На отшибе сгущается тьма

Ален тяжело поднялся по ступеням. Зашел в дом, Агнес лежала на диване в гостиной. Он поцеловал ее.

– Как вы тут без меня?

– Как видишь, едим и растем, – Агнес показала на тарелку, где лежали косточки от персиков. В Алене всколыхнулась волна воспоминаний, голос Иллаи, рассказывающий историю детства. – Ален? – озабоченно спросила Агнес.

– Да, милая.

– Ты побледнел, словно увидел маньяка с кинжалом.

– Просто мысли.

– Ясно, ты в душ и спать?

– Нет, хочу еще поработать.

– Понятно, – вздохнула Агнес и впилась в сочный персик. – Как продвигается? – спросила она, вытирая сок, стекающий по подбородку.

Ален сел рядом с ней, взял салфетку, стер сладкие липкие полосы, оставленные соком, и вкратце рассказал о расследовании, о том, что был в доме Скара, и о своих подозрениях.

– А ты знаешь, что раскрывать детали следствия запрещено? – поддернула его Агнес и хитро улыбнулась. – Теперь у меня есть чем тебя шантажировать.

– В этом нет необходимости, – ответил Ален и улыбнулся. – Я весь твой.

– Ладно, так и быть, поверю.

Агнес всмотрелась в серьезные глаза Алена и положила косточку на тарелку.

– Они думают, что она жива и убила Якоба?

– Да. – Расмус опустил взгляд и погладил Агнес по животу.

– Но ты так не думаешь? – не унималась она.

– Я считаю, что она его не убивала.

Агнес положила свою ладонь на руку Алена, а второй погладила его по щеке и нежно поцеловала.

– Давай, помоги мне добраться до кровати, и я от тебя отстану.

Ален уложил Агнес в их кровать и спустился вниз. Он надел растянутую футболку и домашние джинсы, взял бутылку холодного пива, материалы дела и пошел на веранду.

Этот дом они достроили всего полгода назад, и он стоял напротив дома Марта, на большом просторном участке. Ален сел в кресло и посмотрел на веранду отца, где горел свет, а в кресле расслабленно сидел Март. Ален положил документы на стол, взял бутылку и пошел к отцу.

– Не спишь? – сказал Расмус и сел на соседнее кресло.

Март ничего не ответил и только смотрел на звездное чистое небо.

– Что-то не так?

– Ален, зачем ты вернулся? Я тоже расстроен, что Якоб погиб, но в управлении достаточно профессионалов, чтобы разобраться с этим. Ты нужен мне, ты нужен Агнес. Здесь.

– Отец, не надо. – Ален глотнул холодного пива.

– Ты опять тонешь в этом болоте. И я не уверен, что после этого расследования ты сможешь из него выбраться.

– У меня все хорошо, я вернулся только временно. – Расмус посмотрел в небо, и его же слова показались ему остро лживыми, как лед, который рано или поздно растает.

Март пригубил из небольшой рюмки темной настойки и тяжело выдохнул.

– Я знаю, что делать мебель – это не предел твоих мечтаний. И я уверен, что такая работа тебе не нравилась. Но разве все было настолько плохо? Или ты опять жаждешь бессонных ночей, убийц, всей этой грязи?

– Нет, я хочу всего лишь поймать того, кто убил Якоба, – угрюмо ответил Ален.

– Ты все еще надеешься найти ее?

Расмус молчал. Он сжал холодную влажную бутылку и сделал еще глоток.

– Иллая умерла два года назад. Тебе пора с этим смириться. У тебя есть жена и скоро появится ребенок. А этот убийца играет на твоих чувствах. Эта записка, смерть Якоба. Ты что, ослеп и совершенно не видишь закономерностей? Опять собираешься гоняться за призраком?

– Я ни за кем не гоняюсь. И хватит поучать меня. – Ален резко поднялся.

