Маленькая рождественская сказка

– Ты извини – я тоже… это… не рассчитал. Сам виноват что столкнулись. Я… тоже. Не сильно ушибся? – лицо молодого человека становится совсем другим – обеспокоенным, заботливым, а глаза – по детски испуганными. Мальчонке аж жалко становится этого молодого человека, хотя, казалось бы – вовсе и не за что.

– Нет, не сильно. – вертит головой мальчик, – А ты?

– Я… Ну-у так. Ничего.

– А я и видел что тебе не сильно больно. Ты больше только просто притворялся, чем правда болело. Оно ничего. Ты можешь актёром зато быть когда-нибудь. У тебя оно хорошо получается. Ты и красивый как раз – прямо для фильмов здорово. Там любят красивых актёрами делать. – серьёзно заявил мальчик. А молодой человек, почему-то рассмеялся подоброму очень и с интересом стал разглядывать маленького.

– Ну!.. Вот это вот комп-ли-мент так комплиме-еент, конечно!.. Спасибо! Ну, только я не прикидываюсь… вроде бы. Просто так – с детства тяжело как-то… боль переношу. Даже маленькую. Не люблю это дело… знаешь… Не знаю, кто как, а я даже смотреть со стороны не могу на то как кому-нибудь больно – у самого всё болеть начинает. Наверное это плохо – надо исправлять, надо… А то в кино не возьмут! А ты чей это, кстати – такой кинокритик хороший?.. А? – улыбается молодой человек.

– Я… Ничей. Уже. Меня у одной мамы взяли, отдали меня в детский дом. Потом дали другой маме. А теперь я сам убежал… случайно.

– И давно это ты убежал? – с удивлением начал оглядываться новый знакомый.

– Нет. Только сейчас. Давно но не очень. Меня, наверное, просто не ищут. Ну и не надо…

– Да как это – могут тебя не искать?.. Наверное ищут. Ты, то есть, потерялся что ли, иначе говоря?

– Ну… – немного помешкал, прежде чем сказать, мальчик, – Ну, вроде да… – Ещё немного помешкал, а потом начал всё говорить сразу, что только знал и мог вспомнить. И о сегодняшнем дне, и о своих прошлых переживаниях, и о съеденных во время болезни конфетах, и о растоптанном пончике, и о девушке с пластиковым шаром, и все-все-все. Есть такая особенность у детей – сразу рассказывать незнакомым взрослым, при первой же встрече, обо всём что имеется в их голове. Встречает ребёнок совсем незнакомого взрослого и тотчас выкладывает ему все свои насущные переживания, воспоминания, интересы, и подробно описывает содержание последних, особенно ярко ещё живущих в юной памяти, часов. Так вот случилось как раз и теперь. Мальчишка стал всё выкладывать этому молодому человеку, да так откровенно и искренне, как наверное маме родной даже не стал бы… А тем более что, оказывается – она ещё и не родная… А молодой человек слушал – растерянно и опешив даже немножечко из-за такой неожиданной откровенности – не знал, что сказать и посматривал только иногда на часы. Мальчик, кстати, во время рассказа на них тоже посматривал и понял что эти часы ему тоже понравились – большие, красивые. Наверное – они тоже одна из составных частей счастья, которого он так ждёт. Но, не смотря на это радостное открытие – мальчонка в концов снова расплакался и молодой человек совсем потерялся при этом.

