Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

Кроме одного, доносящегося издали.

Подойдя поближе к источнику звука, Иван увидел у скромного постамента мужчину лет пятидесяти, неказистого лицом и ростом, давно небритого, отчего седая и тронутая сединой части лицевой растительности бросались в глаза. Этот человек всклоченными волосами, энергичной жестикуляцией и безумными глазами походил на пророка, как их рисуют в религиозных книгах, вещающих о страстях и ужасах будущего, воспринятого ими якобы свыше, или, что будет точнее, на сумасшедшего, несущего несусветный бред.

– …и они это знают! – можно было разобрать слова. – О-о! Они это знают!.. Чтобы умалчивать! – резкий взмах руки, забивающей гвоздь. – Но никто из них нам не скажет правду: кто мы, зачем мы и почему? А вы? Вы? – оратор вытянул руку и повёл ею вокруг, поворачиваясь за нею всем телом, словно флюгер под порывом ветра. – Склонившие головы перед случившимся с вами несчастьем? Праздно проводящие время, которого нет и не будет?.. Ах, как вы спокойны и беспечны!..

Не считая только что подошедшего Ивана, вокруг пламенного трибуна слушателей не было: люди его явно обходили стороной. Но его, похоже, такое отношение сограждан не смущало. Возможно, он упивался своим голосом или проводил репетицию предстоящего выступления перед более многочисленной аудиторией.

«Кажется, я его нашёл», – догадался Иван.

Ориентиром к тому же служила статуя человекообразного существа с шаром в одной из трёх рук.

Это и был, наверное, Давнал.

Иван не долго слушал, а, воспользовавшись паузой в слово потоке вопиющего, обратился к нему:

– Ты – Джордан? Ходок во времени?

Джордан

– О!.. О-о, – округлил глаза тот, делая их, тем не менее, осмысленными и внимательными. – Я – Джордан, но я тебя не знаю, а потому не буду с тобой…

– Зато я тебя знаю! – резко сказал Иван, ощущая вдруг в себе неприязнь к этому человеку. – И пришёл я к тебе издалека.

– Издалека? Как это?.. А-а! Ну, конечно. Тоже ходок?

– Ходок.

– Но я тебя не знаю! Тут всякие… – он начал кривить лицо в брезгливой ухмылке.

– Зато я тебя знаю! – настойчиво повторился Иван. – Пришёл к тебе по делу. Незнание – не аргумент, чтобы сразу отказываться от знакомства с незнакомцем.

– Интересно, – Джордан явно был озадачен. – Я ведь их… вас знаю всех. Примелькались как мухи осенью. Такие же ядовитые. А ты… Заметен по форме, – он посмотрел на КЕРГИШЕТА снизу вверх, задрав щетинистый подбородок, – а вот не помню. Не помню, чтобы и ты в этой временной луже, в Фимане нашем то есть, когда-то бывал. Не помню и – всё тут!

Иван кивнул.

– Ты прав. Я здесь впервые. Хочу с тобой…

– И откуда вы там берётесь? – продолжал рассуждать всё так же озадаченно Джордан, но уже с поддёвкой. – Куры вас там несут, что ли? Десятками… Так не похоже, что куры!.. Тогда кто?.. Я вот что скажу тебе… э-э…

– Зовут меня Иваном. Я – КЕРГИШЕТ.

– О!! – словно от неожиданности присел Джордан. – Так это о тебе они здесь все наперебой долдонили? Все уши тобой мне прожужжали! Говорю же, как мухи жужжат, и жужжат, и жужжат.

– Возможно, – проговорил Иван, терпеливо выдержав паузу, ожидая, пока Джордан примет нормальную позу. – Я не о том…

– Как не о том? Да они до того были все дураками, а теперь из-за тебя стали совсем невменяемыми. Ах да ох, этот КЕРГИШЕТ…

Иван почувствовал, что заводится.

– Сарый то же самое говорил о тебе. Дурак, говорит, Джордан и не лечиться. Вертом паршивым называл тебя.

