Кармела

Алиса Любимова

Кармела

Они – как лёд и пламя. При столкновении всегда отталкиваются, но притяжению устоять невозможно.

ПРОЛОГ

В доме клана

– Девчонку не убивать, на ней и синяка быть не должно. В их коттедже слегка подправьте интерьер. Слегка, Матео. Так, чтобы ваш визит был достаточно заметен, но не более. Нам нужно всего лишь припугнуть драгоценного сеньора Агирре.

Капореджиме Рафаэль восседает за тёмным дубовым столом в кабинете падре, повидавшим немало крови, отпечатки которой хранятся на нём как бы в напоминание о послушании и дисциплине в клане, нарушение которых грозит появлением новых бордовых брызг.

Перед ним в ряд стоят несколько молодых мужчин, уже перешедших порог совершеннолетия, но ещё слишком юных в сравнении с остальными членами семьи. Возглавляет их здоровяк Матео, а следующими идут мрачный Даниэль и новый член банды, совсем молоденький, только-только встретивший своё восемнадцатилетие тирадор, для которого это – первое ответственное задание, которое определит его судьбу. Решающее, останется ли он в клане, или же кончит своё существование здесь.

В их семью тяжело попасть, в отличие от других кланов. Здесь недостаточно соблюсти какую-то дурацкую традицию, вроде первого убийства, грабежа, или отрезания пальца. Нет, нужно доказать, что ты достоин. Падре – Нино – всегда славился своей запредельной жестокостью и требовательностью, о нём ходят разные легенды далеко за пределами Испании. Каждого члена в семью он отбирает и принимает лично, а обычный солдат может увидеть его только два раза – во время вступления в клан, и за секунду до смерти. Именно благодаря этому в их клане всегда полный порядок, ведь из-за неопытных юнцов может порушиться вся бережно отстроенная десятилетями система.

– Капо, а что такого сделал этот Агирре? – тихо спрашивает новичок.

Рафаэль хрипло смеётся, затем каркающе закашливаясь.

– Юнге, мой друг, – начинает снисходительно он, в мгновение ока переходя на грубый тон, – кто был твоим тренером? Неужели тебя не научили, что нужно держать язык за зубами и не расспрашивать меня о деталях дела, если я сам не изволю вам это рассказать?

Даниэль усмехается, глядя на враз сникшего бедолагу. Он вырос в клане. Здесь проходили его детство и юность, он знает правила на зубок, ведь видел, что происходило с теми, кто их нарушал. Новичок прокололся, ещё даже не начав задание, навряд ли он далеко пойдёт.

– Девчонку привезти в поместье, ночь пусть переждёт там, к утру сойдёт с ума от страха, и папочке позвонит достаточно правдоподобно, чтобы тот долго не думал. Ни поить, ни кормить её, глаза не открывать. А утром я приеду сам. – капо расплывается в широкой предвкушающей улыбке.

Даниэль, напротив, мрачен. Он задумчиво молчит, изучая капо и перекручивая в мыслях фамилию "Агирре". Она кажется очень знакомой, он точно слышал её раньше. Но вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, всё никак не получается. Услышав о задании выкрасть какую-то дочурку одного влиятельного человека, первой реакцией была злость. Какого чёрта ему опять досталась чернуха? Однако он быстро успокоился, поняв, что для клана это, похоже, очень важно. Видимо, в этот раз задание действительно серьёзное, если капо взялся курировать его лично, а не передал это подчинённым. Это придало хотя бы каплю радости, в последнее время ему либо давали маловажные дела – в основном разборки с должниками, самое лёгкое и нелюбимое для него, – либо не давали вообще ничего. И он мог бы подойти с вопросами к падре, ведь тот когда-то заменил ему отца, Даниэль рос в клане, но он не решался. В последнее время падре ещё реже, чем обычно, можно было застать в хорошем расположении духа, и, если раньше, когда Дан был совсем маленьким, тот, по-отцовски, многое спускал ему, то сейчас к парню предъявлялись особо строгие требования.

Собрались они быстро и налегке. Прихватив всего пару автоматов и наручники. Что может сделать против них какая-то слабая девка? Матео, на правах старшего сабио, раздаёт указания, и сам садится за руль сантаны – внедорожника, на котором они чаще всего выезжают на задания малым составом.

Он поворачивается к остальным и растягивает губы в широкой ухмылке, спросив привычное: – Ну что, повеселимся?

А затем резко вдавливает педаль газа, разгоняясь до сотки за считанные секунды.