– Прости, Ален. Я не хотел. Скажи, ты нашел… Каролину?

– Нет… не знаю.

– Но ты собираешься ее отыскать? – Отец смотрел на него, и в его глазах читался страх.

– Да, – кивнул Ален.

Март кивнул и допил остатки настойки.

– Ладно, мне еще надо работать. Скоро я вернусь к нашей жизни и буду вновь стругать деревяшки. Не переживай.

Ален развернулся и стал медленно спускаться по ступеням, когда услышал тихий голос отца:

– Боюсь, ты уже не вернешься, сын.

Ночь сгустилась, ветер нагнал темные клубистые облака, в воздухе запахло приближающимся дождем, а Ален все еще сидел на веранде и изучал материалы. Хорошо бы хоть несколько часов поспать, но он знал, что даже если ляжет в мягкую постель, то не сможет уснуть и только проворочается остаток времени. Расмус сходил в подвал дома, где стоял ящик с копиями материалов дела Линды Смит. Принес его на веранду и вытащил пачки фотографий. Разложил их на полу, а рядом положил те, что были сделаны в доме Скара. Уже через несколько часов он был уверен, что Якоба убила не Иллая. Он видел в ее преступлениях своеобразную жестокую красоту, и это его пугало. А в деле Скара была только злоба, ненависть и пренебрежение.

Начало светать, Расмус допил пиво и все еще смотрел на фотографии, вглядываясь в каждое изображение и выписывая в старый блокнот мельчайшие детали.

И в один миг его лицо стало серьезным, и он не отрываясь смотрел на крупный снимок зашитого рта Линды. Положил рядом изображение рта Якоба. Достал нечеткую старую фотографию губ Люси Роттер с места преступления и тоже придвинул ее к другим.

Ален ошарашенно вглядывался в снимки.

Утром он примчался в участок и сразу пошел к кабинету Хаса, который разговаривал с кем-то по телефону.

– Хас, у меня кое-что есть.

– Минутку, Расмус, – раздраженно рявкнул тот, смотря на монитор. Оторвав взгляд, спросил: – Что?

– Это сделал подражатель.

– Ясно, – тяжело выдохнул он и потер лоб. – Собери всех в переговорной, у меня тоже есть что сказать.

Через пять минут группа ждала Тилинга в небольшой комнате, наэлектризованная тишина и запах подгорелого кофе висели в воздухе.

– Всем доброе утро, – сказал Хас, войдя в кабинет и хлопнув дверью. Быстро прошел к доске, в его движениях чувствовалась резкость и напряжение. Плечи слишком ровные, губы поджаты. – Меня вызывал Шток. Состоялся видеозвонок со служителями народа из мэрии и надзирателями из прокуратуры. От нас требуют результата. Немедленно. Эти пиджаки считают, что мы слишком медленные и вялые. – Хас обвел всех взглядом. – Меня облили дерьмом, а я ненавижу «фекальные» процедуры. А еще эти шакалы из газет раздувают пожар, что если полиция не может раскрыть убийство своего начальника, то кого она вообще может защитить. Вот такие новости на это утро. Мы должны работать упорнее. Неужели до сих пор мы не можем найти зацепок? – уже на повышенном тоне спросил Хас. – Какого хрена мы тогда делаем в отделе убийств? А? Вот ты, – Тилинг указал на Роберта, – чем ты занимался и какой результат достигнут?

– Я изучал публикации.

– К черту. Ищи убийцу, – сурово произнес Хас, а Ален встал со стула и посмотрел на него в упор.

– Я уверен, каждый из нас работает на пределе возможностей, Хас. Не перегибай палку. Мы тут не школьники, а ты не учитель, чтобы нас отчитывать.

– Может, тогда ты в следующий раз выслушаешь все это дерьмо.

– Выслушаю. Или ты привык только к розовым лепесткам?

– Что? – взбесился Тилинг.

