Когда наступит рассвет

– Да, у меня есть история на этот счет. Но не думаю, что смогу когда-нибудь поделиться ею, – поджав губы, ответила Эбби.

– Понимаю. И требовать раскрытия тайн не буду. Я бы тоже не открылся человеку, которого знаю только месяц. – Нэйтен почесал затылок и обратил внимание на набросок символики академии на бумаге. – Ты еще и потрясающе рисуешь.

– Не льсти мне. – Эбби толкнула Фостера в бок. – Так, занимаюсь на досуге. Это помогает успокоиться и отвлечься от проблем. Старший брат учил меня так делать.

Улыбаться сразу же расхотелось, стоило заговорить о брате.

– У тебя есть брат? Эбби, о каких еще вещах ты умалчивала этот месяц? Он, наверное, так же красив, как и ты?

– Был. Мы с ним были не разлей вода. Может, не будем об этом?

– Хорошо, как скажешь, Эбби.

Между ними повисло неловкое молчание. Когда они перестали суетиться из-за столкновения в коридоре, Миллер удалось внимательнее разглядеть Нэйтена. Впалые скулы, густые брови, серые, как дым, глаза, растрепанные светлые волосы – казалось, сколько ни укладывай их, они никогда не примут должного вида. Но Эбби это понравилось. Черты его лица были мягкими. И от него самого почему-то веяло добром.

* * *

Общение с Нэйтеном пошло Эбби на пользу. Благодаря добродушному отношению Фостера они еще больше сблизились за прошедшие несколько дней. Ребята вместе изучали здания Академии, засиживались в университетском дворике после занятий, гуляли по ночному Лос-Анджелесу и постепенно узнавали друг друга.

Оказалось, Нэйтен знает мегаполис как свои пять пальцев. Он был родом из Глендейла и в школьные годы частенько отправлялся с классом на экскурсии в Лос-Анджелес. Где-то на телефоне у него даже сохранились фотографии, сделанные в эти поездки, и он обещал, что проведет Эбби экскурсию не хуже любого опытного гида. В какие-то глобальные планы Фостер ее не посвящал, обмолвился только, что кроме услуг гида ее ждут увлекательные истории и поедание десерта из самой примечательной пекарни Лос-Анджелеса.

И Эбби перестала так сильно тосковать по родному дому. Она и не думала, что в жизни так бывает. Несмотря на то, что у нее были друзья, Эбби не была общительным человеком, ее замкнутость многих отпугивала. Она не готова раскрыть всю душу при знакомстве. Да и в принципе предпочитала держать боль внутри себя. Ведь человек с душевной болью подобен раненой птице, которую лучше держать в клетке, чтобы она еще больше не покалечилась в полете.

Многие говорили Эбби, что общение с ней доставляет дискомфорт, потому что неизвестно, чего ждать от нее в следующую секунду. Однажды, сидя с Фостером в университетском дворике и попивая латте, Эбби спросила:

– Нэйт, мы с тобой уже давно общаемся. И меня интересует кое-что… Можно спросить?

Фостер, отпивая через пластиковую трубочку горячий кофе, кивнул. Он перевел взгляд с кампуса на нее и заправил за ухо выбившийся локон.

– Почему ты решил общаться со мной, а не с другими? – Эбби поежилась. – Больше ни с кем из группы ты так близко не дружишь.

Нэйтен поправил солнцезащитные очки, съехавшие на кончик носа, выбросил пустой стаканчик в мусорное ведро, обхватил руками спинку деревянной скамьи, на которой они сидели, и улыбнулся.

– Что за глупый вопрос? – чуть тише спросил Нэйтен, когда академический дворик наполнился студентами.

– Он вовсе не глупый. Мне не всегда просто заводить новые знакомства. Это видно даже невооруженным глазом. Из всей группы я общаюсь только с тобой. Все из-за того, что люди, как правило, недолюбливают тех, кого не получается понять с первой встречи…

– Разве это не глупо? – подставив бледное лицо палящим солнечным лучам, спросил Нэйтен. – Все мы имеем право на загадку. Если бы каждый раскрывался в первые минуты знакомства, разве было бы это интересно? Ты бы сразу знал о человеке все. А как же некая перчинка?

– То есть тебя не пугает, что я не обо всем могу рассказать?

После этих слов стало тяжелее дышать. Эбби подумала о прошлом, которое в очередной раз напомнило, откуда появились замкнутость и недоверие к окружающим. Легкая дрожь пробежала по телу. Эбби обхватила руками колени и устремила взгляд вдаль, лишь бы Фостер не заметил нарастающую тревогу.