– Послушай… – стал успокаивать новый знакомый, – Ты… это… Ну… Тише… Давай… давай с тобой сейчас сделаем так. – сказал молодой человек решительно, хлопнул себя по коленям для пущей убедительности, и тут же опять растерялся, потому что на самом деле ещё не придумал – как именно они с ним сейчас что-то сделают. – Так… Ну, надо искать твою маму. – уж это-то он точно понял, – Давай мы пойдём… Мы… не знаю… Найдём, что ли, стойку наверное… Обычно есть стойки информации такие в магазинах. Чтоб объявили по громкой связи что ты нашёлся… И всё… Пошли, будем искать. – молодой человек разогнулся из согнутого в два раза положения, в коем пребывал с тех самых пор, как началось общение с мальчиком, и начал двигаться куда глаза глядят. Мальчик, само собой разумеется – пошёл следом за ним. Всё ещё плачет и медленно-медленно плетется сзади. – Только, слушай… – обернулся в растерянности молодой человек, при этом повертевшись по сторонам и поглядев ещё раз на часы, – Ты можешь идти чуть побыстрее?.. А? Я всё понимаю, но… чуточку. Мне просто спешить надо. Я, видишь – и так несся. С тобой столкнулся вот это вот… Ну… и не плачь уже, ладно?.. Хоро-ош… Мне просто ещё надо, знаешь, игрушек купить успеть в подарок… Такому же вот как ты малышу. Его мама Рождественский ужин дает и я приглашён. А там, понимаешь… Такие люди – семья эта… Ну, очень на важном посту у них папа. А я как раз в ведомство к нему перевёлся и нужно… налаживать, тоже, отношения… Я бы и не заморачивался из-за этих игрушек вообще… Но там, видишь какая ситуация… Там, говорят, мальчик очень капризный. Ужасно. Подаркам не рад – ему нужно всё что-нибудь эдакое… Ну… Вот и приехал искать ему что-нибудь эдакое после работы. А времени в обрез – сам понимаешь… А тут ещё ты… – молодой человек говорит, шагая при этом вперёд, сам не зная куда, а мальчик слушает и ловит себя на мысли что тот, как маленький, тоже ему всё выкладывает, о чём думает и чем занимается. Да ещё и чуть не плачет как ребёнок из-за того что вот-вот опоздает. – Я ведь опоздаю – уже точно… наверное. Если только не чудо какое-то. Но мне бы хоть к середине приехать – и то хорошо. Да хоть к концу – только бы подарок успеть отдать. Мальчонке-то этому, наверное, всё равно на игрушки, но… Но а родителям-то надо хоть что-то… Ну… сам понимаешь. Оценят, расположатся… Мне мама всегда говорит так – что нужно искать и зарабатывать расположение важных хороших людей… вот. А так вообще… Нет, это, конечно – такой праздник получается… что будто не праздник совсем! Спешишь, что-то делаешь… А ради чего? Вот я сегодня шёл там по площади, знаешь… где карусель ещё эта есть… Ну, ты, может и не видел… ладно. Короче говоря в толпе пробираюсь, а там ещё затор образовался такой… знаешь… Застрял, вобщем, между этих киосков. Ну, так там стоит женщина – вся такая накачанная, знаешь… Губья!.. – красочно показал на себе юноша, – В платочке при этом… Как будто бы православная вся такая!.. Аж смех берёт. Такая красотка! Самой лет сорок уже с лишним, а то и за пятьдесят… не знаю. Я в них сильно не разбираюсь во всех. Намазанная вся… косметикой. Ужас как… Так вот – она женщине какой-то другой про сыночка рассказывает своего, что на карусели там вертится – что тому, ну уже ничем не угодишь… Всё она ему делает – и подарки дарит, и вкусностями закармливает, и живёт он, вообще, как король… всё такое. А тот и не рад. Всё дуется и бурчит. В компьютерные игры ещё хоть играет – и то хорошо… Она говорит – вот даже на карусели уже не хотел кататься. Все дети родителей уговаривают – покатать. А тут наоборот всё – она своего сына ещё и упрашивает. Да еле и упросила… Ну, так вот – я вот это всё к чему?.. Что наверное эти, к которым я еду – такие же. Нет, я их ещё, конечно, не видел. Только папу их знаю. Но кажется мне что такое же вот… – а мальчик слушает и думает что такое же что-то уже тоже он видел. И даже догадывается где. И даже догадывается что слышал тогда молодой человек именно его маму на площади… так, по крайней