Пустая Зона

Он был здесь.

И его не было.

Глава 23

Марина сидела за своим рабочим столом в редакционном офисе, полностью погружённая в материал. Удобное кресло с высокой спинкой слегка поскрипывало, но хорошо поддерживало спину, хоть та уже и начала затекать от долгой неподвижности. На ней был тёплый темно-коричневый свитер и её любимые светлые брюки, которые, казалось, начинали давить в районе талии.

Она потянулась, отодвинула ноутбук чуть дальше, провела ладонью по животу и почувствовала, как пуговица натянулась сильнее, чем раньше. Внизу живота слегка тянуло – скорее не боль, а просто тихое напоминание о переменах, к которым тело уже начинало привыкать.

Брюки были удобные, жалко было думать, что скоро они перестанут застёгиваться. Марина тихо улыбнулась, коснулась пальцами пояса – что-ж, теперь многое будет меняться, даже такие мелочи. Всё остальное стало каким-то незначительным и суетным.

Марина аккуратно придвинула стопку разложенных распечаток ближе, подтянула ручку к себе, сделала глоток остывшего кофе и вернулась к экрану. Пальцы легли на клавиши, она снова сверяла факты и подбирала формулировки. Нужные слова непринуждённо всплывали одно за другим, возвращая в привычный ритм

От мыслей её отвлёк внезапный звонок. Телефон завибрировал рядом с клавиатурой, и на экране высветился незнакомый номер. Марина секунду колебалась, затем всё же взяла трубку.

– Марина, здравствуй. – Голос она узнала сразу и непроизвольно сжала трубку сильнее.

– Здравствуйте, Игорь Иванович.

Сердце забилось чаще, Смирнов никогда не звонил просто так. В памяти слишком отчетливо сохранились моменты их разговоров, после которых Марина ещё долго не могла прийти в себя.

– Марина, ты только спокойно, – начал он, и от этих слов у неё в животе всё сжалось. – С группой Павла вторые сутки нет связи. Мы уже подняли вертолёты, начали поиск.

Она не сразу ответила. В груди словно что-то провалилось, а всё вокруг на мгновение стало мутным, как через стекло, покрытое плёнкой.

– Что значит “нет связи”? – наконец выговорила она, стараясь сохранить спокойный тон, но голос всё равно изменился, выдавая её тревогу.

– Марин, не паникуй, – мягко, но уверенно сказал Игорь Иванович. – Мы уже подключили МЧС, работают лучшие поисковики, северные ребята, опытные. Они знают, что делать. На месте сейчас метели и, скорее всего, группа просто временно потеряла связь.

– Метели… – в ужасе прошептала Марина.

Её пальцы подрагивали на корпусе телефона, а в висках застучало напряжение. В голове сразу всплыли воспоминания, тот же ледяной ужас неизвестности, когда Павел пропал на две недели, и не было ни единой весточки. Тогда каждый день тянулся в ожидании звонка, в страхе услышать снова в трубке голос Смирнова вместо Павла.

– Марина, послушай, – продолжал Смирнов, – я понимаю, как ты напугана. Но давай без паники. Мы уже связались с ближайшими базами, задействовали авиацию. Пока нет оснований считать худшее.

Он на секунду замолчал, подбирая слова.

– Я просто обязан был тебе сообщить. Ты должна знать. Это не значит, что всё плохо, просто ситуация нестандартная. Но такие вещи лучше услышать от меня.

Она молчала, сжав губы. От тревоги и бессилия внутри всё стянулось в тугой узел. Она понимала, что от нее ничего не зависит. Нарастало ощущение, что в неё вползает холод. Слова Смирнова вдруг стали глухими и далёкими.

Марина медленно встала, ноги налились свинцом. Мир вокруг вяло пошатнулся, как в беспокойном сне. Она чувствовала, как в висках и животе пульсирует кровь.

