
Полная версия:
Черная любовь 2
Несмотря на очевидное восхищение со стороны, лицо Камаля остается непроницаемым, взгляд безмятежным, и только его челюсть слегка напряжена, когда он подтверждает кивком головы:
– Да, все именно так.
– Ого, – удивляется блондинка. – За сколько лет вы добились таких высот?
Взгляд Камаля останавливается на мне, и я замираю, когда он произносит:
– В дипломатии я с двадцати лет. Но последние пять лет… я много работал, чтобы вернуть позиции и подняться выше.
– У вас это получилось, – в голосе блондинки плещется неприкрытое восхищение, как и в глазах окружающих Камаля людей. – А как же ваша семья? У вас наверняка есть жена, дети…
Я знаю этот женский тон. Он мягкий, завернутый в вуаль безразличия.
Но за ним – любопытство. И расчет.
Она хочет знать, свободен ли он. Возможно, даже не в буквальном смысле.
Я не смотрю на Камаля, но я вся – внимание. Каждая клетка моего тела. Я почти не дышу, вслушиваясь в каждое слово Камаля, как и другие гости.
– Есть сын. Жены еще нет, – пауза. – Надеюсь… исправить эту ситуацию.
Вместо того, чтобы смотреть на блондинку, он адресует свой взгляд мне. Бесстыже и нагло.
– Сын? Не видел такой информации, – переспрашивает Саша и слегка подается вперед, выпуская меня из своих объятий.
Я нервно отпиваю вино, охлаждая небо, язык и щеки. Внутри все горит и клокочет, а все потому, что тема, которую затронули за столом – слишком опасная.
– Я не афиширую личную жизнь, – сдержанно отвечает Камаль, давая понять, что разговор закрыт.
– Что ж, надеюсь, вы задержитесь в Штатах еще на какое-то время, – произносит бывшая жена сенатора. – Я могу показать вам местные достопримечательности.
«Судя по твоему взгляду, ты покажешь ему не только достопримечательности Штатов, но и свои», – шепчет в мыслях слегка агрессивный червячок, поэтому я радуюсь, когда музыка на террасе становится громче, и Саша настойчиво вытягивает меня из-за стола на танец.
Раззадоренный, с легким блеском в глазах, он опускает ладони на мою талию и притягивает к себе. Вплотную.
И если поначалу я торможу и останавливаю Сашу, чтобы наш танец не превратился во что-то из ряда вон выходящее, то, бросив взгляд за стол, где я замечаю тесно сидящих Камаля с бывшей женой сенатора, я делаю совсем иное. Я чувствую, как в груди что-то сжимается, а в висках начинает пульсировать адское пламя – особенно, когда он позволяет ей коснуться его руки, склониться ближе и прошептать что-то прямо на ухо.
Мне хочется – нет, мне нужно – укусить его в ответ, уколоть, заставить взбеситься.
Отвернувшись, я касаюсь пальцами плеч Саши, опускаясь чуть ниже, по его груди. Я даю зеленый сигнал светофора, и Саша быстро это считывает, прижимая мои бедра к своим. Ближе. Почти вплотную.
Я чувствую, как внутри все дрожит – это раскованно. Почти вызывающе. И может стоить мне очень дорого.
Но остановиться я уже не могу.
Глава 11
Спокойная музыка сменяется на более ритмичную, и вместе с тем меняется наш с Сашей танец. Звучат первые аккорды чего-то живого, с латинским привкусом – перкуссия, щелчки, гитара, и Саша входит в кураж.
Он ловко разворачивает меня к себе спиной, вплотную прижимая к своей груди, а его ладони не пошло, но весьма открыто ползут по моему телу вниз.
Саша ведет меня в ритме, обхватывая за талию – чуть сильнее, чем нужно. Его рука скользит по животу, прижимает меня к себе и все это под зажигательный ритм музыки. Я чувствую, как край платья задирается под его пальцами, тонкая ткань сминается у него в ладонях, но меня это ничуть не останавливает. Напротив – раззадоривает и зажигает, к тому же, на лицах гостей нет ни капельки осуждения. Я проверила.