– Что слышал, смысл ты уловил. Если считаешь, что мы не справляемся, попроси еще людей. Или это ниже твоего достоинства? Ты же у нас лучший.

– Я бы не упустил серийного убийцу, не позволил бы ему подобраться к себе и к другим, – ударил по больному Хас, но тут же поджал губы и схватился за затылок обеими руками, понимая, что перегнул палку.

– Да, а я позволил, – голос Расмуса был пропитан металлом и горечью. – Облажался. Не справился.

– И сбежал от последствий, – не унимался Хас.

– И сбежал. Но сейчас я здесь. И, как ты сказал, у нас нет времени на это дерьмо. Давай работать.

Хас развел руки и пошел к столу. Плюхнулся на стул и сказал:

– Давай. Начинай.

Ален подошел к доске и повернулся ко всем.

– Я уверен, что у нас подражатель.

– Какие доказательства? – серьезно спросила Ида.

– Во-первых, несоответствия, которые мы уже обнаружили. Снотворное, характер ран, нож.

– Этого мало. Или ты опять ослеп? Эти несоответствия могут быть сделаны специально, чтобы сбить нас со следа, – парировала Ида, никаких снисхождений от нее ждать не приходилось.

– Да. Но вчера ночью я кое-что понял.

Ален прикрепил к доске три фотографии.

– Наш убийца – левша.

Ида привстала и уставилась на снимки, как и остальные.

– Убийца зашивал рот слева направо. С виду очень похоже на те фотографии, что были в газетах. Но там не печатали внутреннюю сторону губ, а убийца не учел этот момент. Он сделал так, как ему было удобнее. Создал видимость снаружи, но не внутри.

– Кстати, по делу Линды были напечатаны неверные сведения, – добавил Роберт. – И была утечка. Я нашел фотографии жертвы, но упоминалось, что ее усыпили.

– Именно усыпили? – уточнил Расмус.

– Да. Было написано: жертву усыпили и хладнокровно убили, когда она была без сознания.

– Ясно, что еще?

– На одном веб-сайте нашел упоминание охотничьего ножа. Я планировал посмотреть характеристики ножей, что продаются в специализированных магазинах. В печати не было упоминания, что тот нож был нестандартный. Плюс я пока не нашел упоминания про характер ран, что были и колотые, и резаные, только то, что их было тринадцать.

– Отличная работа, Роберт, – сказал Расмус и пошел на свое место.

Тилинг молчал, смотря на доску. Ида взглянула на него, но, не увидев никакой реакции, встала и вышла перед группой.

– Я звонила в тюрьму, где сидит насильник Милли Смит. Ни посетителей, ни посылок или писем ему не поступает. Ведет себя тихо. Но живется ему там несладко, так сказал надзиратель, с которым я говорила. Он пробовал подать апелляцию, но ему отказали. Я его пробила, жена подала на развод сразу же, как его арестовали, и переехала с сыном в другой округ. По суду лишила его родительских прав. Но думаю, он нас ни к чему не приведет.

Тилинг наконец поднялся из-за стола и подошел к Иде.

– По церквям что-то есть, Чак? – спросил он уже спокойно.

Чак чуть собрал себя со стула, но вставать не собирался. Алену так и казалось, что если он встанет, то растечется по полу и превратится в склизкую желеобразную медузу, которую выбросило на берег.

– Тухляк, – произнес Чак без эмоций. – Ищу данные про Скара. Последние годы сам он никакие дела не вел, а скорее, выбивал бюджеты и был лицом управления на всех официальных мероприятиях. А в прошлом у него было много недоброжелателей. Как и у всех детективов, расследующих серьезные преступления. Была пара громких дел в отделе по борьбе с коррупцией, он там работал до убойного, и штук десять громких дел уже у нас.

– Есть догадки, почему ему приписали гордыню? – спросила Ида, обернувшись к Чаку.

– Может, потому, что он был на виду? – пожимая плечами, ответил Чак.