– Камен-то? Задира этот несносный? Так он же первый среди них. Дураков!

– Сарый мой Учитель.

– А? А-а… То-то он тут в последние приходы свой павлиний хвост распустил. – (Иван едва открыто не улыбнулся, представив поведение Сарыя, донельзя гордого своим положением Учителя самого КЕРГИШЕТА). Джордан продолжал: – И намекал. Мол, он – де теперь… О-го-го!

Он вдруг засмеялся и сразу же стал серьёзным. Заморгал редкими ресницами.

– Ну, а я тебе зачем, КЕРГИШЕТ?

– Поговорить хочу. Попросить хочу, чтобы поводил меня по вашему миру. Здесь и на дороге времени. Посмотреть хочу.

– Отчего же такое хотение вдруг в тебе проявилось? Ваши-то, что сюда приходят, не слишком разгоняются для таких прогулок. Если только не совсем дурак.

– Согласишься – поделюсь. Но, в основном, хочу проникнуть в будущее по временному каналу. Фиман располагается…

– Не учи, знаю. Но в будущее? Зачем? Там же… там же… – он немо пошевелил губами, – там же время как попрыгунчик.

– Потому и хочу посмотреть… Да и в прошлое неплохо бы заглянуть. Там, говорят, другие обжитые места есть.

– Ишь ты какой… – Джордан постоял с полуоткрытым ртом. – А скажи, КЕРГИШЕТ, ты… Это правда, что ты привёл всех… этих сюда… Они так говорили… В два шага всего будто бы через временной тромб. Они его пограничьем зовут. А то ещё и Кахкой. Если говорят о себе.

– В два не в два, конечно, но, в принципе, так.

Джордан недоверчиво покрутил головой.

– Да-а, – неопределённо протянул он. – Что, и таким же образом… в два этих самых шага назад вернул?

– Раз привёл, пришлось и возвращать. Обратно, правда, были кое-какие сложности. Особенно когда пробивал Дигона…

– Кого? – широко раскрыл глаза Джордан. – Дигона? Ты его вернул в тот мир? – местный ходок подался всем своим тщедушным телом к Ивану, были бы рога – проткнул.

– Это разве плохо? Он попросил – я его и пробил через барьер. Вернул, значит.

– А ты не боишься? – тихо спросил Джордан и повёл вокруг глазами – не подслушивают ли?

– Чего мне бояться? – удивился Иван, но непроизвольно тоже с некоторой опаской огляделся.

– Не чего, а кого, – поправил Джордан. – Его же сюда сослали на все времена.

– Никто его не ссылал, лишили кое-чего – это да.

– Э, нет. Боги!.. – Джордан закатил глаза. – Вот кто его сослал. Ваши при том Боги. А они не любят, когда им кто-то мешает. КЕРГИШЕТ ты или кто иной, а Боги не любят всякого, кто им поперёк дороги становится. А ты…

– Что ещё за боги? – перебил его Иван, несколько озадаченный заявлением местного ходока.

– Боги, они и есть Боги, – Джордан поднял руки кверху. – Что оттуда нами правят.

– Вот ты о чём… Я в богов и прочую мифическую нечисть не верю, – сказал Иван. – Насмотрелся в тысячелетиях. Везде только люди и их деяния. А боги только в головах невежд и шарлатанов.

– Так ты безбожник, оказывается! – словно чему-то обрадовался верт и прихлопнул в ладоши.

– Безбожник, это точно.

– Как Дигон. Он тоже… Не думал, что кроме него кто-то ещё найдётся… Но тогда как же дар ходьбы во времени? Не сам же ты его себе присвоил. – Он вновь дёрнул вверх заросшим подбородком. – Ведь этот дар только Боги могут дать человеку.

– Хм… Ты, наверное, помнишь, как они к тебе пришли и подали, на подносе с белой каёмочкой, этот дар. Так?