– Великолепно двигаешься…
Дыхание Саши касается моей шеи. Его бедра плотно прижаты к моим.
Я следую за ним в танце – свободно, даже дерзко. Как никогда раньше. Поворот. Он ловит меня за талию и резко разворачивает, потом снова прижимает спиной к себе, и его ладонь опускается ниже – в этот раз на бедра. Он ведет точно, уверенно, и я чувствую, как вместе с его ладонями границы танца медленно стираются, но я не останавливаю Сашу.
Не останавливаю даже тогда, когда чувствую на себе взгляд карих, почти черных глаз.
Даже тогда, когда поднимаю глаза – и встречаюсь с их хозяином.
Камаль уже не пьет. Не разговаривает с бывшей женой сенатора.
Его взгляд прикован к нам, и этого взгляда достаточно, чтобы я почувствовала, как между лопатками вспыхивает огонь. Аккурат от его прожигающего взгляда.
Музыка все громче, ритм все сильнее, движения все откровеннее.
Саша прижимает меня к себе, крепче, горячее, и я танцую, почти забывая, где нахожусь. Только тонкая грань между мной и этим костром, его горячими ладонями, моим собственным телом, которое больше не слушается разума.
А разум, вообще-то, требует остановиться. Прямо сейчас.
Но кто его слушает, верно?
Мир чуть расплывается – в глазах вспышки, в висках пульс, внутри – дрожь. Все это не исчезает даже тогда, когда танец резко обрывается, и я оказываюсь прижатой к груди мужа. Лопатки обжигает жаром, когда Саша обхватывает мой подбородок – сначала мягко, потом чуть сильнее.
И целует.
На глазах у всех.
Его поцелуй – настоящий.
Горячий, глубокий, требовательный, с языком. Он сжимает мою челюсть, другой рукой прижимает меня к себе, и это возвращает меня в реальность. А реальность оказывается жгучей —особенно, когда из-за стола раздаются аплодисменты и веселье.
Ответив на поцелуй, я отстраняюсь.
– Саша… – я кладу ладони на его грудь – как будто, чтобы успокоить, но на самом деле – чтобы отстранить.
Он смотрит на меня – раскрасневшийся, довольный и не сразу, но отпускает меня.
Сердце стучит в горле, в голове звенит, губы горят, как будто их обожгли.
За стол мы возвращаемся слегка вспотевшие и с горящими глазами, и первое, обо что я спотыкаюсь – это дым никотина. Резкий, глубокий, от которого скручивает легкий спазм.
Саша не любит запах табака. Не выносит сигарет. Он не курит сам и другим не позволяет – особенно в доме, особенно рядом с ребенком. Это принцип. Один из немногих, которые он отстаивает жестко, но не сейчас.
Камаль откидывается в кресле и, чуть прищурившись, делает затяжку – настолько долгую, что уголек на сигарете вспыхивает алым.
Я нервно хватаю бокал с вином и делаю глоток, охлаждая язык и губы.
– После такого танца вас надо оставить вдвоем, – произносит за столом Леша, и Вика тихонько толкает его в бок. – А что? Санек давно хочет второго. Глядишь, через девять месяцев и дочка появится.
– Я бы рад, но с детьми Ева не спешит, – отвечает Саша.
Я бросаю на мужа взгляд, полный негодования, и чувствую, как покрываюсь пятнами. Неужели он обсуждал с друзьями такие вещи?
Ситуацию спасают гости, которые поднимаются из-за столов. Все – на танцпол. К тому же, звучит новая песня – в этот раз еще более красивая, но с меня на сегодня хватит.