мере, кажется мальчику. – Такие же будут христиане – все деланные. Меня, если честно, вот это вот раздражает, дружок. Они… Они все играются только в религию… Я, например не играюсь – не очень-то религиозный, но так хоть и не делаю вид… Нет… верю, вообще, во что-то… Но не знаю, если честно. Как-то много не задумывался об этом, знаешь… Так для чего из себя строить?.. Для них Рождество… Да если бы это для них было Рождество! Для них это – повод собраться… хороший. Попраздновать. Безделушки друг другу подарить… Хожу вот тут, насаюсь, а этот спиногрыз маленький всё равно ничего, наверное, и не оценит… Христиане… – продолжал возмущаться себе под нос молодой человек, – Да они точно такие же христиане, как я… как я… я не знаю… Шахматист. – мальчик не понял этого сравнения, потому что не знал – насколько хорошо молодой человек умеет играть в шахматы. А тот продолжал, запыхавшись, бурчать себе под нос, – Христиане… Это те, кто не кажутся только христианами, а на самом деле есть. Может и не говорят вообще – но есть… А у них папочка та-кие дела на работе творит!.. Ух-ххх!.. Какая уж там вера… Я у них две недели только, но уже голова взрывается от такой коррупции – это же… ну просто космических масштабов!.. Я не знаю… и так открыто, так в наглую… Сыночек этот и так ест за деньги каких-то простых людей, которые без всего остались. А я ему ещё должен игру-ушечки выбирать в срочном порядке!.. Христиане! Да я даже, наверное, больше христианин, чем они! Я, хотя бы, вообще понимаю – где что… А вот… ты знаешь, я настоящего христианина всего одного в жизни видел, наверное. Вот все тут встречают, мол, Рождество – а это не то. Абсолютно не то… Вот тот человек… Ты знаешь – я его, правда, в совсем раннем детстве знал… Очень раннем. Но это вот был настоящий верующий – сейчас уже это понимаю. У меня няня была – женщина такая простая, сельская. Не знаю даже – как она к нам попала. У меня-то мама избирательная вроде бы – такая чтоб всё только по высшему классу… Но как-то к нам занесло и простую такую… Не знаю – может несезон какой-то у нянечек был в агенстве… Вот. Няня Нина. До сих пор помню как я её называл. – заулыбался молодой человек, – Нравилось мне что это звучит как скороговорка. Мне тогда годика только четыре, наверное, было – ну, где-то… как и тебе… Так вот – это прекрасная была женщина. И искренне верующая. Она мне про Бога ужасно много рассказывала. Я это слушал тогда, как такую сказку… немного. У нас как-то в семье не принято это. Мама атеистка, папа атеист. Ну и… сынок тоже, знаешь. Яблоко от яблоньки. Но мне эти сказки очень нравились. Знаешь – как будто они были намного реальнее, чем вся наша реальность. Мне очень нравилось няню Нину слушать и вообще… ну, рядом с ней быть. Она такая была добрая, тёплая, нежная… простая, но очень какая-то близкая. Мне кажется – я её даже любил. Ну и она меня, кажется, тоже. Я с мамой родной никогда вот такого не чувствовал – чтобы её любить прямо сильно, или чтобы она меня хоть немного любила… как няня. Пойдём – кажется вон там эскалатор. А я уже думаю – где же он?.. Всё время здесь теряюсь, когда прихожу… Ну так вот – я почему о ней вспомнил? Сегодня, ты знаешь, весь день тут хожу после работы и вспоминаю. Мне что-то не по себе слишком стало… как и тебе вот, наверное. Хожу и тоже ничему не рад. Хожу и ничего не нравится. Я, хоть и большой уже, а тоже должен ведь радоваться – по логике если – всем этим висюлькам, игрушками и огонечкам, знаешь… Обычно ещё хоть немного рад. А зде-еесь… Как в прорубь всё ухнулось – весь настрой. Одни нервы остались. Хожу – среди этой толпы пробираюсь, раздраженный, вымотанный. И думаю – когда-то ведь мне всё это нравилось?.. Когда-то я был ещё маленьким, ничего не умел, нигде не работал, ничего из себя толком ещё не представлял… а вот ведь – умел ещё радоваться всей этой блестящей истории. Как-то всё по другому тогда было… А, думаю, как по другому?.. Всё, вроде бы, так – вот только теперь я с работой, с зарплатой, ни от кого не