скачать книгу бесплатно
«Малик Странник прибыл в городок на самой окраине Великой пустыни и понял сразу: что-то здесь не так. На лицах жителей нарисована была тяжкая нужда, и страх, и отчаяние. Плакали младенцы на руках матерей, плакали бесслёзно старики, ветер задувал песок во дворы и дома.
– Что за беда у вас, добрые люди? – обратился герой ко всем сразу. – Что случилось?
– Бандиты, господин, – ответил дряхлый старик с печатью страдания на лице. – Уходите поскорее из нашей деревни, пока они не вернулись!
Малик выпрямился в седле, положил руку на рукоять меча.
– Малик Странник никогда ещё не бросал тех, кто в нем нуждался. Возрадуйтесь, ибо бедам вашим пришел конец!
Старик упал на колени. Шум сотен копыт донёсся издалека.
– Не нужно, добрый господин. Слышите? Это едут они, уходите, убегайте поскорее!
Малик слез с коня, поднял старика с земли.
– Прячьтесь! Прячьтесь! Они едут! – доносились отовсюду крики. Наш герой стоял посреди этой неразберихи, неколебимый и неустрашимый.
Скоро разбойники ворвались в деревню, заполонили каждую улицу и каждый угол. Окружили Странника, закружились коловратом коней.
– Кто ты такой?! – раздались отовсюду голоса. – Уходи, пока цел!
– Я буду говорить с вашим главным, – отвечал Малик невозмутимо, надвинув на лицо шляпу и широко расставив ноги.
Кольцо сузилось. Заблестели сабли. И раздались крики во второй раз:
– Ты дерзок! Отдавай всё, что есть у тебя! Только тогда мы тебя отпустим!
– Я буду говорить с вашим главным, – повторил Малик Странник, оставаясь недвижимым и невозмутимым. Сердце его билось ровно, дыхание его не сбилось.
Теперь уже пыль, поднимаемая конями, поднялась до неба. Мелькали вокруг Странника конские ноги, хвосты, крупы, стук копыт дробился на мельчайшие осколки. И крикнули разбойники в третий раз:
– Готовься к смерти, путник! Молись, чтобы была она быстрой!
Ни один мускул на лице Малика не шелохнулся. Ни одна нотка в голосе не выразила страха.
– Я буду говорить с вашим главным, – повторил он в третий раз.
И сотворило его спокойствие чудо. Пронзительный свист разогнал конское море, заставил разделиться надвое. Бандиты расступились, и вышел из их рядов гигант, весь увешанный цепями, с чёрным плащом за спиной и золочёной саблей на поясе. Малик Странник не сдвинулся с места.
– Я Вейрах-паша, главный в нашей дружине. О чём ты хотел говорить со мной?
Голос его громыхал, как удары молота по наковальне. Малик поднял на него взгляд, сплюнул на песок.
– Я Малик Странник, – только и сказал он. – Оставьте этих людей в покое, или пожалеете об этом.
Главарь захохотал, и смех его рвал небо на части. Он опустил руку и отстегнул от седла огромное копьё в два человеческих роста длиной. Наконечник его был зазубрен наподобие акульих зубов – такое оружие рвало человечью плоть, как шёлк.
– Ты смелый человек, Малик Странник. Ты заслуживаешь чести быть убитым мной.
Тогда Малик положил руку на рукоять сабли и не сказал более ни слова. Гигант замахнулся ужасающим своим оружием, но бросить не успел, потому что Странник быстрее птицы подскочил к нему и разрубил бандита на две части, а потом ещё на две части. Он повернулся к остальным разбойникам и окинул их взглядом глаз, сверкающих, как звезда Севера.
– И-и-и! – закричали они в ужасе, увидев, что сделалось с их командиром. Развернув коней, они бежали, не оглядываясь, потеряв от страха человеческий облик. Он дал им уйти, потому что Малик Странник никогда не бил в спину.
Открылись двери и окна нараспашку, выбежали на улицы жители, счастливые и радостные.
– Спасибо тебе, Малик Странник! Мы никогда не забудем твоего подвига! – подошёл к нему давешний старик, ещё недавно умолявший его уйти.
Странник скромно улыбнулся, вытер кровь с клинка и сел на лошадь. Не говоря ни слова, он покинул селение. Дорога звала его, и новые подвиги виднелись на горизонте».
