скачать книгу бесплатно
– От кофе. От колумбийского… дерьмо я не варю и не развожу. Не растворяю… как вы знаете. И ты, Макс, молодец, что ко мне заехал: без огня в глазах мы наш мир не построим. Мужество, гордость, влияние – все при тебе, говоря беспристрастно. И бойцы у тебя, как на подбор – с Акимовым я сидел, и он доказал мне, кто он есть, а с молодым Алимовым я прежде не виделся, но пугливую шавку ты бы ко мне не привел, и…
– Не я привел, – сказал Макс.
– Что же, – пробормотал «Расмус». – Что же так-то? Почему не ты?
– Потому что нас привел Акимов, – ответил Максим. – Он сказал, что ты снова вышел и можешь к нам присоединиться, и условия тебя не интересуют – вот такой ты, «Расмус», мужик. Бешеный и рисковый.
– Да я не слишком бешеный, – промолвил «Расмус». – Тюрьма успокаивает. А у меня четыре ходки, и если на воле я себе позволял, то там мне никто не позволит – тут бушуй, а там будь любезен… утихни. Не мешай другим мотать срок в скорбном безмолвии. Там за этим строго следят.
– Паханы? – спросил Алимов.
– Тайные агенты, – усмехнулся «Расмус». – Из ордена «Поборников тишины». Попадают на зону под видом заключенных и кончают по ночам всех болтливых и крикливых. Алимов подтвердит.
– Я отмолчусь, – пробурчал Алимов.
– Мне тоже сказать вам особо нечего, – заявил «Расмус». – Лидеры ордена вечно пребывают в тени, и я знаю только их клички.
– Назови, – попросил Алимов.
– Ты точно хочешь знать? – спросил «Расмус».
– Ты знаешь, и я хочу знать, – сказал Алимов.
– Знай. Их клички – «Хинкал» и «Равиол». Нам бы прознать, кто за ними скрывается и переманить этих быков в наше стадо, чтобы подойти к разруливанию проблемы под углом тотального превосходства наскоро сбитой бригады над создававшейся десятилетиями организацией. Разыщешь их, Макс? С ними-то власть ты поделишь?
Уязвленный Максим молча уходит.
ЗАСТАВЛЯЯ себя брести по сумрачной прямой улице, Максим Капитонов страдает от подчиняющего его ощущения лютой бесприютности. Холодом веет и от неоновых вывесок, и от проскальзывающих людей, Максим ни на что не рассчитывает, он внутренне сломлен, но внезапно он преображается – светящийся киоск с мороженым приманивает Максима чем-то добрым, и Максим подходит, поражается богатству выбора, одобрительно цокает языком, по-детски улыбается, лезет за кошельком и подыскивает подходящую купюру.
– Дайте-ка мне… клюквенное с шоколадной крошкой, – сказал Максим. – Оно, видимо, изысканное… почему не реагируете? Вы там? Будете меня обслуживать?
– Сейчас, – ответили ему из киоска.
– Когда сейчас? Вы, дамочка, оборзели… да что это за хрень! Вы мне дадите или нет? Я о мороженом! Мне пришла мысль отведать его на морозе в честь моего чистого детства… деньги на ваше блюдце я положил. Вы чем там занимаетесь?
– Я занята.
– Так, вы заняты, – процедил Максим. – Ну, женщина, ты на себя и навлекаешь… давай мне мороженое!
– Скоро дам. Не кипятитесь.
– Твоя рекомендация действенна, – сказал Максим. – Голос я больше не повышу – во мне поселился покой, и я хладнокровно решил за волосы тебя ко мне не вытягивать. Ты там с мужиком?
– Не твое собачье дело.
– Тварь, а… ну, тварь…
Рассвирепевший Максим выхватывает пистолет и, изогнувшись, засовывает руку со стволом в окошко киоска.
– Ты где сидишь? Правее или левее? Хочешь жить – не говори. Вслепую я не выстрелю. Думаю, ты левее… ты речь доносилась слева – предсмертная ресь, проникновенная: сейчас, я занята, скоро дам. Коза ты беспутная. – Максим убрал пистолет. – Наверняка, прижалась там к чему-то и онемела от ужаса, и в этом твое спасение. Каждое слово, которое ты мне скажешь, можешь оказаться для меня неприемлемым, и я пальну. А когда ты сидишь беззвучно, повод у меня как бы отсутствует, и без новых твоих высказываний полголовы я тебе не снесу. Прежние я тебе прощаю, отмщение за них тебе не грозит, ты же по своей сути душевная женщина, и оставить тебя в живых отнюдь не грех перед небом. Взгляд у тебя, смею предположить испуганный, что для меня приемлемо. От наглых взглядов я завожусь.
