Аминазиновые сны, или В поисках смерти

Когда обитательницы седьмой палаты вернулись с завтрака, все их внимание было направлено Анжеле. Это была среднего роста брюнетка с длинными волосами и голубыми мутными глазами. Истинный возраст этой женщины определить было сложно. Но все знали, что у нее есть дочь лет пятнадцати, поэтому, как предполагала Кристина, Анжелке было уже не меньше сорока.

– Ой, девочки, очкую я. И на хрена я тогда буянила в обезьяннике?

– Потому что дура! – заржала лежащая на животе Катя Лялькина. Она болтала согнутыми в коленях белыми полноватыми ногами и с удовольствием подкалывала Анжелу. – Ты бы еще морду ментам порасковыривала, как это сделала я.

– Нашла чем хвастаться, – с обидой сказала Анжела. – Я же рассказывала, что за мелкую кражу у меня уже есть два года условки. А теперь…

– А теперь дадут новый и не отбытый приплюсуют, милая, – вставила Маша. Цыганка сидела на кровати и наводила порядок в своей тумбочке. Потом повернула голову к Кате и пробурчала: – Лялька, убери ноги. Я Анжелку не вижу. Ты не на пляже, и здесь тебе не берег моря.

– Отстань, цыганка, – беззлобно огрызнулась Катя, но ноги опустила.

Кристина заметила, что Анжела стала белой, как чистый лист бумаги.

– Девочки, да не пугайте вы Анжелку, – серьезно сказала она.

– Да они во всем правы, Кристинка! – со слезами на глазах выкрикнула Анжела и, согнувшись, обхватила колени.

– Тише, девки. Слышите?

– Что? Что? – раздалось с разных сторон палаты.

– Там что-то происходит. Кристинка, сходи-ка посмотри, – попросила Вера, прислушиваясь к доносящемуся из коридора разговору двух женщин. Голос Васильевны был хорошо знаком всем, а вот кем была вторая женщина пока было неясно.

– Сейчас, – Лаврентьева подхватилась с места и помчалась в коридор.

Возле кровати Анны Яковлевны стояла раскрасневшаяся Старовойтова и орала:

– Вы не можете отказаться перейти в шестую палату!

– Очень даже могу, – не проявляя страха, спокойно ответила новенькая, а потом твердо добавила: – Могу и не перейду!

На шум в коридоре из своего кабинета торопливо вышла старшая медсестра отделения Наталья Андреевна Нечаева. Эта хрупкая на вид женщина твердо держала в своих руках весь медперсонал. Ее все уважали и побаивались.

– Что за сыр-бор вы здесь развели, Ольга Васильевна?

– Да вот, Наталья Андреевна, больная не хочет переходить в шестую палату, – доложила сестра, указывая рукой на Анну Яковлевну.

– И не надо, – строго высказалась старшая медсестра.

– Это почему же? – Ольга Васильевна пораженно уставилась на начальницу.

– Заведующая сказала, что за нее просили, – пояснила Нечаева, – и при этом настаивали на том, чтобы ее хорошо смотрели, не обижали и не доставляли ей неудобств. Ночи в коридоре для нее будет достаточно.

Старшая блеснула очками в красивой оправе и удалилась, а Старовойтова взбешенно развернулась на высоких каблуках и быстро отошла от кровати Анны Яковлевны. Та же облегченно выдохнула и прилегла, закинув руку за голову.

Кристина, наблюдавшая эту картину стоя у первого поста, вернулась в палату.

– Ну что там? – поинтересовалась Нежина.

– Да новенькую хотели засунуть в шестую, но старшая ее отбила. Васильевна рассвирепела и мне показалось, что она даже разочарована от того, что новенькая ее не боится.

– Зуб даю, Васильевна еще отыграется на бедной женщине, – уверенно сказала Вера.

– Как пить дать, – уверенно подтвердила Полина Евсеева.

