Непокорная. Пташка для Ястреба

– Терпи, пташка моя. Будь покладистой, и однажды тебе воздастся.

Глава 6

Жасмин

Голода я не испытывала, – спасибо Тахиру, вовремя настоявшему на том, чтобы я составила ему компанию. А вот маму было жалко…

Она работала в отеле давно и тоже бралась за любую работу. Младшие братья подрастали, и им требовалась одежда, обувь, еда, а самое главное – образование. Отчим держал небольшую лавку сувениров и зарабатывал неплохо, но его точный доход мы никогда не знали.

Деньги он давал, но только на еду, считая, что мама вполне способна обеспечить себя, да и меня, одеждой и необходимыми мелочами. Впрочем, это не мешало ему отбирать большую часть заработанных нами денег.

Оправдывался он необходимостью расширения бизнеса, закупкой товаров, контролем расходов, а иногда и вовсе не удосуживался придумать причину.

Мама терпела, а я потихоньку копила, скрывая часть чаевых или премиальных. Не собиралась оставаться в доме, где меня обижали, но пойти пока было некуда. Тем более без чёткого плана и надёжной финансовой подушки.

Проводив маму взглядом, я покачала головой и, переложив малыша поудобнее, направилась в комнату. Развалившись со всеми удобствами, Латифа заняла тахту, а один из старых матрасов небрежно валялся в углу прямо на полу. Ну да, это мне место определили. Как собаке…

Пристроив рядом с собой небольшую миску, сестрица таскала из неё засахаренные орешки и, закидывая в рот, подставляла лицо тарахтящему вентилятору. Захотелось пнуть её посильнее, но я сдержалась.

– Чего припёрлась? – заметив меня, проворчала Латифа и, подсунув под спину ещё одну подушку, кивнула на дверь: – Иди в гостиную, там его убаюкаешь. Я устала, дай уснуть.

– А я не устала? А мама?.. Мы только с работы, – стараясь не повышать голос, я прицыкнула языком и, покачивая хныкающего младенца, упрекнула: – Хоть бы помогла ей, пока я малого укачаю.

– Не развалится, – огрызнулась эта нахалка и, вздёрнув брови, с нажимом повторила: – Ты ещё здесь? Марш отсюда! Спать мешаешь.

– А ты во сне не подавишься? – проигнорировав её слова, я указала на полупустую миску и, вздохнув, напомнила: – Твой сын коликами мучится, а ты жрёшь всякую дрянь. И вообще, хватит…

– Па-а-апа-а-а, – жалобно протянула Латифа, намекая, что я нарываюсь.

– Что ты за мать такая, – пробубнила я и, желая избежать развития скандала с участием отчима, направилась к выходу, бросив через плечо: – Спать я его сюда принесу, так что место приготовь.

Мама хлопотала на кухне, но из-за невыносимой духоты оставаться там я не рискнула. Малыш капризничал, и, остановившись в проёме, я прижала его к себе животиком и начала покачивать.

– Голодный? – нарезая овощи, спросила мама, а я качнула головой.

– Да вроде нет, – отозвалась я и, заговорив тише, посоветовала: – Хоть ты объясни Латифе, что при кормлении грудью нужен контроль всего, что она тянет в рот. Меня она не послушает, а малой страдает.

– Так и меня она авторитетом не считает, – пожав плечами, вздохнула мама и, протянув мне бутылочку, добавила: – Дай ему укропной воды, может, полегчает.

В гостиной было чуть прохладней, но отчим храпел, развалившись на диване. В жаркий сезон все жители Марокко обычно так и жили, – работали с раннего утра, а в разгар жары отсыпались. Ночью многие вели активный образ жизни, ходили в гости, договаривались о важных встречах и ужинали гораздо позже, чем предпочитали иностранные туристы.

Отчим в это время обычно бодрствовал, но сейчас, словно в издёвку, дрых, пуская слюни. Зачем ждал нашего возвращения, спрашивается. Ещё и злился, что немного припозднились… Бездушный гад!