Марина шатнулась, опираясь о край стола, и пошла к туалетной комнате, стараясь не встречаться взглядом ни с кем. Затуманенным взором она заметила, как Анна поднялась от монитора и настороженно посмотрела ей вслед. Марина закрыла за собой дверь и обессиленно опёрлась о раковину обеими руками. Металл холодил ладони. Она склонилась над ней, тяжело дыша, пытаясь вернуть контроль над собственным телом.

В голове стучало одно: только бы не сейчас… только бы не повторилось…

Она помнила, как это было. Помнила тот звонок, тот холод внутри. Как потом начались спазмы, больничные стены и тишина, от которой хотелось кричать. Сейчас всё тело снова отзывалось на ту память: живот стал каменным, в горле стоял ком, а глаза жгло от слёз, которые не находили выхода.

Павел. Только бы он был жив.

Она закрыла глаза и заставила себя сделать вдох. Один. Второй. Третий. Оцепенение постепенно сменялось чистой, острой болью.

Дверь в туалетную комнату резко распахнулась, на пороге стояла встревоженная Анна. Одного взгляда хватило – Марина едва держалась на ногах: бледная, с потухшим взглядом, вцепившаяся в раковину так, точно от этого зависела её жизнь.

– Марин! – ахнула Анна и быстро подбежала, обхватывая её руками. – Ты слышишь меня? Посмотри на меня!

Но Марина не реагировала. Её пальцы были намертво сжаты за край умывальника, суставы побелели, ногти впились в гладкий металл. Она тяжело дышала, лоб покрылся испариной.

Анна осторожно попыталась разжать её руки, но Марина сжала их ещё сильнее. На светлых брючках медленно расползалось алое пятно. Несколько капель упали на белую плитку.

В голове Марины гудело. Она почти не слышала голоса Анны, не чувствовала её прикосновений. Всё тело сжималось изнутри. Нет, только не это. Господи, только не снова. Этого не должно произойти.

Расплывчато и отрывисто метались мысли, страх за ребёнка обрушился волной. Она пыталась удержаться, дышать, сосредоточиться хоть на чём-то. Но силы убывали с каждой секундой.

Паша… ты даже не знаешь… – была последняя чёткая мысль перед тем, как всё потемнело.

Марина обмякла. Тело потеряло опору.

В этот самый момент в дверях появился Аркадий, он сразу заметил походку Марины – медленную, пошатывающуюся, и встретился взглядом с Анной, которая вскочила и молча бросилась следом. Аркадий, взглянув на собеседника, сказал только: «Извините» – и ушёл быстрым шагом.

Он вошёл как раз вовремя. Марина, как подкошенное дерево, уже начала медленно оседать. Анна, не справляясь, пыталась удержать, но сил не хватало. Аркадий бросился вперёд и успел подхватить ее прежде, чем она ударилась о кафель.

– Чёрт… – выдохнул он, прижимая Марину к себе. – Вызови скорую. Быстро!

Анна уже достала телефон, пальцы дрожали, но она действовала точно.

Марина была без сознания, тяжёлая, с холодной белой кожей и едва уловимым дыханием. Аркадий осторожно опустил её на пол, поддерживая голову.

Анна с глазами полными ужаса и страха присела рядом.

– Держись, Марина. Пожалуйста.

Скорая тряслась на кочках, каждая вибрация отдавала глухой болью в животе. Голова Марины моталась в сторону, как у куклы, не способной держать равновесие. Мир рассыпался на вспышки: лампа над головой, обрывки голосов, резкий запах антисептика. Среди этого беспорядочного калейдоскопа звуков и ощущений, выделялся один тревожный и знакомый голос, за который хотелось зацепиться, как за верёвку в темноте.

– Держись… пожалуйста, держись, я рядом..– доносилось до нее, словно из-за стеклянной стены.

Аркадий сидел рядом, сжал её ладонь в своей, и ей казалось это единственное, за что она ещё держится. В машине гудел аппарат, фельдшер говорил кому-то:

– Давление падает. Готовьте приёмное.