– И не говори, – добавила Аня.

А на раздаче лекарств, новенькая отличилась вновь. Когда Старовойтова громко выкрикнула фамилию Анны Яковлевны, она спокойно приблизилась к столу, за которым сидели сестры. Васильевна неприязненно посмотрела на женщину и небрежно подала ей стаканчик с таблетками. Власова попыталась отправить в рот сразу все таблетки, но одна пилюля неожиданно упала на пол.

– Подними таблетку с пола и выпей, – сузив глаза, приказала Старовойтова.

– Нет. Поднимать с пола не буду и тащить в рот грязь с пола тоже не буду.

– Будешь. У нас, уважаемая, все препараты идут под счет. Так что подними таблетку!

Власова не сдвинулась с места, а только хладнокровно наблюдала, как багровеет лицо сестры. Женщины, находящиеся в коридоре и ожидающие своей очереди на прием лекарств, затаив дыхание наблюдали за происходящим. И в этот момент на помощь Власовой пришла надзирательница Козлова. Она подняла таблетку с пола и опустила ее в стаканчик с водой. Потом несколько раз взболтнула в стаканчике воду и протянула его Власовой. Анна Яковлевна поблагодарила Дарью Ивановну, молча вытащила таблетку и проглотила ее.

– Покажи рот! – приказала Старовойтова.

– Попрошу мне не тыкать, – тихо, но твердо сказала Власова. – Я же с вами разговариваю культурно, поэтому и вы ведите себя соответственно.

Старовойтова ядовито улыбнулась:

– Власова, покажите мне свой рот… Пожалуйста.

Анна Яковлевна продемонстрировала рот и спросила:

– Я свободна, Ольга Васильевна?

– Да.

Власова развернулась и направилась к своей кровати, а Старовойтова гневно блеснула глазами и прошипела вслед больной:

– Вот же сука! Ты у меня еще пожалеешь об этом. Ой как пожалеешь.

Глава 14.

А тем временем стрелка часов неумолимо приближалась к двенадцати.

– Скоро за мной придут, – тоскливо заговорила Анжела, выбирая из воспоминаний значимые, как ей казалось, эпизоды свой жизни. – Вот глядя на меня, девочки, вы даже и не подумаете, что у меня есть неполное высшее образование. Я ведь бросила институт ради своей любви. Я влюбилась как ненормальная в своего Витьку и даже не заметила поначалу, что он был наркоманом. И это он во всем виноват! Он испортил мою жизнь, когда я еще была молодая и красивая! Я очень нравилась мужикам, и они за мной толпами ходили. А я видела только своего Витечку и никого больше. Да и свекровь к этому руку приложила, когда сбагрила своего сыночка-наркомана на меня, а потом забрала у меня единственно дорогое мне существо на земле – мою дочь. Я-то, как последняя дура повелась на любовь и на уговоры его матери, которая сулила мне золотые горы, если я выйду за Витьку замуж. Мы поженились, хотя моя мамаша костьми ложилась, чтобы нас развести. Потом родилась моя девочка и ухаживая за ней, я даже не задумывалась над тем, что Витька все чаще начинает пропускать работу и денег в нашей семье становится все меньше… Я рано вышла из декрета и устроилась в супермаркет кассиром. Работа мне нравилась, платили неплохо и я даже пыталась тогда мужа лечить. Но все мои усилия были напрасными. Он все равно употреблял. Так продолжалось лет десять, а потом он, наконец, сдох от передоза. Но к этому времени я уже и сама пристрастилась, и чтобы кормить дочь, да самой ширяться, я стащила из кассы деньги. Небольшие. Но хозяин заявил на меня и мне дали срок. Условно. Когда вся эта бодяга началась, моя Ирочка сбежала жить к свекрови, и я осталась одна. Правда, ненадолго. Я снова вышла замуж, но тоже не совсем удачно. Ну не везло мне с мужиками! Хоть тресни! Толик оказался запойным пьяницей. А потом что было вы уже знаете… Я начала приторговывать наркотой. Да так умело, что поймать меня долго не могли и вот…

– Нефедова, ты уже все собрала? – спросила Нинка Артемьева, бесшумно возникшая на пороге палаты. – Менты уже приехали.

