Воскрешение

– Быстрее, быстрее! – прошептала она себе.

В этот момент охранник вступил в схватку с Майклом. Последние патроны его пистолета ушли впустую, и он бросился в рукопашный бой. Майкл укусил его за руку, пробивая кожу до кости. Мужчина закричал, но тут вмешалась Луиза. Она с диким криком отшвырнула Майкла в сторону, и тот с грохотом врезался в шкаф, засыпанный обломками.

Железные щиты начали опускаться, медленно закрывая помещение. Элизабет успела выскочить наружу, оставив внутри оживлённых и свою сестру. Щиты громко загремели, запирая коридор. Луиза, обернувшись, на миг встретилась взглядом с Элизабет. Её глаза сияли отчаянной решимостью.

– Прости, – прошептала Элизабет, нажимая на финальную кнопку.

Сигнал тревоги раздался, и спустя секунду внутри помещения активировался термобарический заряд. Воздух накалился до четырёх тысяч градусов. Вспышка была настолько яркой, что на мгновение осветила всё вокруг. Пламя разорвалось внутри, уничтожая всё, что находилось в закрытом пространстве. Останки оживлённых испарились в мгновение ока, не оставив даже пепла.

Лаборатория затихла. Тишина была оглушительной. Элизабет опустилась на колени, её руки бессильно упали. Она потеряла всё. Снова.

Снаружи улицы наполнились ревом сирен, и небо разорвал гул лопастей вертолётов. Несколько военных машин с эмблемами Швейцарской армии окружили лабораторию, оттуда выбежали солдаты в полной боевой экипировке. Их бронежилеты поблескивали в первых лучах рассвета, а автоматы были направлены к зданиям, как будто любое окно могло стать источником угрозы. Полицейские из кантональной службы Цюриха направляли прибывающие машины, блокируя выезды из района. Сотрудники охраны Engelsflügel, кто остался в живых, с поднятыми руками стояли в стороне, их лица выражали смесь ужаса и облегчения.

Военные и полиция провели быстрое оцепление периметра. Дроны зависли над лабораторией, фиксируя происходящее, а группы в защитных костюмах уже начали подготовку к зачистке и сбору улик. Собаки-ищейки нервно бегали вдоль стен, обнюхивая следы.

Элизабет сидела в комнате для допросов, огражденной от основного хаоса толстым стеклом. Её руки дрожали, несмотря на попытки взять себя в руки. Перед ней сидели двое следователей прокуратуры. Один из них, пожилой мужчина с суровым лицом и слегка седыми висками, задавал вопросы. Его голос был сухим, почти механическим, но глаза неотрывно следили за каждым её движением.

– Доктор Хопер, вы говорите, что ситуация вышла из-под контроля. Какого рода эксперименты проводились? Какие меры предосторожности вы предприняли? – его слова звучали как удары молотка, не оставляя пространства для эмоций.

– Это был исследовательский проект… – начала Элизабет, но её голос прервался. Она сглотнула, посмотрела в сторону, пытаясь вспомнить точные формулировки, но всё казалось бессмысленным. – Мы изучали возможность восстановления человеческой жизни через нейростимуляцию… Всё должно было быть под контролем.

– Но что именно пошло не так? – настаивала молодая следовательница с планшетом, её глаза казались мягче, но в них читался профессиональный интерес.

Элизабет не могла ответить. В голове крутились сцены кошмара: рвущие плоть руки, крики, горящие тела…

Тем временем, позади неё по коридору прошёл человек, которого никто не заметил. Это был охранник, укушенный Майклом. Его походка была прерывистой, будто ноги и руки не хотели слушаться. Левую руку он странно вывернул, так что её локоть указывал вперёд, а кисть болталась, словно обломанная ветка. Его голова немного наклонилась набок, как у марионетки с перерезанной нитью.

Но более всего выделялось лицо. Зловещая ухмылка растянулась от уха до уха, обнажая зубы, которые теперь казались острее, чем у обычного человека. Глаза охранника мерцали тёмным, маслянистым светом. Он шёл, излучая уверенность, но его движения выдавали нечто нечеловеческое.

Элизабет даже не заметила его появления. Её внимание всё ещё было сосредоточено на допросе, и она не знала, что кошмар, который, казалось, закончился, только начинал распространять свои тёмные корни за пределы лаборатории.

