Окаменяющая взглядом

– Похож на советский корабль «Великий Смольный», который прекратили строить сорок лет назад…

– А кому он принадлежит? – спросил партком, заметно нервничая.

– А хрен его знает, – пожал плечами тот. – Мы эти корыта раздарили всему миру, от Африки до Луны. Теперь вот черт знает кто шастает по Вселенной на этой консервной банке… Свои подобные изделия мы давно переплавили. Кстати, часть металла пошла на строительство нашего могучего космолёта!

В этот момент из динамика раздался грозный вскрик – это был радиосигнал с неизвестного корабля:

– ¡Socialismo o muerte!

– Боже мой, это пираты! – заорал мгновенно побледневший партком. – Они угрожают нам смертью, если мы не отдадим им наши сокровища!

В рубке началась паника. Все заголосили, что нужно поднимать армию, мобилизовать призывников и военнообязанных, дать отпор врагам, биться до последнего патрона, до последнего винтика. Лишь начальник КГБ хмуро качал головой, осознавая трагическую правду: оружие на борту «Лампочки Ильича» отсырело – небоеспособно, не страшнее водяных пистолетов. Из трёх тысяч пушек могли стрелять не больше двадцати, из ста сорока ядерных ракето-торпед способно покинуть пусковые установки – дай бог, процентов пять; про пулемёты лучше вообще не говорить – патроны к ним оказались нестандартными, с другой модели и эпохи.

При таких «мощностях» отразить атаку было делом гиблым. Оставалось либо сдаваться, либо тянуть переговоры, надеясь избежать позора и физического уничтожения.

Тут командир корабля, почесав за ухом, удивлённо произнёс:

– Какие у нас сокровища? Мы бедны, как церковная мышь. На последние ресурсы Союз собрал наш корабль и отправил в полёт. А нам ещё коммунизм строить у Летающей Барнарда!

– Ну, у нас есть немного валюты, что оставило нам Министерство финансов, – робко вставил партком. – Может, откупимся?

– Такими грошами не откупаются… Наоборот, только разозлим их. Блин, кто это может быть? Сомалийские пираты? Ангольские партизаны? Марсианские хулиганы?

Снова раздался крик:

– ¡Socialismo o muerte! ¿Qué pasa? ¿Cobardes?

– Так социализм или смерть?! Чего молчите, трусы?

К счастью, среди экипажа оказался один смышлёный, который, поковырявшись в носу, внезапно пробормотал:

– Так это ж по-испански кричат!

Все повернулись к нему:

– Ну?! И что это значит?

– Это лозунг кубинских коммунистов!

В рубке воцарился вздох облегчения. Не пираты, не хулиганы – летят братья по строю! Немедленно установили связь, и вскоре выяснилось: это корабль «Фидель Кастро», курсирующий к созвездию Кита. Там, как выяснилось, кубинцы тоже решили строить социализм.

– Надоели нам янки, – жаловался бородатый командир корабля, товарищ Эдуард Ортега, пыхтя гаванской сигарой и прихлёбывая карибский ром. – Экономической блокадой, правами человека и прочими гнусными контрреволюционными делами. Решили мы построить мост от Острова Свободы к звёздам и перенести туда наш социалистический путь. Там, в созвездии Кита, начнём всё сначала – без ЦРУ, Голливуда и Кока-Колы.

Мы обменялись координатами, агитационными брошюрами, марками с изображением Че Гевары и алюминиевыми ложками. Кубинцы пообещали навестить нас на обратном пути, когда у них появятся свободные бананы и свежие гитаристы. А мы им в ответ махали руками из иллюминаторов и кричали:

– ¡Hasta la victoria siempre!

Потом сидели в кают-компании и обсуждали: может, и правда, не зря мы летим, если даже Ортега со своими сигарами в это поверил? Где-то в космосе, между кометами и туманностями, роятся идеи – и, похоже, у них уже есть крылья.

– Ох, это хорошо, – одобрил секретарь парткома, улыбаясь до ушей. – Когда построите коммунизм, то добро пожаловать к Летающей Барнарда – мы там тоже организуем прогрессивный строй рабочих и крестьян, и никакая сволочь не будет мешать нам жить в светлом будущем!

– Виват Марксу, Ленину и Сталину! – крикнул начальник КГБ, выпрямляясь как по линейке.