ГЛАВА 1

С трудом разлепив глаза, я сразу натыкаюсь на полную темноту, такую, что на мгновение чудится, будто я осталась совсем без глаз. Сердце заходится в панике, мгновенно заколотившись в два раза быстрее, а в голову стреляет выброс адреналина, из-за чего становится невыносимо жарко, словно температура тела поднялась до сорока градусов, и я нахожусь в лихорадочном состоянии.

Ощущение чего-то инородного на лице на миг успокаивает. Я не ослепла! На глазах оказывается всего лишь очень плотная маска.

Пытаюсь сесть, но чьи-то грубые большие руки, с силой надавив на плечи, впечатывают меня обратно. Становится ещё страшнее. Я даже не способна выдавить из себя хоть слово. Попытавшись заговорить с тем, кто удерживает меня, вместо голоса вырывается лишь жалкий хрип. Горло нестерпимо саднит, а по чуткой коже, в местах прикосновения мозолистых ладоней, сразу пробегают мурашки.

Моментально я оказываюсь охвачена огнём паники, совершенно дезориентированная в пространстве, без малейшего понимания, что происходит вокруг.

Снова пытаюсь хотя бы привстать, но опять, те же самые руки, возвращают меня на место. Ладони грубые и жесткие, их касание я точно запомню надолго. Если выживу. Когда ты лишён едва ли не самого главного – зрения – обостряются все органы чувств, особенно тактильные.

Впрочем, есть и хороший момент. Прикосновение медленно, по крупицам, возвращает воспоминания последнего вечера. И тогда я всё вспоминаю.

Начинает укачивать. Мы едем по хорошей дороге, значит, не за городом. Но всё равно, я ощущаю каждую веточку, попадающую под колёса, или резкое торможение, которое остро отдаёт мне в спину. Едем в полной тишине. Со мной ни разу не заговаривают, а между собой даже не шепчутся, видимо, тщательно скрываясь и не подставляясь лишний раз. Ведь я их запомню.

Я не знаю, сколько мы уже едем, не знаю, кто эти люди, и что им от меня нужно. Но знаю, что убивать меня не собираются, иначе сделали бы это раньше.

Но ощущение неизвестности волнует ещё больше. Уж лучше бы убили сразу.

***

В этот день стоял, как обычно, нестерпимый зной. Хотя уже давно перевалило за полудень и время близилось к позднему вечеру, солнце ещё не торопилось покидать горизонт, от раскалённого асфальта жарило, как в аду, а застойный воздух не спешил разбавить это дьявольское пекло хотя бы лёгким ветерком.

Валенсия находится на пороге самого жаркого месяца – августа, хотя я практически умираю от духоты круглогодично. Ведь здесь не бывает холодно. Исторически сложилось, что практически все валенсийцы полностью адаптированы к такой погоде и легко переносят её, это наша обыденность, а человек всегда подстраивается под среду обитания и мимикрирует. Но это совсем не мой случай. Поэтому в комфортные +20 многие кутаются в куртки, сетуя на "холод", а я же наслаждаюсь и с удовольствием хожу в лёгкой одежде. Я всегда поражаюсь, как люди выносят эту адскую жару. Прожив здесь семнадцать лет, так и не смогла привыкнуть к этому климату, хотя во мне течёт исключительно южная кровь.

Но, справедливости ради, я и сама как пожар – всегда горячая, знойная, и такая же взрывная, папа раньше говорил – вся в мать. Может, поэтому, не выношу высокие температуры, хотя огонь с огнём обычно дружат.

Поскольку сегодня был один из самых жарких вечеров в этом месяце, я, спасаясь от теплового удара, раскрыла все стеклянные двери в нашем коттедже, а сама лежала под вентилятором, который я поставила на максимальную мощность и направила прямо на себя, на огромном диване.

Вентилятор мало помогает, но папа – слишком закоренелый старовер и отрицает всё современное. Он считает, лучше умирать от жары, чем поставить в доме кондиционеры. Денег у нас было немерено, настолько, что мы могли снабдить хоть всю Испанию этими несчастными кондиционерами. Но не свой дом.

Я лежала пластом, в домашней пижаме – топе и коротких шортах, раскорячившись звёздочкой: свободно раскинув ноги и руки по всей площади дивана. Если бы так меня увидел драгоценный папа, он бы непременно отругал меня в своей обычной манере: побагровев до цвета подкопчённой свиньи, громко и до ужаса визгливо – он делал это так часто, что я запросто могла уже слово в слово повторить его нравоучения, и даже мой попугай Вельзевул перенял эту его привычку, научившись верещать также правдоподобно, и часто кошмарил, внезапно взвизгивая как папочка.