(12 ноября – 3 декабря 2024 года, Винтертур)

Дополнение к уравнению Дрейка

(Фантастический рассказ)

Я пригласил Томаса Квэйта в кафе, что на 5-й авеню Нью-Йорка. Был поздний час, в кафе было мало людей. Небольшое заведение в классическом стиле, с винтажной мебелью и светлыми абажурами, мягко освещающими небольшие деревянные столики. На стенах висели старые черно-белые фотографии города, добавляя уют и атмосферу ушедших времен. В углу стоял винтажный проигрыватель, из которого тихо лилась джазовая мелодия, создавая расслабляющую атмосферу. Пол устилали старинные плитки в чёрно-белую шахматную клетку, а стойка бара была сделана из потемневшего дуба, отполированного до блеска. Сквозь большие панорамные окна можно было увидеть вечерний Нью-Йорк.

Через витрину я видел Эмпайр-стейт-билдинг – величайшее сооружение города, возвышающееся среди огней. Небоскреб казался неподвижным гигантом, наблюдающим за неугомонной жизнью мегаполиса. Даже в поздний час улицы были освещены яркими неоновыми вывесками, проезжали такси, а люди спешили по своим делам, как будто вечер только начинался. Но внутри кафе царила тишина и спокойствие. Люди сидели небольшими группами, обсуждая свои дела шепотом, иногда поглядывая на экран в углу зала, где шел старый видеоклип Майкла Джексона. На мониторе показывали «Smooth Criminal» – культовый клип с эффектными танцевальными движениями. Знаменитая сцена с «антигравитационным» наклоном завораживала даже спустя столько лет. Музыка в кафе была приглушенной, но на заднем фоне можно было уловить ритмы и легендарный голос поп-короля.

Мой одноклассник Томас Квэйт пришел вовремя и сел напротив меня. Он был одет солидно: дорогой серый костюм, белая рубашка с тонкой синей полоской и аккуратный галстук, поверх которого поблескивала серебряная булавка. На запястье – массивные часы, явно бренда класса люкс. Взгляд у него был чуть надменный, как у человека, привыкшего к власти и уважению. Он знал, чего достиг, и осознавал свою значимость. Теперь Томас был конгрессменом, и через его руки проходили бюджеты множества ведомств, он умел принимать решения, от которых зависели миллионы. Это был человек, который четко знал себе цену и не боялся демонстрировать свое положение в обществе.

Я же был обычным астрофизиком, который работал в рамках программы SETI – проекта, занимающегося поиском внеземных цивилизаций. Наша структура существовала уже несколько десятилетий, но сейчас Томас намеревался прекратить финансирование, считая, что ресурсы лучше направить на оборонное ведомство. Я учился в Принстонском университете – одном из самых престижных учебных заведений США, известном своими научными исследованиями и преподавательским составом. Моя докторская диссертация была посвящена звездообразованию в ранней Вселенной, и называлась «Процессы формирования звёздных кластеров и влияние межзвёздной среды». За годы работы я получил десяток премий и наград за вклад в науку, и проект SETI казался мне перспективным, особенно после того, как мы зафиксировали странные сигналы из созвездия Киля.

Созвездие Киля – это одно из самых ярких и интересных созвездий южного полушария неба. Оно содержит множество массивных звезд и объектов глубокого космоса, включая туманность Киля, в которой происходят активные процессы звездообразования. Туманность светится благодаря мощному излучению молодых звёзд и сверхновых. Особенностью этого созвездия является его обилие радиосигналов и вспышек гамма-излучения, что и привлекло наше внимание в рамках программы SETI.

– Привет, Томас, – сказал я, начиная разговор. – Давно не виделись.

– Привет, Эрик, – кивнул одноклассник. – Аж с окончания колледжа. Ты не изменился.

– Ты тоже, – ответил я. – Что закажешь?

Квэйт помедлил, задумался, а потом сказал:

– Кофе и кусочек творожного пирога.

– Отличный выбор, я тоже это возьму, – произнес я и позвал официанта.

Подошел чернокожий парень, который бросил на нас любопытный взгляд. Я сделал заказ, и он отошел на кухню.

Мы с Томасом начали вспоминать школьные годы – уроки, спортивные соревнования по регби, совместные рыбалки на озере. Это были простые и беззаботные времена.

