Наставник

Снова ставит перед выбором. Не хочу ничего решать!..

Ты уже приняла решение, Макс! Жалкая мокрица, словно бумажный пакет в луже под дождем. Соберись! Хватит уже разлагаться!

Молча сажусь в кресло и, задрав правую штанину, выставляю ногу вперед. Рик наклоняется и аккуратно защелкивает у меня на лодыжке суровое украшение. Затем продевает дужку замка через скобы и коротким движением смещает ползунки с цифрами.

Холодный металл касается ноги только по краям. На внутреннюю поверхность приклеена мягкая кожаная вкладка – варварский девайс оказывается сносным.

– Цепь сматывается сама, – довольным тоном продолжает Рик. – С ног не собьет, но и спотыкаться о нее не придется. Свет, ты, наверное, уже поняла, включается автоматически. Следующий прием пищи в одиннадцать, потом в три. Я вернусь вечером, поужинаем вместе. – Проникновенно смотрит мне в глаза, словно пытается прочитать мысли. – Хорошо меня поняла?

– Да, сэр, – отвечаю с привычной сдержанностью, но уже проклинаю себя за то, что не покинула треклятый бункер, когда Рик вспылил. Ведь могла! Выйду ли теперь на свободу?

– И читай на совесть. Потом обсудим, – напоследок бросает Рик и направляется на кухню.

Следует взяться за чтение. Пролистнув вводное «от автора», принимаюсь сразу за первую главу. Буквы складываются в слова, слова в предложения, читаю – но не понимаю ни слова. Все мысли только о цепи, которая лишила меня свободы. Вдруг случится пожар? Или бункер затопит? Я же не смогу выбраться и останусь погребена в этом бетонном склепе! Цепь такая, что не перегрызешь – не разломаешь! Хотя цепь – лишь одна из проблем. Дверь тоже заперта!

Расслабься, Макс, и отдайся на волю судьбы. В случае бедствия ничего не поможет.

Волевым усилием заставляю себя перестать гонять нерадужные мысли. Рик наверняка накажет, если ничего не прочитаю.

Нехотя возвращаюсь в начало книги. Во введении автор пишет, что прошел долгий и непростой путь, прежде чем научиться добиваться целей. Замечаю фразу, которую Рик вчера произнес слово в слово – «чтобы достигать целей, надо научиться их ставить». Получается, он читал эту книгу? Дал из своей библиотеки? По нему и не скажешь, что когда-то у него были сложности с целеполаганием.

Прочитав вступление, перехожу к первой главе под названием «Цели большие и маленькие». Звук захлопнувшейся двери отрывает от чтения – из кухни появляется Рик в белой футболке-поло с желтой полоской по краю рукава и бежевых шортах до колена. Белые носки и кроссовки оттеняют загорелую кожу ног. Одет так, будто собирается играть в гольф. Модный и эффектный образ – взгляд не оторвать. У него отличный вкус!

Приблизившись, еще раз назидательно рекомендует читать внимательно, затем прощается и снова скрывается в кухне. Как будто только показаться вышел. Провожая его взглядом, машинально удивляюсь, почему он туда пошел – дверь же в другом месте. Хотя как знать, может, способов выйти отсюда несколько. Иначе зачем бы ему сажать меня на цепь, как собаку?

6. День второй

Покидаю бункер на лифте. Макс наверняка догадается о существовании второго выхода, но не сможет добраться до него. Торжествующе улыбаюсь. Цепь не позволит ей проникнуть даже в мою спальню. В памяти невольно всплывает момент, когда я понял, что такая мера необходима. В бункере тогда сидел очередной проходимец, умолявший помочь слезть с наркоты. И как-то вернувшись, я столкнулся с ним нос к носу, когда он пытался взломать дверь, ведущую к лифту.

За это я вышвырнул его – плевать, что с ним станет. Но урок усвоил и в тот же вечер вмуровал самосматывающуюся бобину в стену у журнального столика. С тех пор c удовольствием сажаю подопечных на цепь. Сладостное чувство контроля и власти опьяняет.

Мысленно возвращаюсь к Макс. Ее слабые потуги сопротивляться забавляют. Упрямится вяло и не из строптивости, а из страха – это особенно ласкает душу. Боится меня. В отличие от других воспитанников, почти безропотно дала заковать себя. В ушах все еще стоит ее напряженное дыхание и отчетливый щелчок замка на стальной манжете. Стоило чуть надавить – и сдалась.