Бродяга дремал, разомлев в мягком кресле. Прикрыв глаза, видел он степь от горизонта до горизонта, слышал вой лихача-ветра, чувствовал на губах горький привкус полыни.
Мелькали кадры. Стучали колёсами поезда, отмечая по Турксибу и Транссибу[4 - Турксиб и Транссиб – Туркестано-Сибирская и Транссибирская железнодорожные магистрали.] разбросанную жизнь. Ревели моторами трассы. Моргали фонарями улицы далёких городов.
И ветер. Ветер дул в глаза, ветер дул в спину, ветер поднимал клубы пыли, закручивая их в пляшущие, мимолётные вихри.
На дереве что-то делалось. Бродяга сощурился, разглядел, как на высокой ветке юркая, блестящая чёрная змея вилась вокруг гнезда. Серая птица, не разглядеть какая, ожесточённо отбивалась, отчаянно хлопала крыльями, яростно клевала змеиную плоть.
– Не болды?[5 - Не болды? – Что случилось? (каз.)] – окликнул его старый пастух. Бродяга, не отрывая взгляда от схватки, ответил:
– Змея с птицей дерётся.
Старик подошёл ближе, вгляделся подслеповатыми, желтушными глазами. Жертва затрепыхалась, обвитая душащими тисками.
– А-а-а-й, – махнул он рукой, видимо, так ничего и не разглядев. – Змее есть надо. У природы, у неё… законы свои. А нам вмешиваться не нужно.
Бродяга оторвал взгляд от гнезда, в котором хищница уже принялась за птенцов. Последовал за пастухом, переваривая увиденное.
Что-то вырвало его из дремоты – не то чей-то громкий удар по столу, не то сонная судорога. Помотав головой, он наклонился в кресле и уставился осоловелыми глазами в монитор.
Время истекало.
3
Ташкентская с утра кишела машинами, шум моторов и нервные гудки раздражали сонного Бродягу, идущего вдоль дороги. При случае он намеревался свернуть во дворы, где тихо и спокойно. Но пока такой возможности не выдавалось.
В городской шум влился новый звук: перезвон колоколов откуда-то справа. Он повернул голову и увидел, как два человека яростно спорят у ворот церкви, на другой стороне улицы. Один из них выглядел знакомо.
– Ну надо же, – пробормотал Бродяга и направился к переходу.
– Уходи отсюда сейчас же! Полицию вызову! – махал дворник метлой.
– Полиция мне ничего не сделает, я тут просто стою, – монотонно повторял мужчина.
– Ты распугиваешь людей!
– Я просто стою.
– Вот поли… – он закашлялся, – полицию вызову, будешь им рассказывать!
– Что тут происходит?
Он приподнял брови, узнав Бродягу, дворник же повернулся и сощурился.
– Это твой дружок-алкаш?
Бродяга усмехнулся. Сходство между ними определённо было. Оба заросшие и небритые, оба в заношенной рвани, а от кого разит перегаром, сразу и не поймёшь.
– Да, это мой друг. Он доставляет вам проблемы?
– Он распугивает людей!
– Я с ним поговорю.
Бродяга заглянул ему в глаза. Субъект спора стоял в стороне и отстранённо курил. Дворник снова закашлялся, сплюнул и развернулся.
– А полицию всё равно вызову! – без уверенности в сиплом голосе пригрозил он.
– Храни вас Господь.
Он ещё раз плюнул и что-то проворчал под нос. Бродяга повернулся к мужчине.
– Это уже вторая наша встреча.
Тот бросил бычок в урну, подозрительно уставился на него.
– И во второй раз ты мне помогаешь. Это случайность?
– Алматы – большая деревня, – покачал головой Бродяга. – Раз так вышло, может, расскажете, зачем вы здесь стоите?
– Надо мне, вот и стою. Не надо было бы, не стоял.
– Вы художник?
Он приподнял брови.
– У вас на пиджаке пятна краски.
Он машинально опустил взгляд. Пятна действительно были.
– Ладно. Ладно. Я Костя Хан, художник. А тебе что надо, я никак не пойму?
– Я Малик. Бродяга, – он протянул руку. Хан с сомнением пожал её. – Я собираю истории. Если вы согласитесь…
– Ты. Со мной на «ты», – нервно одёрнул его художник и вытащил из кармана сигарету. – А историй у меня нет, уж извини.
– Может, покажете свои картины? Не за бесплатно, но за бутылку водки?