Папа обязательно сказал бы, сведя густые брови к переносице и грузно нависнув надо мной: «Кармела, ты опять открыла все двери и позволяешь себе лежать в таком виде! Сколько можно тебе говорить…» и прочие нравоучения. Как будто я совершила что-то ужасное или порочащее его честь. Но я всегда была примерной дочерью. Хотя бы в глазах общественности. Именно такой, как принято в наших кругах.

Почему-то, именно за открытые окна и двери в доме папа ругает меня больше всего. Хотя мы проживаем в одном из самых элитных и благоприятных кварталов Валенсии – Эль-Пла-дель-Реаль, к тому же, весь участок утыкан сигнальной системой, коттедж ограждён от улицы высоким бетонным забором, а въезд на территорию контролируется лично отцом. Без письменного разрешения к нам не может заехать даже моя лучшая подруга. В нашем районе такие ограждения не приняты, но папа всегда стоит на своём до последнего. Как ребёнок, для которого не существует слова «нет».

Поэтому, как только я остаюсь одна, я могу наконец расслабиться и позволить себе делать, что хочу, зная, что за мной никто не следит хотя бы сейчас. Конечно, у нас в доме также стоят камеры. Почти по всем углам, от них практически не ускользнуть, если, конечно, не знать пару хитростей. Но я уже давно придумала как обходить отца, немного пошаманив так, чтобы картинка зависала в нужный мне момент. Также было и с выездом с территории, я знала, как обходить этот контроль. Это всего лишь ложь во благо, так мне хочется думать. Папа пытается подавить меня постоянным надзором, и жутко злится и обижается, сразу убегая за утешением к своей новой жене – моей мачехе – если это не получается.

Как раз сейчас они уехали в театр, на очередную постановку балета «Дон Кихот», который все мы видели уже по много раз, зато целый вечер я могу быть предоставлена сама себе.

Включив телевизор, я верчу книжку в руках, в попытке прочесть, но быстро передумываю, отвлекаясь на фильм. Погода совсем разморила, так, что сил хватает ровно на нажатие кнопок на пульте, в горизонтальном положении на диване.

Солнце начинает постепенно скрываться, с каждым уходящим лучом забирая палящий зной. Хотя в доме остаётся также душно, уже можно переключить вентилятор на скорость поменьше.

На кухне что-то звякнуло. С треском хлопнула стеклянная дверь, ведущая на улицу, что я списываю на появившийся к ночи ветерок, продолжая преспокойно смотреть кино.

В спальне что-то подозрительно щёлкнуло. Скорее всего Вельзевул начал беситься в клетке.

Спустя время, когда наконец устанавливается относительна прохлада, я чувствую себя восставшей из мёртвых. Жизненные силы начинают медленно возвращаться, а вместе с ними приходит дикая жажда и голод.

Спустив босые ноги на бодряще прохладную с рисунком под мрамор плитку, я шлёпаю ими до кухни. Целый день, страдая от жары, я практически не ела, и сейчас просто необходимо восстановить энергию.

Свет на кухне почему-то включен, хотя в последний раз я заходила сюда ещё днём, при свете дня, забрав литровую бутылку воду из морозильной камеры. Неужели оставил отец? Удивительно, ведь своей педантичностью и строгостью он способен превзойти любого, и за не выключенный свет мне достаётся только так.

Открываю холодильник, рассматривая содержимое. Ана, наша домработница, оставила для меня паэлью, но есть её не хочется. Это моё любимое блюдо, и именно оно не удаётся у Аны, настолько, что свою порцию я обычно скармливаю уличной кошке, которая повадилась пролезать к нам на территорию, делая это, конечно в тайне от папы, который непременно прогнал бы животное, и, тем более, от Аны, дабы не нанести ей сердечную травму.

Кроме паэльи из готовой еды ничего не осталось, а делать что-то самой не хочется, я чересчур разленилась за сегодня.

Обреченно вздохнув, закрываю холодильник и тут же застываю от ужаса, взглядом утыкаясь в широкую преграду, которой пять минут назад ещё точно не было.