Меня все больше занимает ее податливость. Насколько далеко она зайдет? Насколько далеко зайду я? Не смогу ведь отказать себе в удовольствии издеваться, проверяя рамки дозволенного. Хотя уже и не знаю, стоит ли вынуждать ее бежать. Пока она – единственная девчонка, которая дотянула до первого утра.

Запланированная встреча на поле для гольфа через час, успею заехать за кофе и сделать пару звонков. Сажусь в машину. Под тихое ворчание мотора климат-контроль включает кондиционер. Прохладный воздух обдувает лицо и грудь. День снова будет жарким. А вечер – мечтательно представляю новую тренировку Макс – еще жарче!

Нажимаю на газ. Машина отчаливает от узкого тротуара промзоны на востоке города и плавно набирает ход. Меня ждет фраппучино из автомата с протеиновым батончиком на заправке и поле для гольфа. Интересно, что теперь понадобилось окружному судье?

***

Оказалось, судья решил проверить верность своей новой жены. Молодая бестия, по его мнению, подозрительно себя ведет. Похоже, у них уже пахнет разводом. Плевая задачка, но с Макс мне не до слежки за беззаботными барышнями. Может, я еще об этом пожалею, но судье приходится отказать. Сослался на занятость в штабе, хотя это не было совсем ложью – маньяки не спят, как и банды. Не проходит и недели, чтобы не объявился очередной кровавый убийца. И хорошо, если он не оказывается серийным.

После обеда заезжаю в штаб. Свою работу по делу я закончил еще вчера, и Рональд – шеф и наставник – меня не вызывал. Но на всякий случай появиться стоило – сказать «привет» аналитикам, пожать руку коллегам-агентам. Покинув кабинет главы отдела, перекидываюсь парой слов с руководителем группы Майком и с чистой душой уезжаю.

Планируя вечер, внутренне ухмыляюсь. Макс наверняка не придала значения словам об уборке. Она действительно приберет свой свинарник. А я убью несколько зайцев одним камнем – отберу еще часть ее свободы и заодно посмотрю, на что она способна. Может, она вообще неряха – тогда придется прививать еще и аккуратность.

После, если уборка меня устроит, прогуляемся в парке в качестве поощрения. Кнут-то для всех один, а вот пряники следует подбирать под каждого конкретного «клиента». Посмотрю, как на Макс подействует запах свободы.

В бункер возвращаюсь раньше, чем обещал – в начале шестого. Удачно – как раз будет время посмотреть, выполняла ли Макс мои указания. Хотя, чем дольше она не знает о камерах, тем приятнее будет смотреть на ее физиономию, когда я дам понять, что могу видеть ее в реальном времени. Еще одно ограничение свободы. В моей практике были такие, кто уходил после известия о видеонаблюдении. Интересно, как отреагирует моя дюймовочка?

Нарочно оставляю Эскаладу за закрытыми воротами рядом с люком вниз и спускаюсь по лестнице. Краем глаза замечаю удивленно-обрадованный взгляд Макс – поди испереживалась, воображая себе мрачные картинки грядущего будущего! Прохожу по залу, не замечая подопечную, с сердитым, погруженным в свои мысли видом. Направляюсь прямиком в спальню просмотреть видео. На ускоренной перемотке это займет с четверть часа.

Удивительно! Девчонка ни разу не нарушила правил! Поела четко в одиннадцать, затем в три пополудни. Все остальное время пила чай и читала книгу. Не прикопаешься!

Ее скрупулезная старательность впечатляет! По телу теплой волной разливается предвкушение – похоже, легко сдаваться она не собирается. Но мне ведь и нужно, чтобы было нелегко?

Переодеваюсь в любимую одежду – джинсы и рубашку, – кладу в карман очки для сна и без четверти пять с тем же суровым лицом выхожу в общий зал. Макс, сидящая в кресле поджав ноги, поднимает глаза, и взгляд наполняется страхом. Не знает, что сделала не так, но уже готова к тому, что я ее накажу. Накатывает возбуждение. С трудом сохраняю каменную маску.

– Сколько прочитала? – без приветствия спрашиваю колючим голосом.

– Семьдесят… – открывает книгу, смотрит на номер страницы, – две страницы, сэр.

Черт, и читала на совесть! Я и не рассчитывал, что она прочтет все сто пятьдесят страниц, но семьдесят – определенно больше, чем я ожидал.

– Хорошо, – бросаю сухо и направляюсь в кухню.

