Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

– Как, как? – не поверил и переспросил Иван.

– По цвету, говорю. А что?

– Первый раз о таком слышу. Про цвет времени.

– Да?.. – явно озадаченно произнёс Джордан. – Разное время имеет свой цвет. Сейчас мы находимся в розовом. Значит, в настоящем. Зато вон там зелень выглядывает. Наверняка будущее для этого, нашего сейчас времени.

– А… Надо же! – удивился Иван. – Тогда прошлое какого цвета?

Цвета времени, увиденные Джорданом в поле ходьбы, крайне его заинтересовали. Для него самого на дороге времени всё представлялось в одном цвете. Впрочем, да и какой это цвет, если вокруг полусумрак, а точнее – серое в будущем и прошлом. Темнее – в прошлом, светлее – к монолиту будущего, а перед ним постоянный цвет настоящего, то есть опять же серый.

Было чему дивиться.

Но и Джордан его вопросами, по-видимому, тоже был задет за живое.

– Ты-то что здесь видишь? Другое?

– Мало сказать, другое, – ответил Иван. – Ни столбов, ни ям, ни разноцветного времени. Ничего подобного для меня здесь нет. Странное, может быть, но вполне обычное поле ходьбы.

– Странное, – проворчал Джордан. – Поле ходьбы… Дорога времени… Как слышу от вас это… от ваших ходоков, так думаю: врут. Какое тут поле, какая дорога? Колдобины и закрытия одно на другом. Шагу нормального не сделать… Поле… Поле – это простор.

Иван с пониманием выслушал местного ходока.

– Так оно и есть. Только ты его видишь таким, а я – другим… Итак… Будущее у нас в той стороне.

– Это почему же ты так решил?

– Вижу его, а не решил.

Джордан засмеялся как от хорошей шутки.

– Ха-ха! Вижу!.. То, что ты видишь, – ничто. Это мы пока на месте с тобой стоим, вот и видишь. Я тоже кое-что вижу. Но стоит нам только сдвинуться, всё тоже придёт в движение. Отчего это будущее может оказаться не там, а где-то в другой стороне.

Иван спорить не стал, ибо ничто не предвещало исполнения предположения Джордана.

– Сейчас проверим, – бодро сказал он. – Пошли!

Уже после первой пары шагов, вместивших в себя вскрик Джордана, якобы падающего в бездонную яму, и его облегчённый вздох, поскольку он туда не попал, повиснув на крепкой руке Ивана, картина поля ходьбы стала стремительно меняться.

Вначале дрогнули холмы и приступили к перестройке по-иному, прежде всего, перекрыв визуальную дорогу в будущее. Затем ущелье провалилось вниз, превратясь в узкую тропу, пробитую в скалах. Ивану ничего не оставалось, как протискиваться самому и пробивать Джордана по этой единственной дороге, ведущей неизвестно куда. Но ему хотелось верить, и он верил, – в будущее.

Неожиданно даль распахнулась, и оказалось, что его путь к будущему отбросил их далеко в прошлое.

– Я сюда ещё никогда не забредал, – оглядевшись, заявил Джордан. – Здесь, наверное, где-то проход в Хан-Тартар. А?

– Понятия не имею, – рассеянно отозвался Иван, обескураженный неприятностью потери направления.

«Шёл в комнату, попал в другую…» – крутилась в голове навязчивая строка из известной ему ещё по школе комедии.

Зато Джордан осмелел.

– Куда теперь пойдём?.. – Повертел он головой во все стороны. – Давай теперь вернёмся в настоящее, а потом прямиком в будущее продвинемся. А ты и вправду прёшь напрямую. Столбы тают, ямы под ногами зарастают! Я уж на тебе перестал висеть. Заметил? Поистине поле ходьбы простирается! КЕРГИШЕТ ты или нет, но у тебя это здорово получается… Мне сюда добраться – сто потов пролить… А то давай-ка сразу в Хан-Тартар заглянем! Тебе это, похоже, ничего не стоит. Или…

– Помолчи! – оборвал его Иван. – Всё оказалось не так просто и красиво, как ты тут расписал. Я вёл тебя в будущее, а привёл в прошлое. Так что не очень-то на меня надейся.