Проследовав взглядом выше, я застываю в шоке, обомлев. В метре от меня замерли двое мужчин в плотных, не дающих места воображению, черных масках! Один, тут же, сделав молниеносный выпад, хватает меня в тиски, разворачивая так, что я оказываюсь прижата к нему спиной. Тяжёлая рука кольцом обвивает мою шею, впиваясь удавкой и почти полностью перекрывая доступ к кислороду.

Захрипев, я судорожно пытаюсь словить хотя бы глоток воздуха. Кажется, хватит меньше пары минут, чтобы задохнуться.

К нам неспешно подходит второй, доселе безучастно рассматривающий убранство комнаты.

– Сбавь обороты, труп нам не нужен. – глухо командует он, пристально рассматривая моё, скорее всего, уже красно-фиолетовое от нехватки воздуха, лицо.

Первый послушно слегка ослабляет хватку. Ровно настолько, чтобы я, вдохнув спасительный кислород, вновь обмякла в его руках, словно кукла. А дождавшись, когда второй отойдёт обратно, внезапно для бандита вонзилась в его руку зубами, вгрызаясь в неё как дикая львица, месяц проходившая в поисках пропитания и изголодавшаяся по плоти.

В нос ударяет резкий запах грязи. Обладатель этой руки, похоже, редкий посетитель душевой.

– Аааа! – вопит он, разжимая руки, на что второй хохочет. – Девчонка кусается! Ей нужно вставить в рот кляп!

– Или одеть намордник. – хмыкает второй.

– Может тебе что-нибудь вставим?! – огрызнувшись, лягаю грязного отморозка пяткой в живот.

От этого второй бандит смеётся ещё громче, глядя на согнувшегося от боли напарника. А затем, одним резким движением вынув откуда-то из кармана пистолет, он наставляет его прямо на меня!

– Ну хватит игр! – рявкает бандит, посуровев в мгновение ока. – Ты пойдёшь с нами, Кармела Агирре. И на твоём месте я выбрал бы спокойно дойти своими ножками.

Он кивает пришедшему в себя бандиту-неудачнику: – Закончи здесь, – и, обойдя меня, приставляет между лопаток ледяное дуло пистолета, пронизывающее кожу до костей.

– Тебе решать, крошка. – говорит совсем тихо, почти шепча, нежно подталкивая меня оружием к выходу.

– Козёл!

Где-то, краем сознания, я понимаю – оскорблять их опасно. Кто эти люди, и на что они способны, я не знаю. Но в какой-то момент, охвативший меня адреналин, берёт верх над разумом, здравый смысл спешно покидает мою голову, так невовремя замолчав, и теперь меня, кажется, уже не остановить.

Он выводит меня из дома, всё время держа под прицелом и иногда, для проформы, подталкивая в спину пистолетом.

В один момент я не выдерживаю.

– Я засуну тебе эту штуку в рот, если ты ещё раз толкнёшь меня! – откуда берутся силы и смелость на дерзость похитителю, я не знаю. Очевидно, мой мозг решил совершенно отключиться в столь важный момент, иначе объяснить сложно.

– Люблю строптивых, – он щерится в ответ, – но только под собой. Иди молча!

Так мы, выйдя за ограждение, открытое мной по указу типа в маске, быстро шагаем к каким-то кустам, чуть в отдалении от дома.

– Это оригинальное приглашение на свидание, или что? Куда мы тащимся? – снова не сдерживаюсь, чем вызываю только рык за спиной.

– Заткнись!

В кустах вижу припаркованную тачку. Здоровый внедорожник, с таким же здоровенным водителем за рулём, чьи блестящие глаза, виднеющиеся в прорезях, вселяют ещё больший ужас, чем оба похитителя до этого.

– Я туда не полезу!

– Тебя не спрашивают.

Грубо запихнув меня на заднее сиденье, он устраивается рядом, не давая мне отползти подальше.

– Сеньорита Агирре, добро пожаловать в наше вип-такси! – издевательски пропевает водитель. – Сегодня вы особенный гость, едете даже не в багажнике, как обычно остальные. – он глумливо хохочет и снимает воображаемую шляпу, склоняясь к рулю в поклоне.

– Дай мне маску и наручники. – требует у него мой похититель, не обращая внимание на этот спектакль.

Смерив пыл, водитель протягивает ему что-то, похожее на маску для сна, но более плотную и широкую, и остаётся наблюдать за нашей вознёй через стекло заднего вида.

