Фьямметта. Пламя любви. Часть 1

Вот только спокойствие поверенного семьи дало повод подозревать, что для него такой поворот событий не стал неожиданностью. Как выяснилось позже, Арканджело Гуитто действительно знал обо всём. Именно он и поведал новому герцогу Маддалони обстоятельства этой странной истории. Именно он сообщил, что все девятнадцать лет сестра провела в их родовом замке Кастелло Бланкефорте на окраине городка Сант-Агата-де-Готи[63] и для нее существование у отца другой семьи и законного сына, ее старшего брата, стало таким же большим потрясением, как и для самого Джанкарло.

Ночью того дня герцог Маддалони никак не мог уснуть. Когда молоденькая жена спросила, о чем он думает, Джанкарло Мария ответил:

– Я всегда считал, что шассе-круазе[64] – всего лишь фигура танцев и фигура речи. Оказалось, это данность, с которой пришлось столкнуться лично. За последние девятнадцать лет я несколько раз бывал в Кастелло Бланкефорте, но ни разу не пересекся с Фьямметтой Джадой. Впрочем, и подумать не мог, что там может обитать моя младшая сестра.

– А вот мне кажется, что всё то, что произошло, определенно, к лучшему, – ответила Хасинта воодушевленно. – Лично мне теперь совершенно не терпится познакомиться с маркизой Гверрацци.

Глава 1

22 июня 1769 года

– Что случилось, Микеле? – спросила Фьямметта с озабоченностью в голосе, когда карета ни с того ни с сего остановилась.

– Ничего страшного, ваша светлость. Ремень лопнул. Сейчас заменим и тронемся дальше, – ответил коккьере[65], спрыгивая с сэрпы[66].

– Понятно, – произнесла Фьямма, выглядывая в окошко кареты. – А я думала, мне показалось, будто трясти стало больше.

Коккьере подошел ближе и предложил:

– Если желаете, можете пока прогуляться. Я постараюсь справиться споро. Вы и заскучать не успеете, как всё уже будет готово.

Фьямметта кивнула, выказав намерение выйти из кареты на свежий воздух. Возничий открыл дверцу и разложил ступеньку. Помог девушке выбраться из экипажа наружу.

Фьямма огляделась.

– Скажи, Микеле, а далеко ли еще до Неаполя?

– Да нет, ваша светлость, четверть часа езды, и мы в Марджеллине[67], а там и до палаццо Ринальди рукой подать.

– Хотелось бы поскорее добраться туда. Я очень переживаю за жену брата и их новорожденного сына.

– Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Постараюсь сделать всё побыстрее.

Фьямма кивнула и направилась к миндальной рощице, росшей на обочине дороги. Ветки деревьев были сплошь облеплены практически вызревшими плодами. Зеленые бархатные коробочки надтреснули, и в них виднелись набравшие коричневу миндальные орехи.

«Как быстро летит время!» – подумала Фьямма. Три недели назад, когда они с доньей Каталиной и старшим братом ехали после поминальной мессы по отцу на виллу в Поццуоли[68], на этих деревьях не было видно ни одного коричневого пятнышка, а через неделю-другую орехи вызреют окончательно и начнут сыпаться с веток прямо на землю.

Да, бег времени стремителен. Она помнит события годичной давности, как будто они случились только вчера. А ведь уже произошло столько всего, что и перечислить трудно. Главное – за истекший год полностью изменилась ее жизнь. Рядом нет отца, зато есть брат и Хасинта, а теперь и маленький племянник появился. Лишь бы с ним и его мамочкой ничего худого не случилось.

Фьямметта разволновалась, когда получила сегодня утром послание из Неаполя, в котором сообщалось о преждевременных и осложненных родах герцогини Маддалони. По-хорошему, Синта должна была родить через две-три недели. Однако роды случились теперь. Если бы Фьямма знала, что всё произойдет именно так, она не поддалась бы на уговоры герцога и не поехала на его виллу в Поццуоли.

Ей не слишком хотелось отправляться туда, но старший брат после панихиды по их общему отцу стал уговаривать Фьямметту и приехавшую к ней из Кастелло Бланкефорте дуэнью погостить на вилле у моря. Более того, он предложил самолично сопроводить их в Поццуоли и показать, чем смогут там себя занять. Ответить отказом брату Фьямметта Джада не смогла. За прошедший год она, конечно, сблизилась с ним, но отнюдь не до такой степени, чтобы общаться по-свойски, как обычно бывает с близкой родней.