– Продолжай изучать дела Скара и посмотри, может, кого-то выпустили из тюрьмы недавно. Составь список потенциальных подозреваемых, тех, у кого была возможность отомстить ему. – Хас перевел взгляд на Тома. – Что-нибудь новое удалось узнать?

– Разбираюсь с камерами. Что-то там неладное. Сегодня поеду на место преступления.

– Ладно. У меня тоже появилась одна зацепка, которую я буду отрабатывать. Но то, что я скажу сейчас, не должно выйти из этого кабинета. Всем ясно? – Хас обвел всех взглядом. – Я пообщался с секретарем Якоба, с его заместителями и еще с некоторыми сотрудниками. И мне рассказали, что Скар в последнее время вел внутреннее расследование. Он подозревал кого-то из управления. В чем именно, никто не знает. Якоб сказал Маркусу, что когда выяснит все детали, то только тогда предаст дело огласке. Нельзя обвинять своего без доказательств. Все материалы он хранил на запароленной флешке. Но в доме ее не было. В кабинете тоже. Нам предстоит выяснить, что было на ней, кого он подозревал и в чем.

Ида резко повернулась к Алену. Хас поймал ее взгляд и тоже посмотрел на детектива.

– Я чего-то не знаю? – спросил он.

– Когда мы ездили в дом Якоба, Ален высказал предположение, что Скара убил кто-то из своих.

– С чего ты это решил? – нахмурился Хас.

– Из-за коньяка. – Ален почесал макушку. – Я думаю, кто-то был у него в тот вечер и Якоб угощал его коньяком. И не просто коньяком, а очень хорошим, тем, что он хранил для дружеской компании. То есть он должен был доверять посетителю, знать его.

– Эксперты проверяют отпечатки с бокалов, но один коньячный пропал, – добавила Ида.

– Почему ты не озвучил эту версию, Расмус? – спросил Хас.

– Потому что полицейский из управления не должен был допустить нестыковок, если пытался имитировать почерк Иллаи… Стоун.

– А если это был тот, у кого не было доступа к делу и к базе? – скромно предположил Роберт. – Не все же могут брать архивные дела и иметь доступ к базе и к нашим делам.

– Так и есть, – подтвердил детектив Тилинг. – Я тоже об этом подумал, поэтому и поделился с вами. А теперь за работу.

Глава 6

На отшибе

После той ночи я стал спать в зале – так было надежнее. Но и этого оказалось недостаточно. Если Синди падала, то в этом был виноват я. Если она болела, то причиной тоже был я, который пропустил сквозняк или подхватил что-то в школе и притащил домой. Если мы были с ней в одной комнате и она начинала плакать, причиной тоже всегда оказывался я. И через какое-то время это действительно стало так. Пусть лучше меня бьют за дело, чем без причины.

Синди росла очень неспокойным ребенком, она постоянно кричала, сопела, требовала, ныла. А я день за днем ходил в синяках. Как-то друг в школе показал мне фотку своей младшей сестры – беленькая, пухленькая, улыбчивая девочка смотрела на меня с экрана, обнимая своего брата. Моя же не улыбалась никогда и никогда меня не обнимала. Пухлые розовые губы сестры все время были опущены вниз, словно к ее большим пальцам привязали нитку с крючком, которым она тянула края губ к самому полу. В глазах Синди постоянно стояли слезы, и от этого они были красными и блестящими, чем вызывали тошнотворную неприязнь. Ну почему мне не досталась улыбчивая, веселая сестричка?