– Я потом поступил в Гарвард, – с легкой гордостью произнес Томас. – Закончил финансы и менеджмент. Работал в крупных компаниях, пока не увлекся политикой. Теперь я в республиканской партии. А ты?

– Я всегда интересовался наукой, – пожал я плечами. – Астрофизика. Работа в Чили в обсерваториях.

В Чили находится одна из крупнейших сетей астрономических обсерваторий в мире. В пустыне Атакама расположены такие обсерватории, как ALMA (Атакамская большая миллиметровая антенная решетка) и Паранальская обсерватория, оснащенная телескопами VLT (Very Large Telescope). Уникальные климатические условия – сухой воздух, высота над уровнем моря и минимальное световое загрязнение – создают идеальные условия для наблюдений за звездами и галактиками. Здесь ученые со всего мира собираются, чтобы исследовать Вселенную в поисках новых открытий.

– Защитил диссертацию, потом меня пригласили в SETI…

– Ах, вот оно что, – протянул Томас, внимательно глядя на меня. – Понимаю. Я хочу закрыть финансирование, и тебя послали, чтобы меня отговорить, так?

– Ты попал в точку, – признался я. – И я хочу тебя отговорить от этого.

– Почему? Вы бесполезная организация. Никаких результатов, – хмыкнул Томас. – Десятки лет правительство вас финансировало – и где итог? Где инопланетяне?

Я знал, что мой одноклассник был практичным человеком. Он всегда хотел видеть конкретные результаты, и не в туманном будущем, а здесь и сейчас. Все циничные практики такие – они предпочитают вкладывать средства туда, где можно сразу увидеть отдачу. Иногда такие подходы даже полезны. Например, физики Третьего Рейха не смогли создать атомное оружие, поскольку для Гитлера это была слишком долгая и сложная задача, а ему требовался мгновенный эффект на фронте. В итоге у нацистов так и не появилась атомная бомба. Но сейчас другая тема и другое время.

– Ты хочешь результат? – спросил я.

В это время официант вернулся с заказом. Перед нами стояли две чашки ароматного эспрессо и два кусочка творожного пирога. Пирог выглядел аппетитно: золотистая хрустящая корочка и мягкая, влажная начинка с нотками ванили и лимона. Кофе источал насыщенный аромат свежемолотых зёрен, слегка горьковатый, с оттенками шоколада и лесного ореха.

Я аккуратно отломил ложечкой кусочек пирога и, попробовав его, почувствовал приятную сливочную текстуру с лёгкой кислинкой. Томас отпил глоток кофе, вдохнул его крепкий аромат, и, насмешливо глядя на меня, продолжил:

– Конечно. Можешь выложить?

Я откинулся на спинку стула и посмотрел на своего одноклассника. Я его знал лучше, чем он мог подумать. За маской уверенности и цинизма скрывалось желание быть в курсе всех новых открытий, чтобы всегда оставаться впереди.

– Хорошо, Томас… Для начала, ты знаешь, что такое формула Дрейка?

– В Гарварде такую формулу нам не преподносили, – усмехнулся Квэйт, ослабляя узел галстука. – У нас больше по экономике… проценты, балансы, дивиденды…

Мне пришлось пояснить:

– Формула Дрейка – это уравнение, предложенное американским астрономом Фрэнком Дрейком в 1961 году, которое оценивает количество технологически развитых цивилизаций в нашей галактике, с которыми мы могли бы потенциально вступить в контакт. Цель формулы – дать научное представление о шансах обнаружить внеземную жизнь. Дрейк разработал её в рамках подготовки к первой конференции по поиску внеземного разума, и с тех пор она стала основой исследований в этой области. Формула систематизирует наши знания и гипотезы, учитывая такие параметры, как скорость звездообразования, доля звёзд с планетами и вероятность появления жизни.

– И на эти гипотезы вы требуете десятки миллионов долларов наших налогоплательщиков? – Томас нажал на слово «налогоплательщиков», как бы подчёркивая, что распоряжаться деньгами народа впустую нельзя.

– Согласен, Томас, – я не мог назвать его другом, потому что в колледже мы не были друзьями. Просто одноклассниками. Но сейчас я встречался с ним, чтобы поставить точку над «и». – Хотя формула Дрейка является полезной концепцией, почти все её параметры сложно точно оценить. На момент её создания многие значения параметров были неизвестны. Даже сейчас, после открытия тысяч экзопланет, остаются большие неопределённости, особенно в некоторых переменных. За последние десятилетия многие учёные пытались использовать формулу Дрейка, чтобы оценить число цивилизаций, но результаты варьируются от единичных значений до миллионов.