Фьямметта понимала, что брат, видя, как непросто она переживает годовщину со дня смерти отца, хотел сделать как лучше. Он предложил им с дуэньей составить компанию семейству его приятеля из Капуи[69] Карло Ланцы. Тот вознамерился вывезти жену и детей на месяц к морю. Герцог Маддалони, выказав гостеприимство, решил предоставить в их полное распоряжение виллу Eden[70] в Поццуоли, а Фьямметте Джаде и донье Каталине – присоединиться к ним и пожить вместе вдали от душного Неаполя пару недель.

Фьямметта не стала возражать. Уезжать в Кастелло Бланкефорте до родов невестки смысла не имело, да и находиться там, где всё напоминает об отце, в дни годовщины его смерти вовсе не желала. Хасинта Милагрос все последние дни чувствовала себя неважно. Невестка много отдыхала, отчего их общение свелось к минимуму. Фьямметта Джада посчитала, что будет гораздо лучше, если не будет мешать подруге спокойно дожидаться родов. Исходя из этих оснований, маркиза Гверрацци приняла предложение брата, и они с дуэньей в сопровождении герцога отправились в Поццуоли.

Фьямма сорвала с ветки одну бархатную коробочку и, достав практически вызревший орех, покрутила его между ладоней. Она подумала о странных совпадениях, которые не раз замечала прежде. Отец умер 2 июня, два дня спустя после ее дня рождения. А его внук и ее родной племянник родился через год, в ночь на 22 июня. Так же было и с днем рождения младшего братика. Он практически совпал по дате с днем смерти бабушки. Его кончина пришлась на день упокоения матери. Какая-то странная магия чисел и серьезный повод задуматься, почему так происходит.

Фьямметта Джада с рождения обладала наблюдательностью и острым, пытливым умом. Она замечала подобные совпадения не только на примере членов семьи, но и в жизни знакомых и слуг. Вот если бы она смогла понять причину таких закономерностей! Тогда можно было бы предугадывать ход событий. Можно было бы реализовать все неиспользованные возможности, как, например, ту, о которой Фьямма жалеет до сих пор.

За два дня до смерти герцога Маддалони Фьямметте Джаде исполнилось девятнадцать лет. Отец всю предыдущую неделю находился в Неаполе. В свой день рождения Фьямма ждала его домой, потому что никогда ранее герцог не пропускал этот праздник. Родитель всегда устраивал пышное торжество и задаривал любимую дочь дорогими подарками. Однако именно в тот день отец не приехал.

Фьямметта была очень расстроена. Вместо герцога в Кастелло Бланкефорте прибыл семейный поверенный. Он передал девушке подарок родителя и сообщил, что тот по независящим от него причинам вынужден задержаться в столице королевства на несколько дней. Фьямма не любила адвоката семьи, поэтому постаралась выплеснуть на него скопившуюся досаду.

Однако выплеснулось из нее не всё. Фьямметта Джада продолжала сердиться на отца, ведь она с таким нетерпением ждала его. И дело было не только и даже не столько в дне рождения Фьяммы. Ей хотелось, чтобы герцог Маддалони появился в Кастелло Бланкефорте в тот день, потому что тогда произошло событие, которое стало самым значимым в ее совсем недолгой еще жизни. Друг детства сделал ей предложение руки и сердца, и Фьямметта Джада с большим воодушевлением ответила согласием.

Она познакомилась с Анджело Камилло, сыном Артуро Франческо Саватьери, когда ей было семь лет. По соседству с Кастелло Бланкефорте находилась вилла, принадлежавшая семейству его матери.

Будучи маленькой девочкой, Фьямметта Джада любила незаметно исчезать из дому и бродить в одиночку по окрестным местам. Как-то раз во время одной из таких отлучек в саду соседской виллы Фьямма заметила небольшой кустик, усыпанный редкими по красоте крупными махровыми цветами, похожими на райских птичек красновато-оранжевого тона. Фьямметте отчаянно захотелось сорвать хотя бы один. Она посчитала, что настолько прекрасное создание должно источать чудесный аромат.

Юная маркиза Гверрацци с детства отличалась бесстрашным характером и неутомимой настойчивостью. Потакание собственному любопытству было одним из главных условий ее существования.

