Черная любовь 2

– Привет, – здороваюсь первая.

– Привет, Ева.

Я не знаю, стоит ли делать первый шаг или нужно оставить его в покое. Или мы просто будем так сидеть, пока кто-то из нас не сорвется первым. Все слишком сложно, но я протягиваю ему кофе с корицей, купленный по дороге.

– Твой любимый, – поясняю, когда он берет стаканчик в руки.

– Я должен был догадаться, – обрывает Саша. – У твоего сына такое же имя. И глаза. Если бы не шрамы на лице Шаха, я бы точно увидел сходство.

– Все кажется простым, когда ты уже знаешь. Но ты не знал, – поясняю ему.

– Почему ты не сказала мне раньше?

– Я искала подходящий момент. Это… непросто. Я пыталась оградить его от нашей семьи, но ты не слушал.

Оставив кофе на журнальном столике, Саша поднимается с места и делает несколько шагов по комнате. Остановившись посреди гостиной, он опускает руки на свою талию и спрашивает:

– И когда он хочет познакомиться с сыном?

– Сегодня.

– Ясно…

– Камаль просто хочет познакомиться с сыном. У него не так много времени. Скоро он должен улететь из Штатов, – оправдываюсь в который раз.

– Улететь, конечно же, с тобой, – кивает он.

– Нет. Об этом речи не идет. Он просто… хочет принимать участие в жизни сына и оформить отцовство.

Саша делает вдох, потирая переносицу. Его белая рубашка натягивается.

– Послушай, Саш… Никто ничего не узнает. Твоя репутация останется идеальной. Все останется между нами. Я никогда не думала, что отец моего ребенка снова появится в моей жизни. Я помню наш уговор и помню, как много ты сделал для нас с сыном, но я считала его убитым и даже не предполагала, что все это так всплывет… – я развожу руками.

– Ты виделась с ним за моей спиной?

– Да, но нас никто не видел, и твоя репутация…

– Ева, мне все равно на репутацию. Когда вы виделись?

Я отвожу взгляд, отвечая:

– Когда приехала домой в прокуренном пиджаке. Он перехватил мое такси…

– Пиздец…

От несдержанности Саши меня слегка штормит, поэтому, когда раздается звонок в дверь и Саша выходит из гостиной, чтобы открыть, я тихонько выдыхаю и даю себе время на перестройку.

Вот только мое спокойствие улетучивается, стоит мне увидеть Камаля на пороге нашего дома. Он приехал забрать меня и сына. Сегодня понедельник – день, на который мы договорились.

Я замираю посреди гостиной, а Саша, уложив ладони на бедра, встречает гостя с весьма враждебным видом.

Утро понедельника дается мне тяжело.

Я никак не могу поднять себя с постели, а вместо того, чтобы быть продуктивной и полезной женой известного политика, я безостановочно прокручиваю события той ночи.

А именно – то, чем мы занимались с Камалем в ванной.

Втайне от Саши.

Украдкой ото всех.

Воспоминания до сих пор обжигают кожу – в тех местах, куда он ко мне прикасался. И даже принятый в тот вечер контрастный душ, когда все гости разъехались, ни на чуточку не облегчил мое состояние.

Та ночь стала спусковым крючком к тому, чтобы, наконец, рассказать Саше правду.

На следующий день после дня рождения сына мы поговорили.

Я надеялась, что разговор будет спокойным, и Саша с пониманием отнесется к вопросу отцовства моего ребенка, но по факту разговор вышел болючим, напряженным и вскрывающим старые раны.

Я подбирала слова и давала Саше информацию до скрупулезности дозированно. Сказала, что отец моего ребенка – Камаль Шах. Мужчина, которого муж собственноручно пригласил на день рождения. И с которым он так хотел подружиться.

Я рассказала все, что Саше следовало знать, оставив за рамками личную биографию Камаля, его четырехлетний плен и наше последующее знакомство, а именно – как он меня похитил, забрал с собой в укрытие от врагов и как там же случился мой первый раз. Первый раз с мужчиной, забыть который я не могу до сих пор. Столь личным я не могла поделиться даже со своим личным психологом, поэтому и с Сашей не стала.

О том, что случилось в ванной в ночь дня рождения – я не сказала тоже.

– Пф-ф… – делаю глубокий вдох.

Судя по тишине в доме, муж так и не вернулся. После разговора мы слегка повздорили, и он уехал из дома. Саша сперва не поверил. Спросил, не шучу ли я, но по моему лицу было видно – что нет.

Откинув одеяло, я сажусь на кровати и устало потираю виски. Последние несколько дней я едва держусь, чтобы не сойти с ума. Хотя бы ради сына. Сегодня у него по расписанию шахматная секция, а у меня, как нельзя кстати, сессия с психологом, поэтому я решительно беру себя в руки, иду собираться, будить сына и готовить завтрак…

–…Кам, быстрее, мы опаздываем! – зову сына из прихожей, застегивая туфли на щиколотках.

Сын появляется в прихожей спустя несколько секунд. В его руках – те самые шахматы, которые его биологический отец подарил вместе с цветами. Что ж, следует признать: с подарками сыну Камаль угадывает на все сто из ста… зараза такая.

– Я искал шахматы, – поясняет Кам. – Мне они понравились. Покажу тренеру и Артему.

Я улыбаюсь, целую его в висок и слегка поторапливаю.

– Хорошо. Ты обещал не заставлять напарника ждать, – напоминаю ему. – Мне звонила Вика и сказала, что Артем уже на месте.

Через десять минут мы уже в машине. Сын болтает о новых приемах, о том, как у них в раздевалке сломался шкафчик, и как тренер сказал, что Камаль достойный соперник. Я слушаю, киваю, улыбаюсь. Это мои самые теплые минуты дня – когда он рядом и весь мир кажется добрым и открытым.

У шахматного клуба я припарковываюсь, выхожу из машины и целую его в макушку.

– Ты – лучший. Слушайся тренера.

– Я всегда слушаюсь, мама, – говорит он с серьезной интонацией и машет мне рукой.

– Ты же взял слуховой аппарат? – спрашиваю вдогонку.

Кам моментально мрачнеет, и я замечаю, как он поджимает губы.

– Я справляюсь без него, мам. Все, я ушел.

Я делаю вдох и провожаю сына взглядом до тех пор, пока он не скрывается в здании.

Кам стал слишком самостоятельным. Для своих шести лет – слишком. Кажется, я начинаю скучать по тому периоду, когда он был крохотным и нуждался во мне, а теперь это время неумолимо уходит.

Собрав себя по кусочкам, я сажусь в машину, включаю музыку – тихо, фоном – и еду через просыпающийся город к человеку, которого сама же попросила о внеплановой встрече. Я закончила терапию со своим специалистом совсем недавно, и мы ушли на поддерживающий режим – встречи раз в месяц. Я обрадовалась.

И вот теперь я снова нуждаюсь в разговоре с ней.

У моего психолога уютный кабинет с широкими окнами и креслами, в которых можно утонуть. Я сажусь в одно из них, натягивая на себя маску спокойствия, но Елизавета – мой специалист – сразу видит меня насквозь. Годы совместной работы не проходят даром.

– Вы в порядке?

В ее голосе – море эмпатии, от чего я моментально сдуваюсь. Как надувной шарик.

– Кажется, нет…

Мы говорим почти час.

Я рассказываю ей, что чувствую сейчас, но не вдаюсь в подробности. Несмотря на существование этики в психологической сфере, я не могу делиться с ней именами и конкретными событиями – это тоже условие Саши, которое он поставил, когда мы поженились. Даже намек на что-то может обрушить его репутацию, потому что в этом городе нас знают все.

Поэтому я рассказываю только то, что чувствую. Не более того.

–…Я пытаюсь держать все внутри себя. Я знаю, что это неправильно, но я боюсь, что если я потеряю контроль над своими эмоциями – то мир вокруг разрушится, – признаюсь Елизавете.

– Сдержанность – не всегда спасение, Ева, – говорит она. – Вы умеете держать лицо, но что под ним?

– Мне… больно и обидно. Еще я злюсь и испытываю почти что… ненависть… – выдыхаю тихо.

– Что еще вы чувствуете?

– Страх. Вина. Стыд. Кажется, на прошлых выходных я сделала много ошибок. Я не могу и не хочу прощать этого человека.

Елизавета кивает, делая короткие пометки в своем ежедневнике.

– Этот человек виноват?

Я отвожу взгляд, шепча:

– Нет… Я понимаю, что он не виноват. У него не было другого выхода, но… Эти годы мне было так сложно.

– Почему вам было сложно, Ева?

– С появлением ребенка моя жизнь перевернулась с ног на голову: я осталась одна с годовалым сыном на руках. Новая страна. Постоянная учеба. Отсутствие рядом близких людей. И вечный страх за себя и за ребенка. К тому же, мой сын часто болел. У него с рождения были проблемы со слухом, и мне стоило огромных усилий добиться того, чтобы он не остался инвалидом на всю жизнь. Чтобы он услышал этот мир. И у меня это получилось, но я стала тревожной мамой. Я считаю, что я имею право на обиду…

Я резко замолкаю, чтобы случайно не сказать лишнего, а Елизавета дает мне совет, которым я планирую воспользоваться уже сегодня – на встрече с Камалем вечером.

На обратном пути я чувствую себя намного лучше, словно за спиной появились крылья. Так было всегда после встреч с Елизаветой, за это я ее ценила.

– Мам, можно пригласить Артема в гости? – спрашивает сын, когда я приезжаю его забрать.

– Конечно, в чем вопрос? – улыбаюсь ему. – Заедем за кофе и солеными палочками?

– Да!

Кам вместе с Артемом усаживаются в машину, и по пути я заезжаю в любимую кофейню. Мальчикам беру лимонады и палочки, а себе и Саше – кофе с корицей, и только на пороге дома понимаю, что второй кофе взяла не зря – Саша дома.

Обувь в прихожей. Его пальто. И гнетущая тишина.

– Мама, мы пойдем поиграем в комнату.

– Хорошо, сынок. Ваша комната на втором этаже, ты помнишь? – я притягиваю к себе сына, взъерошивая его кудри. – Комната, куда ты приводишь гостей, другая. Не забудь, пожалуйста.

– Помню, мам.

Сын позволяет себя поцеловать в щеку, затем вместе с Артемом убегает наверх.

Я бросаю ключи, захожу в гостиную – и Саша поднимает на меня глаза.

Он сидит в кресле, рубашка расстегнута у горла, глаза сухие, но уставшие.

– Привет, – здороваюсь первая.

– Привет, Ева.

Я не знаю, стоит ли делать первый шаг или нужно оставить его в покое. Или мы просто будем так сидеть, пока кто-то из нас не сорвется первым. Все слишком сложно, но я протягиваю ему кофе с корицей, купленный по дороге.

– Твой любимый, – поясняю, когда он берет стаканчик в руки.

– Я должен был догадаться, – обрывает Саша. – У твоего сына такое же имя. И глаза. Если бы не шрамы на лице Шаха, я бы точно увидел сходство.

– Все кажется простым, когда ты уже знаешь. Но ты не знал, – поясняю ему.