Поднеся маску к лицу, похититель неосмотрительно близко приближает руку ко мне, чем я, конечно же, решаю незамедлительно воспользоваться. На самом деле, действую я быстрее, чем успеваю подумать, поэтому моментально намертво сцепляю зубы на его ладони, яростно прокусывая почти сразу до горячей крови, металлический привкус которой тут же заполняет весь рот.

В салоне внедорожника поднимается паника. А я, довольная собой, только сильнее сжимаю зубы, уповая на то, чтобы этот укус он запомнил надолго, чтобы ему обязательно напоминал обо мне неминуемый после такой раны шрам.

– Вырубай её! – властно кричит похититель, даже не морщась и не пытаясь вырвать руку из моей хватки.

В тот же момент успеваю увидеть только летящий в лицо кулак, а после – лишь темнота и злой голос похитителя где-то на фоне.

– Идиот, тебе было сказано вырубить её – наркотой! А не бить!

И после этого очухиваюсь я уже в дороге.

ГЛАВА 2

Долго бодрствовать мне, впрочем, не дают, прижимая к лицу какую-то мокрую тряпочку.

Я смотрела слишком много криминальных фильмов, конечно, в тайне от папочки, и в них именно так похищали людей – раз, и ты в отрубе. И я была бы полной дурой, если бы позволила провернуть с собой то же самое, поэтому, задержав дыхание, для вида повертев головой и посопротивлявшись, я всё же обмякаю на сидении.

– Не девка, а тигрица какая-то. – шипит, наконец нарушая тишину, кто-то из троих.

По голосу я могу лишь предположить, что именно этот тип первым испытал мои острые зубки на своей руке, и еле удерживаюсь от злорадной ухмылки.

– Нехрен было возиться с ней, тирадор. – громоподобно припечатывает голос совсем рядом со мной.

Дрогнув и едва не выдав своё бодрствование, я напрягаюсь всем телом. Это тот, который угрожал мне пистолетом. Похоже, главарь. И это ему принадлежали грубые руки, мешающие мне встать, а ещё, я поняла только сейчас – мои ноги лежат на его бёдрах, а между нашей кожей лишь тонкая ткань его брюк. Становится обжигающе горячо, как будто кипятком обдало. До этого у меня не было физических контактов с мужчинами, только если с отцом. Но это… совсем другое. А отсутствие зрительного контроля прибавляет остроты всей ситуации. Надеюсь, в темноте не видно, насколько сильно я краснею.

Нет, Кармела, это не то, что должно заботить тебя сейчас! Ох, совсем не то…

– Можно мне снять маску? – помолчав, капризно тянет тот же голос, обладателя которого назвали тирадором.

– Если хочешь сдохнуть – попробуй. – выдыхает сквозь зубы мой сосед, сжимая руку на моём бедре.

Видимо, тот начинает знатно его злить.

– Не пугай мальчонку, Малыш. Вспомни себя таким же неопытным юнцом. – к ним прибавляется третий голос, в котором я узнаю водителя.

– Ты слишком добр к ним, Медведь. – в тон ему усмехается мой похититель.

Как странно они обращаются друг к другу… Это какие-то бандитские клички?

– А девка ничего так. – подмечает вновь заговоривший после небольшой паузы противный водитель.

Из всей тройки он показался мне самым мерзким, начиная с пустого животного взгляда и заканчивая его сальными речами.

– Надеюсь, падре оставит её нам порезвиться.

Его омерзительную ухмылку, кажется, можно увидеть даже с завязанными глазами, она прекрасно читается по его интонации голоса.

– Я даже жалею, что за рулём, а не на заднем сиденье с этой крошкой… Малыш, может поменяемся? – он всё никак не унимается, а меня начинает мелко потрясывать.

Кажется, у меня начинаются рвотные позывы. В голове мелькают картинки, ЧТО он может со мной сделать. Что все трое могут со мной сделать! Нет! Я лучше сдохну, чем эти животные коснутся меня!

И кто такой этот падре? Святой отец? Но как он с ними связан? Я знаю только одного падре – нашего священника Луиса Гарсиа Рико в церкви Сан-Николас, в которую раньше меня каждую неделю исправно водил отец. Сейчас он слишком занят для этого, но мы всё равно посещаем церковь хотя бы раз в месяц и исповедуемся святому отцу.

Как много вопросов и ни одного ответа, а также ни малейшего понимания, что делать дальше. Уж лучше бы они просто убили меня!

Пока в моей голове крутятся судорожные мысли и догадки, разговор похитителей меж тем продолжается.

– Я думал, тебя интересуют ровесницы, а не маленькие девочки. – с ленцой в голосе откликается второй рядом со мной.