Несмотря на не слишком удобное платье, девочка перелезла через ограду и сорвала приглянувшийся цветок. Каким же сильным было разочарование, когда она обнаружила, что это божественно красивое создание не издает абсолютно никакого запаха!

Расстроившись, Фьямметта отбросила цветок на землю и намеревалась было покинуть чужие владения тем же путем, как ее незаконное присутствие обнаружилось. Две крупные легавые с громким лаем бросились на нее. Фьямметта Джада до смерти перепугалась. Она уже думала, что придется ощутить остроту зубов и силу челюстей собак, когда вслед за животными в сад вбежал мальчик с копной светлых, почти белых волос и огромными голубыми глазами. Парнишка взял питомцев за ошейники и оттащил их от девочки. Успокоив четвероногих, он спросил Фьямму, что она делает в чужом саду.

Фьямметта Джада ответила своему спасителю, что хотела всего лишь услышать аромат диковинного цветка, который увидела из-за забора. На это парнишка сообщил то, что Фьямма и сама уже обнаружила: цветы совершенно ничем не пахнут.

– Мой отец называет их цветами-обманками, – сказал незнакомец. – Этот кустарник дед привез из Китая в подарок моей матери. Он путешественник. Его зовут Джузеппе Кастильоне. Дед служил художником при дворе трех китайских императоров. Он рассказывал, что этот кустарник назван в честь крупной красноперой птицы с длинным изогнутым клювом и тонкими красными ногами. Она водится в Египте, и зовут ее ибис. А кустарник называют гибискусом[71].

Фьямметта выслушала рассказ мальчишки с большим интересом. Парнишка пригласил незваную гостью пройти в дом. Фьямма сначала отказалась, но услышав, что никого из взрослых там нет, всё же решилась составить компанию.

Юный хозяин виллы угостил девочку лимонадом и персиками. Они разговорились. Оказалось, что новый знакомый Фьяммы старше на год. Он младший сын виконта ди Калитри. Помимо деда-путешественника, у него есть родной дядя – священник.

С той памятной встречи Фьямметта Джада и Анджело Камилло сдружились. Дружба длилась целых восемь лет, до пятнадцатилетия Фьяммы, когда шестнадцатилетний «друг» признался девушке в любви и впервые поцеловал ее.

Когда это случилось, Фьямма ни капли не возмутилась. Ей было до крайности любопытно, как люди целуются. Не мешают ли им при этом зубы и носы. Поэтому она с большим энтузиазмом включилась в забавное действо, пытаясь тем самым удовлетворить всколыхнувшийся интерес исследователя. Никаких особых ощущений Фьямметта Джада тогда не испытала.

Они целовались при любой удобной возможности целый год, и весь этот год юная маркиза не чувствовала ничего такого, о чем читала ранее в любовных романах.

Так продолжалось до того памятного дня, когда Анджело Камилло, сделав предложение руки и сердца, надел ей на шею в присутствии доньи Каталины золотую цепочку с медальоном в знак помолвки. Украшение не отличалось изыском. На гладком кругляше-подвеске всего-навсего были выгравированы инициалы жениха, но для Фьяммы эта вещица стала самой большой ценностью.

Дед младшего Саватьери был собирателем всякого рода китайских диковинок. Однажды он привез в подарок внуку несколько золотых рыбок. Одну парочку Анджело Камилло подарил Фьямметте. Рыбок запустили в фонтан. Они там хорошо прижились и дали потомство. Фьямма с большим интересом наблюдала за стайкой мальков, которые яркими переливающимися пятнышками вспыхивали то там, то здесь в пенящейся от фонтанных струй воде.

Когда Анджело Камилло, уже находясь в статусе жениха, поцеловал Фьямму, ей показалось, что стайка этих золотоперых мальков перекочевала вниз живота. Они щекотали ее хвостами и плавниками, зарождая странные, томительные ощущения, заставлявшие помолвленную девушку хотеть не испытываемого прежде, но столь желанного удовольствия. Фьямметта Джада поняла, что влюбилась в «друга» по-настоящему.

Потому-то она и ждала в тот злополучный день отца с таким нетерпением. Ей нужно было поделиться с любимым родителем свалившимся счастьем. Но сделать это так и не удалось. Ее ждало страшное известие.

Пару дней спустя после дня рождения Фьямметта Джада пошла на конюшню, чтобы попросить конюха оседлать коня. Она хотела отправиться на прогулку верхом, но по дороге случайно услышала разговор дуэньи с поверенным. Синьор Гуитто говорил донье Каталине о том, что в жизни радость и беда часто ходят рука об руку:

– Герцог два дня назад женил сына, а сегодня сын и наследник герцога готовится к похоронам отца.