Двери резко распахнулись, и её каталка поехала вперёд. Холодный воздух больничного коридора окутывал, вызывая мурашки на коже.

Ослепительно яркие потолочные лампы мелькали над ней, одна за другой. От света защипало глаза, но веки были слишком тяжёлыми, чтобы их поднять.

– Беременная, кровотечение, по сроку около 8-10 недель, – быстро и чётко докладывал один из медиков, перекликаясь с женщиной в зелёном халате, что вышла им навстречу.

Марина попыталась что-то сказать, но не вышло. Из горла вырвался лишь сиплый звук.

– Мы теряем её. Быстро – капельницу и УЗИ, срочно! – Прозвучал хмурый мужской голос, не терпящий возражений.

Аркадий всё ещё бежал рядом, не отпуская её руку. Он выглядел растерянным и повторял:

– Я рядом. Всё будет хорошо.

Короткие толчки и резкий запах спирта. Она почувствовала, как на руку наложили жгут, как протёрли кожу и вонзили иглу. Кто-то быстро вставлял катетер, кто-то приподнимал свитер, прикладывал датчик. Холодный гель на животе был последним ощущением, которое она успела зафиксировать. И снова сладкая, тягучая темнота. И только на краю забвения всё тот же голос рядом, шепчущий сквозь грохот мира:

– Ты нужна мне. Я рядом. Держись.

Глава 24

Огонь. Но откуда?

Щёки вспыхнули.

Тело по-прежнему не ощущалось, будто он смотрел на себя со стороны. Но резко везде вернулась жгучая и беспощадная боль, как удар током в каждую клетку.

Сначала появился его голос, он шептал на своем языке у самого уха. Потом громче. Грубый, рвущийся, первобытный голос. Павел не понимал слов, он улавливал только сам звук. Старик кричал.

Огонь танцевал у лица, обжигал щеки. Языки пламени лизали воздух.

Старик размахивал руками и двигался в безумном ритме.

Павел не осознавал где он и что происходит. Он не помнил свое имя. В сознании он или нет?

Остался только этот жар и чёрный силуэт старика, разрывающий небо голосом.

Пришлось вырваться с усилием. Сквозь жгучую боль и бессилие, он открыл глаза.

И тогда увидел.

Высоко, среди бурлящего неба, чернела точка. Движущаяся чёрная точка.

Вертолёт!

Он даже не слышит его, ни шума лопастей, ни мотора. Только вакуум и крик шамана.

Он не может встать, не может пошевелиться, вертолет его не увидит сквозь снежную бурю.

Но огонь…

Он повсюду. Печет в груди. Нет ниже. Обжигает, словно что-то прогорело насквозь.

Зажигалка.

Он почувствовал её через ткань куртки, крохотный металл, раскалённый, как кусок солнца.

Зажигалка!

Он нащупал её будто не своей рукой. Не вытаскивая из кармана, просто сжал в ладони.

Нажал.

Щелчок.

Второй раз.

Третий.

Он затаил дыхание, а потом отпустил. Тело снова стало лёгким, а мысли размытыми. Он тонул в мягком снежном облаке, в белой вате метели, в забвении. Он больше не хотел возвращаться.

Тонкая струйка черного дыма, вспыхнувшая на секунду от синтетической куртки, тут же погасла, как последняя искра жизни.

Шаман тяжело припал к обледенелой земле. Всё тело напряглось, глаза были плотно сомкнуты. Он лежал без движения, сдерживая вдох и прижимаясь щекой к промёрзшей почве.

Вдруг его затрясла мелкая дрожь. Он резко замер, распахнул землистые глаза и улыбнулся.

Под слоями холода он услышал слабый, но живой стук. Маленькое сердце.

***

– Где пульс? Артериальное – сорок на девяносто. Быстрее, дексаметазон. И мне нужно срочно сердце плода.