– На то они и Боги, чтобы давать что-либо, а нам не видеть того, но лишь потом ощутить полученное, – насупившись, наставительно произнёс Джордан. – Зато потом…

– Я атеист, – прервал его Иван. – Веруешь в богов – твоё дело, а меня не агитируй. У нас когда-то диспуты проводились: есть Бог или нет. Кстати, тогда и решался вопрос: он един, или их толпа.

– И кто побеждал? – Джордан явно заинтересовался.

– Известное дело кто. Если атеисты у власти – они побеждают, если церковники – они всех дурят.

– Ну и пусть это будет при тебе, – будто согласился Джордан с пожеланием Ивана, но упрямо уточнил: – Да только Боги того не любят.

– Что они любят, вообще? – начал злиться Иван, хотя, идя на встречу с Джорданом, приказал себе быть корректным. Однако бессмысленный разговор о богах сорвал его. – Детей они убивают с пелёнок… Калечат людей… Насылают болезни… Заставляют брата идти на брата. А где любовь эта пресловутая? Только в головах идиотов и тех же шарлатанов, живущих, и не плохо, заметь, за счёт этих идиотов!

Джордан покачал головой.

– Ох, – выдохнул он с сожалением. – Тебя Боги за такие слова отсюда тоже не выпустят. Тогда узнаешь.

– Узнаю… Вот и хочу узнать, что собой представляет Кап-Тартар и почему здесь всё так, а не эдак.

– Многие хотели узнать, – проронил Джордан и некоторое время смотрел печальным отсутствующим взглядом мимо Ивана. Лицо его осунулось, под глазами набухло. – Многие… Да. Уходили и туда, и в другую сторону, ища выходы… или входы.

– Нашли?

Джордан пожал плечами.

– Не знаю. Может быть, и нашли, да я их больше после того не встречал. Рассказать было некому. Это как умершие уходят, что-то там видят, а нам – ни слова о том.

– Да уж, мёртвые не скажут. А сам-то пытался?

Джордан вскинулся, повёл подбородком – сейчас выскажет что-нибудь нелицеприятное, но потускнел лицом и вяло сказал:

– А то? Молод был. Само собой интересовался. Да весь теперь вышел.

– Что так рано?

– Не рано, а вовремя. Тут у нас, куда ни пойди – всё одно: откуда ушёл, туда и вернулся. Только страстей всяких насмотришься. Выскочишь из поля ходьбы, а волосы у тебя дыбом.

– Вот я и хочу посмотреть.

Джордан поморщил нос, словно разговор ему стал надоедать.

– Посмотришь, а потом?

– Потом суп с котом! Мне надо увидеть начало временного канала из будущего. Его исток. А уж потом его продолжение в прошлое. Хотелось бы до самого конца.

– О-хо-хо! – оживился ходок. – Ничего себе у тебя желания. Там же самая что ни на есть временная каша. Да туда соваться – что в мясорубку. Я туда не ходок. Нет, нет и ещё раз нет!

Ивану его отказ не понравился. Что ни говори, а надежда только на Джордана.

– Я же шёл через Фиман, – сказал он, – и видел эту самую кашу. Но, как видишь, я здесь.

Джордан прищурился, мелко и обидно для Ивана засмеялся, мало того, высказался:

– Вы там все дураки! Это точно! Ты же шёл по стабильной дороге, а там… – он насупился.

– Вот что, Джордан. Не знаю, все ли у нас дураки, но таких запуганных, как ты, нет. Скажи честно, ты когда-нибудь в наш… я имею в виду большой мир, выходил?

– Что там у вас хорошего? – с вызовом, однако, пряча глаза, спросил фиманец. – Мне и здесь хорошо. А у вас… там… дурак на дураке и дураком погоняет.

– Мастак, – покачал головой Иван. – Не дураки тебя, похоже, смущают, как я погляжу. Всё потому, что ты боишься. Вот почему у тебя все дураки, кроме, естественно, тебя самого. А ты просто трус! Забился в самый центр Кап-Тартара и нос куда-либо сунуть опасаешься: вдруг прищемит. Оттого тебе и ходоки не нравятся, что не довольствуются одним текущим днём и временем, а ходят во времени, куда их позовёт фантазия. И не боятся, заметь, ничего. А вот ты, опять же скажи честно, когда сам-то был в поле ходьбы?