– Да, собрала, – обреченно вздохнула Анжела.

– Только ничего не забудь, – напомнила Смотрящая, – а то вернешься сюда.

– Это вряд ли, – отозвалась Анжела и нервно прижала пакет с вещами к груди.

– Нефедова, на выход, – как выстрел прозвучал из коридора крик Старовойтовой.

– Иду, – почти простонала Анжела, медленно выпрямилась и поплелась в коридор. У самого порога палаты она оглянулась и с кривой улыбкой на губах произнесла: – Прощайте, девочки. Поправляйтесь.

– И тебе не хворать, – ответила за всех Артемьева и уселась на кровать Полины.

– Что с ней теперь будет? – разрушила повисшее в палате молчание Оксана.

– Что будет? – переспросила Вера и хмуро проговорила: – Закроют ее и надолго.

– Это почему же? – заерзала на кровати Аня.

– А потому, что не хрен во время условного срока попадаться на продаже наркотиков, употреблять самой и попадаться ментам, когда находишься под кайфом. А потом еще и качать свои права в обезьяннике, и угрожать наслать на них своего мужа – алкаша последнего.

– У нее суд уже завтра, – поддала новой информации всезнающая Нинка.

– Да, попала девка, так попала, – сочувственно покачала головой цыганка.

– И надолго, – констатировала Вера. – Жалко только, что с дочкой своей она не смогла найти общего языка, как я со своими детьми.

– А что с ее дочкой-то? – поинтересовалась Оксана.

– Ты что, не слышала, что она говорила? Да, когда Анжелку в первый раз осудили, то ее дочка сбежала из дому к бабке своей. Ну… матери отца. И больше Анжелка ее не видела. Как ни старалась она наладить отношения с девочкой своей, та наотрез отказывалась встречаться.

– Да-а-а, – протянула Лялька, – дела-а…

И это была «История о том, как получить условный срок за кражу, попасть на лечение в психушку, потерять дочь и сесть в тюрьму за продажу наркотиков».

Глава 15.

После выписки Анжелы в палате появилась сестра-хозяйка со стопкой чистого постельного белья. Пыхтя как паровоз, она привычно перестелила постель, сложила грязное белье в наволочку и неторопливо поковыляла к выходу. И в этот момент в палату вошла Анна Яковлевна. Она пробежала взглядом по палате и бодро поздоровалась:

– Еще раз здравствуйте, дамы.

Женщины вразнобой ответили на приветствие, а новенькая приблизилась к освободившейся кровати у окна в торце палаты, примостила у тумбочки довольно объемный пакет с вещами и доброжелательно сказала:

– Давайте знакомиться, девочки. Я – Анна Яковлевна Власова. Но зовите меня Аня. Хотя мне уже скоро шестьдесят исполнится, к старухам себя отнести я не могу. Просто не чувствую своего возраста.

Вера с пониманием улыбнулась новой постоялице и начала представлять женщин.

– Рядом с вами лежит девочка Оксана. Хотя она должна лечиться в детском отделении, но почему-то ее определили к нам. Дальше Алиска, верующая. Потом Светка Нечаева, моя старая знакомая и ее к нам недавно подложили. И Наташа. По центру Надька и Анька, а с моей стороны – Кристинка, дальше – Лялька, Машка, потом Полина, но она куда-то вышла. У стены Оля и Лариса, – представила всех Нежина и со смехом добавила: – Вы у нас будете Анна Вторая.

– Так нас здесь четырнадцать?

– Да, – громко подтвердила Оксана, пристально рассматривая забинтованные руки Анны Яковлевны.