В тринадцать лет я стал самым опасным подростком в школе, дрался я как бешеный пес. Иногда ради удовольствия, иногда за деньги, когда меня просили припугнуть кого-то. Так я стал зарабатывать. Кто-то платил мне, чтобы я их не трогал, а некоторые, наоборот, чтобы я преподал кому-то урок. Главное было исключить пересечение между заказчиками. А еще я попал в дурную компанию, мы курили, пили, воровали в магазинах, разрисовывали стены, в общем, развлекались как могли. Но это мне слишком быстро надоело, тем более не принесло того результата, что я ждал. Я надеялся, что такой образ жизни вселит в меня уверенность и я смогу противостоять отчиму. Но я не мог, дома все было по-прежнему.

Как-то я бродил по улицам до самой ночи, лишь бы не возвращаться домой, и наткнулся на заброшенную спортивную площадку. Лестница, перекладины, подобие каких-то тренажеров. Отчим часто смотрел спортивные каналы, особенно бои, где мускулистые крепкие парни избивали друг друга до потери сознания. Я ясно понимал, что в сравнении с отчимом – я слабый хиляк, тараканишка. Он был крупный мужчина, который с каждым годом только кабанел и разъедался. Его кулаки, как молоты, впечатывали одним ударом. И тогда я стал каждый день пропадать на этой площадке. Его побои пора было прекращать. Я желал этого больше всего на свете. Но отчим понимал только силу, поэтому я должен был стать сильнее его. Первое время мои руки постоянно были в мозолях от металлических холодных перекладин и в ссадинах от грязного асфальта. Но вскоре кожа загрубела и привыкла.

Однажды мимо проходил мужчина, увидев меня, он остановился и присел на траву. Я не останавливался, мое тело уже начинало меняться, в руках появилась неведомая мне раньше сила, а в глазах ярость. В тот вечер нижняя губа опухла, а спина горела от ремня, а я неистово подтягивался, пытаясь победить воспоминания.

Когда я закончил и рухнул от усталости на асфальт, мужчина встал, подошел и присел рядом со мной на корточки.

– Привет, – сказал он.

– Здрасьте, – выдавил я. – Че надо?

– Любишь спорт?

– Нет.

– А зачем тогда так усердно занимаешься?

– Чтобы стать сильным. – Я вытер пот со лба и посмотрел на него угрожающе.

– Хочешь победить того, кто сделал это, – он кивнул на губу.

– Ага.

– Могу помочь.

Я тут же вскочил, мужчина тоже встал. Я дотошно осмотрел его. Крепкие руки и ноги, в спортивном костюме, волевое лицо, серьезные взгляд и сломанный горбатый нос. Именно нос внушил мне доверие.

– И как? Вы, случаем, не маньяк?

Мужчина рассмеялся.

– На месте маньяка я бы к тебе не полез.

Мне понравились его слова, я понял, что он увидел во мне силу, то, что не видел отчим. Я гордо выпрямился, задрал подбородок и спросил:

– Что предлагаете?

– Вот это по-мужски. Я тренер, работаю в зале «Олимп», иногда беру к себе в группу способных парней, чтобы сделать из них настоящих чемпионов. Ты как, боишься боли?

Я хмыкнул.

– Я к ней уже привык.

Он кивнул и широко улыбнулся.

– А ты смелый малый. Как тебя зовут?

Я не хотел, чтобы он называл меня по имени, поэтому несколько секунд подумал и ответил:

– Зовите просто Кен.

Он вновь расхохотался.

– То есть дружок Барби.

– Ага.

– Ну, приятно познакомится, Кен. А я Джэк, но не Потрошитель. – И он протянул мне руку.

Тогда я не понял, о чем он и кто такой Потрошитель, но руку его пожал, а на следующий день пришел к назначенному времени в зал «Олимп».

Я крепчал и набирался сил, мое тело становилось сухим и мускулистым, а сестра становилась все больше и больше похожей на своего отца. Она специально кусала меня, доставала, мешала и на любую мою реакцию начинала истерически вопить. На ее вопли прибегал разгневанный отчим, который ушел с работы дальнобойщика и стал работать в мастерской, чтобы каждый день защищать от меня свою малышку. Мне так и хотелось выдернуть ее маленькие ручонки, с хрустом сломать ее пальцы, и чтобы он это видел, но ничего не мог поделать.