– У каждого есть свои границы, я уважаю это. И не в моих правилах нарушать их.

– Тогда в чем причина?

Фостер пожал плечами и снял солнцезащитные очки.

– Не знаю. С тобой очень даже легко. И, признаюсь, все дело в альбатросах.

Они рассмеялись. Громко. Искренне.

– Так, значит? – Эбби толкнула его в бок.

– Ты сказала, что альбатросы помогают найти свой путь. Думаю, именно они и привели меня к тебе.

В этот момент Эбби осознала, почему ее тянуло к Нэйтену. Его легкость и непринужденность, доброта и искренность, открытость и бескорыстность – те самые качества, обладающие невероятной силой притяжения, словно магнит. Гуляя с ним по ночному городу, такому чужому и многолюдному, Эбби не чувствовала страха или сомнения. Она просто существовала в том моменте, словно так и должно быть.

И уверенность в том, что людям тяжело с ней общаться, растворилась в одно мгновение.

Глава 2

Эбби сидела на подоконнике с горячим кофе, приятный аромат которого разносился по всей квартире. Она медленно пила, плотно обхватив кружку руками, и любовалась Лос-Анджелесом из окна. Новый город казался ей целой загадкой, раскрыть которую не каждому под силу. Его окрестности манили к себе, словно багровая луна, нависающая над городом каждую ночь.

Вечерний Беверли-Хиллз, расположенный к западу от центра Лос-Анджелеса, засаженный пальмами и платанами, раскрывался совершенно под иным углом: люксовые бутики подсвечивались яркими огнями, дорогие кабриолеты разъезжали по широким улицам района, а толпы людей обивали пороги высококлассных ресторанов.

Архитектура в стиле ренессанса и барокко, строгие классические особняки были главными особенностями района, в котором Эбби решила снимать квартиру. Прогуливаясь по Беверли-Хиллз вечерами, она любила фотографировать случайные моменты из жизни города и рисовать их на бумаге.

Возможно, она поступила бы так и сегодня, если бы в памяти не всплыли воспоминания злополучного вечера.

Последние лучи солнца виднелись на горизонте. Эбби возвращалась домой в хорошем расположении духа. Казалось, ничто не могло испортить ей настроение. Ведь ее заявка в Академию была принята, некоторые работы по рисованию отправлены на выставку, а старший брат, по которому она так скучала, должен прилететь из Лос-Анджелеса. С медовым тортом в руках Эбби бежала домой, стараясь успеть к приезду Кристиана.

Выпускник юридического факультета Калифорнийского университета и музыкант, Кристиан, прилетев в Лос-Анджелес из небольшого городка, не упускал ни одной возможности для личностного роста. Потому и записался в студенческий кружок, питая особую любовь к музыке. После занятий он часто засиживался с гитарой на репетициях, записывал тексты песен на обрывках бумаги и никогда не задумывался о том, что это увлечение может к чему-то привести.

Однако сложно было не заметить его прирожденный талант. На втором курсе к межуниверситетскому конкурсу необходимо было собрать группу, способную представить институт. Брат выбрал четырех талантливых парней из общего кружка: барабанщика, клавишника и пару гитаристов. Так появилась небольшая рок-группа Albatross, с которой Кристиан Миллер сначала выступал на конкурсах и праздниках, а после, когда ребят признали за пределами Калифорнии, частенько выезжал на гастроли по Штатам.

Найдя себе занятие по душе, Кристиан не забросил университет, как поступают многие музыканты, едва слава находит дорожку в их жизнь. Наоборот, брат делал большие успехи в учебе. И не потому, что учеба в Калифорнийском университете требовала большого усердия. А потому, что Кристиану отчаянно хотелось развеять глупый стереотип. Клише, созданное и навязываемое обществом: все музыканты – отвязные тусовщики.

Альбомы рок-группы набирали популярность. Музыка Albatross крутилась в эфирах на радиостанциях. Жаждущая автографов и фотоснимков на память толпа фанатов окружала Кристиана Миллера после каждого концерта. К нему липли девушки, которые никогда не нравились Эбби. Ведь она знала, что им нужно от брата, и тот был полностью с ней согласен. Поэтому прежде, чем начать с кем-то встречаться, он советовался с сестрой.