ГЛЕБ беззаботен, Лиза удручена, молодые люди на выставке грибов, торчащих из емкостей с землей во всем многообразии своей формы и цвета. От грибов рябит в глазах, от них, куда ни посмотри, невозможно отвести взгляд, они нависают и сдавливают, подсвеченные ряды делят пространство с оставленными в полумраке – посетившие выставку специалисты сомнительной наружности, умудряясь всюду заглянуть, стараются ничего не пропустить.
– Диковинные грибы, – пробормотала Лиза. – Они не для еды, а не то поешь и придут дурные мысли, да и волосы выпадут. Мозги зашипят, как на сковородке. На ней я бы эти грибы тебе приготовила, но их же не продадут.
– Мы тут не для шоппинга, – сказал Глеб. – Бегать с тобой по магазинам я бы не пошел.
– А я с тобой пошла. Я сама хотела куда-нибудь с тобой сходить. И ты откликнулся и привел меня сюда, чтобы я уяснила свою ошибку и больше тебе не докучала. Не приставала в том смысле, что давай куда-нибудь сходим. Где ты узнал об этой выставке?
– О ней писали в уважаемом журнале, – ответил Глеб.
– В специальном?
– О выставке я вычитал в журнале, посвященном бизнесу. О грибах там упоминалось в разделе досуга.
– Теперь ясно, – сказала Лиза. – Ты читаешь бизнес-журналы?
– Я же в бизнесе. В нашей фирме я являюсь следящим за ситуацией советником, и мне, если я не желаю нашего разорения, полагается быть в теме. Приблизительно знать, что происходит на рынке. Чьим акциям предрекают подъем, какие намечаются обвалы… грибы тебя утомили?
– А они настоящие? – спросила Лиза.
– Тебе казалось, что настоящие, – сказал Глеб.
– Я уже в сомнениях… у входа написано, что мы будем наблюдать творение живой природы, а не обман ли это, не имитация… как оно там… инсталляция.
– Провокация, – усмехнулся Глеб. – Опираясь лишь на собственный разум, ты должна определить, кто создал эти грибы. Бог или такой же, как мы, человек.
– Эти грибы похожи на искусственные.
– На настоящие не похожи, – согласился Глеб.
– Чем-то смахивают… напоминают настоящие. И спросить не у кого… ты же мне не ответишь.
– Опирайся лишь на собственный разум, – сказал Глеб.
– Ладно! – воскликнула Лиза. – Отвечай! Пойдем сейчас ко мне?
– Вопрос в лоб, – промолвил Глеб.
– Отказ меня оскорбит. Пойдем, Глеб. У меня нам никто не помешает.
– Не загадывай, – пробормотал Глеб.
– А ты, Глеб, не томи! Соглашайся и пошли, невелико дело-то, чего тебе раздумывать… пойдешь?
– Пойду, – сказал Глеб.
КВАРТИРА Лизы. Девушка хлопочет у стола, Глеб, сжимая и разжимая ногу в колене, сидит на диване с нехорошим предчувствием. В комнате все самое обычное: стены, потолок, люстра, комод, но Глеб ощущает витающую здесь угрозу, обостряющую его чувства и придающий ему поражающий Лизу вид – с таким выражением лица Глеб перед ней прежде не представал, и девушке становится немного боязно.
– Вина выпьем? – спросила Лиза.
– Потом. А водки можно сейчас.
– Водки? – поморщилась Лиза.
– Для более мощной романтики, – пояснил Глеб. – О водке я сказал так… чтобы тебя рассмешить. Брат еще в спортлагере?
– А мама в Хорватии – у нее отпуск. Зимний… а отца у меня нет.
– У меня тоже нет, – признался Глеб.
– Твой умер? – спросила Лиза.
– Люди умирают. Люди выдыхаются и спиваются. Ты заманила меня к себе, припасла вино и, вероятнее всего, поступила правильно. Опомнившись, я к двери не брошусь.
– Ты кого-нибудь любил?
– Если только немного. Года четыре назад меня влекло к одной девушке, но претендовать на нее я был не вправе, а затем она куда-то пропала, и я ее в скором времени позабыл. – Глеб задумчиво улыбнулся. – Мне остается посмеяться.
– Над чем? – спросила присевшая рядом с ним Лиза.
– Кроме нее, мне и вспомнить некого. А ее я помню… хоть и позабыл. И лицо помню, и… тебе неприятно это слушать
– Не очень, – кивнула Лиза.
– Я могу сделать и приятно. Тебе… я же у тебя. Я догадываюсь, чего ты от меня ждешь.
Неотрывно глядя Лизе в глаза, Глеб начинает расстегивать пуговицы ее блузки.