– ¡Socialismo o muerte! – поддержал товарищ Ортега. – Хотя, кстати, загвоздка одна: социализм у нас пока что хромает, а вот со смертью, боюсь, как бы избыток… Мрут наши люди то ли от голода, то ли от болезней, то ли от недостатка веры в нашу великую цель. Если так и дальше пойдёт, то до Кита долетит только высший партийный и военный состав «Фиделя Кастро».

– А вы кормите кубинцев получше, хлеба давайте, овощей, мяса и кофе побольше, – посоветовал один из наших, знающий испанский. Ляпнул, сам не подумав. И вызвал бурю негодования.

– Наши товарищи не голодают! – взорвался Ортега, аж пепел с сигары посыпался в ром. – У нас всего достаточно! Это провокация с вашей стороны! Я протестую против такого тона в общении с братьями по духу и борьбе! Я немедленно отправлю ноту в Советский Союз! Вы оскорбили не только меня, но и весь кубинский народ!

Назревал скандал всегалактического масштаба. Пришлось секретарю парткома оправдываться: мол, это неофициальное лицо, технический сотрудник, не уполномочен на дипломатические заявления. Начальник КГБ мигом взял ситуацию в железный кулак и отдал приказ арестовать бедолагу. Лейтенант Ходжиматов немедленно уволок неосторожного советчика в допросную, где уже были подготовлены как минимум три вида труб.

Командир «Лампочки Ильича», пытаясь сгладить международный инцидент и заодно избежать новой картофельной войны, предложил Ортеге:

– Мы передадим вам пять тонн красной икры и тонну русской водки. Это поможет ускорить строительство социализма.

Кубинский капитан на секунду заколебался, затем одобрительно кивнул. Подарок был катапультирован в сторону «Фиделя Кастро» и успешно пойман кубинцами в специальные сетки, как треска в Атлантике. В ответ нам прислали пять ящиков гаванских сигар и портрет Фиделя из мозаики, сложенной из сахарного тростника.

Состоялся прощальный банкет с виртуальным рукопожатием, речами и революционными песнями. Через видеолокаторы руководства обоих кораблей поднимали тосты за смерть капитализма, братство народов и светлое будущее, которое всё никак не наступит, но всё равно будет. Пили «горькую» стаканами, падали со стульев, пели Интернационал и спорили, кто первый изобрёл плановую экономику.

И вдруг – как гром среди марксистского запоя – дикий крик из динамиков:

– Долой коммунизм! Сдавайтесь!

– Это ещё кто? – пробормотал партком, открывая заплывшие глаза. Эдуард Ортега в этот момент поперхнулся сигарой, закашлялся, чуть не подпалил бороду и инстинктивно схватился за кобуру.

Начальник КГБ немедленно активировал внутренние службы. Через минуту доложили: на перехват «Фиделю Кастро» летит ещё один корабль. Та же старая конструкция – переоборудованный советский танкер. На его обшивке крупно и ярко, с характерной каллиграфией, было выведено на языке пушту: «Моджахеды Афганистана».

На экране возник бородач в чалме, с трубкой чилима, из которой валил зелёный дым. В одной руке – автомат Калашникова, в другой – Коран. Он орал, тряся оружием:

– Я – Абдулла Рахмат! Глава Совета мулл и шейхов Афганистана! Созвездие Кита – священная территория джихада! Мы летим туда строить исламское государство! Коммунистов – вешать будем!

Ортега взвился как пробка:

– Чего?! Созвездие Кита – это территория будущей Кубинской Социалистической Республики! Прочь с нашей звёздной системы, кровососы! Средневековым феодалам и продавцам опиума не место там, где будут звучать наши марши и стучать наши барабаны!

Афганцы не согласились. Слово за слово, фраза за лозунг – и оба корабля расчехлили орудия. Началась перестрелка. Лучи, ракеты, проклятия, цитаты из священных книг и марксистских трудов – всё смешалось в вакууме. Мы ничего не видели – приборы «Лампочки Ильича» не позволяли наблюдать сражение: наш маршрут уводил нас в сторону, и мы покинули зону конфликта.

Чем закончилось сие столкновение цивилизаций, мы так и не узнали. Единственное, что стало известно: испаноговорящему технику, который невольно спровоцировал дипломатический конфликт, впаяли статью за антисоветскую агитацию и пропаганду. Приговор – пять лет исправительных работ на полях «Лампочки Ильича». Теперь он собирает картошку в девятом секторе, под надзором старшего агронома-майора.