– Ты… – он поперхнулся дымом. – Ты за кого меня считаешь? Думаешь, я…
Малик смотрел на него. Внимательно.
– А, впрочем, с меня не убудет, – он вдруг передумал и махнул рукой, приглашая пройти с ним. – Ну пойдем.
Малик последовал за Ханом, на всякий случай, не сводя с него глаз. Спасибо дяде Юре, он преподал когда-то Бродяге важный урок.
* * *
Когда они вошли в сырой подъезд, Бродяга уже было подумал, что Хан собрался его бить. Обошлось.
Художник поднялся по тёмной лестнице, подошёл к обшарпанной деревянной двери, повернул ключ в замке. Пробормотав: «воровать у меня все равно нечего», пригласил Бродягу внутрь.
Костя разуваться не стал, и Малик тоже. Зыбкий линолеум выложен газетами, заляпан краской. У дверей – чёрные пакеты. Один из них тонко звякнул, задетый ногой Малика. В коридоре – холсты, поставленные почему-то лицами к стенам. В зале – ровные ряды стеклотары и недописанная картина на подставке.
– Ты, видать, думаешь, что я алкаш, – Костя пнул попавшую под ноги бутылку, та откатилась к стене. – Что я законченный человек.
Малик промолчал. Он чувствовал, что вопрос риторический. Пахло краской, спиртом и куревом.
– Да, это так и есть, – продолжил Хан, не дождавшись ответа. – Но погляди-ка сюда.
Он указал на мольберт.
– Скажи, что ты видишь?
Малик подошёл ближе, пригляделся. Поверх тонких линий эскиза маслом написаны контуры церкви. Утреннее солнце отражается в золоте куполов, попрошайки сидят с протянутыми руками, прихожане с пустыми овалами лиц протягивают им милостыню.
– Церковь, – неуверенно ответил он. – Ту, возле которой мы с вами…
– А я, – прервал его художник, – вижу, что у попрошайки одна рука чуть длиннее другой, – он ткнул пальцем в упомянутую руку, и Малик признал, что она действительно длиннее. – Я вижу, что вот этот блик совершенно неправильной формы, я вижу, что вот здесь слишком резкий контраст, – он указывал на мельчайшие недостатки, всё распаляясь. После обернулся к Малику. – А когда я пьян, я их не вижу. Когда я пьян, я могу просто взять и нарисовать. Во-от, – он развёл руками, нервно зашагал по комнате.
– Это прекрасная картина, – попытался успокоить его Малик. – Этот… оттенок неба, эти тона…
– Оттенок неба! – всплеснул руками Хан. – Да кому есть дело до неба, когда блик неправильный! Вот представь… – он понизил тон. – Представь, что Микеланджело или кто там ещё писал фреску на потолке храма, писал долго и упорно, идеально отобразил каждую деталь, каждый мазок, но… на фреску села муха. И оставила след. И люди! – он повысил голос. – Люди смотрят на фреску и видят муху! А остальную фреску, прекрасную, замечательную фреску – нет!
– Я не вижу муху. Я заметил эти крохотные ошибки только тогда, когда вы на них указали.
– Но ты увидел! Ты признал эти ошибки, когда на них указали пальцем! А меня в дрожь бросает, когда я представляю, что к этой картине подходит человек более сведущий и тычет в неё пальцем! И говорит, что блик неправильный! И все смотрят! Молчи. Молчи, – он движением ладони остановил Малика, отвернулся к стене. – Я понимаю, что это чепуха, но как же это мешает…
Хан стоял, отвернувшись, со сжатыми кулаками.
– Так проблема не в алкоголе.
– Не-ет. Совсем не в алкоголе, – он сунул руки в карманы и снова зашагал по комнате, стараясь не смотреть на картину. – Проблема в том, что я таким уродился. А алкоголь – это не проблема, алкоголь – это решение. Во-от, – он остановился, поднял взгляд на Бродягу. – А ты, Малик, кто бы ты там ни был, подходишь ко мне и спрашиваешь, нет ли у меня каких историй. У меня нет историй. У меня есть незаконченная картина и… и всё.
Малик сжал губы, кивнул.
– И всё же… – достал из кармана блокнот, записал цифры. Круглыми глазами Костя смотрел на него. – Если вам потребуется помощь, позвоните, пожалуйста.
Хан взял протянутую бумажку, взглянул на неё. Перевёл взгляд на Бродягу.