ВСКИДЫВАЮЩИЙ и опускающий подбородок Максим Капитонов покусывает мороженое – он расхлябанно продвигается по уходящему вдаль тротуару. У фирменного магазина одежды стоит скамейка, на которой сидит намертво прикрепленная к ней девушка-манекен. Усевшись рядом с этой девушкой, Максим ласково ее приобнимает и нарывается на осуждающий взгляд смотрящего через витрину охранника. Максим удивленно поднимает брови. Охранник Бадищев показывает жестами, что Максиму пора убираться, но тот отворачивается, Максим остается; исчезнувший в витрине Бадищев выбегает на улицу вместе со своим коллегой в таком же костюме с галстуком.
– Ты мне назло! – заорал Бадищев. – Вздумалось меня проверять?! Не трогай манекен!
– А кто ты такой, чтобы я тебя слушал? – поинтересовался Максим. – Случаем, не босс?
– Ты у меня быстро узнаешь, кто я! – заявил Бадищев. – Убери с нее руку!
– Она тебе безразлична, – сказал Максим. – Ты орешь на меня не поэтому. Думаешь, у тебя есть право на меня орать? Я тебя не впечатляю?
– Чем ты можешь меня впечатлить… крутые люди с манекенами не сидят. Еще и с мороженым.
– На скамейке с девушкой и с мороженым, – усмехнулся Максим. – Я чувствовал себя подростком, незапятнанной душой, но ты на меня орешь и все это разбиваешь. Ты, дружок, вредитель… крикливый дебил.
– Кто я?! – взвился Бадищев. – Ты слышал, Вань, кто я? С тобой, Вань, на пару мы рыло-то ему начистим, этот фраер от нас огребет… ну что? Отойдем?
– За магазин? – спросил Максим. – Мне лень.
– Ха!
– Куда-то с тобой идти – много чести. Если ты продолжишь мне надоедать, я замочу тебя здесь.
– Что ты сделаешь? – спросил Бадищев.
– Я вооружен, – сказал Максим.
– Надо вызывать милицию, – пробурчал второй охранник Иван.
– Я и их замочу, – промолвил Максим. – Сколько смогу. Без экспрессии, без геройских ужимок… не на публику – скупо. Меланхолично. Труп к трупу, смерть к смерти. Маета к маете.
ЗАНЯТИЕ сексом Глеба не расслабило. Поскольку Лиза принимает душ, он находится в комнате наедине с собой, берет со стола пустую рюмку и постукивает ею об другую, кладет на бок, подходит к дивану, расправляет скомканное покрывало, глядя сквозь стены, что-то высматривает.
Появляется удовлетворенная Лиза. На ней широкий бирюзовый халат.
– В махровом хитоне ты вышла из душа, разгорячившись под теплой водой. Нет! Подо мной.
– Ты, как выясняется, поэт, – сказала Лиза.
– Да вот пришло, сам удивляюсь. Наше слияние на пыльном диване разбудило во мне талант, которого хватило на написание пары строчек. Развить их в поэму мне не суждено, и я без всяких обид отступаю на заготовленные позиции. Поэт бы не отступил. Он бы сообразил, в чем поискать вдохновение – вылакал бы вино, попросил бы тебя скинуть халат и изобразить танцующую Цирцею… перед поэтом ты бы подрыгалась.
– Я и перед тобой подрыгаюсь, – сказала Лиза. – Мне раздеться?
– Поэт бы воскликнул: конечно! Раздевайся и уходи! За дверью тебя встретит другой мужчина, и ты ему отдашься, а я это представлю и сочиню трагический сонет о попранных чувствах и неверности женщин – поэты из-за вас мучаются. Я присаживаюсь за стол без носок и без тапочек. Кровь в ногах холодеет.
– Ты же был в носках, – сказала Лиза.
– Когда ты отправилась в душ, я их снял. Все-таки любовь… чем-то мы занимались, и мне стало жарко. Я вслушивался, как льется вода, подумывал присоединиться к тебе…
В дверь звонят.
– Я так и знал, – вздохнул Глеб. – Иди открывай.
– Может, я еще не открою, – двинувшись к двери, сказала Лиза. – Погляжу через глазок и пойму, что не надо – того, от кого не отвертишься, не принесло… ну, почему он…
– Кто пришел? – спросил Глеб.
– Это Максим. Мой крест, мой сосед… открывать ему бы не следовало, но придется. Если он видел свет в моих окнах, он не отстанет.
– Он видел, – сказал Глеб. – Он шел на свет, и ты ему откроешь.
– Как же не хочется, – пробормотала Лиза. – Чего он добивается?
– Наверное, тебя, – предположил Глеб.
– Меня… а со мной ты. Я открываю.
Грустящий у двери Максим Капитонов измотан и жалок. Его грызет одиночество.
Дверь открывается. Лиза не улыбается.