Девушка не сразу поняла, о ком и о чем идет речь, но, когда поверенный сказал, что так и не решил, как бы помягче сообщить маркизе Гверрацци о смерти родителя, Фьямма тотчас потеряла сознание.

Дальнейшие события и дни завертелись, как сменные картинки в барберийской шарманке[72], с тем отличием, что у шарманщиков они, как правило, были яркими и веселыми, а перед взором Фьямметты проносились сплошь мрачные видения в серо-черных тонах.

Фьямметта Джада мало что помнила. Проститься с отцом, как того требовала ее душа, не получилось. Да и самого отца она практически не видела. Взору были доступны лишь гроб, богато декорированный золотом и глазетом[73], где лежало бездыханное тело, да кучка незнакомцев в церкви, которые отчего-то считали, что у них больше прав присутствовать на траурной мессе по герцогу Маддалони, чем у нее, единственной и вполне законной дочери.

К тому моменту Фьямма знала, что она отнюдь не единственный ребенок отца, что есть единокровный брат, старше на шестнадцать лет. Сейчас она воспринимает его существование как данность, а тогда эта информация стала для нее громом среди ясного неба.

В те гнетущие дни куча вопросов ядовитыми змеями вползала ей в мозг. Почему отец скрывал его существование? Почему не упоминал, что у него до брака с матерью была другая семья? Почему не хотел знакомить их с братом? Почему скрывал ее ото всех? Боялся за нее или стыдился?

Нет, Фьямма не закомплексовала тогда. Она вообще не была склонна к комплексам и рефлексии. Просто вмиг повзрослела в те дни. Из избалованного, беззаботного, жизнерадостного и очень любимого ребенка превратилась в самостоятельную девушку, которая должна была отныне жить и поступать с оглядкой.

Фьямметта понимала: объяви она о себе на панихиде в церкви, и разразится грандиозный скандал, а скандал – это последнее, чего она в той ситуации хотела. К тому же семейный поверенный Арканджело Гуитто советовал дождаться оглашения отцовского завещания. По его словам, воля упокоившегося расставит всё по своим местам.

В общем-то, так оно и случилось. Оказалось, что старший брат любил и почитал отца. Его решение было воспринято им беспрекословно. Отцовским завещанием новый герцог Маддалони назначался опекуном Фьяммы до ее замужества или совершеннолетия. Ему поручалось представить младшую сестру высшему свету Неаполя и позаботиться о выборе подходящего жениха.

Последним вопросом Фьямметта никогда не отягощалась. Она была убеждена, что ее судьба непременно будет связана с Анджело Камилло. Искать иных претендентов на руку и сердце не было никакой надобности. К тому же с отцом они жили довольно замкнуто, ни с кем особо не общаясь. И хоть Фьямме было девятнадцать лет, в свете она представлена не была.

Именно поэтому первое, чем озаботился старший брат, когда сам отошел от шока, было представление юной маркизы Гверрацци столичному бомонду. Шаг в этом направлении был предпринят, когда он вместе с женой и новообретенной сестрой пришел в Театро-ди-Сан-Карло.

Фьямметту всегда интересовал механизм распространения слухов и сплетен. Ей было любопытно, каким образом новость, обрастая догадками и домыслами, перекочевывая от одного человека к другому, превращается порой по итогу в событие, прямо противоположное тому, что было изначально.

К примеру, стоило служанке прогуляться до сеновала с местным конюхом, как на следующий же день обитатели замка судачили, что мужчина чуть ли не насильно затащил девушку на конюшню, где самым непотребным образом овладел ею.

Как ветру, проходящему через устье разбитой амфоры, приятно превращаться в звук, так и слухам лестно перелетать от человека к человеку, обретая массу новых, по большей части пикантных и не существовавших в реальности подробностей.

Когда супружеская чета Маддалони вместе с юной маркизой Гверрацци вошли в свою ложу, зрительный зал загудел, как растревоженный улей. На них вмиг были обращены сотни пар любопытствующих глаз. Казалось, что гвоздем вечера была не Катерина Габриэлли[74], исполнявшая партию Арджене в опере Йозефа Мысливечека[75] «Беллерофонт»[76], а родственное трио в ложе первого яруса.