– Вы резаная? – бестактно поинтересовалась Алиса, высокая особа с красивым каре. Волосы женщины были подернуты ранней сединой, но серебро волос почему-то шло ей.

– Да, – просто ответила Власова, сразу сообразив, что именно имеет в виду Алиса.

– А, простите, почему вы это сделали? – осторожно поинтересовалась Наташа, полная и весьма привлекательная женщина лет тридцати пяти. Ее редкие светлые вьющиеся волосы были острижены очень коротко и с правой стороны головы был хорошо заметен длинный безобразный шрам.

– Да жизнь постепенно добивала меня, вот я и решила все прекратить, – ответила Анна Яковлевна, раскладывая в тумбочке туалетные принадлежности. Потом она выудила из пакета какую-то книгу и, приняв горизонтально положение, начала читать, бесшумно перелистывая страницы.

Обитательницы седьмой палаты догадались, что новые вопросы неуместны, но в это время в палату вошла Полина. Она поздоровалась с новенькой и удивленно спросила:

– А что вы читаете?

– Стендаля «Красное и черное», – не выказывая раздражения, ответила Власова и положила раскрытую книгу на окно.

– Да, я знаю такого автора! – почти обрадовалась Полина. – Я знаете ли сама по специальности музыкант, но еще закончила и исторический факультет нашего педагогического университета, как и Кристинка. Кристина, правда, лингвист.

Лаврентьева согласно кивнула и задала волновавший ее вопрос:

– А как у вас оказалась здесь книга? Вы что, сами сюда приехали?

– Да.

– Добровольно? – встрепенулась Лялькина, которая до недавнего времени спала, или делала вид что спит. И, повернувшись на бок в сторону Власовой, с сомнением в голосе констатировала: – В дурку никто добровольно не попадает.

– Ну… я, наверное, особый случай, – печально улыбнулась Анна Яковлевна. – Когда дочь приехала навестить меня и застала с порезанными руками, то сразу же хотела вызвать скорую. Я сначала планировала решить вопрос по-другому. Мой близкий друг хирург и мог зашить мне руки дома. Но потом мы с дочерью посидели, поговорили, попили чайку, и я решила все же ехать сюда. Мне была нужна помощь специалиста. Я собрала вещи, и мы вызвали скорую. И вот я здесь, с вами.

– Напрасно вы сюда приехали, – встряла Маша. – Здесь сущий ад.

– Что делать… Мы сами выбрали путь сюда. Не так ли, девочки?

Полная Наташа мотнула кудряшками в знак согласия и в палате воцарилась тишина. Спустя какое-то время Власова вновь уткнулась в книгу, но неугомонная Полина решила побольше узнать о новой пациентке лечебницы.

– Простите, Анна, не знаю вашего отчества, а кто вы по специальности?

Власова вновь отложила книгу и так же спокойно ответила:

– Я преподаю философию в техническом вузе.

– Вот это да! – присвистнула Вера. – Историк у нас есть, англичанка есть, библиотекарша есть, – женщина указала головой на Ольгу, которая постоянно лежала на левом боку, подперев голову рукой. – Теперь вот и философ в нас есть. Здорово! Я буду называть вас Философиня, чтобы не путать с Анькой вихрастой.

– Я не возражаю, – легко согласилась Власова и спросила: – А кто все остальные?

– А все остальные, – засмеялась в голос Вера, – шизофренички и алкоголички!

– И жертвы медицинских ошибок, – тихо добавила Наташа. – Вот я, например, одна из них. Да еще Лариса. Но она все время молчит и не разговаривает ни с кем, кроме врача.

– А я вот не больная, – громче всех выступила Оксана. – Мне и лекарств никаких не дают, а только температуру измеряют.

– Так почему ты здесь? – удивилась Власова.

– Потому, – огрызнулась девочка и уставилась в потолок.

– А я монахиня, – серьезно доложила Алиса.