– Я пойду в дом, остужусь и проверю сына, – бросаю ему сдержанно, метая молнии. Саша понимает, что меня сейчас лучше не трогать и примирительно поднимает руки вверх.
Я иду прочь по деревянному полу босыми пятками – не помню, когда я сняла туфли, вхожу в дом и почти бегом направляюсь в ванную. Кажется, я трезвею, и трезвею не от выпитого алкоголя – его в моем организме совсем немного, а от нахлынувшего чувства стыда.
Пальцы все еще дрожат. Платье липнет к коже и благодаря Саше – безнадежно смято, а губы еще слегка пульсируют.
Я закрываю глаза и сжимаю ладонями виски.
– Что я делаю…
Я не знаю.
Правда не знаю.
Я открываю кран на максимум, заглушая внешние звуки, и совсем не замечаю, когда в ванную заходит кто-то еще.
Дверь открывается так резко, словно еще чуть-чуть, и она слетит с петель.
Я резко разворачиваюсь и получаю почти пулю навылет – от его черного-черного взгляда.
– Что ты здесь делаешь?! – спрашиваю с хрипотцой.
Я напугана. Очень.
Потому что обладатель черных глаз – разозлен. Тоже очень.
– Гостевая комната – прямо по коридору… – пытаюсь донести, что он ошибся комнатой.
Камаль захлопывает за собой дверь, проворачивая замок, и этот щелчок звучит как мой приговор.
Мой взгляд панически скользит по его широкой фигуре.
Рубашка смята, как будто это он только что танцевал, как будто его трогали, касались, как будто его сейчас разрывает изнутри.
Первый раз я вижу его таким – несобранным, небрежным. Жутко взвинченным.
И эта легкая отдышка…
Его грудь ходит вверх-вниз.
Но больше всего меня пугают его глаза.
В этом взгляде – молчаливая ярость, прятать которую Шах больше не собирается!
Словно Камаль действительно зол.
Словно я перешла границу.
Он делает шаг вперед, и я – застреваю между раковиной и стиральной машиной.
Камаль скользит взглядом вниз, по моему телу – медленно, почти лениво, и фактически загоняет меня в угол.
– Может, ты бы вообще разделась? – тихо рокочет. – Зачем тебе платье, которое все равно ничего не скрывает?
Я вскидываю голову, тяжело дыша. Гнев бурлит где-то рядом с адреналином.
– Если надо – разденусь, – бросаю в ответ.
– Разденешься, – он кивает. – Как насчет прямо сейчас?
Камаль разворачивает меня к себе спиной так резко, что я не успеваю даже охнуть. Легкое давление на лопатки, и он прогибает меня вниз, вжимая грудью в поверхность машинки, а в следующую секунду его ладони срывают с меня платье вверх. Резко. С яростью.
Ткань трещит по швам, и я вскрикиваю – от шока.
– Что ты творишь?!
Мои ладони в панике скользят по жесткой поверхности стиральной машинки.
– Ты хотела поиграть? – шепчет Камаль и, добравшись до груди, сминает ее до легкой болезненности.
– Пусти… – шиплю беспомощно.
– Нет уж. Давай поиграем. По-взрослому.
В тот же миг он упирается пахом в промежность – грубо, настойчиво, заставляя почувствовать его – напряженного, до дрожи возбужденного и по-настоящему взвинченного.
Глава 12
– Камаль, – произношу его имя, в надежде, что это остановит его.
Глупости…
Его уже ничто не остановит.
Даже если сюда ворвется Саша.
Особенно, если сюда ворвется Саша!..
Ладони Камаля впиваются на мою кожу, и я пробую вырваться из его плена – в сторону двери, но в следующую секунду он резко сжимает мое запястье. И прежде чем я успеваю вдохнуть, Камаль снова разворачивает меня спиной к себе и раскладывает на идеально ровной поверхности стиральной машинки, прямо перед зеркалом, только в этот раз – жестче, грубее, словно наказывая за непослушание.