Беспокойный малыш не позволил мне даже отдохнуть. Стоило присесть в одно из кресел, он начинал кряхтеть и хныкать, неумело намекая, что до истошного вопля остался один неверный шаг. Будить отчима было чревато, и мне пришлось ходить взад-вперёд, покачивая беспокойную ношу.

Через полчаса в гостиную вошла мама и, глянув на меня, нахмурилась. Водрузив тяжёлый поднос с едой на столик, протянула руки и шёпотом попросила:

– Давай мне, а сама иди спать. Поздно уже и…

– А за мной кто ухаживать будет? – перебив, встрепенулся отчим, а мы с мамой переглянулись и закатили глаза, безмолвно поддерживая друг друга.

– Пойду в спальню, вроде затих, – прошептала я и, развернулась, чтобы уйти, но меня остановили.

– Птаха, чтоб завтра встала пораньше, – не глядя на меня, распорядился отчим и, сунув в рот кусок лепёшки, деловито прошамкал: – Важных гостей жду, надо бы достойно принять.

– Что за гости? – вмешалась мама, но брови отчима тут же сошлись на переносице.

– Не твоё это дело, Назира, – отрезал он и, окинув меня придирчивым взглядом, дополнил: – Твоя забота – стол накрыть, прислуживать и вот ещё… приодень свою приблудную. Латифа как раз пакет ненужных вещей привезла.

Задавать ему уточняющие вопросы ни я, ни мама не решились. Поспешив в комнату, я прикрыла дверь и, оглянувшись, нахмурилась. Латифа давно и крепко спала, миска с лакомством стояла у тахты, а моё спальное место так и пустовало.

Голый матрас, старый плед, да тощая подушка, – всё, что оставила мне сестрица. Даже про сына не подумала. Пришлось в полумраке шариться по полкам шкафа в поисках постельного белья, не спуская с рук засыпающего малыша.

С горем пополам я застелила матрас и, устроившись на нём, уложила племянника у стены, на всякий случай отгородив подушкой. Сама переоделась, свернулась калачиком и, прикрывшись лёгким пледом, закрыла глаза.

Думая о словах отчима, долго не могла уснуть, но, к счастью, малыш больше не капризничал. Даже представить не могла, кто мог пожаловать в гости, а тем более, не понимала, зачем отчиму моё присутствие.

Обычно он звал сыновей, а на первый план выставлял Латифу, пока та не вышла замуж за вполне красивого, доброго и успешного кандидата…

Второй назойливой мыслью в голове крутился недавний разговор с хозяином отеля. На принятие решения времени у меня было предостаточно, но азарт и любопытство не давали покоя. Так и уснула, подбирая варианты, но все они казались глупыми или незначительными.

От усталости и по рассеянности напрочь забыла перепрятать заработанные сокровища, о чём горько пожалела, едва проснувшись.

Глава 7

Жасмин

Проснулась я от хныканья и недовольного кряхтения племянника и, не успев разлепить глаза, пошарила рукой по матрасу. Малыша рядом не обнаружилось, и я резко села.

Из-за плотных штор проглядывали первые лучи солнца, и в полутёмной комнате просматривалось всё. И Латифа, сидящая на моей тахте, и её голодный сын, всё ещё не получивший грудь, и моё платье, валяющееся на полу небрежным комом, и… украшения и монеты, поблескивающие в загребущих руках сводной сестры.

– Отдай, – метнувшись вперёд, я протянула руку, но Латифа отшатнулась и прижала добычу к груди.

– Что, порченная уже? – поинтересовалась она с ехидной усмешкой и, подразнив меня монеткой, едко добавила: – С постояльцами за золото спишь. А я знала!..

– Что ты несёшь, – огрызнулась я и, кивнув на малыша, упрекнула: – Сыном займись. Голодный же, сейчас разорётся и весь дом разбудит.

– Шармута, – процедила Латифа и, покачав головой, усмехнулась: – Ничего тебе не отдам, ещё и папе всё расскажу.

– Воровка, – зашипела я и, подскочив на ноги, потребовала заметно дрожащим голосом: – Отдай! Я работала, прислуживала, танцевала для гостей, а это мои чаевые.

– Шармута и лгунья, – скривившись, передразнила Латифа и, склонив голову набок, фыркнула: – Зачем тебе такие богатства? И ведь это не впервые, когда ты утаиваешь доход. Я угадала? Папа для тебя всё делает, а ты, тварь неблагодарная, его лишь позоришь.

– Накоплю и уеду, – прищурившись, ответила я и, топнув ногой, повторила громче: – Отдай, Латифа. Это не твоё. Я уеду и избавлю твоего папочку от непосильной обузы в моём лице. Разве не об этом ты мечтала?

– Он и так от тебя скоро избавится, – рассмеялась сестра и, игнорируя плач сына, заорала на весь дом: – Папа-а-а! Папочка-а-а!

Оглянувшись на запертую дверь, я зарычала и, боясь не успеть, кинулась к Латифе и попыталась отнять своё добро. Несмотря на внушительные габариты, она резво отползла к стенке и, яростно пинаясь, начала визжать. Потом сунула мои сокровища себе под попу и, пройдясь пальцами по густой шевелюре, вырвала клок волос и бросила в меня.

– Ты спятила, что ли? – опешив, я даже отшатнулась, а сестрица закрыла лицо руками и с надрывом заголосила.

– А-а! Помогите! Убивают! Папа-а-а!

Вой Латифы подхватил её испуганный сын и, закатываясь, аж покраснел. Стоя у кровати, я в недоумении смотрела на явно неадекватную сестру и захлёбывающегося от плача племянника.

В коридоре раздался топот, приглушённое ворчание, дверь распахнулась, и в комнату ввалился хмурый отчим. На мгновение замер и, оценив представшую его глазам картину, направился ко мне.

Я даже рта открыть не успела, как он замахнулся и, цветасто выругавшись, от души отвесил мне оглушающую затрещину.

Не удержавшись на ногах, я откатилась к окну и, скукожившись, закрыла руками голову. Такая поза и движение во мне закрепились на уровне инстинктов, ведь отчим не упускал случая сорвать на мне злобу.

Бил даже без весомого повода, без разбирательств, но чаще всего это происходило не при маме. Не видя смысла оправдываться, я покорно терпела, молча выжидая, когда отчим остынет.

– Халид! – от двери раздался вскрик, а я вскинула взгляд и, увидев маму, почувствовала себя уверенней.

– Назира, не вмешивайся! – сжав кулаки, рявкнул отчим и, повернувшись к подвывающей Латифе, пророкотал: – Что она натворила?

Пытаясь успокоить, сводная сестра укачивала сына, но продолжала реветь и причитать, косилась на меня взглядом, полным ненависти.

– Накинулась на меня, стала бить… волосы даже вырвала… – сбивчиво протараторила та и, указав на клок волос, валяющийся на полу, со всхлипом добавила: – Совсем одичала. Ненормальная!

– Она не могла… – шагнув вперёд, начала оправдывать меня мама, но отчим шикнул на неё и продолжил допрос.

– Что вы опять не поделили? О, Аллах, как я устал от вечных склок в собственном доме.

– Вот, – вытащив из-под задницы мои сокровища, Латифа швырнула их на покрывало и, шмыгнув носом, пожаловалась: – Эта шармута от тебя золото прячет. Я случайно нашла, а она взбесилась.

– Воровка, – зарычала я и, потирая ушибленный локоть, криво усмехнулась: – Сама ни дня не работала, а как по чужим карманам шариться, так ты первая и…

– Заткнись! – заорал отчим и, собрав золото, ткнул мне в лицо и взревел, вынуждая вздрогнуть: – Это всё, или ещё что припрятала?! Отвечай, порченная! Где остальное?! У кого взяла?!

– Или украла или… – усмехнувшись, Латифа ввернула новое предположение, но отчим уже дошёл до точки кипения, когда несладко приходилось всем.

– Вон пошла! – гаркнул он на дочь и, указав на дверь, заверещал, выпучив глаза: – Сына успокой и завтрак приготовь! Сам разберусь! Назира тоже марш отсюда! Оставьте нас!

Латифа предпочла подчиниться и, забрав ребёнка, засеменила к двери. Мама смотрела на меня и, закусив нижнюю губу, плакала, но ослушаться мужа не решилась. Ей доставалось больше других, а в гневе отчим мог и покалечить.

Когда дверь закрылась, я медленно поднялась с пола и, сцепив руки в замок, опустила взгляд в пол. Давно поняла, что покорностью могу свести скандал к минимальным последствиям, а сейчас на кону было кое-что важное.

– Где остальное? – разглядывая золото, почти спокойно спросил отчим, а я мотнула головой и всхлипнула.

– Больше нет. Это накопления за несколько месяцев, а вчера я собрала, чтобы отдать вам, но не успела. Мама не знала, это был сюрприз, а Латифа нашла и…

– Не лги мне, – хрипло пророкотал отчим и, подойдя вплотную, рявкнул: – В глаза смотри!

– Да разве я могу, – смиренно пролепетала я, но это не подействовало.

– Можешь! Ты-то как раз и солгать, и украсть можешь! – заорал отчим и, подойдя к кровати, перевернул матрас и начал перетрясать подушки и постельное бельё.

Та же участь постигла матрас, брошенный для меня на пол в углу комнаты, а потом отчим распахнул дверцы шкафа и начал смахивать с полок вещи и бельё. Затаив дыхание, я наблюдала за бесцеремонным обыском, не смея возразить.

Ничего не обнаружив, отчим замер и, тяжело дыша, оглядел разгромленную комнату. Я сдержанно выдохнула, мысленно радуясь, что он не догадался, где тайник, но…

Присев, он заглянул под шкаф и, пробормотав что-то неразборчивое, прицыкнул языком. Там ничего интересного не было, но, поднимаясь, отчим не удержал равновесие и, покачнувшись, упёрся рукой в пол.

Доски предательски скрипнули, а я охнула, выдав себя с головой.

Глава 8

Жасмин

Спохватившись, я поспешила принять смиренный вид, но отчим заметил мою реакцию. Окинул меня прищуренным взглядом и, поджав губы, начал простукивать и ощупывать доски.

Почти у двери в углу он нашёл зазор и, откинув блёклый ковёр, что-то проворчал. В сторону полетела одна доска, потом вторая, а следом к моим ногам шлёпнулась старая коробка из-под обуви. Крышка съехала в сторону, а на пол посыпались монеты, плотно свёрнутый рулончик купюр и мешочек с украшениями.

Я копила все эти сокровища почти два года. Отдавая львиную долю отчиму или маме, остатки сразу же прятала. За всё время ни разу не вытащила из своего тайника хотя бы монетку, планируя и терпеливо ожидая день, когда смогу распорядиться накоплениями для своего будущего.

– Воровка, – прошипел отчим, а я вздёрнула подбородок, собираясь бороться за свою честь и права.

– Всё это я заработала, – отозвалась спокойным тоном и, загибая пальцы, перечислила: – Не только танцами… Я прислуживала гостям, помогала на кухне, трудилась в конюшне и…

– Ты лживая воровка, – перебил отчим и, пнув коробку, пояснил: – Мне неважно, как ты это заработала. Ты украла у семьи. Сколько я вложил в тебя сил, денег, нервов. А сколько издёвок выслушал лишь за то, что связался с вашей семейкой. Сколько друзей потерял из-за…

– Друзей? – недослушав, я усмехнулась и, вздёрнув одну бровь, съязвила: – Значит, и не друзья это вовсе. А мы?.. Долгие годы мы были вашей семьёй. В ответ лишь упрёки и побои. Мама растила Латифу как родную, двух сыновей вам родила, а я…

– А ты недоразумение, недостойное моей милости, – оскалившись, прорычал отчим и, кивнув на дверь, сознался: – Если бы не обстоятельства… Всю жизнь жалею, что взял твою мать в жены.

– А уж мы-то как жалеем, – скрестив руки на груди, отзеркалила я, а отчим аж побагровел.

Я понимала, что сильно рискую, но намеренно ставила жирную точку на существовании под одной крышей с тем, кто превращал мою жизнь в ад. Разъярённый отчим был готов сорваться, ударить или даже избить, – я это видела… чувствовала.

Надежды, что смогу отвоевать свои накопления, у меня не осталось, но уходить смиренно я не собиралась. Слишком долго ждала, терпела, пыталась подстроиться, угодить, заслужить если не любовь, то хотя бы принятие. Наивная…

Никогда я не была и не стану ему родной. Всегда буду лишь в роли обузы, позора и ненавистного клейма. Глядя в упор, я ждала чего угодно, надеясь, что последствия не коснутся мамы.

Стиснув руки в кулаки, отчим шагнул вплотную и, зарычав, дал выход эмоциям. Замахнувшись, влепил мне пощёчину и, оскалившись, замахнулся снова. Но сдержался…

– Порченная! Приблудная! Позор на мою голову! – брызгая слюной, заверещал отчим и, прищурившись, процедил с нескрываемой ненавистью: – Но скоро я от тебя избавлюсь. Немного осталось, и ты уйдёшь из этого дома.

– Да хоть сейчас, – потирая горящую от удара щеку, огрызнулась я и, стиснув зубы, прошипела: – Ни дня здесь больше не останусь, но мои накопления заберу с собой.

Усмехнувшись, отчим присел и, вытряхнув из коробки всё, что там было, начал собирать мои накопления. От обиды и бессилия я не могла даже шевельнуться.

– Ишь чего захотела, – распихивая монеты по карманам, усмехнулся он и, посмотрев в упор, добавил: – Готовься, сегодня приедут сваты.

– Кто? – охнула я и, видя, что он не шутит, закричала: – Нет! Не пойду я замуж! Никогда… Слышите?!

Скривившись от моих воплей, отчим поднялся и, оглядев комнату, развернулся, чтобы уйти.

– Не будет этого! – пытаясь докричаться, повторила я и, всхлипнув, добавила: – Не хочу! Не заставите!

– Твоё мнение не в счёт, – отчеканил отчим и, направившись к двери, рявкнул: – Из комнаты ни ногой! Иначе пожалеешь!

Оставив меня в разгромленной комнате, он вышел и, хлопнув дверью, рявкнул на маму, судя по всему, притаившуюся снаружи.

– Подслушиваешь?! Ну что ж… тем лучше. Готовь обед для важных гостей и эту истеричку в порядок приведи! Приодень и вразуми, пока я не вышел из себя! Сегодня же она будет сосватана! Хватит с меня! Не хочу больше видеть в своём доме твою пропащую дочь!

– Но, Халид… – охнув, попыталась возразить мама, но её слова потонули в очередном потоке бессвязного ора, оскорблений и важных распоряжений, произнесённых в приказном тоне.

Звуки скандала удалились, а я растерянно огляделась. Плюхнувшись на пол, закрыла лицо руками и заплакала. Бесцеремонно разгромленная комната теперь напоминала моё внутреннее состояние.

Раскуроченный и опустевший тайник, смятая коробка, разбросанные вещи… Но вещи можно разложить по полочкам, коробку заменить на новую, протереть пыль, поправить ковёр. Пустоту в душе ничем не заполнить, разрушенные надежды и планы не исправить, боль не замазать.

Несправедливо!.. Как же это несправедливо, что я не имею права голоса и не достойна выбора.

Разговоров о моём замужестве отчим никогда не вёл, лишь изредка в разгар очередного скандала или всплеска плохого настроения мог обронить фразу, что я никому не нужна. Он любил сокрушаться, что никто не захочет взвалить на свои плечи такую обузу.

Вывод напрашивался один, – меня выдадут замуж за вдовца или мужчину, годящемуся мне в отцы. Учитывая клеймо моего рождения, достойный жених мне не полагался, а впереди ждала судьба безропотной служанки, рожающей по ребёнку в год.

Ни любви, ни уважения, по мнению большинства, я не заслуживала, а противиться решению отчима не имела права. Оплакивая свою судьбу, я долго просидела на полу, пока ноги совсем не затекли.

За дверью бегали младшие братья, верещала Латифа, орал её маленький сын, ворчал отчим, с кухни доносились приглушённый разговор мамы с какой-то женщиной. Дом жил своей обычной жизнью, а моя душа истекала кровью. Но никто не слышал моих рыданий…

Не знаю, сколько прошло времени, но, когда в комнату заглянула мама, я не отреагировала. Сидя на полу, опиралась спиной о тахту и, глядя в одну точку, шмыгала опухшим носом.

– Жасмин, дочка, – осторожно позвала мама и, прикрыв дверь, тихо добавила: – Пора наряжаться. Гости вот-вот приедут.

– Ты позволишь этому случиться? – посмотрев на неё, спросила я и, заметив, что её глаза покраснели и опухли, со вздохов констатировала: – Хотя что ты можешь. Может, всё к лучшему.

Мама протяжно вздохнула и, подойдя ближе, присела передо мной на корточки. Тронула пальцами мою щеку и, прицыкнув языком, поддела подбородок, вынуждая меня поднять голову и посмотреть в глаза.

– Я могу, и я сделаю, – прошептала она и, приложив палец к губам, шикнула.

– Но он же тебя убьёт, – пролепетала я, а по щекам потекли слёзы. Мотнув головой, я закусила нижнюю губу и, всхлипнув, дополнила: – Я не допущу этого.

– Не бойся, о моём участии он не догадается, – грустно улыбнулась мама и, нахмурившись, пробормотала: – Ты не повторишь мою судьбу, но…

– Но? – затаив дыхание, поторопила я, а мама оглянулась на дверь и, склонившись, прошептала мне на ухо.

– Нельзя, чтобы он запер тебя дома, а потом всё же выдал замуж против воли. Дочка, просто притворись покорной. Пусть думает, что ты смирилась и согласна выйти замуж.

Глава 9

Жасмин

Мама собиралась рассказать мне свой план, но в комнату, даже не постучав, бесцеремонно ввалилась Латифа. Распихивая ногами разбросанные вещи, прошла к тахте и, уложив спящего сына, села рядом.

– Ну и свинарник ты тут развела, – фыркнула, осмотрев беспорядок, учинённый её отцом, и я уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но мама меня опередила.

– Нам к приходу гостей подготовиться надо, – осадив меня взглядом, произнесла она тихо и, подобрав с пола подушку, перечислила: – Переодеться, умыться, накраситься и…

– Ну вот, как раз вещи пригодятся, – недослушав, радостно выдала Латифа и, притащив пакет, стоящий всё это время у дверей, вывалила на матрас гору шмоток.

– То самое, что просила я, а купили тебе, – узнав одно из платьев, усмехнулась я, а мама снова меня одёрнула.

– Вот его и наденешь. Смотри, какая красивая вышивка. И платок к нему подберём, – перебирая ношеные, но вполне качественные и чистые вещи, начала рассуждать мама и, повернувшись к Латифе, поблагодарила: – Спасибо, дочка.

– Я тебе не дочь, – вздёрнув двойной подбородок, отбрила Латифа и, осмотрев свои подношения, протяжно вздохнула: – Лучше бы я их продала. Самой маловато, а отдавать жалко, но папа настоял.

– Ваша щедрость не знает границ, – не скрывая издёвки, усмехнулась я и, проигнорировав убийственный взгляд сестрицы, прозрачно намекнула: – А тебе не пора ли на кухню? Помогла бы с готовкой и сервировкой, пока сын спит.

– Папа отправил меня помочь вам с подготовкой, – закатив глаза, процедила она, а мы с мамой переглянулись, понимая, что отчим подослал Латифу не помогать, а шпионить.

При ней мы секретничать не решились. Взяв полотенце и сменное бельё, я ушла в ванную и, пока принимала душ, мама отутюжила выбранное платье и платок.

Абайя тёмно-синего цвета с золотистой вышивкой по горловине, низу подола и широких рукавов, подчёркивала цвет моих глаз и роскошные волосы. Жаль, но на предстоящую встречу всю эту красоту полагалось спрятать. Волосы под платок, а глаза… строго в пол, и никаких эмоций.

Пригласить меня к гостям, конечно же, могли, но лишь в качестве безмолвной куклы. Принести, подать, услужить, налить напиток, показать себя, и на этом всё. Ни права голоса, ни возможности оценить будущего мужа хотя бы визуально мне не полагалось. Скромность и покорность…

В процессе моей подготовки Латифа неожиданно расщедрилась. Достав свою пухлую косметичку, помогла подвести глаза, замазать следы пощёчины и немного выделить губы. Дома у меня косметики почти не было, но, готовясь к выступлениям, подчёркивать свои достоинства я умела.

Под контролем сестрицы, естественно, пришлось накраситься намного скромнее, но результат мне понравился. Увы, глядя на своё отражение, радости я не испытывала. Наряжаться для чужого и нелюбимого мужчины не хотелось, но злить отчима, срывая план мамы, тоже.

Вскоре мама убежала накрывать на стол, а Латифа убрала свои косметические богатства и, развалившись на тахте, сделала вид, что меня вовсе не существует. Я не собиралась с ней мириться, но всё же решила усыпить её бдительность хотя бы благодарностью.

– Спасибо за помощь, – присев рядом, произнесла я спокойно, но Латифа скосила на меня недовольный взгляд и раздражённо фыркнула.

– Не думай, что это всё ради тебя, – проворчала она и, повернувшись набок, подпёрла голову рукой и добавила: – Папа попросил, а остальное не моя забота. Ещё не факт, что семья жениха тебя одобрит, но попытаться стоит. Чем быстрее ты исчезнешь, тем лучше для всех.

– И тебя не волнует, что меня могут выдать за старика? – опустив взгляд, поинтересовалась я, но ответ сестры не удивил.

– А какая мне разница, – пожала плечами Латифа и, тяжко вздохнув, поделилась: – Я ведь своего мужа тоже не люблю, но другой бы меня в жены не взял. А всё из-за тебя – паршивки.

– Мстишь мне? – предположила я и, не дождавшись ответа, пожала плечами: – Ну, если тебе станет легче, то я…

– Да плевать, – огрызнулась Латифа и, вздёрнув брови, похвасталась: – По крайней мере, мой муж меня любит, дарит золото, а твой… Хорошо, если просто терпеть будет, но ты это заслужила.

– Никто не заслуживает плохого и несправедливого обращения, – пробормотала я, но эта фраза ушла в пустоту.

Для Латифы брак по договорённости был нормой, и несчастной она явно не выглядела. На этапе сватовства больше всего её интересовал достаток и щедрость будущего мужа.

Я же мечтала о другом, наивно полагая, что однажды произнесу клятвы перед лицом Аллаха, глядя в любимые глаза. Грезила, что в этот момент мои пальцы будут в руках мужчины, который станет мне по-настоящему дорог.

Прямо как у мамы… С её слов они с папой любили друг друга, но судьба решила иначе, оставив меня, как память об огромном чувстве. Она не любила рассказывать о прошлом, но иногда тихо плакала и сдавалась под моим напором, делясь сокровенным.