– Ты?.. Ха!.. Вот… Я иду за тобой и думаю, чего это мы ни с того, ни с сего попёрлись в прошлое?

– Индюк думал, да в суп попал, – сказал Иван резко. – Ты видел, что мы идём в прошлое?

– А как же… Но!.. Дело было так. Мы вначале будто пошли к зелёной части, то есть в будущее. Но за ней всё потемнело, а потом проступило серое, а оно пошло синим. Это, значит, мы направились в прошлое. Я думал… Ну, мне показалось, что ты сам свернул в обратную сторону. А ты, значит, шёл всё время в будущее?

– Н-да… – только и мог сказать Иван. – Я никуда не сворачивал, шёл в одном направлении. Как мне казалось, именно в будущее.

– И что теперь?

Джордан после признания Ивана в потере направления, стал чувствовать себя увереннее. Но руку КЕРГИШЕТА не отпускал. Напротив, бесцеремонно перехватился за предплечье с тем, чтобы держаться покрепче. Иван машинально оказал сопротивление, чтобы тот не слишком сжимал ему руку. На вопрос ответил как можно бодрее:

– Что теперь? Теперь будем разбираться!.. Итак, что мы имеем, и чего мы не имеем? – он осмотрелся, но увидел всё то же. – Где, по твоему видению, сейчас твоё настоящее?

Джордан напрягся, покрутился на месте.

– Я бы пошёл туда, – не совсем уверенно сказал он и показал направление.

Там для Ивана шла гряда холмов с глубоким распадком – именно по дороге к нему предлагал идти Джордан. Сам-то он считал эту гряду границей временного канала, но если Джордан там видит своё настоящее, то ему, пожалуй, придётся кардинально менять представление дороги времени в Кап-Тартаре.

Поэтому он сомневался недолго.

– Веди! Только не торопись. И вот ещё что. Раз ты утверждаешь, что со мной ямы твои зарастают, а столбы исчезают, то веди напрямик, не обходя препятствия или закрытия.

– Я верт, – напомнил Джордан.

– Какая разница? Ты веди и рассказывай, что видишь. Какие цвета времён и где. Их насыщенность, оттенки. А я буду сопоставлять сказанное со своим видением поля ходьбы.

– Понял. Многие, кого я водил здесь, просили рассказывать. Только с ними было больше мороки, чем движений. Мне через яму, а у него там что-то своё. Мыкались туда-сюда больше, чем ходили…

Холмы надвинулись, но дрогнули, стали выше, распадок зарос на глазах, склоны обрели крутизну. Джордан упорно вёл его к ним. Иван забеспокоился. А стена – вот она, рукой подать. Лишь когда оставалось до неё меньше полушага, чтобы упереться лбом и послать всё к чёрту, Джордан остановился.

– Так, – сказал он деловито. – Цвет поплыл…

– Что значит поплыл?

– А то и значит, – наставительно произнёс Джордан, – что путь к настоящему шёл сюда, а теперь нам надо идти… туда, – и он потянул Ивана вдоль стены холмов, которая стала прогибаться козырьком над их головами.

– Стоп! Почему туда?

– Туда, мне кажется, перемещается сейчас время. Там уже розовеет настоящее.

– Постой! Я осмотрюсь и… посмотрю и прикину что к чему.

Иван говорил, а сам рыскал глазами по округе, ища каких-нибудь ориентиров, а по ним определиться, где он находится. Если Джордан что-то видит цветное, что означает направление к будущему, то и у него в поле ходьбы должны появиться какие-то приметы.

Нет, ничего такого, за что можно было бы зацепиться глазом для уверенного движения к настоящему Джордана, как он ни всматривался, не увидел.