Складывалось впечатление, что все посетители театра вместе с программкой получили информационный листок о том, что на этом представлении смогут увидеть редкую диковинку – тайную дочь герцога Маддалони, которую отец скрывал по какой-то неведомой, но, вероятно, веской причине, и что они непременно станут свидетелями семейного эскляндра[77], ведь вряд ли между старшим братом и младшей сестрой в таких обстоятельствах могут быть нормальные, теплые, дружеские отношения.

Зрители шушукались, переговаривались, указывали в их сторону лорнетами[78] и веерами. Поначалу Фьямма от такого пристального внимания смутилась и спряталась за спину брата, но Хасинта вдруг взяла ее под руку и, склонившись к ушку, зашептала:

– Давай сделаем вид, что я, испанка, рассказываю тебе, неаполитанке, как устроен зрительный зал театра. Утрем этим любопытствующим носы. Покажем им, что мы прекрасно ладим.

Всё это герцогиня Маддалони проговорила с чарующей улыбкой, указывая сложенным веером то в сторону пустующей королевской ложи, то в сторону часов над сценой. Издали и впрямь можно было подумать, что Хасинта Милагрос примерила на себя роль итальянского чичероне[79].

Такая поддержка оказалась как нельзя кстати. Именно в тот момент Фьямметта Джада решила, что юная герцогиня обязательно станет ее подругой.

Собственно, так оно и произошло. Жена брата за истекший год действительно стала Фьямме очень близка. Они с Хасинтой быстро поладили. Этому способствовало то обстоятельство, что Фьямметта Джада в совершенстве владела испанским. Донья Каталина, бывшая няней, а теперь ставшая ее дуэньей, родилась в той же стране, что и Синта. Она привыкла общаться с воспитанницей на родном языке.

Трехлетняя разница в возрасте между куньятами[80] была не столь значимой, чтобы это каким-то образом могло помешать дружбе. При более тесном общении обнаружились и сходство в мировоззрении, и близость темпераментов, и говорливость обеих. Это наложилось на изначальную приязнь друг к другу и полное отсутствие у них иных подруг.

Благодаря Синте Фьямметта Джада нашла общий язык со старшим братом. Юная герцогиня стала связующим звеном между Фьяммой и Джанкарло. Дружба с Хасинтой Милагрос в значительной мере помогла маркизе Гверрацци пережить этот непростой год.

Синта делилась с Фьямметтой воспоминаниями о жизни на родине, читала письма от сестры и брата, поведала подруге историю семьи и родни. Фьямма в свою очередь знакомила невестку с неаполитанскими суевериями и обычаями, делилась рассказами о жизни в Кастелло Бланкефорте, много говорила о родителях и пожилой дуэнье, которая осталась жить в ее родовом замке в Сант-Агата-де-Готи. Жена брата была единственным человеком, помимо дуэньи, кому она доверила самую сокровенную тайну: историю помолвки с Анджело Камилло Саватьери.

Фьямметта не знала, рассказала ли Синта об этом обстоятельстве супругу, но тот факт, что Джанкарло Мария не слишком наседал на нее с замужеством, свидетельствовал в пользу того, что между герцогом и герцогиней Маддалони не было никаких секретов.

Старший брат вполне мог проявить настойчивость в этом вопросе. Появление богатой наследницы семейства Ринальди на столичном рынке невест произвело фурор. Уже после первого выхода в свет на Фьямметту Джаду буквально обрушилась лавина приглашений на балы и званые вечера.

Трое оптимистов мужского пола отважились на заочное предложение руки и сердца. Всем троим в мягкой форме было отказано. Поняв, что дальше будет хуже, Фьямма перестала посещать с Джанкарло и Хасинтой любые светские мероприятия. Решила посвятить досуг развитию вокального дарования.

Сколько себя Фьямма помнила, она всё время пела. От природы маркиза Гверрацци обладала не только склонностью к этому занятию, но и завидными вокальными данными. Когда ей исполнилось двенадцать, она, помимо пения, начала заниматься игрой на гитаре. Ей хотелось научиться самой себе аккомпанировать.

Первым учителем стал сын кастеляна[81] замка Джанмарко Торрегросса. Он был на четыре года старше Фьяммы и с большим удовольствием давал юной маркизе уроки игры на гитаре. Парень обладал музыкальным даром и без чьей-либо помощи освоил игру на инструменте.