Когда Эбби подбежала к дому, то увидела в окнах яркий свет. Это означало только одно: родители дожидаются приезда Кристиана. Мать не взяла работу на дом, а отец наконец-то не задержался на встрече с клиентами. Наверняка Кэтрин испекла любимое печенье Кристиана, а Эллиот договорился о том, чтобы один из треков Albatross был наложен на рекламный видеоролик. Их компания по поставке готовых здоровых завтраков в учебные учреждения нуждалась в тотальном ребрендинге. И современная реклама была залогом их успеха.

Эбби предвкушала уютный вечер в кругу семьи, посиделки возле камина в гостиной, рассказы Кристиана о гастролях в Нью-Джерси и Лос-Анджелесе. Но, переступив порог, она увидела огорченные лица родителей. Кэтрин была чернее тучи. Ее тонкие брови свелись к переносице, веки опухли, глаза покраснели, а от былой укладки не осталось ничего. Мать вцепилась в кухонный стол, ее жутко трясло, и она с трудом пыталась сохранить равновесие. Отец стоял рядом, сгорбившись, и поглаживал Кэтрин по плечу, пытаясь ее успокоить.

Увиденное повергло Эбби в шок. Она бросила рюкзак и медовый торт на пороге и кинулась к родителям.

– Мам, пап, что случилось? Где Кристиан?

Ответа не последовало, лишь слезы покатились по щекам родителей. Долгое молчание и нервные переглядывания лишь больше пугали, но добилась ответа Эбби далеко не сразу. От одной мысли, что с Кристианом могло что-то случиться, у нее закружилась голова, все перед глазами потихоньку расплывалось.

– Эбби, детка… – Кэтрин замолчала, подбирая нужные слова. – Твой брат сегодня не прилетит. – Голос матери предательски задрожал, и она прижалась к мужу в попытке сдержать очередной всхлип.

На кухне витал запах имбирного печенья. Приспущенные жалюзи трепетали из-за порывов ветра, ворвавшегося внутрь. Пластиковые ламели[1] отбивали ритм, который еще больше нагнетал обстановку. Этот вечер не должен был стать таким.

– Почему? Он же обещал! – Эбби повысила голос.

– Кэтрин, надо сказать как есть, – вмешался отец.

– Что сказать? Мам? – Эбби разнервничалась и непонимающе смотрела на обоих родителей.

– Детка, Кристиан… Он мертв. Его самолет разбился…

Дальше Эбби не могла разобрать ни слова. В глазах потемнело, в голове раздался какой-то шум, и она потеряла сознание. Испуганные лица родителей – последнее, что она запомнила. Дальше все было как в тумане. Темная завеса. Состояние невесомости.

Эбби очнулась от запаха нашатыря. Открыв глаза, она долго смотрела в потолок, оставаясь неподвижной. Впереди была лишь пустота, словно девушка смотрела сквозь белую пелену. Эбби еще не осознавала, что ее любимого брата, который читал ей сказки, успокаивал, когда она расставалась с парнем, готовил завтраки, когда мать была на ночном дежурстве, больше нет. От одной мысли, что жизнь начинает терять смысл без брата, на глаза Эбби навернулись слезы, а ком подступил к горлу.

Закрыв лицо ладонями, она перевернулась на бок и полностью отдалась эмоциям, которые взяли над ней верх. Сердце стучало так, что готово было вырваться из груди, всхлипы становились громкими и частыми, слезы лились без остановки. Она беспомощно стучала кулаками по полу, как будто это могло помочь вернуть брата.

Брат умер, его сердце перестало биться… Каким был его последний вздох? Трагическая смерть так быстро настигла Кристиана. Всякий раз, просыпаясь, Эбби будет вспоминать этот миг, когда почувствовала весь ужас и непереносимую боль утраты.

Со временем она смирилась с болью, одинокими завтраками, пустой комнатой, в которой никогда не появится ее любимый Кристиан. Или же делала вид, что смирилась. Чтобы осознать утрату, нужны были силы. Мужество, чтобы признать все, что отвергал мозг. Но у Эбби ничего не получалось. Ей казалось, что весь мир против нее, что ее боль самая сильная. Родители беспокоились за дочь. Они даже наняли психолога, но Эбби отказалась к нему ходить.

Ее скорбь затянулась. В гардеробе все чаще стали появляться черные и мрачно-синие тона, ботинки и портфели были с шипами, на голове – небрежный пучок, на лице – никакого макияжа. Эбби замкнулась в себе и перестала доверять окружающим. Учителя били тревогу, но родители ничего не могли с этим поделать: они понимали, что дочь переживает утрату.