За спиной стена, впереди – неширокое пространство, а за ним – новая цепь холмов. Мало того, по его представлению, будущее должно находиться по правую руку по ходу их движения, но Джордан упорно тянул левее, под козырёк всё больше нависающей стены.

«Так, наверное, – подумал Иван, – и Дигон чувствовал своё бессилие, становясь на дорогу времени и не зная куда направиться, чтобы выйти в нужную точку зоха».

Да, дело плохо! Урочище Кап-Тартара оказалось ему не по зубам. Во всяком случае, сейчас, будь он здесь один, смог бы только слепо тыкаться, как несмышлёный щенок, во все углы.

– Если мы сейчас выйдем в реальный мир, что увидим?

– И не думай! – насторожился Джордан.

– Потому и спрашиваю.

– А я не знаю!.. И знать не хочу!.. Там всё может быть. Я тебе уже о том говорил… Не надо, КЕРГИШЕТ.

Последние слова Джордан произнёс умоляющим голосом и с неприкрытым страхом.

Иван, готовый уже было покинуть дорогу времени, тоже засомневался. Надо ли? Куда он торопится? Сегодняшняя их прогулка в поле ходьбы Кап-Тартара первая, но, естественно, не последняя. Джордан попривыкнет к мысли, что в реальный мир – боится он там увидеть себя больным или мёртвым или нет – выходить придётся. И они это обязательно сделают, даже если и ему что-то там придётся обнаружить неприятное.

– Не будем торопиться, ты прав. Но если не сейчас, так в следующий раз. Всё равно мне надо проверить, что там.

– Не знаю, для чего тебе это надо, а я… Да, я боюсь! Боюсь опять увидеть там такое, о чём пожалею. Боюсь не вернуться назад к людям и блуждать во времени, пока меня хватит… Здесь в одном месте, – Джордан покривил лицо от отвращения к тому, что собирался поведать. – Там есть завал погибших когда-то людей. И от того, какого цвета время освещает их, они то выглядят недавно умершими, то высохшими останками, а то и рассыпающимися в прах скелетами. Я когда первый раз на них наткнулся, с того и убоялся поля ходьбы.

– Но опять ходил на место гибели людей? Зачем?

– Нет, что ты! – Джордан хотел отгородиться от Ивана руками и едва не выпустил его предплечья, охнул и повис на нём. – Я специально туда не ходил. Это время ведёт. Сегодня оно пошло сюда, завтра – туда. Не хочешь – а наткнёшься. Так вот, КЕРГИШЕТ. – Джордан поник головой, вздохнул. Попросил: – Давай вернёмся домой?

Иван смог лишь внимать, слушая сбивчивый рассказ местного ходока, и задним числом осуждать себя за торопливость своих слов, брошенных в упрёк Джордану при встрече с ним там, на площади Первого Порога в Фимане.

– Прости меня Джордан, что подумал о тебе плохо, – как можно доверительнее и мягче проговорил он.

– Перестань, – отмахнулся тот. – Так мне и надо! Ты правильно на меня попёр. Иначе я до конца дней своих не узнал бы, что это значит – по-настоящему ходить во времени. В поле ходьбы. По дороге времени… Ты мне показал. Это здорово!

– Я рад за тебя, – удовлетворился Иван ответом Джордана. В конце концов, с его сердца спадала тягость несправедливого отношения к нему. – Давай выводи меня к своему настоящему. Мне, как я вижу, сегодня собственными усилиями отсюда не выбраться.

– Так ли? – вскинулся Джордан.

– Так. Пойду за тобой. Ну, веди!

Ваня, ты нам нужен

Поле ходьбы Кап-Тартара долго представлялось Ивану совершенно непонятным явлением. Впрочем, таковым оно и осталось для него: до конца не освоенной загадкой.

Его движения в нём, несмотря на бесконечное их повторение, выводящие Джордана из равновесия, долго не давали ничего, что можно было бы использовать практически.