– А тебе, монашка ты наша, детей что ли ветром надуло? – ехидно подковырнула Нетребскую Вера.

– Так я до монастыря замужем была. И у моих детей есть отец – мой муж. А сюда меня привезли из-за него. Собственно, он забрал меня из монастыря. Но я все равно считаю себя монахиней, – сбивчиво и несвязно вновь заговорила Алиса, пропуская мимо ушей слова Нежиной. – И на окне моя иконка стоит. А вы знаете, что здесь недалеко находится храм Серафима Саровского? Мы время определяем по звону его колоколов. Когда они звонят к заутрене мы знаем, что начался новый день. А как вы относитесь к религии?

– Извините, но на эту тему я дискуссировать не буду, – мягко ответила Философиня, пристально вглядываясь в лицо Алисы.

– Почему это? – процедила сквозь зубы она.

– Потому что здесь это неуместно, да и желания говорить на эту тему у меня нет, – несколько резковато ответила Анна Яковлевна.

Алиса обидчиво надула красиво очерченные бледные губы и резко вскочила с кровати. Она почти выбежала из палаты, но вернулась назад минут через пятнадцать-двадцать. Неожиданно для Власовой все женщины, находящиеся в палате, дружно и весело засмеялись. Создавалось впечатление, что увиденную ими сейчас картину временные постоялицы психушки наблюдали уже неоднократно. Алиса была одета в черные толстые колготки, ботинки со шнуровкой и бесформенный голубой свитер, поблекший от многочисленных стирок.

– Ого! Вот это номер! Опять вырядилась! – от души расхохоталась Света, маленькая рыженькая женщина с большими зелеными глазами, в обрамлении густых рыжих ресниц. – Где отхватила вещички на сей раз?

Женщины уже просто валялись на кроватях от смеха. Но в то же время они с интересом наблюдали за довольной Алисой, нетерпеливо ожидая как та объяснит свой новый образ на сей раз.

– Я покопалась в шкафу у Петровны, – сообщила странная больная и покружилась, показывая свой наряд. Но потом, пошатнувшись, вцепилась рукой за спинку кровати.

– Гляди, не грохнись от радости, – сквозь смех, выговорила Лялька. – И где это твой халат и ночнушка?

– На полу возле шкафа, – честно призналась Алиса и серьезно сообщила: – Мне, может, холодно в драной рубашке. Грудь вылезает в дырку.

– Так ты же сама эту дырку и сделала, – захлебываясь от хохота встряла Наташа.

– Нет, это не я. Она такой была, – промямлила Алиса.

– У тебя совсем крыша поехала, – покачала головой Кристина.

– Иди-ка ты, Алиска, переоденься, а то получишь от сестер по первое число, – уверенно заговорила Вера. – Анисимовна на смене, да и Васильевна сегодня злая как черт знает кто. Если ты попадешься ей на глаза в этом наряде, то она снимет с тебя три шкуры за твое очередное переодевание. Уж она-то точно припомнит тебе и хлеб на батареях, и тряпочки твои бесконечные. И аминазин тебе обеспечен.

– Не пугай меня, Верка, – пролепетала несчастная монашка.

– Девочки, не ругайтесь, – тихо проговорила Надя. – Я не люблю, когда вы спорите. У меня настроение сразу портится.

– А мы и не ругаемся, – огрызнулась Вера, с жалостью поглядывая на Алису, которая поглаживая руками свитер, стояла возле своей кровати, пытаясь сообразить, что ей делать дальше.

– Имела я их в виду, – с каким-то странным озорством вдруг выдала Нетребская и не к месту высказалась: – Я должна сегодня выглядеть прилично. А вдруг муж приедет? У нас должен состояться очень серьезный разговор. И я буду решать разводиться с ним или нет.