Джексон, Ноа и Элиссон, узнав об этом, пытались поддержать. Но этого было недостаточно. Тогда ей казалось, что внимание, проявленное к ней, – лишь жалость. А жалость она не выносила. Поэтому Эбби оттолкнула их. В тот момент она доверилась не своим друзьям, а каким-то незнакомцам с форума. Она общалась с такими же травмированными людьми в закрытом чате и ощущала себя чуть лучше.

Как-то парень под ником Revival[2] сказал ей, что за темными временами всегда скрывается рассвет. Нужно лишь помочь себе найти выход из мрачного лабиринта и не позволить тьме утянуть тебя на дно. И Эбби поверила ему. Раскрыла ладонь, в которой умещалось ее хрупкое будущее. На носу были школьные экзамены, выпускной, внутренние испытания в Академии. Ее ждал другой город, который откроет перед ней все двери, если она протянет руку.

Тогда Эбби приняла решение полностью погрузиться в учебу, чтобы не осталось даже минуты подумать о Кристиане. Она решила, что никогда в жизни не свяжется с рок-музыкантами, которые могут ей напомнить о родном человеке.

Но кое-что Эбби все же сделала: под ключицей набила маленького альбатроса, парящего в ясном небе. То, что символизировало Кристиана, к чему можно прикоснуться и оно не покажется миражом.

Эбби прислонилась головой к окну и на минуту закрыла глаза. Старые воспоминания острием невидимого ножа резали ей сердце. Давние раны вскрывались с каждой мыслью о том вечере, о тех депрессивных месяцах, когда казалось, что выхода нет. На секунду захотелось прямо сейчас убежать от всех проблем куда-нибудь на остров, где можно побыть одной. Она приложила холодную ладонь к татуировке. Альбатрос. Символ ее силы.

Эбби свесила ноги, спрыгнула с подоконника и медленно подошла к белому шкафу. Справа и слева были отсеки для книг, посередине – ниша для плазменного телевизора, а сверху – длинные полки для фотографий и наград. Она поднялась на носочки и потянулась за снимком в рамке, с которого на нее смотрел семнадцатилетний Кристиан. Его каштановые волосы торчали в разные стороны, густые брови были вздернуты, а сам он лучезарно улыбался. В руках была гитара, которую ему подарили родители. Тонкие пальцы скользили по струнам.

Держа в руках фотографию брата, Эбби прошептала:

– Не может быть…

Не отводя взгляда от лица Кристиана, Эбби вспомнила мистера Уилсона, который был на него похож, лишь очки и стиль в одежде были единственными различиями между ними. Еще тогда, на лекции, пристально присматриваясь к чертам лица Уилсона, Эбби начала сомневаться.

Всю учебную неделю она приглядывалась к преподавателю: когда он объяснял материал, шел мимо по академическому дворику, выходил из деканата или просто занимался заполнением бумаг в аудитории. Эбби присматривалась к его мимике, жестикуляции, походке. И замечала мелкие схожести между Уилсоном и Кристианом. И сейчас, сопоставляя фотографию брата с образом преподавателя, она начала гадать, а вдруг Кристиан жив? Может, он просто хотел избавиться от своей семьи? А что, если этот лектор на самом деле и есть брат? Вдруг Кристиан вовсе не попадал ни в какую авиакатастрофу?

Эбби ничего не понимала, но очень хотела во всем разобраться. Проблема была лишь в том, что она не знала, с чего начать и сможет ли в одиночку провести целую операцию по восстановлению справедливости и залечиванию душевных ран. Ей неоткуда было ждать помощи. Рассказывать родителям о догадках не стоило. Неподтвержденная гипотеза может дать им надежду и снова все разрушить, если окажется неправдой. К тому же Эбби не обладала детективными способностями. И вдруг осознала, что загнала себя в ловушку. Если Кристиан действительно жив, то ей стоит ненавидеть его. Если он мертв, то ей стоит раскаяться.

Эбби поставила фотографию на место и запустила пятерню в распущенные волосы. Голова шла кругом. Схожесть Уилсона с Кристианом выбила ее из колеи и, кажется, нарушила все планы. Переехав в Лос-Анджелес, Эбби мечтала о карьере актрисы и о спокойной жизни. Но судьба распорядилась иначе, загнав в капкан, в котором ей снова больно.

Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, Эбби решила, что нужно отвлечься, и набрала номер Фостера, который значился вторым в быстром наборе контактов.

– Нэйтен, это Эбби. Не хочешь прогуляться?

– Хорошо, где встретимся? – голос Нэйтена звучал бодро.

– Давай в парке Гриффита через час.

– Хорошо, до встречи. – Нэйтен сбросил вызов.

* * *

В назначенное время Фостер сидел на скамейке в парке Гриффита, крутил в руках телефон и осматривался. Нэйтен бывал здесь и раньше, еще в школьные годы, однако для себя отметил, что со временем все изменилось к лучшему. Интерес к Гриффит-парку вполне оправдан: на его территории можно найти массу развлечений. В парке разместилась смотровая площадка, с которой открывался вид на легендарную надпись Hollywood и гору Маунт-Ли. Для любителей космоса и звезд работал планетарий, для поклонников спорта – гольф-клуб, а для ценителей музыки – Греческий амфитеатр.

Некогда полковник Гриффит[3] приобрел старое ранчо на берегу реки Лос-Анджелеса и переоборудовал территорию под страусиную ферму. Обладая деловой хваткой, Гриффит принялся строить здесь частные виллы. С годами инфраструктура развивалась непомерными темпами: появились зоопарк, обсерватория, планетарий, амфитеатр, музей. И сегодня парк Гриффита – излюбленное место не только для туристов и жителей Лос-Анджелеса, но и для деятелей кино.

Нэйту тоже здесь нравилось, ведь именно с этого места началась его любовь к кино. Если бы в подростковом возрасте он случайно не попал в парк в разгар съемок одного фантастического сериала про параллельные вселенные, то не осознал бы, что хочет посвятить жизнь актерскому мастерству.

– Прости, Нэйт, – виновато произнесла Эбби и села рядом с ним. – Надеюсь, ты не долго меня ждешь.

Нэйтен театрально нахмурился, посмотрел за спину Эбби на памятник полковнику Гриффиту, окруженному зеленым газоном, и ответил:

– Ну, если полчаса не считается грубым опозданием, то все нормально.

Он усмехнулся и тут же получил по макушке. Озадаченность на лице Эбби сменилась веселостью.

– Нэйтен, вот за это я тебя и обожаю. С тобой всегда очень легко, словно мы знакомы всю жизнь!

– Рад, что это так, – ответил Нэйт и перевел взгляд на подругу.

Легкий сарафан на бретельках приоткрыл то, что Миллер скрывала под одеждой без вырезов и с длинными рукавами. Рыжие локоны струились по спине, не пряча острые ключицы и плечи. И только сейчас Нэйтен заметил татуировку. Красивый альбатрос, широко распахнувший крылья и стремящийся ввысь.

То, как пристально он разглядывал татуировку, заставило щеки Эбби заалеть. Она начала нервно теребить сумочку, лежавшую на коленях. Наверняка подруга мысленно прокляла жару, охватившую Лос-Анджелес, и пожалела о том, что надела настолько открытый наряд.

– Прости, я не хотел тебя смущать. Просто заметил татуировку и удивился, – принялся оправдываться Нэйт.

Эбби натянуто улыбнулась, поджав губы.

– Ты не должен, просто…

– С этой татуировкой связана какая-то история?

Миллер качнула головой.

– Не просто история. Мой кошмар.

Нэйтен поник. Он не хотел, чтобы эта встреча обернулась унынием. Чувствовал, что Эбби тяготит давняя травма, но не хотел давить на подругу.

– Можешь не рассказывать. Ты не обязана. – Фостер сжал ее ладонь.

Миллер пристально посмотрела на Нэйта, словно почувствовав, что ему можно довериться.

– Знаешь, если не расскажу, то просто сойду с ума.

– Я слушаю тебя, Эбби.

Она огляделась вокруг, желая убедиться в том, что их никто не побеспокоит, глубоко вдохнула и крепче сжала руку Нэйтена. Вспоминать о прошлом было непросто. Говорить о нем – еще сложнее. А молчать – просто невыносимо. Если не открыться Нэйтену сейчас, то прошлое сотрет и настоящее, и будущее.

– Помнишь наш первый день в Академии? – спросила Эбби, не сводя с Фостера глаз.

– Помню. Меня привлекла твоя тетрадь с альбатросами, а потом мы случайно столкнулись в коридоре.

– Тогда ты спросил, красив ли мой брат так же, как я…

В этот момент Нэйтен начал осознавать, к чему она клонит.