Местный ходок капризничал, порой его заносило и он пускался в нечленораздельные размышления вслух о дураках, приходящих на его голову в Фиман лишь для того, чтобы показать ему, несчастному и ни в чём не повинному человеку, свою дурость и гордость. Всё это напоминало воркотню Сарыя, учившего когда-то Ивана ходьбе во времени. Однако он быстро научился сбивать местного ходока на другие темы, и тот, обсуждая их, успокаивался и продолжал выполнять команды КЕРГИШЕТА.

В конце концов, кое-какие проблески появились.

Оттенки – вот что стал замечать Иван, становясь на дорогу времени.

Но первое, чему он научился, – это находить вход в поле ходьбы Кап-Тартара: то тёмное пятно на площади Первого (почему именно Первого – Джордан не знал) Порога, которое, похоже, безо всякой системы медленно «ползало» по замысловатой петляющей траектории бестолковой улитой с постепенным, тем не менее, обходом фонтана.

Несколько попыток покинуть реальный мир в каком-либо ином месте Фимана неизменно выбрасывали Толкачёва к тромбу между мирами. Обратный выход в реальный мир выводил его на неизменную парковую аллею, словно сюда сходились все временные нити поля ходьбы. После чего ему приходилось возвращаться в поселение через кольцо мерцающего времени вокруг него с его плывущими картинками, раз от разу новыми, порою даже занимательными, но до оскомины надоевшими Ивану.

Джордан после каждой такой его потуги найти собственный вход в поле ходьбы Кап-Тартара встречал язвительным замечанием, что приходящим из стабильного течения времени всегда неймётся, слов они разумных, когда им говорят знающие, не понимают и… вообще. После чего следовал дежурный набор фраз о дураках и их дурости. Правда, без околичностей, так как напрямую критиковать КЕРГИШЕТА он перестал из-за уважения к нему. Да и, честно сказать, побаивался он его. За физическую мощь и за способность ответить так, что у Джордана отпадала всякая охота вступать в дискуссию.

Второе, что было важнее для Ивана, – он, входя в поле ходьбы и постоянно требуя от Джордана отчёта, что тот сейчас видит вокруг и как расположены цвета времени, стал улавливать некую слабую, едва уловимую для себя, переменную освещённость в различных направлениях пространства поля – оттенки. И постепенно, хотя и неуверенно, мог уже определить, прошлое это или будущее маячит перед ним. Бывали случаи совпадения оценок между ходоками как раз по признаку освещённости. А однажды, то ли Иван в этот раз был более внимательным, то ли дорога времени выглядела контрастней, но ему удалось вести слегка потрясённого Джордана довольно долго в лабиринте смеси различных времён: будущего, настоящего, прошлого…

Так что Иван, естественно, стал твёрже чувствовать под собой дорогу времени в поле ходьбы Кап-Тартара, и ему всё чаще думалось (и не терпелось) заглянуть в будущее временного канала, оставив до поры до времени исследование его прошлого.

Джордан, зная о его планах, осторожничал.

Он перестал говорить, что чего-то боится, поскольку, двигаясь во времени с КЕРГИШЕТОМ, ни разу не встретился с чем-то таким, что могло бы его испугать.

Теперь он не боялся, теперь он сомневался.

Он сомневался во многом.

В том числе, что заплутаем, говорил, на входе канала в каше времени. Ещё хуже, если они там вдруг потеряются; КЕРГИШЕТУ это, может быть, обойдётся и он легко выйдет в реальный мир, а как быть ему? Да и есть ли необходимость, сомневался он, вообще куда-то стремиться: ходят и ходят себе помаленьку, изучают поле ходьбы, так чего им ещё надо?

Он уже был не против того, чтобы посмотреть на реальный мир вдоль временного канала, хотя тут же высказывал сомнение: выйти-то выйдем, но войдём ли обратно в поле ходьбы именно Кап-Тартара? В Фимане вход обозначен ползучим пятном тени, а что может ожидать их там?