– Нет, Ева, – выдыхает он мне в шею. – Ты никуда не пойдешь.
Он отступает на полшага – только чтобы уложить тяжелую ладонь мне на талию.
– Как он держал тебя? Вот так, да? – Камаль прижимается ближе, дыхание горячее.
– Перестань! – выдыхаю я.
Ноги слабые, почти ватные.
Я не стою – он меня держит, разложив перед собой как куклу.
– Или вот так?..
Другой рукой он резко прижимает мои ягодицы к своему телу. Я чувствую, насколько он тверд. Насколько он возбужден. И от этого рывка внутри все сжимается, а перед глазами слегка плывет.
– Ты же этого хотела? Хотела, чтобы я видел? Чтобы взбесился…
– Нет!
– Да, Ева. Хочешь узнать, что я делал эти пять лет? Дрочил на то хоум видео, которое мы записали в одну из ночей, – произносит с легкой насмешкой.
– Ненавижу тебя! – я покрываюсь красными пятнами, вспоминая то видео, записанное по нелепой случайности.
– А по-моему, ты нарываешься и играешь со мной, как с пацаном. Ты зря это делала. Запомни правило номер один: не надо надевать блядские платья и танцевать с мужем на моих глазах, испытывая мое терпение, – он сминает ткань платья в кулаке, задирая его вверх.
– Я буду кричать! – предупреждаю.
– Кричи, – его голос звенит от напряжения, словно он сдерживает себя из последних сил. – Не запрещаю.
Все происходит слишком быстро, чтобы я успела подумать, испугаться или остановить.
Его рука наматывает мои волосы, почти ласково, но крепко вжимая мою щеку в зеркало напротив. Камаль рывком расставляет мои ноги, разгоняя мой пульс до максимума, а его вопрос звучит с вызовом и неприкрытой агрессией:
– Он трахал тебя здесь?
Я молчу, стискивая зубы. В висках стучит. Его ладонь скользит по моему бедру, горячая, как плеть.
– Отвечай, Ева. Что притихла? Он трахал тебя в ванной?
– Да. Много раз, – выпаливаю со злостью.
– Какая ты смелая… – голос Шаха буквально звенит от ярости.
Его пальцы скользят под подол, и я хватаюсь за край машинки – чтобы не упасть.
Потому что в следующую секунду его пальцы проникают за резинку тонкого кружева, между ног, и находят меня.
Они скользят внутрь, и я тихо вскрикиваю.
– Ты выводишь меня, Ева, – шепчет слегка хрипло, и его рука накрывает мой рот, когда я всхлипываю. – Танцевала для меня. Выгибалась для меня. Только мужика неправильного выбрала, потому что мне его раздавить – ничего не стоит.
– Не трогай… его…
Пальцы Камаля двигаются во мне – рвано, уверенно. С каждой секундой все быстрее и быстрее.
Я хватаюсь за раковину сбоку от меня, скользя ногтями по керамике и сдерживая рвущиеся полустоны, когда Камаль неожиданно отстраняется и разворачивает меня к себе.
Не нежно. Силой. И от этой силы в моих глазах слегка темнеет.
– Смотри на меня, – говорит он тихо, но тоном, от которого невозможно не повиноваться.
– Не буду…
– Смотри, я сказал.
Я смотрю.
И захлебываюсь в его взгляде.
Он берет мое лицо в ладони – одна все еще в смазке, горячая, влажная – и прижимает меня к себе. Одним движением он усаживает меня на машинку и пристраивается вплотную. Его брюки касаются моей промежности, теперь они тоже влажные, и я чувствую, как сильно он возбужден.
И когда мои глаза находят его – он снова касается меня. Прямо между ног. Легкое давление пальцами, и он снова оказывается внутри меня, наращивая темп.
– Хочешь, чтобы не трогал его?
Я киваю, вцепляясь в его плечи как за спасательный круг.