Пессимисты утверждают, что число таких цивилизаций может быть очень маленьким, а продолжительность их существования – всего несколько сотен лет, что делает контакт практически невозможным. Оптимисты, напротив, считают, что разумная жизнь может быть распространена повсеместно и таких цивилизаций может быть множество.

Квэйт слушал меня с насмешливой ухмылкой, его взгляд выражал явное недоверие. Он слегка щурился, приподняв бровь, как бы говоря: «Продолжай, удиви меня». Казалось, он заранее настроен скептически и с трудом сдерживает желание оборвать мою речь.

– Некоторые современные версии формулы Дрейка добавляют новые параметры, учитывают такие факторы, как влияние гравитационных волн или гамма-всплесков на развитие жизни, – продолжал я. – А также роль экзопланет в различных зонах обитаемости, например, подповерхностные океаны на спутниках планет-гигантов. Включают оценки числа цивилизаций, которые могут мигрировать или создавать искусственные системы связи. Да, формула Дрейка остаётся основой для проекта SETI. Хотя её численные результаты спекулятивны, она стимулирует исследования экзопланет, астробиологии и астрономии. С каждым новым открытием, например, обнаружением экзопланет в обитаемой зоне, мы можем всё точнее оценивать параметры этой формулы. Таким образом, формула Дрейка – это важный концептуальный инструмент, помогающий осмыслить и обсудить вероятность существования разумной жизни во Вселенной.

– Эрик, – перебил меня Томас. – Мне нужны результаты. А они у тебя есть?

– Есть, – ответил я. – Я внес дополнения в формулу Дрейка.

– Да? – бровь у Квейта изогнулась в удивлении. Он явно не ожидал этого, и на секунду его циничная маска дала трещину.

– Если использовать стандартные оценки, то по пессимистичному сценарию вероятность наличия хотя бы одной технологически развитой цивилизации в нашей галактике крайне мала – около 0.000024. По оптимистичным оценкам, может существовать до 7,5 миллионов таких цивилизаций в Млечном Пути. Эти результаты показывают огромный диапазон неопределённости и подтверждают, что исходные значения параметров формулы существенно влияют на итоговую оценку. Но я ввёл дополнения, и выяснил…

– Что? – Томас подался вперёд, его заинтересованность было трудно скрыть.

– Что вероятность того, что на Земле уже есть инопланетные существа, равна практически единице, – спокойно ответил я и достал из портфеля папку с расчётами. – Вот, взгляни, Томас.

Он даже не притронулся к ней, а лишь процедил сквозь зубы:

– Глупости!

– Нет, не глупости. Я учёл множество параметров, включая возможность существования варп-двигателей у инопланетян. Мы зафиксировали всплеск активности этого двигателя в созвездии Киля, а недавно – и рядом с Землёй. Наличие таких технологий открывает возможность преодоления межзвёздных расстояний за считанные часы.

Варп-двигатели – это гипотетическая технология, основанная на теории искривления пространства-времени. Если обычные двигатели позволяют перемещаться через пространство, то варп-двигатели создают локальное искривление, сжимая пространство перед кораблём и растягивая его позади. Таким образом, корабль словно «скользит» по волнам искривлённого пространства, избегая ограничения скорости света. Это позволяет теоретически путешествовать между звёздными системами за очень короткое время.

У Квейта вспыхнули глаза, он был заинтригован:

– Если бы это было так, Пентагон сообщил бы нам об угрозе, – сказал он, нахмурившись. – Эрик, ты всегда был фантазёром. Но военные ничего не обнаружили.

– Моё дополнение к формуле Дрейка учитывает больше параметров и даёт более широкие выводы. Я расчитал, что вероятность наличия инопланетян в человеческом обществе велика, – продолжал я.

Томас расхохотался, его громкий смех привлёк внимание посетителей кафе. Он наслаждался этим моментом, видимо, считал мои идеи несерьёзными.