Щуплая до худобы фигура Джордана от резких слов Ивана стала ещё суше, но взгляд серых с желтоватыми радиальными прожилками глаз стал таким же насторожённым и внимательным, что и в начале разговора. Он изучал Ивана, что-то прикидывал в уме или подытоживал результаты неожиданной для него встречи.

– Вот что, КЕРГИШЕТ, – сквозь зубы проронил он и снова подозрительно оглянулся, как если бы их мог кто-то подслушать и использовать против него сказанное. Но редким прохожим до них не было дела. – Я тебя не трогал. И ты меня не трогай! Так что иди своей дорогой.

– А ты здесь закопайся, да так, чтобы мой Учитель тебя больше не видел. Ты меня понял? – с угрозой спросил Иван. – Я болтунов, которые сами ничего не хотят делать, а тем более, помочь, не люблю. И презираю! А с Кап-Тартаром я разберусь сам! Помыкаюсь, набью шишек, но разберусь. А потом?.. Вот тебе тогда и будет потом. Так вот потом ещё раз посмеюсь над тобой, чтобы не пугал других, коли сам трус! Ведь это из-за тебя кто-то ушёл из наших ходоков в местное поле ходьбы и не вернулся. Это ты виновен, что они потерялись во времени! Из-за твоей трусости и любви поболтать… Всё, исчезни с глаз моих!..

Каковы были у Джордана разговоры и споры с другими ходоками, и в частности с Сарыем, Иван не знал, но его выпады и обвинения были, по всей видимости, для местного ходока внове. Он растерялся, побелевшие его глаза забегали, в движениях, недавно энергичных и явно продуманных до мелочей, появилась несогласованность: руки то оглаживали бока, то с остервенением одёргивали не первой свежести одежду.

Иван отвернулся от него и неторопливо, изображая независимость, направился дальше по кругу площади.

– Э-ээ!.. Этот!.. КЕРГИШЕТ! Ты что?.. Ты это серьёзно?

Иван окрика ожидал.

Было бы совсем плохо, если бы его не было. Тогда надежда на местного ходока исчезала и ставила Ивана в незавидное положение.

– Чего тебе ещё? – он будто нехотя повернул лишь голову и чуть замедлил движение.

– Я тебе вот что скажу, – Джордан покинул насиженное место и сделал первые шаги вслед за Иваном. – Ты же если сам… то попадёшь в омут и… всё! Не вернёшься.

– Не попаду! – уверенно отозвался Иван и продолжил движение.

Но никакой уверенности у него, конечно, не было. Нужна помощь Джордана. Пусть он с небольшим, может быть, опытом ходьбы по дороге времени в Кап-Тартаре, но опытом, который для него, новичка, дорого стоит. Только местный ходок мог обратить его внимание на некоторые аномалии, а здесь их, по всему, предостаточно, предупредить о «временной каше», да и быть товарищем в поиске.

Джордан обогнал его и стал на дороге.

– Ишь вы, какие там все!.. Гордые! А то не понимаете, что Кап-Тартар – это не ваш установившийся мир, где время всё равно, что приручено и течёт только в одну сторону. Из будущего в прошлое. Где уж вам понять меня…

– А ты, значит, понимаешь? – надвигался на него Иван. – Оттого ни шагу в поле ходьбы. Так?

– Может быть и так! – не отступал Джордан. Лицо его пылало гневом. – Ты себя когда-нибудь видел разорванным в клочья? Ты!.. Старым и немощным? Калекой? Не видел – так приготовься. Там, – он отмахнул руку в сторону, – в поле ходьбы, всё это уже есть, ждёт тебя, не дождётся. Там твоя старость и недуги, там твоё гниющее и смердящее тело, там развеян твой прах, там твои обглоданные кости…

Джордан всё это перечислял на одном дыхании и в конце перешёл на крик. На висках у него вздулись жилы, глаза провалились.