– Ты же выходил, – напоминал ему Иван, – и вернулся.

Непоследовательность Джордана порой удручала его. Тот мог в двух предложениях высказать совершенно противоположные мнения или сведения.

– Выходил, – уныло подтверждал местный ходок, – но ничего хорошего там не увидел.

– Вернулся же?

– Вернулся… – тянул Джордан. – Но что это мне стоило? Шагу ступить от точки зоха не смел. Шагнёшь – а вход уплыл уже куда-то…

Такие ответы наводили Ивана на мысль: местный ходок сам не знает, чего хочет, а лишь надеется на него, на КЕРГИШЕТА, который выведет его в реальный мир и потом поставит без помех на дорогу времени.

Сам же он больше интересовался полем ходьбы, считая важным для себя вначале хорошо научиться в нём ориентироваться, и уже после, если будет желание и возможности, осваивать особенности окружающего реального мира. Оттого он выжимал из Джордана последнее.

То, что его требования выжимали из того именно последнее, выяснилось после того, как местный ходок неожиданно, когда они оказались, не менее внезапно для Ивана, в настоящем, с укоризной заявил:

– Шляемся, шляемся… Ты, КЕРГИШЕТ что – двужильный? Зато я не привык… Ты бы к себе домой сбегал бы, отдохнул бы, а?

– Что это ты обо мне так обеспокоился?

– Ха! Не о тебе. О себе.

– Так бы и говорил. Но ты, пожалуй, прав. Надо сходить к себе, поговорить с Учителями.

Джордан покривил лицо в презрительной улыбке.

– С Задирой что ли? Он же…

Иван не дал ему долго распространяться по поводу негативных сторон Учителя.

– И с Сарыем, конечно. Но и с Симоном.

Джордан важно кивнул.

– Симон серьёзный человек. Сюда к нам почти не ходит, а придёт, так с дурацкими речами ни к кому не пристаёт.

– Любопытный у тебя, погляжу, критерий серьёзности. Симон многое знает и пытается объединить ходоков.

Собеседник опять покивал головой.

– Кто ещё у тебя там в Учителях ходит?

– Дон Севильяк.

– Дон Севильяк?.. А-а, Дигонов дружок. Ну, этот хоть и здоров, но смирный. Только чему он тебя может научить? У него как слово, так смех. Кто бы его самого чему поучил.

Иван с иронией посмотрел на щуплую фигуру Джордана. Да, дон Севильяк в Фимане мог подружиться только с тем, кто подстать ему самому, – с Дигоном. А Джордан росточком не вышел, мелковат для него. И в прямом, и в переносном смысле.

– Учить можно всему. Он учит меня дружбе.

– А-а, – ходок насупился, поник, помолчал.

Слова Ивана ему, по всей видимости, не понравились. Он-то здесь, как теперь знал Иван, ни с кем не дружил, а потому упоминание о дружбе кого-то с кем-то задело его за живое.

После долгого молчания поднял голову, невнятно сказал:

– Скажи, КЕРГИШЕТ… – он замялся. – А ты меня… – вновь замолчал, набрал полные лёгкие воздуха, закончил: – …когда-нибудь возьмёшь к себе? В твой мир?

Иван хотел засмеяться. Вот будет подарок для Сарыя, когда его заклятый «верт паршивый» появится у них на кухне. Это будет что-то! Но, видя переживания местного ходока, не подал и вида, что просьба его могла насмешить КЕРГИШЕТА.

– Почему бы и нет? – сказал он как можно увереннее. – Как только удостоверюсь, что могу пробить тебя в твоё будущее, так и попытаемся это сделать…

– А что проверять-то? – встрепенулся Джордан. – Мы, как с тобой встаём на дорогу времени, так каждый раз ты меня в моё будущее раз по пять пробиваешь. Будто через узкую полосу огня протаскиваешь!