завишу… Ну, по крайней мере, финансово. Да и должность такая – что не хухры-мухры, знаешь… Хо-ро-ша-я… Очень даже. А вот – хожу и не рад. Я, более того – и не детской вот этой вот всей мишуре стал не рад теперь тоже. Как позовут куда на вечеринку – ну, по работе там, знаешь, коллеги и всё такое… так только тошнит от всего. И от того что пьёшь там, и от того что… ну, да ладно. Не будем с тобой обсуждать взрослые вечеринки. Лучше… Так вот я и думаю – что это я стал за чурбан-то такой железный?.. А?.. Совсем ничего не чувствую. Вот раньше я рад так всегда был в Новый год, в Рождество – Ну, праздник, всё такое… Сам понимаешь. И ощущение чуда такое… А тут… Ну, то ли что нервы мне все вытрепали сегодня, то ли что?.. Казалось бы – если нервы, так наоборот успокоиться должен во всей этой красоте. Ну, да… что спешу ещё – да, это тоже. Но мог бы ведь радостно спешить, а я… Ты знаешь – я чувствую что вопрос-то во мне. Что я что-то не так делаю. Сильно не так, брат… что-то не так со мной стало во всё последнее время – особенно с тех пор как в ведомстве работаю. Совсем стал другой. Жёсткий, хмурый, потерянный какой-то… Ну, это я так, чисто – самоанализ… сам понимаешь. Так вот я сегодня немного нащупал вот это… Проблему свою. Мне несколько здесь людей встретилось на площади – таких вот, простых… Чистых каких-то что ли… Таких вот простых, как моя няня. Ну – просто мимо проходил. Так же как мимо той тётки, что с малым своим на карусели там… возится. Такие… такие у них, знаешь, глаза у этих простых людей… я не знаю. Не знаю, в чём разница, но мне кажется в них что-то такое – ужасно счастливое и восторженное… Словно они везде чудо какое-то видят. В том же самом, на что я смотрю… смотрю тоже, но только в упор не вижу – никак и ничего. В них столько восторга и радости, знаешь… Вот, сколько во мне уже до-ооолгое время не было… Я думал так долго, когда на людей этих вот посмотрел… их же много тут – погулять по столице на Новый год приезжают наверное… Думал, смотрел, и понять не могу – чем они лучше меня?.. У них ничего нет, что я имею… Они намного беднее чем я, никаких у них, и близко, таких доходов нет и постов, как у всех в нашем кругу… А почему-то в своём кругу я таких глаз не вижу. Как будто бы мы, наоборот, бедные – а они богатые. У нас нет чего-то, что есть у них. Очень это странно… Ты знаешь, шёл мимо церкви – вот этой старинной, что тут при входе на площадь… не знаю как она называется точно. Ну, маленькая такая. И там женщина стоит. Милостыню просит. Такая – не пожилая ещё. Лет может тридцать шесть-восемь… Немного полненькая… Ну, я ей дал тоже монетку… не знаю зачем, почему, но дал. Это я не для того чтоб бохвалиться говорю – нет, ну просто к слову, чтоб разъяснить ситуацию… Так вот – она очень на няню мою похожа. Ну очень… Я даже подумал – как будто она. Но только такая, какой она в детстве моём была ещё. А значит – не может это она быть. Уже гораздо должна быть теперь няня Нина старше. Конечно же если… Да… суть в том только, что я и не помню ведь толком няню. Вот – только образ какой-то такой… очень похожий. Простая, слегка полноватая, а глаза – добрые-добрые. Мягкий взгляд у неё вот такой же. И эта женщина… Тоже такая вот робкая, мягкая, очень простая. Понимаешь?.. – спросил, уже в сотый раз наверное, у малыша о том – понимает он или нет, молодой человек. Спрашивает, а сам ответить не даёт – говорит тут же снова. Наверное у него просто привычка такая. – Так вот… я ей дал там немного… Ну, пару рублей. А она на меня смотрит так… ну, знаешь, очень так… как бы сказать?.. Удивленно, восторженно, что ли?.. Так благодарно, как… мало кто смотрит. Как, прямо, на чудо какое. Я даже опешил от взгляда такого – как будто я ей что-то большое прям очень сделал?.. И говорит: “Да благословит Вас Господь!..” – так, знаешь, не пафосно как-то, а очень по доброму, мягко… Мне сразу моя няня Нина вспомнилась. И то, как она верила. Вот она верила по настоящему, знаешь – не ради показного чего-то там, а… Ну, в общем – ради души правда. Она мне тогда очень много рассказывала… ну, да. Я уже говорил. Я из этого что-то запомнил наверное, знаешь… в подкорке сидит чисто… Что-то такое – основополагающее. Даже не информацию, знаешь, какую-то чёткую, а вот… сам настрой. Само ощущение. Сам… не знаю… смысл какой-то. Саму суть, вообще, веры, я, как бы, уловил… Мне так кажется. Уловил атмосферу, знаешь, веры. И мне кажется что у няни она была настоящей и у этой вот женщины. Тихая какая-то, светлая… Добрая, что ли?.. Но точно не то – вера – что у этих… у той семейки, к которой сегодня я собираюсь. И вот эти люди – они, словно, правда, какое-то чудо видят. Просто живут и видят… А ты тут тужишься, пыжишься и не можешь совсем… даже радость простую почувствовать. Тебе вот эта Снегурочка, о которой ты рассказывал, верно сказала наверное – про то что не так-то страшно простых земных родителей потерять, как Бога. Я сам начинаю задумываться о том, что это действительно, наверное, очень важно. Вот я переживал тоже, как ты, все эти дни, ну, последние… что я, кажется, слишком много всего себе в жизни беру. Как ты с этим пончиком. Что я что-то использую уже просто зря… Все эти земные блага, знаешь… Они хороши, здорово что они есть, но если мне их слишком много, то я от этого становлюсь уже каким-то не таким. Вот, я даю этой женщине деньги… А мне, ощущение что, самому что-то дали. Не я ей, а она мне. Хотел потом больше дать – не подумал сразу… Но как-то неловко, что ли?.. Ладно… Может ещё когда встречу… Так вот, я и думаю. Мы с тобой, брат, не зря, видать, встретились. Одни мысли, одни чувства. – засмеялся молодой человек, – Хотя возраст уж очень… разный, скажем так. Да где же эта стойка?.. Я думаю что… действительно… Есть в жизни что-то такое – большее – что не завязано ни на богатстве, ни на статусе. Мне трудно про это, и вообще, думать. Меня с детства мама учила что нужно всего добиваться… любыми путями… Богатства, славы, знаешь, положения в обществе, уважения. Меня мама учила – что это главное. Меня мама учила и кре-еепенько этому выучила. Уже глубоко это во мне. Так сразу и не выбьешь… Ты знаешь, сегодня я поговорил с моей мамой… Ну, там, о разных вещах. Я ей сказал про то что у нас воруют… в ведомстве… и всё такое – в чём мне сейчас приходится участвовать… а это меня тоже, знаешь, тревожит. И портит, тоже, настроение изрядно… Наверное что-то в подкорке как раз и звучит – то что няня в меня заложила… И спорит со всей этой историей… Хотел, в общем, с мамой хоть как-то это всё обсудить. Знаешь, стыдно даже было – как раз именно перед ней. Она сама меня очень хотела устроить вот в этот отдел, ну и… и вот – получилось. А ведь выходит что я, без её ведома, там не пойми чем занимаюсь?.. Не хорошо, мол… Решил исповедоваться. Ужас как страшно было!.. Неловко, стыдно… А мама мне тут выдаёт – что, мол, ладно. Чего уж поделаешь?.. Так дела и делаются. Ты, главное, лишнее только нигде не болтай. Ещё, ощущение, что и рада тому что меня в эти аферы, выходит, посвятили… Наверное хорошо ведь это – раз уже, значит, доверяют?.. Вот, не ожидал… Мы с мамой не очень все годы общались – так, изредка. Я больше всё на воспитателях. Меня мама, конечно, учила чему-то, советы давала – ну, в том же бизнесе… во многих делах. Я знал от неё, конечно, что к цели надо идти напролом и все средства для этого хороши и всё такое… ну, в общих чертах… Но что-то не думалось мне до того – что это настолько вот напролом. Мне, знаешь, с моральными качествами моей родительницы сталкиваться ещё не приходилось. Наверное случая просто не было подходящего. А вот теперь… Так, видимо, важно моей маме из сыночка своего сделать успешное и состоявшееся чадо, что на остальное – вообще плевать. Что бы там ни было – а зато рассказать что знакомым будет. Она дама светская – любит показуху, уж извини меня… Не знаю – возможно что я слишком грубо о матери, но меня, если честно, сегодня аж дрожь берёт… Аж всё кипит, как говорится, от возмущения. Вопрос в том, что моя мать-то