Таковы будни великого коммунистического похода.

ДЕСЯТЫЙ МЕСЯЦ ПОЛЁТА – ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Пришёл я злой с магазина. Две недели стоял в очереди за тремя килограммами колбасы. В списке значился 34956-м, и уж почти начинал верить в социалистическую справедливость, но за три сотни человек до меня вышел завмаг Бронислав Ляо, хитро прищурился и, потирая руки, объявил:

– Всё, товарищи, расходитесь! Колбасы не осталось! И не будет – завоза не намечается!

Народ глухо зароптал. Кричали, мол, куда катится строй, где партия с правдой, куда смотрит Космический Центр Пятилетки и как вообще мы до Барнарда долетим с таким уровнем мясного обеспечения? Но на шум выехала милиция. Ходжиматов, теперь уже в новой форме – в засаленной спецовке ЖЭКа – самодовольно щёлкнул резиновой дубинкой и посмотрел на меня с таким энтузиазмом, будто хотел проверить, как у меня на затылке пружинит кость. Я предпочёл ретироваться в соседний отсек. Остальных разогнали, слегка постучав по спинам, и объявили, что список недовольных будет передан в партийные ячейки. Все поняли, чем это грозит, и резко прониклись уважением к отсутствию колбасы.

Колбасы я не ел давно. Как и сгущёнки не видел уже с нового года. Хлеб доставляли с перебоями – то он зелёный, то с ножками. По слухам, в муке завелись мутировавшие жучки, которые пожирали всё, включая мешки. Колхозники же при слове «урожай» морщились и смотрели в сторону, объясняя провал агропрограммы «неблагоприятной погодой». Что удивительно: погодой у нас заведовал компьютер метеоконтроля, где стояло три регулятора – «Дождь», «Жара» и «Ливень с градом». Кто-то переключил на последнее, и поля с посевами смыло в ноль. Жатва утонула вместе с председателем.

Почему же тогда у управленцев был избыток всего: хлеба, масла, фруктов и даже настоящих пряников из французского тюбика? Оказалось, всё дело в спецпайках. Простым людям туда вход заказан, а вот слугам народа – комсомольским, партийным и всяким бюрократическим единицам – пожалуйста: ешь ананасы, рябчиков жуй.

Но тут вмешалась Таня Ли. Она шепнула мне:

– Бронислав – мой дядя. Есть у нас ещё колбаска… Я могу достать тебе пару кило. По блату, конечно.

Сердце у меня трепыхнулось, а желудок отозвался радостной кислотой. Но недолго длилась эйфория. Таня продолжила:

– Только цена… двадцать коммунистических тенге за кило.

Я чуть не грохнулся. Зарплата у меня – семьдесят тенге. Значит, на неё можно было позволить себе только три с половиной кило полупищевого суррогата, в просторечии «докторской». Ходили слухи, что изготавливают её из мышей, крыс и прочих представителей санитарной фауны, отловленных специальной бригадой егерей. Химически консервируют, набивают в ослиные кишки и варят в бульоне, который способен разъесть космическую броню. Нередко в колбасе попадались фрагменты анатомии – лапка, хвост, коготь, глаз. Всё как положено.

Я поблагодарил Таню, пообещал, что при авансе куплю хоть кусочек. Но денег не дали. Банк заявил, что все тенге ушли в теневую экономику, в обороте осталась только карточная игра. Поймали нескольких спекулянтов, но в ответ спекулянты поймали ещё пятерых милиционеров. Причём одна из задержанных оказалась женой Ходжиматова. Её уволили. А Ходжиматова лишили погон, выволокли к командиру, и тот лично сорвал с него значки, а начальник КГБ пинками провёл мимо почётного караула. С тех пор он стал моим напарником в ЖЭКе.

Сначала руки у него росли не оттуда. Он пытался чинить трубы, как допрашивал раньше заключённых – с монтировкой и криком. Но когда несколько унитазов дали обратный ход, он пришёл ко мне, смущённо почесал затылок и попросил научить его профессии.

Я не отказал. Повёл его с собой по отсекам – заменяли клапаны, устанавливали насосы, откачивали жижу из технических каналов. Он втянулся, стал даже улыбаться при виде новой трубы. Только супруга встречала его, зажав нос, потому что от нас пахло не как от передовиков коммунизма, а как от канализационных экспертов по сливу цивилизации.

