об этом. Я продолжу…

Итак, я уставилась на Трактора. Тот не отлипал от девчонки. Нет, Кори, трахайся с ним потом сама – мне действительно некогда сегодня… Я была занята делом и решила ждать до победного. Официантка выглядела уставшей, но мне стало наплевать на её самочувствие. Желание увидеть Форельскета преобладало над здравомыслием, логикой и вызывало недоумение окружающих:

– Вы точно не хотите вернуться домой? – тон Трактора стал таким нежным, будто мы с ним провели пару недель на море, а теперь пора возвращаться, но я упорно этого не желала:

– Нет, а что? – напротив, я пугала суровостью. Да, это можно простить. У Кори уважительная причина – шов на голове:

– Может, спросите соседей, не оставлял ли вам… – он затянулся, но тут же поправился: – Этот гандон, как обычно, оставлял ключи какой-нибудь кошатнице-бабушке с нижнего этажа, чтобы Вы выкупили их у неё за деньги?

Кажется, виски с утра – это плохая и пагубная привычка моей страдающей души. А тут ещё и Кори со своими слезами радости, что на неё обратил внимание кто-то, кроме абьюзера и альфонса. На ступеньках послышались шаги. Я мгновенно протрезвела, безумно надеясь, что сюда заявился сам Форельскет:

– Эй, кто там? – голос моего собеседника сорвал все предвкушения появления бывшего.

– Трактор, это ты? – шаги остановились, и я приуныла.

– Да, пытался починить провода, – он утер губы и приложился к виску. Я тоже прибухнула, понимая, как глупо было надеяться. Шаги уверенно двинулись вниз по лестнице, и ещё один байкер оказался в Лютне:

– Она дома, отвёз её, потом решил вернуться. На всякий случай.

Мне вдруг стало неловко. Чёрт, что я здесь делаю? Что, чёрт возьми, Кори делает в этой дыре? Ах да, она зависает вместе со мной, пьяной и готовой на авантюрные, глупые попытки найти растаявшую тень того, кого я до сих пор люблю. Голова разболелась так, что мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Но нет, не сейчас, не сегодня – не тогда, когда я так близка к разгадке! Я уверена, он явится, он придёт. Но ноги предательски дрожали, а уставшая официантка готова была свернуться калачиком под стойкой и заснуть. Я же оставила балаганить нежданных посетителей и завсегдатаев бара, забыв даже предложить второму выпить. Мне необходимо немедленно принять кофеин в этот ослабленный и капризный организм. Никаких поблажек, Кори! И пока руки отчаянно пытались нащупать в темноте газовую комфорку и отыскать пакет угандского кофе с цитрусовыми нотками, в полумраке закрытого «Лютня» я поддавалась воспоминаниям о первой встрече с Форельскетом, и пальцы сами знали, что делать. Чайная ложка, вторая, третья: это так напомнило мне нашу первую ночь! Он – длинноволосый рокер в чёрной косухе, под которой футболка «Металлика». Я нигде не слушала всерьёз такую музыку – только ради него, ради нашего сближения. Мы были молоды, и он единственный из компании отличался симпатичным вытянутым лицом. С ним ещё был этот чертов товарищ, засевший в другой комнате с девицей. Я не знала и никого не запомнила из его мнимых сподвижников, мне было хорошо только с ним. С того дня мы начали встречаться, а все хохотали и завидовали ему: как он, обдолбыш, умудрился покорить меня, стройную красавицу-сиротку. Меня же ненавидели все девчонки, считая гламурной принцессой в объятьях заколдованного чудовища. Да, с тех пор я ненавижу неформалов. С тех пор рокеры для меня – табу.

– Эй, Кори, кажется, Ваши ключи от квартиры обронил тот ублюдок!

Глава 6. Пьер

У меня начиналась паранойя. Во-первых, кофе ударило в голову не хуже виски. Во-вторых, поразительные способности Трактора наталкивали меня на разные мысли. Например, какова вероятность того, что Форельскета знают в этих кругах? Он уже давно не является частью сего гнусного общества. Когда-то, возможно, его еще помнили под мнимым именем Пьер. Странное прозвище для мускулистого красавца, чем-то схожего на Юрки Пекка, знаменитого солиста The 69 Eyes. Тогда от этих готичных ублюдков все сходили с ума, и я тоже. Группа отъявленных любителей ночной жизни прикатила в наш город из Хельсинки на обыкновенном поезде, и фанатки, прознав об этом, каким-то образом умудрились прилипнуть к ним и ночевать в их номерах отеля. Они потом хвалились, кто с кем переспал, но я в такие байки не верю. Может, потому что сама была по уши влюблена в своего героя и сердцееда, рассказывающего мне наизусть Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея". Вот чем он меня взял! Не заманчивой внешностью, не обилием кубиков на прессе, даже не жаркими поцелуями при луне, а обычной человечностью. Он был сострадательным гуманистом и мыслителем, канувшим в небытие эпохи рыцарей, знающих толк в доблести и желании во что бы то ни стало защитить свою честь и достоинство! Возможно, поэтому ему и дали такую кличку с французским шармом, чтобы подшутить и застыдить, но он не обращал внимания на нападки своих пещерных корешей. Пьер – это имя незнакомо даже Фьелет. Она не знает, каким был ее муж еще задолго до их фатальной встречи. Я же смогла разглядеть раненую душу художника, который, как ни странно, кисти в руках не держал, зато как красиво читал прозу и стихи. Но в эти моменты, когда Форельскет заносчиво цитировал одноименного нарциссичного персонажа, а его собутыльники смеялись над ним, лишь мне удалось разглядеть, что на самом деле хотел сказать мой возлюбленный. За привлекательной внешностью его ониксовых глаз скрывался мальчишка, боящийся потерять себя. Он неоднократно повторял мне, что чувствует, как каждая минута, проведённая в этом мире, лишает его возможности быть собой. Словно кто-то насильно заставляет его становиться пропащим и эгоистичным ублюдком, чтобы соответствовать ярлыкам этого общества. Тогда я лишь украдкой, опасаясь его депрессивных наклонностей, списывала всё на дурную компанию, с которой мы водились.