Врач водил зондом по животу, растирая холодный гель, почти не моргая. Лицо напряжённое в синем отсвете экрана, с резкой складкой между бровей.

От этого взгляда у Аркадия свело желудок. Он не любил врачей. Не любил больницы, этот запах стерильности, в котором всегда пряталась память о чьей-то боли. Ему чудилось, что за каждым металлическим звуком инструмента, чья-то оборванная история. И его история тоже. Долгие месяцы лечения матери, он приходил в такую больницу каждый день, ночевал на жёстких стульях в коридоре, где свет никогда не гас и безжалостно скрипели двери. Этот ненавистный запах перекиси и тишину, в которой слышно, как кто-то дышит через трубку за стеной. Помнит, как медсёстры проходили мимо, не глядя, как по коридору катили каталку, и колёса скрипели о линолеум, этот звук до сих пор жил где-то в нём.

Тогда он думал, что страх можно перетерпеть, что всё закончится, стоит только подождать. Но потом врачи вышли и сказали то, что не оставляет надежды, и с тех пор больницы стали для него местом, где всё живое превращается в пустоту.

Аркадий провёл ладонью по лицу, чувствуя как пересохло во рту и заломило в висках.

Монитор оставался мёртво-серым, ни сигнала, ни ритма. Врач изменил угол, сильнее надавил, потом отодвинулся и снова провёл зонд чуть выше.

– Нет… – пробормотал он. – Пробуем ещё.

В комнате было глухо. Только шум капельницы и отрывистое дыхание Аркадия, стоящего у изголовья и сжимающего Маринину ладонь, разбавляли тишину.

– Аппарат исправен? – спросила медсестра шёпотом.

Врач не ответил. Пальцы его двигались всё быстрее, он механически прочерчивал живот по диагонали. На секунду остановился. На экране появилась едва заметная вибрация.

Рука застыла в ожидании. Писк. Один. Второй. Медленно, как издалека, проявилась ритмичная волна.

– Есть. Сердцебиение есть, – проговорил врач, и плечи его заметно опустились. – Пока стабильное. Срочно в палату. Под наблюдение.

Медсестра тут же выдвинула кровать с электроприводом. Аркадий шагнул в сторону, давая им пространство, но не отпустил руку Марины. Она всё так же лежала без сознания, с белым лицом и запекшейся слезой в уголке глаза.

Марина очнулась медленно, как будто всплывая из илистой глубины. Сознание возвращалось по частям: сначала звуки, едва слышное гудение аппаратуры, кап-кап капельницы, шелест шагов где-то за стеной. Потом запахи: хлорный воздух, слабый аромат лекарства, холодной пластмассы. И только потом свет.

Потолок был белый, расчерченный квадратами ламп. Один из них мигал. Она тяжело и с усилием моргнула, и попыталась пошевелиться. Тело казалось ватным, чужим, но при этом внутри что-то тихо болело и тянуло. Низ живота отзывался тупой тяжестью. Она опустила взгляд и увидела свою тонкую руку, с прозрачной кожей и катетером. Её ладонь кто-то держал.

Рядом, сидя на неудобном пластиковом стуле, дремал Аркадий. Он слегка наклонился вперёд, локтем опираясь на край кровати, и даже во сне не отпускал её руку, аккуратно обхватив пальцами. Лицо у него было уставшее, с чуть просевшими щеками, как у человека, который не спал много часов.

Марина попыталась вспомнить – что было до этого? Резкий страх. Кровь. Боль. Звонок… Павел…Ребёнок…

Она не могла пошевелиться, но разум уже метался между страхом и отчаянием. Только бы он был жив… Господи, только бы не снова…

Павел…

Перед внутренним взором вспыхнул его упрямый образ, с растрёпанными волосами, с вечным рюкзаком за плечами, уходящий в даль.

Опять… всё повторяется…

И вот она снова лежит под ярким светом, с капельницей в руке, в состоянии полубезмолвия, между надеждой и пропастью.