Но в целом, хоть и без колбасы, жить было можно. Хотя не все с этим соглашались – некоторые втихаря начали строить самогонные аппараты из деталей от центрифуги. Но это уже другая история.

ДЕСЯТЫЙ МЕСЯЦ ПОЛЁТА – НЕОНЭПМАНЫ В КОСМОСЕ

Ладно, дело было вовсе не в колбасе. На «Лампочке Ильича» назревал настоящий кризис. Экономический. С каждым днём – всё меньше продуктов, всё длиннее рабочий день. Деньги обесценивались прямо на глазах, словно напечатаны были не на бумаге, а на туалетных салфетках. Даже золотые кольца и хрустальные пепельницы исчезли с прилавков в арт-секциях и сувенирных отсеках. Народ потихоньку начинал роптать, ворчать, шептаться по углам. Особенно после того, как цена на картошку и молоко подскочила в два с половиной раза. В Седьмом жилом секторе даже случилась акция гражданского неповиновения – пенсионеры отказались выносить мусор. Туда тут же стянулись армейские и милицейские подразделения, включая роботизированных омоновцев. Сам секретарь парткома прилетел на личной платформе и пытался уговорить граждан разойтись, но получил в ответ целый букет обуви: галоши, туфли, один валенок и даже летающую тапку, от которой уклониться не успел. Хорошо хоть никто не додумался до «коктейля Молотова» из остатков топлива и дрожжей.

Журналисты, разумеется, промолчали. Но слухи гуляли быстрее любого новостного бюллетеня. Мне казалось, что мы до звезды Барнарда не долетим, если уже сейчас начался разброд и шатание. Многие опасались бунта. И было от чего: моральный климат на борту стремительно приближался к точке кипения.

Но – о чудо! – ситуация вскоре радикально изменилась. Три недели назад прошёл внеочередной Пленум парткома, после которого секретарь лично информировал всех членов экипажа, обслуживающий персонал и колонистов, что в СССР, а также во всех коммунистических республиках солнечной системы реализуется новая политика. Прозвучали загадочные лозунги: «Неоглобальная перестройка», «Сверхсветовое ускорение», «Вселенская гласность». Смысл их был неясен, но звучали они по-космически свежо.

Новый шеф ЖЭКа, Бахтияр Хамидович – коммунист с тридцатилетним стажем и вечно пахнущий керосином – пытался мне объяснить суть происходящего:

– Экономика будет строиться на новых принципах, основанных на рыночной саморегуляции, индивидуальной инициативе и…

– Подождите, – перебил я. – Можно всё это теперь по-русски?

– Это значит, дуралей, что разрешается индивидуальная трудовая деятельность, создание кооперативов, аренда оборудования и всё такое. То, что было при Ленине. НЭП, понял? Теперь мы – неоНЭПманы! Дошло, Вякин?

Я тогда только кивнул. А дошло – чуть позже, когда на базе нашего ЖЭКа появился кооператив с вдохновляющим названием «Слоны космоса». Руководил, само собой, Бахтияр-ака, он же и расписывал задачи: кому трубы, кому клапаны, кому сливную жижу откачивать. Обещал хорошую зарплату и премии в натуральном выражении – от утюгов до комплектов термобелья.

Идея нам понравилась. Народ воспрянул. Повсюду на «Лампочке» начали появляться кооперативы, частные мастерские, лавочки, банки и даже ломбард в научно-исследовательском модуле. Жена Ходжиматова, до недавнего времени – опозоренная продавщица, – организовала ресторан со стриптизом, в котором первой и, надо сказать, самой активной стриптизёршей была она сама. К ней валил народ со всех ярусов. Очередь за столик – по записи на три недели вперёд. Ходжиматов теперь ходил на работу в чёрном костюме с галстуком, благоухал «Коко Шанелью» и хвастался, что купит путёвку на Плутон.

У нас в ЖЭКе дела тоже пошли в гору. Зарплату платили в срок, и даже в твёрдой валюте – в «новых тенге». Мне хватило на приватизацию жилого отсека, где я ютился с родителями и братом. Купили мебель от кооператива «ДСП и свобода», заменили унитаз на полуумный с подогревом и подсветкой, поставили холодильник с системой антипродукт. Оделись мы прилично, я даже купил себе куртку из искусственной кожи и ходил по ярусам, ловя взгляды девушек.