Шло время, но каким бы сильным я ни становился, страх перед отчимом был сильнее меня. Как только он приближался ко мне, ужас сковывал все тело, воздух сгущался, и единственное, что я мог, это терпеть.

Когда мне было пятнадцать, отчим за лето пристроил к дому подобие второго гаража, только намного меньше, и переселил меня туда, чтобы я не мозолил его глаза по вечерам. Я ходил в зал почти каждый день, выступал на соревнованиях и почти всегда побеждал, потому что, выходя на ринг, верил, что с каждой победой приближаюсь к тому дню, когда наконец отомщу своему врагу. Как в компьютерной игре: только победив энное количество раундов, можно выйти на главную битву с боссом.

Занятия в «Олимпе» не только скрашивали вечера, но и скрывали синяки, которые я уже не был готов показывать.

Однажды, мне тогда уже было шестнадцать, я вернулся домой после выигранного боя. Во мне плескались адреналин и азарт, я был так горд, потому что тренер сказал, что растит чемпиона и следующий шаг – соревнования округа. Но когда открыл дверь, то увидел бордовое лицо пьяного отчима, он сидел на кухне, глотал виски и явно чего-то ждал. Или кого-то.

Я сразу почувствовал опасность, и укоренившийся страх стал мурашками подниматься от самых ног. Стоило закрыть дверь и пойти к гаражу через участок вокруг дома. Но я опустил голову, сжал спортивную сумку на плече и направился через комнату.

– Стой, сосунок! – завопил он, приковав меня к полу своим ревом. – Иди сюда, мелкий гаденыш.

Я развернулся и безжизненно, медленно переступил порог кухни.

– Ты что удумал? – И в этот момент в меня полетела пластмассовая банка с витаминами, которые дал мне тренер, чтобы наращивать мышцы. – Ты что притащил в наш дом, а?

Я сжал челюсти и молчал. Оправдываться перед ним не было смысла, это все равно ничего не меняло. Боров поднялся со стула и пошел на меня, схватил за толстовку и вписал меня в стену. Голова ударилась о бетонную поверхность, и боль, как разряд молнии, ударила в затылок и поползла к вискам. Но я только ехидно улыбнулся. Он ударил меня в живот, и я согнулся пополам, выплевывая воздух.

– Ты что, убить ее вздумал? Она чуть не наглоталась этих твоих пилюль.

– А что она делала в моей комнате? – закричал я.

– Это не твоя комната, здесь нет ничего твоего, – завопил отчим, выдыхая в меня перегар и разбрызгивая свои токсичные слюни.

А дальше удар за ударом, удар за ударом. Я должен был дать отпор, я столько об этом мечтал. Но необъяснимый, въевшийся в меня с самого детства страх оказался сильнее. Намного сильнее меня. Он сковал руки и все тело, словно меня держали десять человек. Он не позволял даже поднять взгляд, не позволял защищаться. Я вновь стал слабым мальчишкой, который мог только терпеть.

Когда он ушел, я лежал на полу кухни, выплевывал кровь и смотрел на деревянные ножки стола, а в голове стучало набатом только одно желание. До этого я никогда не думал об убийстве сестры, но с той ночи эта мысль, как нарыв, появилась в голове, и изо дня в день она нагнивала и разрасталась как гангрена, пока не завладела мной целиком.

Сейчас я думаю, что если бы тогда ушел из дома, то моя жизнь могла быть совершенно другой. Но я не ушел.

Глава 7

Том уехал в дом Скара, Ида пошла в лабораторию, сказав, что поторопит экспертов, и хрустнув костяшками пальцев. Роберт продолжал изучать публикации, а Ален открыл полицейскую базу и начал искать совпадения. Вдруг за эти два года были и другие похожие убийства.