Я посмотрел через витрину на ночной Нью-Йорк. Вечерний город, как всегда, кипел жизнью. По улицам мчались машины, блестящие от отражённого света неоновых вывесок и уличных фонарей. Пешеходы спешили по своим делам, кто-то смеялся, кто-то разговаривал по телефону, туристы фотографировали Эмпайр-стейт-билдинг, сияющий вдалеке. Нью-Йорк никогда не спит, и даже в этот час город был полон энергии и движения. Я вдыхал холодный ночной воздух, смешанный с запахами уличной еды и кофе, и вспоминал, почему так люблю этот город. Нью-Йорк был местом, где мечты встречаются с реальностью, где среди шума и суеты можно найти вдохновение и идеи, которые могут изменить мир.

– По моим расчётам, доля инопланетян в экономически развитых странах достигает от 20 до 66%, – сказал я, глядя на Квейта.

Томас удивлённо уставился на меня:

– То есть, в Нью-Йорке есть инопланетяне? Ты можешь это доказать? А как их отличить?

– Они скрываются под видом людей. На самом деле это рептилии. Там, откуда они пришли, разум приобрели рептилии. Конечно, жизнь разнообразна и не обязательно имеет углеродную основу…

– Поясни, – Томас улыбнулся, но его глаза буравили меня, словно я раскрыл чью-то тайну.

– Да, теоретически, жизнь может основываться не на углероде, хотя углеродная химия – наиболее распространённая и изученная форма жизни на Земле, – начал объяснять я. – Возможность существования жизни на основе других элементов активно исследуется учёными и является предметом спекуляций в астробиологии. Рассмотрим основные кандидаты. Во-первых, кремниевая основа. Кремний – наиболее очевидный кандидат на роль альтернативы углероду, поскольку он находится в той же группе в периодической таблице и способен образовывать четыре ковалентные связи, подобно углероду.

Квейт взял в руки папку, достал листки и стал внимательно читать расчёты. Его палец слегка дрожал, когда он водил им по формулам и таблицам.

– Азот и фосфор тоже могут стать основой для альтернативных форм жизни, – продолжал я. – Азот участвует в образовании различных молекул, таких как азотистые основания. Он может образовывать молекулы с тремя ковалентными связями, что даёт потенциал для создания сложных структур. Однако молекулы, полностью состоящие из азота, как, например, азиды, очень нестабильны и взрывоопасны, что снижает вероятность их использования в биохимии. Фосфор, в свою очередь, используется в ДНК и АТФ. Теоретически он может участвовать в процессах, обеспечивающих энергетический обмен в альтернативных формах жизни.

Томас продолжал молча изучать расчёты. Его палец дрожал всё сильнее, когда он внимательно вглядывался в уравнения и комментарии. Казалось, его уверенность пошатнулась, но он ещё не был готов признать это.

– Сера тоже может быть альтернативой углероду или использоваться в сочетании с кремнием. Сульфидные соединения играют важную роль в метаболизме некоторых земных микробов, особенно в условиях высокой температуры и давления, таких как подводные гидротермальные источники. Пример – бактерия GFAJ-1, обнаруженная в 2010 году. Она могла использовать мышьяк вместо фосфора в своей ДНК. Хотя последующие исследования показали, что эта бактерия не заменила фосфор полностью, она продемонстрировала способность адаптироваться к экстремальным условиям.

– И что? – спросил Томас, бросив взгляд на меня.

– А то, что пришельцы могут жить среди нас и использовать нашу планету, если их биология также основана на углероде, – ответил я. – Они могут пить кофе и есть творожные пироги, как обычные люди.

Томас поднял на меня взгляд:

– Ты на кого намекаешь?

– В Нью-Йорке много инопланетян, Томас. Они используют биохимические протезы, которые делают их неотличимыми от нас. Но эти протезы нуждаются в регулярной замене, и в такие моменты они уязвимы. По моим расчетам, сейчас в этом кафе из двадцати посетителей только один человек.

– И кто это? – удивился одноклассник, нервно оглядываясь вокруг.

– Это я.

В кафе воцарилась гнетущая тишина. Томас отбросил бумаги на стол и насмешливо спросил:

– Получается, я инопланетянин?

– Да, Томас. Если верить моим расчётам.

– А если твои расчёты неверны? – скептически ухмыльнулся он.

– Я бы так думал, но понимаешь… именно ты сподвиг меня заняться астрофизикой.