Он был страшен…

«Вот, – подумал Иван с досадой на себя и с горечью, – Вот чего он боится… Но того же боюсь и я. Разве я не думал о таком исходе движения в поле ходьбы? Сколько уже раз, не перечесть.

Казалось бы, чего проще узнать у Маркоса о своей будущей жизни и судьбе? Он бы покопался в своих анналах и нашёл: – Толкачёв Иван Васильевич, родился, работал, якобы умел передвигаться во времени без использования технических средств, что оспаривается учёными… Затем дата смерти: погиб, исчез, умер в постели, окружённый многочисленными плачущими потомками…

Точно нашёл бы обо мне кое-что, а я ведь не рискую!

Не хочу знать этого!

Потому что знание конца – это и есть окончание жизни с её суетой, желаниями и делами, ибо всё это сразу потускнеет, отойдёт на задний план притуплённого сознания, для которого ничего не останется, как только считать дни и часы…

Мог ли творить и философствовать какой-нибудь совершенно позабытый сейчас современными людьми философ, зная свой нечаянный уход из жизни? А взвалил ли на себя кто-то тяжкую ношу деяний, облагородившее или двинувшее вперёд человечество, если бы ему сказали: – умрёшь в безвестности и нищете. Хуже того, в страданиях… Покрытый страшными язвами… Или от руки хулигана…

Джордан, значит, всё такое пережил».

Некоторое время ходоки смотрели в лицо друг другу. Брови и веки Джордана подрагивали, но он упорно не отводил глаз.

– Так ты покажешь мне свой Кап-Тартар? – наконец тихо спросил Иван, заметив во взгляде фиманца перемены – от упрямого и злого к мягкому, может быть, прощающему ему его грубость в словах и свою ущемлённую оттого гордость.

– Да, – так же тихо отозвался Джордан после продолжительного молчания, после чего опустил голову и понурился: ему трудно было смотреть на Ивана снизу вверх. – Только ты не торопи меня. Ладно? Я ведь, скажу, как ты спросил, честно, давно уже не ступал на дорогу времени. К тому же Дигон говорил, мол, у нас тут что-то не так со временем. Не понял я его…

– Я тоже. Но он здесь не мог быть в поле ходьбы, потому что…

– Был он. Как не быть? Ходок же он, – быстро проговорил Джордан, и чуть медленнее: – Когда его сюда из вашего мира выгнали с треском, – местный ходок, похоже, не любил подбирать более благозвучные слова, – так он здесь львом в клетке на дорогу времени бросался. Я его раз пять выводил, а то, как другие дураки, там тоже совсем потерялся бы.

– Он мог бы, – подтвердил Иван. – Скажи, а тех, кто потерялся, много было?

– Ха! Да разве за ними уследишь?.. Ну-у… Пятерых я точно знаю, а сколько всего?.. Если по Кап-Тартару походить, то кого-то и найти, наверное, ещё можно. Омуты, они всю дорогу портят… И потом, КЕРГИШЕТ, запомни, я – верт.

«Верт паршивый! – не к месту и времени вспомнил Иван восклицание Сарыя после каждого возвращения из Фимана. – Чем же он так досаждает Учителю? Наверное, они друг друга стоят, вот и бранятся между собой, никто уступать не хочет… Хотя, кто их знает?»

– Мне известно, что ты верт, – сказал он. – Учту. Будем ходить рука об руку. Пробивать ходоков и даже обычных людей я уже научился. Получается.

Показалось ли Ивану, но Джордан будто бы посмотрел на него с уважением.

История жизни Джордана мало интересовала Ивана, но верт настоял на своём, и заставил его выслушать. Послушать было что.

– Чтобы знал, – сказал Джордан, когда Иван стал отнекиваться, – я по натуре не сласть какая-то, а чаще горечь и кислота.

КЕРГИШЕТ усмехнулся.