В обед он вышел за едой и крепким кофе в соседнюю кофейню. Ему нужно было взбодриться. Глаза болели от карточек дел, в которых он блуждал уже несколько часов, но ничего похожего на дела Скара или Смит так и не нашел. Он проверял все возможные сходства, начиная с зашитого рта и заканчивая многочисленными ножевыми ранениями. Еще он хотел поискать дела, связанные с религиозной тематикой и грехами, но для этого нужно было набраться сил.

Ален взял пару сэндвичей, большую чашку кофе и уже вышел на улицу, когда зазвонил телефон. Он неуклюже вытащил его из кармана – звонила Агнес. Нажал на зеленый значок на экране и прижал мобильник к уху, удерживая его плечом.

– Привет, вы соскучились? – спросил Ален, улыбнувшись.

– Кто-то был у нашего дома, – тут же выпалила Агнес.

– Что? С тобой все в порядке? – Ален остолбенел посреди улицы.

– Да, да, все в порядке. Не переживай.

– Что случилось? – спросил Ален, почувствовал легкий тремор в руках.

– Да как бы ничего. Я была у Марта, помогала кое с чем, чтобы скоротать время. Занималась бумажками, когда услышала звук мотора. Но пока вышла, никого уже не было. Сам понимаешь, с животом быстро не походишь.

– Агнес, тебе не следовало идти.

– Почему это?

– Якоба убили. И я говорил тебе, что этот псих может устроить охоту на всех нас. А ты тоже вела расследование.

– Ладно, в следующий раз буду брать ружье, каждый раз, когда к нам кто-то приезжает. И если меня упекут в психушку, то в этом будешь виноват ты.

– Прости, – выдохнул Ален. – Я переживаю за тебя.

– Я беременная, а не дура. Но ты прав, я где-нибудь спрячу пистолет, чтобы он был под рукой. Хорошо?

– Да. Думаю, стрелять ты еще не разучилась.

– Ох, за эти слова жди расправы, Ален Расмус.

Он рассмеялся, и напряжение отпустило его плечи.

– Но это не все. Ты же не думал, что я стала бы звонить тебе по такому пустяку?

– Выкладывай уже, – новая волна напряжения сковала мышцы Алена.

– Я пошла к нашему дому. Нотаций даже слушать не хочу. Знаю, что должна была позвать Марта, но, видимо, сработал инстинкт.

– Да, от старых привычек очень сложно избавиться, – укоризненно буркнул Расмус.

– И на пороге нашла конверт, – продолжила Агнес. – Простой белый конверт.

– Что в нем? – напряженно спросил Ален.

– Лист бумаги, а на нем напечатано: «Детектив, это не я». И больше ничего.

– Хорошо, я скоро буду.

– Жду, – выдохнула Агнес. – И теперь я знаю, чем заманивать тебя домой. Буду выкладывать дорожку из посланий от твоей бывшей.

– Агнес…

– Да ладно, Ален. Мы были друзьями и напарниками. Я слишком хорошо тебя знаю, – с ноткой обиды сказала Агнес и повесила трубку.

Детектив чертыхнулся и пошел к управлению. Взял перчатки и пакет для вещдоков, предупредил Роберта, что поехал домой, и ушел.

Через несколько часов Расмус отвез конверт в лабораторию. Телефон вновь завибрировал, опять звонил Дерек Мун. Ален выдохнул и ответил:

– Привет, Дерек. Не думал, что психологи такие настойчивые.

– Здравствуй, Ален. Рад, что чувство юмора еще при тебе.

– У тебя что, все клиенты разбежались?

Мун засмеялся.

– Ален, хватит от меня бегать. Мы должны поговорить. Агнес сказала, у тебя опять бессонница. Март тоже обеспокоен.

– Э-э-э, док, ты чего? Разве психологам можно обсуждать клиентов с их родственниками? А как же медицинская тайна, все конфиденциально?