Мне, вообще-то, скоро восемнадцать!

– Не такая уж она маленькая, – хмыкнув, водитель, я уверена, вновь сально улыбается. – К тому же, очень даже горячая.

Козёл.

– Но явно неопытная. – продолжает мой сосед.

Это что, так плохо??

– Тем интереснее… У меня ещё не было девственниц. – могу поклясться, это животное облизнулось, я вижу это даже с закрытыми глазами.

Господи Боже, меня сейчас вывернет, какой же он тошнотворный! Сейчас я разрываюсь между дичайшим страхом и каким-то странным возбуждением, словно предвкушая – что же будет дальше. Похоже, я ненормальная.

Сосед молчит на высказывание козла. Мои ноги всё ещё остаются лежать на его бёдрах, и иногда он, словно забываясь, начинает поглаживать их, почти незаметно, лишь подушечками пальцев, слегка щекоча, от чего у меня рефлекторно бегут мурашки по всему телу, а мышцы начинают сокращаться.

Помня о том, как едва не прокололась, я пытаюсь максимально расслабиться, и когда мы наконец останавливаемся, а тот, небрежно сбросив мои ноги с себя, начинает отнюдь неаккуратно вытаскивать из машины моё тело, не дрогаю ни единым мускулом, безвольным грузом обвисая в его руках.

– Неси её в спальню, – распоряжается водитель. – Прикуёшь наручниками, глаза не открывай. Проснётся – будет орать, плакать – не отвечай. Пусть девка будет горяченькой к утру.

В голове тут же созревает план. На моей стороне эффект неожиданности. Ждать утра я точно не собираюсь. Сомневаюсь, что мне принесут завтрак в постель и чем-то обрадуют. Тем более эти дуболомы навряд ли ждут чего-то от маленькой хрупкой девушки, раз меня понесёт всего один похититель, пока двое других остаются на улице.

В машине всю дорогу было невыносимо душно, возможно, это из-за страха. При малейшем стрессе я всё время начинаю потеть словно свинья. Поэтому, когда меня выволакивают на свежий воздух, я сразу вся покрываюсь мурашками. Ветер проходится по телу, он тёплый, как и всегда, но для меня кажется обжигающе холодным. С трудом останавливаю себя, чтобы не свернуться в комочек, прячась от него, прямо на руках похитителя.

Наконец он заносит меня в помещение. Идёт так стремительно, словно в руках у него максимум тарелка супа, а не моё несчастное тело.

Мы поднимаемся по ступенькам. Лежать неподвижно, притворяясь без сознания, становится всё тяжелее – от его рук слишком больно суставам под коленками и спине, а напрячь тело, чтобы облегчить боль, я не могу, ведь сразу выдам, что нахожусь в сознании.

Останавливаемся. По звуку открывающейся двери понимаю – мы на месте, и это последний шанс попробовать выбраться.

Дождавшись, когда он занесёт меня, я отталкиваюсь от него связанными руками, и кулем падаю прямо на бетонный пол, тут же через боль откатываясь в сторону. В глазах темнеет, спину пронзает острая резь, но я не обращаю на это внимание, быстро вскакивая на ноги, наконец срывая маску с глаз и пытаясь сфокусировать взгляд на мужчине. Это оказывается самым сложным. Я едва ли могу стоять на ногах, а зрение возвращается медленно. Коротко мазнув взглядом по обстановке вокруг, едва не взвизгиваю от ужаса, вовремя прикрывая лот ладонью. Стены из голого, местами как будто чем-то пробитого кирпича, бетонный пол, железная дверь и, надеюсь, моему воспалённому сознанию это только кажется, – бордовые капли на ржаво-рыжих стенах, напоминающие брызги крови. Это место больше походит на пыточную, а не "спальню", как его ласково обозвал водитель.

Мы замираем друг напротив друга. Он – хищник, а я – его добыча.

Пытаясь рассмотреть его в мельчайших подробностях и запомнить каждую деталь, впериваю взгляд в похитителя. Всё его тело скрыто от глаз за тканью одежды, но я успеваю уловить мелькнувший хвост татуировки на руке, обвивающий запястье и скрывающийся дальше в рукаве. По фигуре и голосу это точно молодой парень. А ещё я запоминаю глаза – тёмные, почти чёрные, как будто поглощающие весь свет в комнате. Лицо же скрыто за тёмно-серой маской, грубой и угловатой, словно вырезанной из камня.