– Ты это… что… – проговорил Иван, находясь в полной растерянности, – серьёзно?

– А чего мне врать-то? Сам посуди. Здесь же время на время наползает, всё вокруг, как шкура у кошки, всеми цветами раскрашено. А тебе – то невдомёк, куда ты меня тащишь.

– Что ж ты мне не говорил?! – воскликнул Иван.

Он одновременно удивился и возмутился признанию Джордана, так как немало уже поломал голову над вопросом проведения местного ходока в его будущее. Необходимо было узнать, как он будет воспринимать время у истока временного канала, там, где находился монолит будущего у него самого.

А впрочем, есть ли этот монолит? Его будущего? Может быть, он и сам, не замечая того, переходил в него?.. Э, нет! Монолит виден даже с точки зоха при входе в поле ходьбы, – решил он. Но мысли о том так взбудоражили его, что он на время позабыл о Джордане. Он смотрел на него и не видел.

Нет, он, конечно, видел, как у того округлились глаза, так как Джордан тоже был немало удивлён вопросом Ивана, но долго не отвечал на действия местного ходока.

– Тебе? – теребил Джордан за рукав Ивана. – Тебе надо было говорить?.. Я думал, ты знал. Ты же, говорю, когда идёшь, то, не разбираясь куда прёшь, и прёшь через времена, а я – везде за тобой. Обычно там у меня на грани пропасть бездонная, а с тобой…

– Вот это да-а… Любопытно, – задумчиво произнёс Иван. Всё-таки поле ходьбы Кап-Тартара радикально отличалось от внешнего ему, тому, где привык ходить Иван. Здесь везде действовали свои закономерности. – Скажи, а ты сам можешь войти в своё будущее?

– Нет! – резко и отчуждённо сказал Джордан. – Пропасть там!

Он болезненно воспринимал те вопросы КЕРГИШЕТА, которые касались его ходьбы во времени до встречи с ним. Иван уже понял это и старался обходить нежелательную тему, но разговор зашёл о слишком существенных вопросах, чтобы беречь нервы местного ходока.

– А со мной, значит, смог. И что ты при этом ощущал?

– Говорил же – огненная вспышка. Вздрогну, и всё.

Иван, не зная о том, думал, что причиной его вздрагиваний было совсем иное. Считал, что у Джордана всё-таки видение поля ходьбы – это столбы да ямы, потому-то его и передёргивало от неожиданно возникшей под ногами ямы, либо от столба, на который он его выводил.

– А при возвращении?

– При возвращении ничего не замечал.

– Да уж, – покрутил головой Иван. – Тогда… Осталось это проверить и в нашем поле ходьбы… Нет! Надо же! Ты, Джордан, где надо – молчун, а где не надо – болтун.

– А ты меня спрашивал? – возмущённо возвысил голос местный ходок и воинственно вздёрнул щетинистый подбородок.

– Однако! – занегодовал и Иван. – Ты же сам должен соображать, что к чему. Тебя в будущее протащили, а ты… Тьфу, на тебя!.. Но если это так, то… – Иван даже замер от пришедшей мысли. – Здесь, наверное, можно и других пробить в будущее! И в моё тоже…

Джордан незамедлительно окатил его холодной водой, сказав:

– Зачем это? Других-то? Они тут всё истопчут. Это ты, КЕРГИШЕТ, брось! Я с ними ходить не буду!

– Да не ершись ты! Тебе сейчас не понять…

– Куда уж нам, – обиделся Джордан. – Вы там все…

– Не все! – отрезал Иван. – Дослушай! Я вот о чём подумал. Смогу ли я здесь пробить в будущее других ходоков не для того, чтобы тебя позабавить или позлить. Если да, то появляется возможность… Для меня возможность, чтобы иметь поддержку в их лице. Там, в будущем Кап-Тартара, всё не так просто, как ты думаешь. А я кое-что знаю… Впрочем, не буду пока гадать. Надо сначала посмотреть, а уж потом решать… Ну, чего ты куксишься?