– У меня был брат. Кристиан, – произнесла Эбби и ощутила укол в груди. – Мы были с ним очень близки.

Она начала рассказывать про ужасную авиакатастрофу, жертвой которой стал ее брат, про глубокую депрессию и непринятие окружающего мира. Делилась своей болью, крепко держа Фостера за руку.

– Так, значит, вот какая она, история альбатроса…

– Очень печальная. Но теперь эти птицы действительно много значат для меня. Быть может, глупо считать альбатроса своим талисманом…

– Если ты веришь в это, то вовсе не глупо. Брат оберегал тебя. И продолжает это делать, пусть его и нет в живых.

Эбби выдавила улыбку и посмотрела на виднеющийся вдали планетарий.

– Я уже не уверена в этом, – выпалила Миллер.

Фостер смерил ее озадаченным взглядом.

– Как это?

– Нэйт, я встретила человека, который внешне словно точная копия моего брата. И теперь даже не знаю, как правильно поступить…

– Ты не могла обознаться?

– Я уже ни в чем не уверена. Но мистер Уилсон, наш преподаватель, так похож на Кристиана… Я уже неделю присматриваюсь к нему, пытаясь уверить себя в том, что это просто галлюцинация, но это не так.

– То есть, получается, что твой брат жив? – Нэйтен стал поглаживать Эбби по плечу, задержав взгляд в одной точке.

– Не знаю, я не могу точно утверждать, но ты должен мне помочь. Возможно, мистер Уилсон не тот, за кого себя выдает. Может, его фамилия вовсе не Уилсон. – Эбби приподняла голову.

– Ну, в этом мы разберемся. Соберем досье, – улыбнулся Нэйтен. – Подожди меня пару минут, – договорил он и куда-то исчез.

Эбби ждала возвращения приятеля. Странные мысли снова заполнили ее голову. Перед глазами всплыл образ мистера Уилсона. Он так уверенно держался на лекциях. В его глазах горел огонек, присущий тем, кто действительно занимается любимым делом. И Эбби казалось это странным. Ведь Кристиану по душе была юриспруденция. Он никогда не горел актерским мастерством. Так как же могло случиться, что Кристиан все же оказался в индустрии театра и кино? Эбби окончательно запуталась.

Она поводила рукой перед лицом, размывая недавнее видение. И тут же перед ней появился Фостер с мороженым в руках.

– Держи. – Нэйтен протянул ей рожок.

– Спасибо, а как ты узнал, что я люблю пломбир? – с удивлением взглянула на него Эбби.

– У тебя на лице написано. – Приятель снова улыбнулся, а потом, взяв ее за руку, сказал: – Идем, тебе нужно развеяться, мы что-нибудь придумаем.

Они поднялись со скамьи и пошли вдоль набережной, изредка пачкая друг друга мороженым, как дети.

* * *

На следующее утро на пороге кампуса Эбби встретил Нэйтен. Они условились приехать в Академию пораньше и переговорить до начала занятий. Для обоих прошедшая ночь обернулась бессонницей: Эбби выискивала в Сети информацию о мистере Уилсоне, а Нэйтен изучал факты о Кристиане Миллере. От долгого пребывания за компьютером и из-за отсутствия сна под глазами залегли тени. Эбби попыталась скрыть синяки консилером, а Нэйтен бодрился кофе из «Старбакса».

Фостер приоткрыл дверь и пропустил Эбби вперед. Они оказались в пустом холле. Завернув за угол, сели на подоконник. Эбби стянула с плеча тканевую сумку и достала черную папку. Долго держала ее в руках, крепко вцепившись, а затем протянула приятелю.

– Нэйт, я собрала кое-какую информацию о мистере Уилсоне. Ее, конечно, немного. Досье взято с сайта университета и из местных газет.

– Тоже сгодится, – ответил он и взял папку.

Несколько минут Нэйтен просматривал досье: выпускник Американской музыкально-драматической академии, принимал активное участие во всех мероприятиях в период обучения, обладал большим актерским талантом, играл в местной труппе, получил предложение о работе от университета. Досье казалось правдоподобным. Но тем не менее посеяло зерно сомнений. На сайте Академии не оказалось ни одного снимка со студенческих времен Уилсона, хотя он играл в академической труппе и был отличником. В газетах о нем не было информации до апреля 2016 года, отчего у Эбби и Нэйта сложилось впечатление, будто бы этот образ был создан недавно. Ситуация только запутывалась.