– Кончи для меня, – шепчет он. – Тогда не трону. Возможно. Будь хорошей девочкой, Ева…
Краснея, я опускаю глаза вниз, но Камаль резко возвращает мое лицо к себе, будто хочет видеть мои глаза, когда это произойдет. И взгляд у него не просто голодный – он хищный, дикий, особенно, когда он впивается в мои губы, которые еще полчаса назад целовал Саша. Только этот поцелуй острее. Настойчивее, глубже, с языком. И почти насильный, потому что от Камаля сквозит агрессией и неприкрытым возбуждением.
– М-м-м…
Перед глазами образуется легкая дымка, а в низу живота собирается адское напряжение, которое хочется выпустить. Забыть о морали и выпустить.
Это неправильно.
Это нечестно по отношению к Саше.
Но именно в эту секунду, когда пальцы Камаля умело подводят меня к разрядке, мне хочется получить все и сразу, особенно – когда он добавляет второй палец и наращивает темп, трахая одновременно пальцами и языком, заставляя выгибаться дугой.
Не думая, что делаю, я опускаю ладонь и впиваюсь в его запястье, а когда взрыв оргазма пронзает все тело, я прижимаю его ладонь, заставляя остаться внутри еще какое-то время – пока не пройдет пульсация, сводящая меня с ума. Меня и его. Нас обоих.
Когда все заканчивается, Камаль нависает надо мной, тяжело дыша. Черные глаза напротив сверкают. Он наслаждается моими судорогами, моей беспомощностью, моей покорностью в этот момент.
– Видимо, не так хорошо он трахается, раз ты кончила от моих рук, – слышу его голос словно издалека, и он делает еще несколько финальных движений во мне, тяжелых, тесных, пульсирующих.
– Иди… к черту…
Я дрожу, и все это – на пределе, на грани, на тонкой нити между страхом быть пойманными и голодной жаждой.
Камаль смотрит мне прямо в лицо, но его взгляд – это сущая пытка из гнева, жажды и ревности, поэтому я прячу свое красное, расцелованное лицо у него на шее. Его грудь вздымается, дыхание тяжелое, рубашка распахнута, одна пуговица оторвана еще в гараже…
Боже, что я наделала?
Я обмякаю в его руках, и Камаль отстраняется.
Его пальцы влажные – они в моей смазке, которую он размазывает по моему бедру, а на месте его пальцев во мне образуется незаполненная пустота.
Я замираю, когда он хватается за ремень. Дергаюсь инстинктивно, сползая с машинки на ноги, но он моментально фиксирует меня в кольце своих рук.
– Тш-ш, тихо… Я не возьму тебя в доме твоего мужа. – произносит Камаль тихо, с хрипотцой, и я чувствую, как мурашки пробегают по спине. – И еще кое-что, Ева…
– Что тебе?.. – шиплю тихо.
– Когда в следующий раз будешь с ним трахаться, предупреди, чтобы он использовал презерватив.
– Обязательно… – цежу в ответ.
– Потому что я собираюсь трахать тебя без, – заканчивает он с едва уловимой агрессией.
– Только разве что в твоих снах!
Усмехнувшись, Камаль поправляет ремень, брюки и делает шаг к двери, но перед тем как отпереть замок, поворачивается ко мне снова. Его тяжелый взгляд пригвождает меня к месту, и он бросает:
– Продолжим в понедельник.
Щелчок замка. Он выходит, не оглядываясь.
А я остаюсь стоять, облокотившись на машинку, с подкашивающимися коленями, покрасневшими губами… и ощущением, будто только что случилось что-то непоправимое.
Глава 13
Утро понедельника дается мне тяжело.
Я никак не могу поднять себя с постели, а вместо того, чтобы быть продуктивной и полезной женой известного политика, я безостановочно прокручиваю события той ночи.
А именно – то, чем мы занимались с Камалем в ванной.
Втайне от Саши.
Украдкой ото всех.