Сколько ещё я выдержу? – спрашивала она себя.

Разве можно жить в вечном ожидании беды?

Она хотела его любить. Всё ещё любила. Но страх за ребёнка был сильнее. Страх был живой, настоящий, внутри неё, зависимый от её выбора.

Это было не просто новое начало. Это было решение.

«Мне нужно выбрать… не между Павлом и собой. Между прошлым и тем, кого я теперь должна защищать.»

В груди слабо заныло. В каком-то уголке сознания Марина поняла: если малыш выжил, если выдержал, она обязана ради него сделать выбор. Окончательный. Просто перестать жить в тревоге и отпустить.

Она чуть повернула голову, вцепилась взглядом в живот. Рука инстинктивно потянулась, но капельница натянулась, ограничив движение.

– Жив? – прошептала она едва слышно в пустоту. Глаза защипало.

Аркадий вздрогнул, проснулся и выпрямился.

– Марина?.. Эй, ты очнулась… – Голос был хриплым от сна, но в нём прозвучало настоящее облегчение.

Он наклонился ближе.

– Всё нормально. Врач сказал ты в безопасности. И ребёнок тоже. Мы успели.

Он всё ещё держал её за руку. Марина медленно зажмурилась и из глаз скатилась первая слеза. От страха, от усталости. И от облегчения.

Глава 25

Сергей отвёл Кирилла в сторону, к дальней стене ангара, где было чуть тише. Метель за окнами всё ещё шла сплошной стеной, а внутри базы сгущалось своё напряжение.

– Ты чего творишь? – спросил он, сдержанно. – Якушев уже и так на пределе, а ты прёшь на него.

Кирилл стоял, уставившись в пол. Потом поднял глаза:

– Серёг… мне нужно туда. Прямо сейчас. Пока ещё есть шанс. Ты же видел прогноз, потом вообще не подлетим.

– Да, что с тобой чёрт возьми!—сорвался Сергей, хватая Кирилла за куртку.—Ты чего добиваешься? Мы и так чудом вернулись!

Кирилл замер на секунду, затем шагнул ближе:

– Мне это надо. Если я останусь мне конец. Понимаешь?

– Нет. Я уже ничего не понимаю, Кирюх…

Сергей долго смотрел на него. Он знал этот взгляд. Кирилл редко делился чем-то личным, особенно в первый год переезда в Воркуту. Был мрачным, молчаливым, а в глазах стояла глухая стена, возведённая болью. Никто не мог к нему подступиться. Кроме Сергея.

Сам он тогда тоже был новичком, только переведён из Мурманска. И почему-то именно к нему Кирилл спустя время начал обращаться. Молча работали вместе, в одной связке. Без слов понимали, когда нужно подстраховать, а когда не лезть. Кирилл держался жёстко, но Серёга знал: это его броня. И действительно, через время он начал оттаивать. С Сергеем он мог позволить себе расслабиться, шутить и быть собой.

– Скажи прямо, – твёрдо произнёс Сергей. – Это из-за того случая? Я видел, как ты на фото смотрел.

Кирилл отвернулся, хотел уйти от вопроса, но потом выдохнул:

– Да. Я не знаю как объяснить. Ты подумаешь, я сошел с ума…Я и сам так думаю! Но эта девушка… Она так похожа на Аню. Господи…

Кирилл ладонями обхватил лицо.

– Это не даёт мне жить, Серёг. Тогда я не успел. Но сейчас…сейчас… у меня есть шанс. Просто помоги…

Сергей сжал челюсть. Он знал, что нарушить приказ, значит подставить не только себя, но и Кирилла. Но он видел, что у товарища внутри горит другой пожар, который не стихает годами.

Он помолчал ещё немного. Потом коротко кивнул:

– Ладно. Только если хоть что-то пойдёт не так – возвращаемся.

Кирилл кивнул.

– Спасибо, брат.