– Я тоже не сахар.

– Это я понял. Пойми и ты меня.

В его жизни, как он утверждал, было всё так, как у всех обитателей Фимана, кроме одной существенной детали: он не помнил себя до определённого возраста, а только с взрослого своего состояния.

– Всё бывает… – успокоительно произнёс Иван. Поинтересовался просто для того, дабы не молчать: – Сколько тебе сейчас лет?

– Лет? Ну-у… – Джордан замялся.

Иван, в душе, опять остался собой недоволен. Да и то. У человека и так лакуна в памяти о детстве, а он бередит ему рану.

– Не хочешь – не говори.

– Дело не в том. Я знаю, что в вашем мире люди исчисляют свой возраст годами. У нас же эониями. Мы так называем циклы, в течение которых человек совершенно не меняется. Он как бы фиксируется на некоторое время, не стареет… Он…

Джордан задумался.

– Ты говори, – поощрил его Иван. – Я пойму.

– Не уверен, – засомневался Джордан, – но скажу. Мы это называем эгепией, то есть постоянством. Вот я… Живу в своей эгепии. Давно уже. Думаю, скоро эта эония для нас здесь всех закончится, и я и другие жители Фимана перейдут в новую эгепию. Сразу постарею; ты меня и не узнаешь, наверное, после того.

– Что, сразу? В одночасье?

– Точно сказать не могу. Эония протекает… Мы сейчас с тобой стоим, и ты видишь меня таким в облике этой эгепии. Но когда-нибудь, может быть, даже завтра что-то произойдёт, – ходок пошевелил большим и средним пальцами, как если бы покрутил верньер радиоприёмника. – Раз! И для меня наступит новая эония и начнётся другая эгепия.

– Н-да, – пожевал губами Иван. – Замысловато…

В словах эония и эгепия слышалось что-то знакомое.

– Ты понял?

– Пока не очень, – честно сознался Иван. – Но… Для взрослых – это куда ни шло. Был молод – и тотчас от тридцатилетнего, скажем, стал сорокалетним… – Заметил, что для фиманца его исчисление возраста годами так же бессодержательно, как для него эгепиями и эониями, пояснил: – Сразу стал старше.

– Да, правильно.

– С этим разобрались. А дети? Не может ребёнок от такого, – показал Иван ладонью от земли до уровня своего колена, – стать таким, как ты или я. Это же против всех законов… таких, например…

– Ты здесь видел детей? – страшно удивился Джордан. – Где?

– Я?.. Нет, не видел. Я же здесь в первый раз… Здесь у вас нет детей? Тогда откуда же люди?

Иван крутнулся на месте, огляделся. На площади людей было не густо, но среди них можно было увидеть молодых и старых, женщин и мужчин. Но ни одного ребёнка или подростка. Одни взрослые.

Пожалуй, это открытие его поразило больше всего из того, что ему удалось уже узнать после рассказов Учителей о Кап-Тартаре.

Джордан явно позабавился от растерянности КЕРГИШЕТА.

– Не пугайся ты так, – сказал он покровительственно. – Дети есть. Как без детей? Но они там, в мерцающем кольце… Подрастут, выйдут сюда, вступят в эонию… Ну что ты ко мне пристал с детьми? У меня их нет, а до чужих – мне и подавно дела нет. Давай лучше подготовимся к входу в поле ходьбы.

– Надо готовиться?

– А то, как же? – важно заявил фиманец. – Это Кап-Тартар!

Он вновь обретал уверенность в себе.

Цвета времени

Джордан зорко, капитаном на мостике большого океанского корабля, окинул взглядом площадь.

– Ага! – наконец произнёс он удовлетворённо. – Доступность в поле ходьбы сегодня обеспечена.

– Что значит обеспечена? Вход в поле ходьбы всегда обеспечен. Открыт…

– Это он у вас обеспечен и открыт, а у нас не всегда, – менторским тоном пояснил местный ходок и с превосходством посмотрел на Ивана, говоря всем видом, что тот не выступал бы со своим мнением, а слушал бы его, знающего.