– Да он же к тебе за все это время ни разу не приезжал, – выдала с потрохами бедную сумасшедшую, вошедшая в палату Нина Артемьева. Она притормозила у стены и прислонившись к ней, сложила руки на груди. – Иди и верни все назад. И быстро! Или ты захотела опять оказаться в шестой палате? Это будет легко устроить, – жестко добавила Смотрящая.

– Ну и черт с вами! – выкрикнула Алиса и опустив голову, поплелась в коридор.

– Вот же дура! – констатировала Лялькина.

– Да еще какая! – поддакнула Маша.

– В шестой ей самое место, – утвердительно кивнула Вера.

Больше до самого отбоя в отделении ничего интересного не происходило. Все занимались своими делами, болтали о чем-то и почти не выходили в коридор на прогулку. А когда в палате загорелся ночной светильник, тишину в палате нарушила Светлана.

– Что-то сегодня было скучно мне. И не спится. А тебе, Верка?

– А что ты предлагаешь?

– То же что и вчера.

– Давай.

– Ты только хорошенько слей воду, а то вчера не очень получилось.

– Ладно. Постараюсь сегодня набрать кипятку.

Вера подхватилась с места и накинула халат. Потом, прихватив бутылочку с водой, вышла в коридор.

– Нежина, ты куда это собралась? – услышали женщины грозный голос медсестры Анисимовны.

– В туалет за водой, – отчиталась Вера, замедлив шаг у кабинета сестер.

– Ладно, иди.

Вера поковыляла к туалету и оказавшись у умывальника открыла кран с горячей водой. Когда ей показалось, что льющаяся вода из крана уже достаточно горяча, она удовлетворенно крякнула и подставила бутылочку под быструю струю. Возвращаясь в палату и минуя сестринскую, Вера спрятала руку с бутылочкой за спину. Медсестра же недоверчиво оглядела больную с ног до головы, но ничего не сказала.

Войдя в палату, Вера на цыпочках приблизилась к кровати Светы и шепотом приказала:

– Светка, доставай стаканы!

Та пошебуршила в тумбочке и, пугливо оглядываясь, извлекла два пластиковых стаканчика и какой-то пакетик.

– Насыпай, – так же тихо приказала Вера. Света рассыпала что-то по стаканам и по палате разлился запах дешевого кофе.

– А конфеты с ликером остались?

– Да.

– Давай! Не жмись.

– Девки, вы уже совсем оборзели кофе на ночь пить, – недовольно пробурчала Катя Лялькина. – И мне не предложили, стервы.

– И мне, – подала голос цыганка.

– Так идите к нам. Мы поделимся, – прошипела Света. Лялькину и цыганку приглашать долго не пришлось. Они быстро присоединились к ночным заговорщицам.

– И я хочу к вам, – тоненьким голоском пропищала Оксана.

– А ты еще маленькая. Тебе нельзя, – отрезала Света.

– А как вы, девочки, ночью спать будете? – удивилась Власова, наблюдая за тем, как женщины пьют кофе с конфетами. – И разве можно здесь кофе пить? Мы же на таблетках.

– Вот именно, – отозвалась Нежина. – Под нашими таблетками будем спать как убитые. Особенно Лялька под своим уколом.

– Каким?

– Да под аминазином, Аня, – пояснила Вера и допив свой кофе, неразборчиво пробормотала: – Что-то я, кажется, захмелела от этой ликерной начинки.

После этих слов нарушительницы режима больницы по палате разнесся тихий смех.

А сразу после десяти, тишину нарушил первый женский вопль: «Не хочу!», потом еще один: «Вы больше не заставите меня ночевать в этой палате!». Затем послышался звук отодвигающегося стола и топот бегущих ног.

– Замолчи! Ты всех взбудоражишь, – визгливо закричала Анисимовна.

– Я не хочу! Отстаньте от меня! Я больше здесь не останусь! – теперь все хорошо узнали голос Леры.