Сергей усмехнулся:

– Вот только не начинай обниматься. Пошли, пока не передумал.

Они шли по тёмному ангару, не разговаривая, только шаги, гулко отдающиеся под металлическими сводами, да редкое поскрипывание железа за стенами. Снаряжение собирали быстро, действовали слаженно, как делали это сотни раз. Термоодеяла, запасные аккумуляторы для рации, ИК-маяк, аварийный паёк, аптечка – всё в две сумки, почти налегке.

Сергей бросал быстрые взгляды на дверь в диспетчерскую, там, наверху, свет всё ещё горел. Якушев был внутри.

«Господи, Кирюха, во что ты нас вытягиваешь…» Он видел насколько другу это важно. И если сейчас не дать ему этот шанс, его просто не станет.

– Как воры крадемся, – хмыкнул Сергей, закрепляя шлем.

Кирилл не ответил. В его голове крутилась только одна мысль: успеть. Он не мог не полететь. Сейчас это было как необходимость дышать.

– Всё готово, – сказал Сергей, закрывая люк грузового отсека.

Вертолёт стоял в боксе, плотно закрытом от ветра, но холод легко пробирался под стены. Они забрались внутрь. Сергей сел первым, провёл рукой по панели запуска, проверил приборы. Всё работало, но сердце сильно колотилось от напряжения. Как перед прыжком.

– Ну что, вперед? – спросил Сергей, уже в наушниках. Голос был глухим, но живым.

Кирилл быстро кивнул.

Сергей вздохнул и запустил двигатель. Лопасти с воем набрали обороты.

Якушев в это время, всё ещё сидел за рацией в диспетчерской, связывался с райцентром и передавал сводку. В наушниках шумели помехи, за окнами кружила метель. Он не знал, что двое из его людей уже на старте и сделали свой выбор.

Вертолёт поднялся с оглушающим рёвом, снежная пыль завертелась вихрем и мгновенно скрыла за иллюминаторами базу. Сразу стало ясно, что погода была даже хуже, чем они думали. Метель надвигалась с удвоенной силой, ревела и била, точно хотела разорвать их на куски. Машину бросало в стороны, казалось, ещё немного и лопасти заденут землю.

Сергей молча вцепился в штурвал, сдерживая раскачку, руки напряглись до боли в суставах, он стиснул зубы и надавил сильнее. Он был хорошим пилотом, знал, что делает, но сейчас, даже для него, это было слишком.

Уже на подлете к месту поиска рация ожила резким шипением, и голос Якушева ворвался в кабину:

– Сергей! Кирилл! Какого чёрта! Немедленно возвращайтесь! Повторяю – немедленно! Это приказ!

Кирилл не отвечал, смотрел вперёд и сильнее сжал кулаки.

– Вы с ума сошли?! – Якушев яростно кричал. – Я вас обоих под трибунал отправлю! Вам конец, слышите?!

Сергей поморщился, будто от удара.

– Он сейчас глотку сорвёт, – буркнул он, переглянувшись с Кириллом. – Что отвечать будем?

Кирилл секундой колеблясь поднял рацию:

– Слышим. Если найдём их – потом делайте, что хотите, – сказал он ровно, почти спокойно. – А если нет… – голос едва дрогнул, – тогда уже будет не важно.

Якушев снова заорал, но они уже не слушали. Сергей убавил громкость и глухо сказал:

– Видимость падает. Минут двадцать максимум, потом нас самих от сюда не вытащат.

– Тогда у нас двадцать минут, – отозвался Кирилл, вглядываясь в белое марево. – Давай чуть южнее, туда – между отрогами.

– Держись, – сквозь шум пробурчал Сергей, не отрывая взгляда от приборов.

Кирилл сидел в наушниках, глядя в промерзшее окно. Мысли метались, плечо время от времени дёргалось. Он не знал, правильно ли поступает, но знал, что если не попробует, не простит себе.