Но Иван не хотел с ним соглашаться.

– Но я ведь вошёл в Кап-Тартар из поля ходьбы уже на этой стороне барьера. Ты его, похоже, временным тромбом зовёшь?

– Ох уж эти… – вздохнул Джордан. – Так почему же вы здесь появляетесь в одно и то же время, правда, с постоянным сдвигом, и в одном и том же месте? А?

– Я тоже заметил.

– Заметил, а говоришь… Не знаю я всего, но, пройдя временной тромб, ты попадаешь не в поле ходьбы временного канала, а в какое-то промежуточное не то время, не то пространство. Из него можно попасть к нам. Вернее, не к нам, а на окраину Фимана. Там, ваши говорят, парк?

– Парк. Но как тогда войти в… Н-да… В ваше поле ходьбы?

– Я называю это не полем ходьбы, как вы все, а местом ходьбы.

– Хорошо. Пусть будет место. Так что?

– Сейчас нам повезло. Сегодня надо входить вон там, – он указал рукой, но для Ивана его жест ни о чём не говорил, а лишь определил направление, на котором могла находиться точка зоха.

– А не проще здесь? – попытался он всё-таки возразить.

– Нет, – резко отозвался Джордан.

– Почему?

Фиманец насупился, стал что-то бурчать.

– Точнее!

– Я и говорю…

Объяснения Джордана о выборе этой точки так и не убедили Ивана. Но спорить он не стал, решив довериться опыту местного ходока. Тем не менее, спросил:

– Ты что-то там видишь особенное, если считаешь это входом в поле… место ходьбы?

– А ты разве нет? Присмотрись. Видишь тень? Ползёт…

«День солнечный, светило двигалось по небосводу, от того и тени должны передвигаться. Так заведено испокон. Так почему Джордан сказал о ползущей тени как об особенности?»

– Тень естественно ползёт, – повторил для уяснения Иван. – И что из этого следует?

– Это и есть вход. Пошли!

– Пошли! – неохотно отозвался Иван и вздохнул.

Привык он быть первым, а ведомым быть – отвык.

Тень была, но не та, о которой подумал Иван.

На утрамбованной поверхности площади темнело пятно метра в три поперечником. Воздух над ним был прозрачен, так что неясным оставалось его происхождение. Оно медленно, слегка подрагивая, двигалось. Точно замечено – ползло!

– Ну, – глубоко вдохнул и выдохнул Джордан, будто спортсмен перед стартом, – отсюда и начнём. – Помедлил и добавил: – Ты обещал взять меня за руку.

– Не только за руку. В случае чего, цепляйся за меня покрепче, надо – повисни.

Джордан приподнял голову, посмотрел на КЕРГИШЕТА.

– И то. Что мой вес для тебя? Пушинка!

– Не очень-то, – заметил Иван. – Давай руку!

Поле ходьбы урочища Кап-Тартар в точке зоха, выбранной Джорданом, отличалось от привычного Ивану, и больше походило не на поле, а на ущелье, протянувшееся неровной полосой от будущего в прошлое – след пролома временным каналом. По сторонам громоздились уступистые холмы с узкими, словно прорезанными ножом, прорехами между ними. Далеко впереди в прорези ущелья просматривался расплывчатый монолит будущего. К нему-то и стремился Иван.

Позади, в противоположной стороне от будущего, зияла чёрная дыра прошлого.

Иван по привычке огляделся, почувствовал вздрагивающую руку Джордана.

– Что видишь? – дежурная фраза КЕРГИШЕТА застала, казалось, Джордана врасплох.

– А что я тут могу увидеть? – почти с возмущением спросил он. – Я всегда здесь вижу одно и то же: столбы да ямы. И из каждого… этого… другое время брызжет.

Иван усмехнулся. Поэт! Надо же так придумать фразу: – Время брызжет!

– Как ты это ощущаешь? То, что брызжет?

– Нормально, – отозвался ходок, – по цвету.