Наверное, девушка пыталась вырваться из цепких рук крепко сбитой надзирательницы, потому что из коридора слышались звуки тяжелого дыхания и какой-то возни. Каким-то чудом Лере все-таки удалось освободиться из железной хватка сестры, и она, что-то крича и восклицая, побежала к выходу из отделения. Там она что есть силы принялась колотить кулаками в дверь.

– Выпустите меня!!! Я не должна здесь находиться! Я требую, чтобы вы вызвали милицию! Вы держите меня здесь насильно! Это произвол! Я буду жаловаться! Позвоните моему отцу!!!

Сестрам и санитаркам видимо все же удалось скрутить Леру, потому что она взволнованно, но более сдавленным голосом вскрикивала:

– Вы не имели права ложить меня к тяжелым больным! Я не выношу их вида и запаха тухлых памперсов. Отпустите! Позвоните отцу! Пусть он заберет меня отсюда! Вызовите милицию! Я хочу рассказать о том, что здесь творится!

– Ну что с ней делать? – злобно прорычала Старовойтова.

Ей ответил голос Анисимовны:

– Давай позвоним отцу. Пусть приедет. Я не возьму ответственность за…

Но Ольга Васильевна гневно прервала ее:

– Ты никогда не хочешь брать ответственность ни за что. Так не работай здесь! Если хочешь позвонить ее отцу или ментам, так иди и звони.

На какое-то время опять стало тихо. Спустя сорок минут раздался звонок в дверь отделения. Потом дверь кто-то открыл и послышался громкий шепот. Лере вновь удалось выбежать из палаты, и она бросилась к отцу с криками: «Папочка, забери меня отсюда! Я больше не могу это выносить!»

Отец Леры что-то говорил ей, но разобрать слов было нельзя. Только спустя еще полчаса в отделении снова повисла тишина.

Кристину поразила не сама суть происходящего в отделении, а реакция больных: никто не вышел из палат и не вступился за бедную Леру. Все делали вид, что спят, впрочем, как и она сама.

А на следующий день Леру перевели в маленькую пятиместную палату к Нинке Артемьевой. И с этого дня Леру словно подменили: она больше на кричала и не пыталась покинуть психушку. Девушка стала чаще улыбаться, не спорила и не конфликтовала с сестрами и надзирательницами и не выглядела заторможенной. А еще она нашла себе новую подругу в лице Анны Яковлевны Власовой.

Глава 16.

В шесть утра в палате зажегся верхний свет. Анисимовна злая как овчарка, бойко промаршировала к кровати Нечаевой.

– Всем подъем! А ты, Светка, доставай свое богатство! Живо!

– Какое? – делано удивилась Нечаева, наивно округлив глаза.

– Не прикидывайся дурой! Пакет свой доставай! Ты уже не в первый раз здесь и порядки знаешь. Я только не могу понять, как тебе все это удалось протащить в отделение?

– У меня нет ничего такого, – попыталась отделаться от сестры Света. – Я больничных правил не нарушаю.

– Считаю до трех. Раз…

– Ладно, ладно, забирай! – сдалась Нечаева и протянула Анисимовне мешочек с пакетиками растворимого кофе и конфетами.

– Вот так-то лучше. Еще раз провернешь такое, из шестой не выйдешь до конца своих дней. Поняла?

– Так точно, товарищ генерал! – попыталась отшутиться Света, но на ее лице легко можно было прочесть страх и разочарование от потери любимого напитка.

А новый рассвет был туманным. За окном стояла вязкая, густая и серая стена, которая скрывала и крыши соседних корпусов, и влюбленную парочку голубей.

Кристина вздохнула и, поразмышляв над тем, чем же заняться этим утром, решила попросить у Философини какой-нибудь журнал. Но в это время услышала тоскливый голос Нади Мельниковой:

– Вот из-за этого проклятого тумана, я опять не увижу свой дом. А он так близко. Выпустили бы меня отсюда хоть на часок. Я бы сбегала домой и пообщалась бы с братьями. Я так хочу домой.