Воспоминания до сих пор обжигают кожу – в тех местах, куда он ко мне прикасался. И даже принятый в тот вечер контрастный душ, когда все гости разъехались, ни на чуточку не облегчил мое состояние.
Та ночь стала спусковым крючком к тому, чтобы, наконец, рассказать Саше правду.
На следующий день после дня рождения сына мы поговорили.
Я надеялась, что разговор будет спокойным, и Саша с пониманием отнесется к вопросу отцовства моего ребенка, но по факту разговор вышел болючим, напряженным и вскрывающим старые раны.
Я подбирала слова и давала Саше информацию до скрупулезности дозированно. Сказала, что отец моего ребенка – Камаль Шах. Мужчина, которого муж собственноручно пригласил на день рождения. И с которым он так хотел подружиться.
Я рассказала все, что Саше следовало знать, оставив за рамками личную биографию Камаля, его четырехлетний плен и наше последующее знакомство, а именно – как он меня похитил, забрал с собой в укрытие от врагов и как там же случился мой первый раз. Первый раз с мужчиной, забыть который я не могу до сих пор. Столь личным я не могла поделиться даже со своим личным психологом, поэтому и с Сашей не стала.
О том, что случилось в ванной в ночь дня рождения – я не сказала тоже.
– Пф-ф… – делаю глубокий вдох.
Судя по тишине в доме, муж так и не вернулся. После разговора мы слегка повздорили, и он уехал из дома. Саша сперва не поверил. Спросил, не шучу ли я, но по моему лицу было видно – что нет.
Откинув одеяло, я сажусь на кровати и устало потираю виски. Последние несколько дней я едва держусь, чтобы не сойти с ума. Хотя бы ради сына. Сегодня у него по расписанию шахматная секция, а у меня, как нельзя кстати, сессия с психологом, поэтому я решительно беру себя в руки, иду собираться, будить сына и готовить завтрак…
–…Кам, быстрее, мы опаздываем! – зову сына из прихожей, застегивая туфли на щиколотках.
Сын появляется в прихожей спустя несколько секунд. В его руках – те самые шахматы, которые его биологический отец подарил вместе с цветами. Что ж, следует признать: с подарками сыну Камаль угадывает на все сто из ста… зараза такая.
– Я искал шахматы, – поясняет Кам. – Мне они понравились. Покажу тренеру и Артему.
Я улыбаюсь, целую его в висок и слегка поторапливаю.
– Хорошо. Ты обещал не заставлять напарника ждать, – напоминаю ему. – Мне звонила Вика и сказала, что Артем уже на месте.
Через десять минут мы уже в машине. Сын болтает о новых приемах, о том, как у них в раздевалке сломался шкафчик, и как тренер сказал, что Камаль достойный соперник. Я слушаю, киваю, улыбаюсь. Это мои самые теплые минуты дня – когда он рядом и весь мир кажется добрым и открытым.
У шахматного клуба я припарковываюсь, выхожу из машины и целую его в макушку.
– Ты – лучший. Слушайся тренера.
– Я всегда слушаюсь, мама, – говорит он с серьезной интонацией и машет мне рукой.
– Ты же взял слуховой аппарат? – спрашиваю вдогонку.
Кам моментально мрачнеет, и я замечаю, как он поджимает губы.
– Я справляюсь без него, мам. Все, я ушел.
Я делаю вдох и провожаю сына взглядом до тех пор, пока он не скрывается в здании.
Кам стал слишком самостоятельным. Для своих шести лет – слишком. Кажется, я начинаю скучать по тому периоду, когда он был крохотным и нуждался во мне, а теперь это время неумолимо уходит.
Собрав себя по кусочкам, я сажусь в машину, включаю музыку – тихо, фоном – и еду через просыпающийся город к человеку, которого сама же попросила о внеплановой встрече. Я закончила терапию со своим специалистом совсем недавно, и мы ушли на поддерживающий режим – встречи раз в месяц. Я обрадовалась.