Увлеченная музыкальными занятиями, Фьямметта Джада совершенно не замечала, какими глазами смотрит на нее «учитель». Но от внимательной дуэньи, которая присутствовала на всех уроках, это не укрылось. По всей видимости, опасения насчет возможных последствий такого рода занятий донья Каталина выразила герцогу. Отец, дабы не обидеть кастеляна замка, верой и правдой ему служившего, и не вызвать каких-либо подозрений у дочери, не стал запрещать уроки, а поступил хитрее. Он предложил оплатить Джанмарко системное обучение музыке в консерватории Повери-ди-Джезу-Кристо[82]. Разумеется, парень от такой возможности отказаться не смог. Гитарные уроки прервались сами собой.

Когда младший Торрегросса уехал, Фьямма пристала к отцу с просьбой, чтобы и ее отдали на обучение в то же заведение. Конечно, родитель не внял просьбе. Но Фьямметта умела настоять на своем. Поэтому вскоре у юной маркизы Гверрацци появился настоящий учитель игры на гитаре. Это был пожилой человек, разглядевший в девочке музыкальное дарование.

Именно по его совету отец время от времени привозил в замок бывших оперных певиц, которые давали ей уроки вокала. Наиболее системно Фьямму учила петь бывшая примадонна, а ныне педагог Виттория Тези[83]. Несколько уроков дали Франческа Куццони[84] и Джованна Гуэтти[85].

После смерти отца эстафету по оплате вокальных и гитарных занятий перенял старший брат. Джанкарло Ринальди, чтобы наладить с новообретенной сестрой отношения, договорился с композитором и музыкальным педагогом Николой Салой[86] о том, чтобы тот раз в неделю занимался с юной маркизой. Разумеется, такой поступок не был спонтанным решением и собственной инициативой Маддалони. На это его сподвигла Хасинта Милагрос. Она на первых порах и сопровождала Фьямметту Джаду на занятия к Сале. Так было до тех пор, пора интересное положение герцогини не стало препятствием для совместных поездок на уроки.

Когда Хасинта прекратила выезжать из дому, Фьямметте пришлось прервать занятия. Тем не менее Фьямма была безмерно признательна брату и подруге за предоставленную возможность, ведь у Николы Салы она могла петь дуэтом вместе с начинающим и одаренным от природы певцом Джакомо Давиде[87]. Он также занимался вокалом у этого педагога.

Джакомо был примерно того же возраста, что и Фьямметта Джада, и буквально грезил оперной сценой. Эта его одержимость оказалась заразительной. Подающий большие надежды певец и талантливая маркиза прекрасно поладили, и Фьямметта стала надеяться, что когда-нибудь им доведется петь в Театро-ди-Сан-Карло вместе. С того времени и сама Фьямметта Джада начала мечтать о карьере примадонны.

– Ваша светлость, всё готово. Можно трогаться дальше.

Фьямма вздрогнула, когда за спиной прозвучал голос подошедшего кучера. Она задумалась и не ожидала, что возничий починит карету так скоро.

– Хорошо, Микеле. Я уже иду, – ответила она и метнула миндальный орех, который до сих пор держала в руке, в дупло старой липы. Оттуда неожиданно вылезла рыжая белка. Зверек взобрался по древесной коре на ветку выше и оттуда с недовольством уставился на девушку, недозволительным образом потревожившую его покой.

– Ой, прости-прости, – воскликнула Фьямметта, – я вовсе не хотела пугать тебя. Не думала, что в дупле кто-то есть.

– Придется вам откупиться от белки, чтобы загладить вину, – пошутил возничий.

– Но у меня ничего нет, – ответила Фьямма на полном серьезе.

Коккьере усмехнулся, сунул руку в карман и, разжав кулак, продемонстрировал с пяток тыквенных семечек.

– Вот, возьмите, – сказал он и ссыпал все до единой в подставленную ладошку без перчатки.

Фьямметта улыбнулась и поблагодарила кучера:

– Вот спасибо, Микеле, ты прямо-таки выручил меня.

Она подошла к липе и подняла ладошку повыше. Белка какое-то время смотрела на нее с подозрением, а потом всё же начала спускаться по стволу липы вниз. Фьямма подставила ладонь поудобней, и белка, спустившись еще немного и опершись задней лапкой с острыми коготками на руку девушки, ухватила первое семечко. Моментально сгрызла его и принялась за второе. Так одно за другим уговорила все, после чего споро залезла в дупло.