не только перед посторонними всегда-всегда такая хорошая, но ещё и передо мной тоже. Я, как-то, всё детство… и вообще – жизнь… думал что мама – такой образец чинности и праведности. Хотя она и не верующая. Такой – чисто светской праведности. А оказывается теперь – и того нет… Один карьеризм. А теперь мне уже и во всём карьеризме-то этом, мамой моей воспетом, её этот… моральный облик мерещится… Вот, может быть, эта часть моего воспитания, непонятно кем данная и непонятно что в меня вселившая – вот она-то теперь мне и мешает. Она и скребет на душе… Понимаешь?.. Возможно я вовсе иду совершенно не в том направлении. Возможно что… я это сегодня, как раз, очень явно вот здесь ощутил, знаешь… Иду по площади – весь такой раздраженный, взъерошенный от этих событий – спешу, злюсь, не знаю что думать про маму, не знаю что думать сам про себя… не знаю, как мне к этой, знаешь, семейке ехать и что вообще о них думать тоже… Иду, ничему не рад, ничего не хочу, ничего не знаю – несу свой мир, который впитан из мира моей матери. А вокруг так много мира иного!.. Знаешь – ну, я говорил… Все эти люди… с такими глазами… Всё так… Живёт, что ли. Да – жизнь, жизнь вокруг!.. А во мне, как… как будто – не жизнь… А что-то мертвое. Так вот, знаешь… Когда я увидел ту женщину… – молодой человек задрожал немного и стал смотреть вдаль, из-за чего не заметил как эскалатор доехал до низу, и немножко споткнулся. – Тьфу, ёлки!.. Всё сегодня наперекосяк получается… Пойдем… что-то я ума не приложу, вообще – куда мы идём?.. Заговорился… Ну, да ладно – туда вот давай. Наверное найдемся… Так вот, я, знаешь, ту женщину увидел, дал деньги, услышал как мне она ответила, и чуть не расплакался там, как маленький. Честное слово!.. Вот… Ты знаешь, так мне тепло, хорошо, по доброму как-то стало… там, рядом с ней… Будто она моя мама. Гораздо больше, чем мама родная. Она мне никто, она вообще никто – у неё ничего нет, в отличие от меня, но мне показалось что так она хочет мне дать что-то… Что-то очень большое. И даже даёт. И я ей ещё очень многим обязан остаюсь… не она мне – за эти деньги, а я… Как будто я нищий и милостыни прошу, а она меня мигом к себе в дом взяла, обогрела и… и… ладно… Так вот, я подумал, что няня моя тоже мамой была больше и… И мне страш-шшно стыдно стало за то… знаешь… к чему я, как раз, тебе-то всё это… просто ты сам сказал про капризность, да?.. И что, мол тебе за себя стыдно… Так вот – бывают ведь в жизни ситуации и похуже, мой друг! Вот у меня и была… Я, представляешь, так один раз разкапризничался в детстве… совсем ещё маленький был… Ну, обиделся я на няню Нину за что-то… За то что ругала меня или что-то такое… Наверное поделом ведь ругала… Но… Вот, я обиделся так…. очень быстро, неожиданно, резко и, не подумав даже, пошёл маме жаловаться. Нажаловался, наплакался и няню уволили. Ещё и, как я потом узнал, деньги не заплатили за то что она в последние дни отработала. А я ведь – всего лишь капризничал… Да и всё. Я и не думал что няню уволят. Да умел ли я тогда ещё думать вообще, в мои-то годы?.. Но… знаешь… я это часто вспоминаю. И очень мне стыдно. Оч-чччень… ужасно. И даже не знаю – как няня теперь-то живёт?.. И жива ли вообще? Она женщина явно была небогатая. Возможно что для неё эти деньги, которые ей не выплатили – вообще очень многое даже решали… Я ведь не знаю?.. Ну, я потом когда узнал, что она не придёт ко мне больше – конечно хотел всё исправить, но струсил. Ты знаешь – струсил. Боялся сказать – как всё на самом деле было и… там… получить по заслугам… Ведь у меня мама-то строгая!.. Ты знаешь – она никогда не ругалась… но просто. Одним только взглядом – посмотрит и… ууу-уух!.. Прожжет просто… По моему – это. – тут молодой человек остановился резко, увидев перед собой то, что по его мнению было стойкой информации. Малыш остановился рядом с ним. Он встал на месте и молчит. Уж очень удивительно что с ним так долго кто-то поговорил… Вернее что и не с ним, в общем-то, но как бы и с ним. Обычно с