– Набегут тут, – пробурчал Джордан, отворачивая лицо.

Ну, до чего он похож на Учителя, даже репликами!

– Вот тут ты не прав. Чтобы набежали, мне, сдаётся, немало надо будет сделать. Ты думаешь, они спят и видят, как бы тебе насолить и ворваться с тобой во главе в местное поле ходьбы? Да мне их ещё придётся уговаривать, уламывать, чтобы согласились. А ты – набегут да набегут… Ладно. Я, пожалуй, схожу домой. Помоюсь от души. А то вы тут в Фимане почему-то этим пренебрегаете. Воду жалеете?

– Не пренебрегаем. Видишь ли, скоро, по всем приметам, наступит очередная эгепия. Кто моется, тот, говорят, быстрее стареет. Вот и получается так.

– С вами не соскучишься. Суеверия. Что у вас, что у нас… У нас вот этих эгепий нет, но нечто подобное процветает на каждом шагу. Чёрная кошка перебежала дорогу – жди беды. Кто-то с пустым ведром встретился – пути не будет. Это, так сказать, по малому. А то некоторые днями даже не едят. Постничают. Суеверия…

Джордан прищурился и чем-то стал походить на Симона, когда тот так же смотрел на него, будто через прицел снайперской винтовки.

– Не-е, КЕРГИШЕТ. Ты безбожник, тебе, поэтому, всё не так. А все нормальные люди…

– Я их шизофрениками зову, – вставил Иван своё мнение.

– Как их ни назови, но они…

– Всё, всё! – замахал руками Иван, словно отбиваясь от надоедливой мухи. – Выходим в реальный мир. И – я домой!

Хорошо возвращаться домой.

Там тишина и никаких временных штучек: будильник мерно, главное, уверенно отстукивает надёжные равные друг другу секунды, минуты, часы… Мир упорядочен, стабилен, неумолим в своём поступательном движении – вперёд, и только вперёд, то есть в будущее, отшвыривая назад миг настоящего, втискивая его в бездонную урну прошлого. Сейчас утро, за ним – всегда наступит день, потом – вечер. Сегодня май, а через месяц – июнь…

И это правильно. Но до поры до времени!

Вселенские законы правят до тех пор, пока пытливый ум разумного существа, порождённый ими же, не захочет проверить их на прочность или на законность.

Вот тут-то и начинается чехарда и беспорядок.

Незыблемое будто бы постоянство времени можно, оказывается, разорвать на клочки и смешать их так и по-иному, изменить вектор его направленности, прорваться назад – в прошлое и наследить в нём. Но, к счастью, время умеет безжалостно заметать эти следы, лечить раны, нанесённые ему разумом, словно ласковая мать, не замечающая и исправляющая ошибки своего любимого дитяти.

Но почему? Для чего?

Может быть, для его, этого неугомонного мыслящего существа, грядущих великих деяний? И это уже где-то такое формируется там, далеко за пределами передового будущего, где нет ещё ничего: ни Вселенной, ни Солнца, ни Земли, ни самого разума…

Предвкушая своё появление в родной квартире – как он окунётся в знакомую обстановку, выслушает ворчания милейшего Учителя, отмокнет в ванне и смоет грязь Кап-Тартара, – Иван из прошлого вошёл в стены комнаты и проявился в реальном мире…

Он проявился в реальном мире, ощутив некое неудобство при переходе, в закутке между телевизионной тумбой и стеной, так как всё пространство небольшого помещения – стандартных семнадцать квадратных метров – было буквально забито людьми. Бросились в глаза знакомые лица. Прямо перед ним, на полу, сидели плечом к плечу недавние враги: дон Севильяк и Арно; за ними, в единственном у Ивана приличном устройстве для сидения, в кресле, расположилась Манелла; и везде – многие из тех, кто ходил с ним в Кап-Тартар…