– Поворачиваем юго-западнее, – сказал он, чуть громче, чтобы перекричать ревущий мотор. – Они могли пройти дальше.

– Мы и так на пределе, – бросил Сергей. – Видимости нихрена нет.

– Я знаю, – тихо сказал Кирилл.

Сергей выругался сквозь зубы, но отвернул на несколько градусов. Радиус прочёсывания расширился, теперь они выходили за границы последнего планового маршрута группы. Каждая минута в воздухе казалась вечностью.

Кирилл вжимался в стекло, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь эту адскую метель. Белая мгла поглотила землю, не было ни очертаний, ни теней.

Все зря.

Кирилл закрыл глаза на долю секунды. В горле пересохло, а голову будто стянул тугой обруч.

И вдруг, что-то мелькнуло.

Он резко подался вперёд, лоб ударился о стекло. Где-то под крылом, посреди белого хаоса мелькнула тонкая полоса чёрного дыма.

– Подожди… – прошептал он. – Серёг, назад чуть. Я что-то видел.

– Ты уверен?

– Нет. Но надо проверить.

Сергей напрягся, но в голосе Кирилла была такая призрачная надежда, он не стал спорить.

Плавно развернул машину, вцепившись в управление.

– Беру курс еще южнее. Там по карте должна быть речка.

Кирилл снова приник к стеклу. От напряжения сводило челюсть и грудную клетку. Он не смел дышать.

Вертолёт пошёл вниз. Мотор выл, сопротивляясь ветру.

Чуть снизившись, они проскользнули под вихрь, и на мгновение буря расступилась. Кирилл замер, прямо под ними, на белом фоне, чётко был виден человек, лежащий на спине, лицом вверх. Ошибки быть не могло. Они нашли.

– Человек, Серёг! Там кто-то есть! Я видел! – Голос Кирилла дрожал, внутри что-то резко сдвинулось, выстрелило из глубины. Надежда и страх в один ком. – Давай к реке, срочно!

Он схватил рацию, пальцы не слушались.

– Борт 212, есть контакт! Вижу человека! Координаты передаю!

Сердце билось где-то в горле.

Сергей, не дожидаясь приказа сверху, выровнял вертолёт, сбросил высоту около пятнадцати метров. Видимость нулевая, лишь редкие просветы в метели давали шанс на ориентировку. Кирилл вцепился в ручку на потолке кабины, всматриваясь в непроглядную белизну под вертолётом и передавая координаты. Он быстро продиктовал цифры по рации. На том конце тяжёлое молчание. Потом сорванный и напряжённый голос Якушева:

– Немедленно возвращайтесь! У вас нет допуска! Немедленно, это приказ!

Кирилл не ответил. Вместо него в эфир вышел Сергей:

– Обнаружен пострадавший. Посадка невозможна. Работаем с троса.

Он повернулся к Кириллу:

– Я не смогу сесть. Слишком опасно. Но держу позицию, сколько смогу.

– Я и не просил садиться, – коротко кивнул Кирилл, уже застёгивая подвеску. – Держи ровно.

Он затянул стропы на поясе, проверил страховку, открыл створку и встал на порог. Ветер врезался ледяным лезвием. Тяжёлый поток с запахом керосина ударил в грудь, под ногами гудел и вибрировал металл. Сердце билось сухо и быстро, точно спешило вырваться раньше него. Но плечо было спокойно, он был собран как никогда.

– Пошёл! – прокричал Кирилл.

Трос начал опускаться. Кирилл висел в воздухе, раскачиваясь над снежной пустошью. Когда он спустился, колени на секунду подогнулись, ноги утопали в снегу, он был рыхлый и глубокий. Кирилл отцепил трос и наклонился.

Павел лежал без движения, лицом вверх, одна рука согнута в локте, в ладонях крепко зажата зажигалка, с которой ещё недавно шёл дым.

Кирилл упал на колени рядом.

– Эй… Слышишь меня? Мы здесь… Тебя нашли… – голос его срывался.