мальчиком так подолгу никто не беседовал. И серьезно. А если беседовали с ним взрослые долго, то, в основном, только чему-то учили его или ругали… А здесь – молодой человек рассуждает так, словно сам себя он ругает как раз или учит чему-нибудь. Но никак не мальчика. И это очень удивительно. Малыш задумался – тут же, как только юноша замолчал – обо всём, что он только что услышал, и медленно зашагал по залу, сам не зная куда, пока молодой человек стал общаться с какой-то девушкой на этом долгожданном стенде. Малыш идёт и опять слушает слова молодого человека. Они, теперь, звучат в его памяти. Он думает о том, что они значат?.. Как их применить в своей жизни?.. А кажется ему так, что их применить можно будет. Вот – вроде бы, и сам он был совсем запутавшимся в своих собственных проблемах, а тут на него вывалили ещё много чьих-то чужих – тех, в которых запутан и этот молодой человек. А всё-таки есть ощущение такое у маленького человечка внутри – будто он начинает, как раз, находить теперь выход из собственного лабиринта, благодаря тому что к нему ещё прибавился чужой. Малыш идёт и совсем не заметил того, что нет больше рядом ни молодого человека, ни заветной стойки. Нет рядом совсем никого знакомого… Наверное юноша так отвлекся на объяснение ситуации, что даже и не заметил сразу исчезновения малыша. А когда и заметил – было уже слишком поздно. Мальчонка растворился в толпе. Идёт мальчик и думает… Почему это он не дождался, пока ему маму найдут?.. Ведь вот, обещали же, что на стойке она как-нибудь да и найдется?.. Зачем он ушёл? А может – и правда ему стоит уйти насовсем из дома?.. Малыш не совсем понял все-все, что сказал молодой человек, и уж тем более – не совсем всё, о чём он на самом деле думал, что чувствовал на самом деле. Но он почему-то понял, что то, чему учила этого юношу его мама – оказалось не очень-то правильным… А ка-аак его мама похожа на маму мальчика!.. Наверное похожа. А вдруг и его мама учит малыша, тоже, чему-нибудь не тому, чему надо?.. Или начнёт ещё только учить?.. И так же он будет потом, когда вырастет, бегать по площади и по ГУМу, пытаясь найти здесь уже самого себя, а не маму?.. Ведь может быть?.. Возможно ему, правда, стоит вернуться в детдом… Или найти свою маму – ту, настоящую… Кто знает?.. Малыш пытается разобрать всё, что в его головке сейчас роится… Но он слишком мал ещё для того что бы всё-всё-всё понимать. Он понимает чуток всего… Да и то – не столько даже понимает, а чувствует. И чувствует маленький человек, так же, что в животике у него начинает уже страшно урчать. Малыш голоден. Очень даже. Ведь в таких страшных и непонятных ситуациях твой мозг очень быстро съедает запасы продовольствия из желудка, а значит – тебе снова хочется чем-то их, в срочном порядке, пополнить. Идёт мальчик, и всё больше его одолевают одни только мысли о еде. Теперь он действительно хочет есть, а не так, как когда выпрашивал пончиков сегодня. Он хочет есть страшно сильно и с жадной радостью глядит на искуственные даже пирожные, развешанные на одной из маленьких ёлочек, что встречается ему на пути. Он хочет есть по настоящему. И устал – устал тоже действительно. Не понарошку, не полуустал, не так устал что “пожалуй неплохо было бы и полежать в мягкой постельке чисто для разнообразия… понежиться” – устал так малыш, что отдал бы многое из того что имел – только бы прилечь и поспать хоть на самой жёсткой скамье. Он смотрит на маленький полуфургончик, в котором жарятся ароматные булочки и хот-доги. Он стоит рядом и счастливо вдыхает один только аромат… Ка-кой арома-аат!.. Хорошо что он есть!.. И что им можно дыша-аать!.. Мальчик глядит во все глаза на фургон и тает от счастья!.. Вот подходит какая-то женщина – покупать себе эти хот-доги. Похожа на маму его женщина. Очень похожа. Он даже сначала чуть не подумал было, что это она. Но нет – это другая… Одежда на ней не та. Хотя вот губы – те же. Малыш медлит чуть, сомневается… но потом, всё же, решившись, подходит к ней, спрашивает: