В поисках потерянной любви

Я не успела поддаться голосу разума, потому что дверь в покои открылась, впуская высокого голубоглазого мужчину и… Катерину.

– Папа?! – ноги сами понесли меня к нему, а руки потянулись для объятий. Таких долгожданных и желанных.

Король Дарий – мой отец – был так величественен и красив, что я замерла, разглядывая его. На его лице засияла улыбка – та самая, которую дарят тем, кого любят всем сердцем.

– Доброе утро, моя заря, – крепкая рука отца легла на макушку, нежно поглаживая волосы. – Ты выглядишь взволнованной. Всё в порядке?

Я не могла найти слов, чтобы ответить. Взгляд постоянно метался от матери к отцу, не веря в реальность происходящего. Их не было в моей жизни. Я не знала, как они выглядят, но здесь и сейчас это не было важно, потому что они были реальными. Такими, какими я себе их представляла… Вот только вспомнить, где и когда представляла, я не могла.

Жизнь принцессы Эстериона не была лёгкой, но присутствие родных придавало сил. Я росла в любви и заботе. Даже в те моменты, когда детское любопытство противоречило родительской опеке, мать и отец не позволяли себе даже повышать голос.

Придворные были от меня без ума, но что-то внутри постоянно сопротивлялось их улыбкам, напоминая, что они могут быть неискренними. Я не знала, что такое предательство, но взращивала в себе стену, не подпуская никого, кроме близких.

Хотелось верить, что всё это – правда. Что это не сон, не иллюзия, не забвение, а воспоминание, возвращённое мне как награда за боль. Я снова была той девочкой, которой не нужно сражаться, убивать, выбирать между собой и чужими жизнями. Здесь меня просто любили. Просто ждали. Просто были рядом.

Откуда в моей голове вообще рождались мысли, что это может быть неправдой – я ответить не могла. Но, засыпая каждый раз в королевских покоях, думала о том, что проснусь в другом мире, где всего этого нет. Там есть что-то другое, чего я больше никогда не хочу знать – что-то тёмное и очень опасное.

Просыпаясь в том же месте, я каждый раз улыбалась тому, что мои опасения напрасны. Я – принцесса Эстериона, мои родители живы, а королевство процветает.

Катерина села на подоконник, поджав ноги, как в детстве. Её лицо сияло, и она лукаво подмигнула мне. Мы только что сбежали с уроков этикета, наплевав на строгую преподавательницу, что носилась по коридорам, высоко задрав подол своего объёмного платья. Улыбка сама расплылась на моих губах, я засмеялась – кажется, впервые за целую вечность. Этот смех отозвался в стенах покоев, как музыка, о которой я уже забыла.

– Здесь хорошо, правда? – спросила сестра, отвернувшись к окну.

– Ещё бы! Мама, папа, ты и я – что ещё надо? – подойдя ближе и уперев руки в подоконник, спросила я в ответ.

– А как же борьба, Фьори?.. – голос сестры изменился, стал тише.

Я нахмурилась. Сердце сбилось с привычного ритма.

– Какая ещё борьба? – рассмеялась я, но смех прозвучал неуверенно. – Мы… мы же дома, Кати. Всё же хорошо.

– Правда? – она повернула ко мне голову, и в её глазах вдруг сверкнуло нечто… чужое. – А ты уверена, что это – твой дом?

В горле образовался болезненный комок. Хотелось закричать, но ни одно слово не вырвалось из пересохшего горла. Я не могла понять, что происходит, но Катерина ловко спрыгнула и улыбнулась ещё шире, чем обычно.

– Нам пора на урок, а то бедная леди Снотрон пожалуется матушке…

Сомнения вновь рассеялись, вернув реальность, успевшую стать привычной.

Время шло, я росла, превращаясь из непослушного ребёнка в прекрасную придворную даму. Кавалеры жаждали встречи со мной, отправляя любовные послания и пытаясь поймать мой взгляд на званых балах.

Принцесса была лакомым кусочком для всех, кто мечтал о власти, но, к счастью, родители не торопились выдавать меня замуж. Отец часто говорил о том, что мой избранник должен быть выбран по любви, а не из чувства долга перед королевством.

– Твоя воля – это твоя сила, – сказал он, не глядя в глаза. – Не позволяй даже мне ею распоряжаться.

– Но вдруг боги свяжут меня с кем-то, кого я не буду любить? – отчего-то привкус горечи растёкся на языке.

Взгляд отца стал серьёзнее, языки пламени, пляшущие в камине, отражались на его лице.

– Тогда ты разорвёшь эту связь, Фьори. Обещай, что твоё сердце примет только того, кого ты сама позволишь. Не из чувства страха, не из долга или предназначения, а потому что сама так решишь.

В ответ на просьбу отца что-то внутри щёлкнуло. Нечто глубинное и тёмное пыталось пробраться через глухую преграду, созданную мной самой или кем-то другим. Воспоминание о жёлтых змеиных глазах вспыхнуло в голове, но исчезло так же быстро, как появилось. Я тряхнула головой и улыбнулась, сжимая руку отца крепче:

– Обещаю. Моё сердце получит только тот, кого я сама выберу.

***

В честь моего совершеннолетия во дворце готовился роскошный бал. Отец не поскупился, чтобы торжество запомнили надолго. Для нас с сестрой сшили бесподобные платья, над которыми трудились лучшие портные королевства.

Я проснулась с улыбкой на лице, готовясь принять гостей, примерить новое платье и, возможно, впервые почувствовать себя взрослой не только по возрасту, но и по взглядам окружающих. День, о котором я мечтала – когда стану настоящей леди, когда залы озарятся свечами, а музыка наполнит воздух волшебством.

Сестра уже была на ногах. Катерина всегда просыпалась раньше – слишком ответственно относилась ко всему, что касалось этикета и представлений перед двором. Она сидела у зеркала, позволяя служанке поправлять причёску, но, увидев меня, расплылась в довольной улыбке.

– Ты выглядишь так, будто тебя уже кто-то успел поцеловать, – хихикнула она.

– Просто… мне приснился хороший сон, – ответила я, потянувшись.

– Ну конечно, – она закатила глаза, но в голосе слышалось тепло. – Сегодня ты будешь в центре внимания. Все наследники, все рыцари – они приедут не только ради торжества. Бал – это всего лишь повод. Смотри в оба, сестрица. Быть может, сегодня ты встретишь свою судьбу.

Я рассмеялась, но сердце дрогнуло. Мне и правда хотелось верить, что в этот день произойдёт что-то особенное. Что в череде танцев, тостов и приветствий вспыхнет нечто большее, чем просто блеск. Что кто-то – один – увидит не титул, не платье, не улыбку, а меня. Настоящую.

Катерина, как всегда, была изумительна. Её платье оттеняло зелень глаз, подчёркивая достоинство и спокойствие, которым она обладала с рождения. Моё же платье было словно соткано из лунного света и лепестков ночных цветов, что растут в лесу Вердис. Мать сдержанно похвалила нас, но в её взгляде мелькнуло что-то… трепетное. Она почти не скрывала гордости.

К вечеру дворец засиял. Люстры отражались в мраморе, ароматы сладостей и лепестков заполняли залы. Музыка звучала уже с порога. Гостей становилось всё больше.

А я всё ждала. Как будто мир затаил дыхание, готовясь к повороту, который изменит всё.

И тогда… я увидела его.

Он стоял в самом конце зала, лениво оглядывая толпу своими яркими голубыми глазами. Прежде мне не приходилось видеть такой цвет, а потому я раз за разом возвращалась к нему, игнорируя вопросы кавалеров, что пытались увлечь меня в танец.

– Катерина, кто это? – шепнула я, наклонившись к сестре.

– Где? – она проследила за моим взглядом и дёрнула плечом. – Кто же знает… Лучше спроси у отца. Сюда прибыло столько народу, что у меня перед глазами плывёт.

При очередном взгляде на него наши глаза встретились, и по спине пробежали мурашки. Я поднялась, едва успев поймать бокал, что качнулся при резком движении. Катерина удивлённо изогнула бровь, на её губах растянулась понимающая улыбка.

Подходить к незнакомцу я не собиралась, но, проходя мимо него, внезапно остановилась.

– Мы знакомы? – не сдержавшись, спросила я. Совершенно точно я где-то видела его, но вот где и когда – вспомнить что-то мешало.

Мужчина не спешил отвечать, впрочем, как и поклониться в знак приветствия, когда к нему обращается дама. В голове мелькнуло, что он вряд ли дворянин, скорее чей-то оружейник. Его широкие плечи, высокий рост и облачение в кожаные доспехи вполне могли подходить для кого-то, кто связан с оружейным делом. Возможно, он воин…

Вот только, помимо ярких синих глаз, в его внешности выделялись ещё и серебряные волосы. А ещё он был до невозможности привлекателен, и – как бы мне ни хотелось признавать – его молчание задевало, как и равнодушный взгляд.

– Это вряд ли, принцесса, – наконец ответил он и улыбнулся уголком губ.

– Почему же? Ваше лицо кажется мне знакомым, – возразила я.

Незнакомец улыбнулся шире и наклонился ближе, так, что сердце внутри сначала замерло, а потом кинулось в галоп. Непозволительно вести себя так с незамужней девушкой… Он точно неотёсанный грубиян, раз не знает очевидных вещей.

Вот только отстраниться я не смогла, наслаждаясь ароматом, исходящим от него. Так пахнет неизвестность, в которую хочется погрузиться просто из любопытства, из желания ощутить нечто новое и захватывающее.

– Потому что таким хорошим девочкам не место рядом с такими, как я, —низкий голос заставил мою кожу покрыться мурашками.

– Я сама решу, где моё место! – гордо подняв голову и встретив сверкающие глаза, ответила я. – Так вы не представились…

– Аксель.

– Просто Аксель?

– Когда будешь наедине с собой, в тёплых покоях, под тяжёлым одеялом, ласкать себя… так будет проще стонать моё имя, принцесса.

Я замерла, будто удар молнии прошёл насквозь. Сердце застучало в висках, а грудь предательски сжалась, не давая вдохнуть. Его слова – дерзкие, невозможные, вызывающе грязные – вырвали меня из пространства этого зала и отбросили в какую-то иную реальность, где нет приличий, нет титулов… только он и я.

Лицо вспыхнуло, щёки горели, как раскалённое железо, и, будь воля, я бы исчезла прямо на месте. Но ноги не слушались, а дыхание сбивалось так сильно, что мне понадобилось усилие, чтобы выдавить хоть слово.

– Вы… вы наглец! – прошипела я, не веря, что это действительно прозвучало из моих уст.

Аксель снова усмехнулся – не громко, не злобно, а как человек, который знал, что правда – это не то, что произносят, а то, что прячется за взглядом. Он не сделал ни шага назад, наоборот, ближе навис надо мной.

– Возможно, – признал он, всё ещё глядя прямо в глаза. – Но тебе ведь стало интересно. Иначе ты бы уже ушла.

Я молчала. Потому что… он был прав.

Это было возмутительно. Возмутительно и опасно, ведь вся моя жизнь строилась на правилах, границах, долге. А он, появившийся из ниоткуда, разрушал их одним взглядом.

– Смотри на меня сколько хочешь, – продолжил он, – но запомни: однажды ты увидишь меня не в зале, среди свечей и гостей, а в пламени и крови. И тогда твой выбор уже не будет игрой.

Он отстранился так же внезапно, как появился, и двинулся прочь сквозь толпу. Я наблюдала, как он уходит, а сердце всё ещё колотилось, как пойманная птица.

Катерина подошла ко мне и тихо прошептала:

– Ты как будто привидение увидела… Кто это был?

Я смотрела вслед серебряным волосам, растворяющимся в танцующих фигурах, и на языке вертелось одно имя, от которого по-прежнему горели щёки.

– Аксель, – прошептала я. – Просто Аксель.

После случившегося я пыталась узнать у отца, кем был этот мужчина, но король Эстериона не припоминал, чтобы на праздник был приглашён кто-то с таким именем. И если бы это была единственная странность, я бы не придала значения. Вот только после бала в честь моего восемнадцатилетия сестра не могла вспомнить, чтобы я разговаривала с сереброволосым мужчиной. Она перечисляла всех спутников, с которыми мне приходилось танцевать, но вот того самого – так и не назвала.

Я же помнила его прекрасно и часто мысленно возвращалась к нему по ночам, когда не могла уснуть в кровати. Его имя вертелось на устах, щекоча и дразня, будто требуя, чтобы я произнесла его вслух.

Ткань ночи была плотной, обволакивающей. Лунный свет скользил по полу, касался тонких пологов балдахина, дрожал на моих пальцах, когда я прижала ладонь к губам, чтобы заглушить дрожащий выдох.

Аксель…

Я произнесла имя едва слышно – не в голос, а как желание, вытканное из мыслей. Как шёпот, ускользнувший в темноту. Как признание, которое не предназначалось никому… кроме него.

Пламя свечей не дрогнуло, но воздух в комнате стал плотнее. Густым. Теплее, чем должен быть в ночной прохладе. Мурашки пробежали по коже – как если бы кто-то провёл рукой по спине, слишком близко, слишком живо. Я приподнялась с постели, сердце забилось в тревожной догадке.

Он стоял у окна – как будто всегда был там. В серебряном сиянии луны его волосы сверкали, как снег под первым светом зари. Он был спокоен. Невозмутим. Тот же равнодушный взгляд. Те же дерзкие губы.

– Ты… – голос задрожал, и я сжала простыню, не веря собственным глазам. – Ты пришёл.

– Я буду приходить всегда, когда нужен тебе.

Он подошёл ближе, не отводя взгляда. Его шаги были беззвучны, как дыхание сна, и я не знала – сплю ли или просто перешла черту между реальностью и чем-то иным.

– Это сон? – прошептала я. – Или… ты настоящий?

Аксель наклонился ближе:

– А разве это важно, принцесса? Если ты хочешь, чтобы это было сном – я стану им. Но если хочешь, чтобы это было правдой… тогда придётся признать, что ты впустила во дворец не человека, а нечто гораздо опаснее.

– Кто ты? – едва слышно спросила я, боясь услышать ответ.

– Я тот, кого ты будешь бояться, от кого ты убежишь и тот, кого предашь. Но даже здесь ты думаешь обо мне. Ты желаешь меня, даже не осознавая этого, Фьори…

– Откуда ты…

Он придвинулся ближе, забираясь на кровать, заставляя меня отползти в сторону. Его ладони опустились по обе стороны от моего тела, заключая меня в кольцо жара. Ткань на плечах зашуршала, когда он наклонился, едва не касаясь губами моих губ. Его дыхание скользнуло по коже – горячее, как порочность и грех в одном лице.

– Неужели ты всё забыла, моя кьярна?

Ответить я не успела, лишь открыла рот от возмущения, но слова так и не сорвались. Горячие губы мужчины накрыли мои.

Поцелуй был нежен… на одно краткое, обманчивое мгновение. А потом он стал жадным, властным – как будто он не просто хотел прикоснуться, он хотел вернуть воспоминания. Те, что я не могла сама вернуть.

Меня охватило пламя, неведомое и дикое, от которого всё существо задрожало. Сердце билось отчаянно, с болью и сладостью, с ощущением, что я теряю и снова нахожу саму себя – и нечто запретное.

Он отстранился лишь на миг – достаточно, чтобы я увидела, как горят его глаза. В них было нечто нечеловеческое: древнее, голодное, полное воспоминаний, которых я не помнила…

– Кто ты на самом деле?

Он улыбнулся – медленно, опасно.

– Я – тот, кто заберёт у тебя всё.

Аксель посмотрел в мои глаза, будто пытаясь вытащить из них что-то забытое, стёртое временем и болью. Затем его губы вновь скользнули к моим – на этот раз не для поцелуя, а чтобы прошептать:

– Я пришёл не за тобой. А за тем, что ты мне должна. И если ты вспомнишь… я отпущу тебя.

Он медленно отстранился, и я ощутила, как пустота разливается вокруг нас, как холод после жара. Он смотрел на меня ещё миг… а потом исчез. Не растворился в воздухе, не шагнул в тень – просто исчез.

А я осталась – на смятой постели, с горящими щеками, дрожащими руками… и с поцелуем, который был слишком настоящим, чтобы быть сном.

Оболочка

Храм Знаний казался Ивэлин самым величественным местом, в котором ей доводилось бывать. Даже дворец, в котором она выросла, терялся на фоне этого места.

Проходя по широкому залу, увешанному зеркалами и увитому насыщенной зеленью, девушка ловила себя на мысли, что это место определённо – обитель местного божества. Сомнар ничего не рассказала и вообще исчезла с корабля. Но сны, в которых Амария поведала о мире, в котором принцессе предстоит существовать, не оставляли сомнений в том, что всё происходящее – реальность.

Стоило кораблю бросить якорь, как за ней тут же приплыла лодка, на борту которой был лишь молчаливый высокий мужчина в броне. Он не проронил ни слова, игнорировал все вопросы и довольствовался только кивками или движениями руки, когда от Ивэлин требовалось сойти на берег и взобраться на запряжённую лошадь.

Дорога пролегала через лес, показавшийся непривычно странным. Стоило всадникам очутиться на кромке, как все звуки стихли, даже ветер перестал гулять сквозь стволы, лениво раскачивая листву.

Незнакомец махнул рукой, показывая, что нужно остановиться. Принцесса сжала поводья, и жеребец послушно замер, дёргая ушами.

Голубой взгляд принялся изучать местность, пытаясь понять причину внезапной остановки. И вскоре эта причина сама показалась.

Вердис вышла навстречу. На губах засияла улыбка, когда она шагнула ближе, желая рассмотреть незваных гостей. Одежда богини была соткана из листьев и лепестков цветов, а зелёные волосы заплетены в две тугие косы. Ивэлин не сразу осознала, что задержала дыхание. От Вердис не исходило ни страха, ни угрозы, но в ней было что-то необъяснимо древнее.

– Ты – дочь не своей земли, – голос богини прозвучал тихо, как ветер в траве, но каждое слово отзывалось в груди. – Но всё живое склоняется не перед происхождением… а перед выбором.

– Я не понимаю…

– Всему своё время, и каждой судьбе отведена своя роль, сестра. Мой лес открыт для тебя, так же, как был открыт для Амарии, – богиня махнула рукой, и в ответ на этот жест ветер закружил хрупкие листья и травинки. – Если она выбрала тебя, то и я выбираю.

С этими словами фигура Вердис рассыпалась на сотни лепестков, подгоняемых ветром, но её голос продолжал доноситься сквозь ожившие звуки леса.

Старик, что назвался Тареном, постоянно оборачивался, опасаясь, что Ивэлин завернёт куда-то не туда или вообще потеряется. Он получил чёткий приказ: встретить принцессу Рейнграда и немедля доставить её Ксантру. Но девушка следовала за ним без лишних слов. Тарен ценил в людях молчаливость, а потому проникся внутренним уважением к ней. Память подбросила воспоминание о другой принцессе, что бывала здесь не так давно.

Фьори.

Смотритель не мог припомнить столько нахальных людей за всю свою жизнь. И как так вышло, что именно она – законная наследница Эстериона? Если девчонку спасут из лап Смерти, то королевство ждут большие проблемы. Таким людям, как она, не стоит касаться власти…

– Пришли, – тряхнув головой с редкими седыми волосами, оповестил старик и открыл дверь перед Ивэлин. – Господин скоро появится. Прошу – не трогайте здесь ничего.

Шагнув вглубь кабинета, Ивэлин сразу ощутила аромат воска и пыли. Помещение освещали лишь пара свечей на столе, но и их хватило, чтобы приглядеться.

Книги заполняли не только полки вдоль стен – они лежали стопками на полу, теснились в нишах и даже на подлокотниках кресел. Некоторые из них казались древними – с кожаными обложками, покрытыми трещинами времени, с закладками из выцветшей ткани и потемневшими от прикосновений страницами.

Ивэлин сделала несколько шагов вперёд, чувствуя, как пол скрипит под ногами, и в то же время – как воздух меняется, становится… насыщенным. Здесь было нечто, что жило вне времени. Она подошла ближе к столу, и взгляд зацепился за предмет, лежащий рядом, – перо, обмотанное тонким золотым шнуром.

В голове пронеслось предостережение старика, и Ивэ отдёрнула руку, хотя всё внутри зудело от желания прикоснуться к необычному предмету.

– Любопытство – тонкая трещина в сосуде разума, – прозвучал голос за спиной, заставивший девушку немедленно обернуться. – Если её не остановить, сосуд рано или поздно даст течь.

Ивэлин взглянула на незнакомца, отмечая, что обычным человеком он точно не был. Бледная, будто мраморная кожа, глубокие чёрные глаза, в которых не отражался свет свечей, и длинные белоснежные волосы, лежащие на плечах.

– Вы… Ксантр? – сдавленно произнесла принцесса. Она видела его во снах.

Мужчина кивнул, обошёл девушку и провёл пальцем по краю деревянного стола, растирая пыль подушечками пальцев.

– А ты – та, что станет новой богиней.

– Уверена, что здесь какая-то путаница…

Ксантр разглядывал сероватые пылинки так, будто в них таился сакральный смысл.

– Путаница есть, ты права. Но вопрос в том, что мы будем делать, чтобы разобраться с этим?

– Разве вы не бог Знаний? Может, и дадите ответ! – Ивэлин не собиралась грубить, но равнодушие божества всколыхнуло внутри нечто доселе неизвестное.

Два чернильных пятна взглянули на принцессу иначе, и на губах Ксантра на мгновение отразилась улыбка. Амария выбрала Фьори, но ей удалось найти достойную замену. Возможно, она не ошиблась в принцессе Рейнграда. Просто никто ещё не успел разглядеть в ней тот огонь, что пока слабо тлел внутри.

– Огонь, – повторил свои мысли бог. – Он редко рождается сразу. Чаще всего он коптит, копается в древесине души, прежде чем вспыхнуть. И обычно – в самый неподходящий момент.

Он медленно прошёл к одному из шкафов, щёлкнул пальцами – и двери сами раскрылись, обнажив десятки свитков. Бумага в них была сухой, пожелтевшей – казалось, тронь, и рассыплется в прах. Один из свитков сам скользнул к нему в руки. Ксантр развернул его, взглянул и свернул обратно.

– Суть знания не в том, чтобы получить ответ. А в том, чтобы быть готовой за него платить.

Ивэлин сжала руки в замок. В груди разлилось раздражение, смешанное с тревогой. Она хотела понять, почему её привели сюда, почему именно она… и в то же время – боялась услышать, что вся её жизнь отныне ей не принадлежит.

– Вы знаете, что мне суждено, – проговорила она. – Почему вы просто не скажете? Сомнар говорила, что я стану новой богиней Любви.

– И Ненависти, – добавил мужчина. – Начало Амарии было в том, что она умела сочетать в себе две противоборствующие стихии. Она научилась любить так сильно, что это чувство сжигало её… а потом научилась ненавидеть так, что ей пришлось прятать это, чтобы не разрушить всё вокруг.

Ксантр медленно повернулся к принцессе, разглядывая растерянность на её лице.

– Ты когда-нибудь любила, Ивэлин?

Божество не собиралось обидеть девушку, но её щёки вспыхнули от возмущения, а в глазах сверкнул ужас. Ответ был очевиден: принцесса не успела познать любви. Ей предстояло пройти так много… но времени катастрофически не было. Миру нужна новая богиня. Чем быстрее оболочка вберёт в себя силу Амарии, тем лучше.

Такого не бывало прежде. Боги стояли нерушимыми столпами в мироздании, и никто не смел пошатнуть эту систему. До того дня, как появился Аксель. Их самая большая загадка – и страх. Война осмелился бросить вызов божественным созданиям.

– Придётся учиться, – с этими словами Ксантр шагнул ближе к девушке, заставив её качнуться к деревянному шкафу.

Во взгляде божества не было сочувствия – лишь холодная расчётливость, не подвластная пониманию обычного человека. Вот только Ивэлин не суждено было жить жизнью людей.

Губы бога почти дотронулись до виска девушки, когда он резко отстранился и взглянул на дверь.

– Твой брат жаждет встречи, Ивэлин. Поговорим потом.

Фигура шагнула назад и скрылась в бесчисленных стеллажах.

Принцесса слышала это, но разобрать смысл не смогла. Сердце грохотало в ушах, мешая сосредоточиться. Руки легли на грудь, желая угомонить бешеный стук. Никто и никогда не приближался к принцессе Рейнграда – это было непозволительно и грубо. Ивэ росла, но никогда не видела на себе заинтересованных взглядов. Даже стража, что охраняла её покои, никогда не осмеливалась поднимать глаза.

То, что совершил Ксантр, было… пугающе. Но так маняще.

– Ивэ?! – Арслан с силой распахнул створку двери так, что та с грохотом ударилась о стену.

В несколько шагов он преодолел расстояние и подошёл к сестре, хватая её за плечи.

– Ты в порядке? Они что-то сделали с тобой? – ледяные глаза пытались найти ответы на побледневшем лице.

– Арс, я в порядке… – принцесса попыталась выдавить улыбку, но король оставался неприступным. Его крепкая хватка удерживала Ивэлин так, что плечи заныли от боли.

– Что они тебе сказали?! – резко тряхнув девушку, спросил король.

Не так представлялась встреча с братом. Вместо тёплых объятий и душевных разговоров Арслан требовал ответов, которых не было. Неожиданно Ивэ осознала, что ей никогда не выбраться из клетки. Её судьба – исполнять чужие прихоти, оставаясь в тени. Только в ответ на эту мысль кончики пальцев закололо, будто что-то внутри сопротивлялось.

Подняв руки и медленно убрав пальцы брата, Ивэлин отстранилась, ощутив, что без его давления дышать легче.

– Я тоже рада видеть тебя, брат, – холодный тон, каким прежде она никогда не говорила, и такой же ледяной взгляд.

Любовь и ненависть, идущие рука об руку. Кажется, принцесса начинала понимать, о чём говорила Амария в её снах.