Телевизор теперь показывал всякое интересное: разоблачения, коррупционные схемы, документальные драмы про репрессии, даже пару раз критиковали самого секретаря парткома. Один режиссёр снял сериал «Генсек и балерина», в жанре одновременно «чернуха» и «порнуха» – и всё это шло в эфир официального канала парторганов, ведь новые идеологические доктрины разрешали творческую вольницу.

Пять месяцев назад мы бы не поверили в такую жизнь. Идеи коммунизма постепенно растворялись в рыночной самодеятельности, становились всё более абстрактными. Главной мечтой теперь было не построение коммунизма к 2030 году, а открытие собственного автомоечного пункта или фитнес-клуба. Заседания комсомольских активов отменили – некому было выступать. Все активисты ушли в кооперативное движение, с головой погрузились в аренду, обмен, торговлю, закупки, поставки и бухгалтерию.

Коммунизм ушёл на каникулы. Возможно, вечные.

Правда, вместе с кооперацией и самофинансированием в наш быт просочились и некоторые негативные явления, о которых раньше мы читали разве что в уголовной хронике или слушали в страшилках от старших по смене. Например – рэкет. Слово-то новое, непонятное, зато явление – очень даже осязаемое. Наш ЖЭК, как и другие кооперативы, вскоре начал регулярно отстёгивать нелегальные «отступные» неким бритым парням в тёмных очках, в которых я с удивлением узнал работников милиции и местных офицеров КГБ. При отказе платить – обещали «навести шороху». И наводили.

На прошлой неделе они разбили физиономии поварам и официантам из кафе «Нажрись до отвалу» – за то, что те отказались кормить «братков» бесплатно. А ночью кафе и вовсе загорелось. Кто-то кинул бутылку с самодельной терможижей прямо в вентиляцию. Естественно, милиция отказалась возбуждать дело: мол, производственная авария, короткое замыкание в плите. Ну не своих же сажать.

Потом вдруг выяснилось, что всем этим криминальным оркестром дирижирует… слесарь Брелков. Да-да, тот самый, который ещё год назад чинил сортиры в шахтном отсеке. Теперь он стал авторитетом, неформальным «паханом» всего среднего яруса. Он якшался с ментами, пил водку с чекистами, играл в космопокер с военными, и, похоже, имел на каждого компромат. Все плясали под его блатную дудочку. Обалдеть можно.

Но и это было ещё полбеды. Очень скоро выяснилось, что на корабле существуют лица лунной, марсианской и кавказской национальности, и эти лица начали устраивать между собой мелкие, а потом и не очень мелкие этнические стычки. Сначала были словесные перепалки, потом стенгазеты с карикатурами, а потом – драки. А в Секторе «С», где компактно проживали торговцы, спекулянты, фарцовщики и бывшие комсорги, кооперативно перековавшиеся в валютчиков, и вовсе произошёл государственный переворот. Там провозгласили независимую Суверенную Республику Долларстан, напечатали свои купюры с портретами Элвиса Пресли и Брежнева в ковбойской шляпе, и отказались подчиняться командованию «Лампочки Ильича».

Туда тут же отправили внутренние войска – из клонов десантников и отряд политруков-добровольцев. Пять дней шла гражданская война, в которой применялись строительные экзоскелеты, огнетушители и даже космические тяпки. В конце концов договорились: сектору дали автономию с правом вести внешнеэкономическую деятельность, но с условием, что в паспортной графе «гражданство» всё равно будет стоять – «Корабль “Лампочка Ильича”».

Но это не решило главной проблемы – сепаратизма. То тут, то там вспыхивали бунты недовольных: одни протестовали против экономической реформы, другие требовали свободы вероисповедания, третьи – сексуальной. К примеру, в секторе «Я» была создана Ассоциация свободной любви и межвидовых браков, которая требовала признать права андроидов и слизневидных форм разума. Их митинг разогнали пенной пушкой, но вспышка осталась.

Короче говоря, полёт начал трещать по швам. Если поначалу мы думали, что всё это временные трудности, связанные с адаптацией к новой жизни, то теперь становилось ясно: до звезды Барнарда мы можем не долететь. Космолёт мог развалиться по пути, расколовшись на десяток враждующих квази-государств. Каждый отсек – с флагом, гимном, валютой и претензиями на историческую правоту. И тогда «Лампочку Ильича» просто разорвёт на части, и вместо коммунизма во Вселенной наступит бардак с элементами свободного рынка, местечковых диктатур и стриптиза.