И вот теперь я снова нуждаюсь в разговоре с ней.
У моего психолога уютный кабинет с широкими окнами и креслами, в которых можно утонуть. Я сажусь в одно из них, натягивая на себя маску спокойствия, но Елизавета – мой специалист – сразу видит меня насквозь. Годы совместной работы не проходят даром.
– Вы в порядке?
В ее голосе – море эмпатии, от чего я моментально сдуваюсь. Как надувной шарик.
– Кажется, нет…
Мы говорим почти час.
Я рассказываю ей, что чувствую сейчас, но не вдаюсь в подробности. Несмотря на существование этики в психологической сфере, я не могу делиться с ней именами и конкретными событиями – это тоже условие Саши, которое он поставил, когда мы поженились. Даже намек на что-то может обрушить его репутацию, потому что в этом городе нас знают все.
Поэтому я рассказываю только то, что чувствую. Не более того.
–…Я пытаюсь держать все внутри себя. Я знаю, что это неправильно, но я боюсь, что если я потеряю контроль над своими эмоциями – то мир вокруг разрушится, – признаюсь Елизавете.
– Сдержанность – не всегда спасение, Ева, – говорит она. – Вы умеете держать лицо, но что под ним?
– Мне… больно и обидно. Еще я злюсь и испытываю почти что… ненависть… – выдыхаю тихо.
– Что еще вы чувствуете?
– Страх. Вина. Стыд. Кажется, на прошлых выходных я сделала много ошибок. Я не могу и не хочу прощать этого человека.
Елизавета кивает, делая короткие пометки в своем ежедневнике.
– Этот человек виноват?
Я отвожу взгляд, шепча:
– Нет… Я понимаю, что он не виноват. У него не было другого выхода, но… Эти годы мне было так сложно.
– Почему вам было сложно, Ева?
– С появлением ребенка моя жизнь перевернулась с ног на голову: я осталась одна с годовалым сыном на руках. Новая страна. Постоянная учеба. Отсутствие рядом близких людей. И вечный страх за себя и за ребенка. К тому же, мой сын часто болел. У него с рождения были проблемы со слухом, и мне стоило огромных усилий добиться того, чтобы он не остался инвалидом на всю жизнь. Чтобы он услышал этот мир. И у меня это получилось, но я стала тревожной мамой. Я считаю, что я имею право на обиду…
Я резко замолкаю, чтобы случайно не сказать лишнего, а Елизавета дает мне совет, которым я планирую воспользоваться уже сегодня – на встрече с Камалем вечером.
На обратном пути я чувствую себя намного лучше, словно за спиной появились крылья. Так было всегда после встреч с Елизаветой, за это я ее ценила.
– Мам, можно пригласить Артема в гости? – спрашивает сын, когда я приезжаю его забрать.
– Конечно, в чем вопрос? – улыбаюсь ему. – Заедем за кофе и солеными палочками?
– Да!
Кам вместе с Артемом усаживаются в машину, и по пути я заезжаю в любимую кофейню. Мальчикам беру лимонады и палочки, а себе и Саше – кофе с корицей, и только на пороге дома понимаю, что второй кофе взяла не зря – Саша дома.
Обувь в прихожей. Его пальто. И гнетущая тишина.
– Мама, мы пойдем поиграем в комнату.
– Хорошо, сынок. Ваша комната на втором этаже, ты помнишь? – я притягиваю к себе сына, взъерошивая его кудри. – Комната, куда ты приводишь гостей, другая. Не забудь, пожалуйста.
– Помню, мам.
Сын позволяет себя поцеловать в щеку, затем вместе с Артемом убегает наверх.
Я бросаю ключи, захожу в гостиную – и Саша поднимает на меня глаза.
Он сидит в кресле, рубашка расстегнута у горла, глаза сухие, но уставшие.