– Я? – в его глазах мелькнуло непонимание и доля испуга. Он даже слегка отшатнулся.

– Да. Однажды после тренировки по регби я зашёл в раздевалку и увидел кое-что странное. Это был протез – маска твоего лица. Она разлагалась, и ты попытался смыть её в унитазе, но она застряла. Я её достал и понял, что это была не обычная человеческая кожа. Тогда я осознал, что ты – не человек. Позже я стал за тобой следить и однажды вновь увидел… твой зелёный хвост, который ты аккуратно прячешь в своём теле-протезе. Томас, ваша цивилизация мигрирует к нам. Что случилось с вашей планетой? Почему вы бежите на Землю?

Томас на мгновение замер. Его глаза блеснули страхом и ненавистью, он крепко сжал руки на столе, словно пытаясь сдержать ответную агрессию. Он знал, что я раскрыл его секрет.

Я смотрел на Томаса, ожидая вспышки агрессии, но он вдруг расслабился и захохотал. Его смех был хриплым, почти механическим, но потом лицо его стало серьезным. Томас щелкнул пальцами, издав какой-то странный звук, похожий на шипение, и в тот же миг все посетители кафе повернулись и медленно подошли к нам. Мужчины и женщины, белые и цветные, молодые и старые – все они, словно под гипнозом, сняли свои маски.

Под кожей и чертами человеческих лиц скрывались ужасные рептилоподобные морды. Гладкая, чешуйчатая кожа с зелёным или тёмно-коричневым оттенком блестела в тусклом свете кафе. Глаза – жёлтые с вертикальными зрачками – пристально смотрели на меня, напоминая глаза хищных змей. У некоторых из них были вытянутые морды, обнажающие ряды мелких острых зубов. Вместо носа – лишь две узкие щели, а их длинные раздвоенные языки время от времени выскакивали наружу, словно они пробовали воздух.

– Ты прав, Эрик, – спокойно произнёс Томас. – Я недооценил тебя. В колледже ты был тихоней, не представлявшим интереса, и потому я не брал тебя в расчет. А ты, оказывается, всё знал…

– Да, я знал, – кивнул я. – И теперь понимаю, почему ты хочешь закрыть проект SETI. Ты из созвездия Киля?

– Да, – кивнул Томас, не скрывая больше своей истинной сущности. – Мы прибыли с окрестностей звезды Этау Карина. Она нестабильна и однажды выбросила огромное количество радиации, стерилизовав биосферу нашей планеты. Мы были вынуждены мигрировать, и Земля стала нашим новым домом. Но чтобы адаптировать её под нас, нужно вытеснить вас, людей, из экологической системы. Поэтому мы стимулируем войны, создаём бактериологическое оружие и иными способами сокращаем вашу численность.

– И ты умудрился пролезть в Конгресс, – сказал я, пытаясь держать голос ровным.

– Не только в Конгресс, – усмехнулся Томас. – Наши соотечественники уже давно находятся у власти в разных странах. Президентами в Китае, Северной Корее, Эритрее, Сомали и России тоже являются наши агенты. – Рептилоиды, стоявшие за его спиной, смотрели на меня, как стая хищников, готовящихся к нападению.

– Ты понимаешь, что живым отсюда не уйдёшь? – произнёс Томас, щёлкнув клювовидными зубами. Официант, также рептилоид, нажал кнопку, и жалюзи кафе мгновенно закрылись, отрезав нас от внешнего мира. Шум города стих, помещение погрузилось в полумрак.

Жалюзи, свернувшись, как плотные металлические ставни, полностью блокировали окна. Свет погас, оставив только приглушённое свечение над нами. Воздух наполнился неприятным, влажным запахом – словно затхлый, рептилийский дух этих существ наполнил помещение.

– А если я готовился к подобному исходу? – спросил я, смотря в глаза Томаса.

Тот замер, а затем нехотя улыбнулся:

– Вряд ли. У тебя нет оружия.

– Огнестрельного нет, согласен, – сказал я, доставая из кармана устройство, похожее на смартфон. – Но у меня есть кое-что другое. Знаешь, что это, Томас?

Глаза Томаса сузились, остальные рептилоиды начали пристально смотреть на устройство, готовясь к нападению.

– Я тестировал это на крокодилах и варанах – ваших земных родственниках. Эффект стопроцентный, – я улыбнулся, держа устройство в руке.