По дороге жестом зову воспитанницу за собой – если не заметит, будет за что ее отчитать. Но она смотрит мне вслед и сразу подскакивает с кресла. Уже забытый металлический шелест цепи будоражит слух. Достаю заготовленные на вечер контейнеры с едой. Ночью я сварил рис, к нему будут мидии и креветки в рассоле. Ловлю себя на мысли, что наслаждаюсь безвыходностью ее положения – я запретил ей говорить, а значит, и попросить о другой пище она не сможет. Нравится или нет, будет питаться так ближайшие пару недель. Да, однообразно, зато полезно. И калорий немного.

Грею в микроволновке рис, раскладываю морских гадов по тарелкам, на стойку ставлю специи и соль. Макс наблюдает за мной так же восхищенно, как утром. Неужели за тобой вообще никто не ухаживал, девочка? Где же твое самоуважение? Как можно встречаться со скотами, которые даже поесть не приготовят?

Едим молча. Нарочно не говорю с ней, а она соблюдает правило. Умница. Мне нравится, что она умеет подчиняться, но пока кажется, что она только это и умеет. Ничего, я еще выясню, что заставит тебя взбунтоваться, девочка.

Макс без аппетита поедает рис и с тенью отвращения смотрит на морепродукты. Не прикасается. Плевать – ей голодной ходить. А если ей не будет хватать сил на тренировки, будет повод наказать лишний раз. Я только в выигрыше.

В отличие от воспитанницы, я ем морепродукты с удовольствием. Порция быстро подходит к концу. Переставляю тарелку в мойку.

– Приготовь чай, когда доешь. Даю пять минут, – последние указания. – Жду в зале.

Отправляюсь за журнальный столик. Хочется покурить с комфортом. Макс приходит через пару минут. Усаживается напротив и берет сигарету. Уже не торопится хвататься за зажигалку. Быстро учится! Похвально! Улыбаюсь и подношу огонь, но покурить ей все равно не дам. Хаха!

– Я обещал тебе, что ты сегодня уберешь свою квартиру, – говорю требовательно и жестом подзываю к себе.

Подчиняется сразу – тушит недокуренную сигарету, обходит столик и останавливается напротив. Снова глаза, как у испуганного олененка. Как же приятно видеть ее страх! Она боится моей непредсказуемости. То ли еще будет, девочка! Я только разогреваюсь!

Наклоняюсь и, повернув колесики замка, освобождаю ее лодыжку.

– Сейчас мы поедем туда, – продолжаю тем же тоном. – Я оставлю тебя на два часа. Когда вернусь, все должно блистать. Не справишься – знаешь, чем все закончится.

Макс едва заметно бледнеет, но кивает и рапортует согласие. Бедняжка, как же ей страшно! Она ведь уже уяснила, что я запросто причиню ей боль. Вдруг я буду придираться? А может, на уборку потребуется больше двух часов?

– Иди за сумкой, – киваю в сторону коридора в ее каморку. – И ключи от дома захвати.

Возвращается через минуту, сжимая ручки спортивной сумки в маленьком кулачке. Вены набухли – нервничает. А знатно я ее напугал. И это не предел!

Вытаскиваю из кармана маску для сна и передаю ей. Плечи понуро опускаются – явно не хочет снова напяливать ее, но понимает, что иначе на поверхность не выйдет. На лице отражаются душевные терзания. Теребит в руке отстроченный клочок ткани и наконец натягивает на лицо. Можно идти.

Привычно беру за локоть и веду к главной двери из бункера. Она должна помнить путь, значит, сможет сама сосчитать ступени. Черт, почему не получается отделаться от дурацкого желания подстраховать? Или хотя бы предупредить, куда наступить? Разумом понимаю, что она и без подсказок справится, а в душе кипит и пузырится неведомый до этого коктейль чувств. Неужели беспокоюсь за нее? Что за ерунда? Оступится – будет наказана за неуклюжесть! Если, конечно, останется что наказывать.

Управляемый пневматикой люк плавно распахивается над головой. Жаркий летний воздух обдает пылью. От Эскалады слегка несет запахом бензина.

Помогаю Макс выбраться, веду к машине. Под пикающий звук сигнализации, двери разблокируются. Открываю заднюю и, придерживая за голову, усаживаю воспитанницу внутрь. Принимается боязливо ощупывать переднее кресло и сиденье, на котором сидит. Захлопываю дверь и сажусь за руль.

Климат-контроль начинает охлаждать салон. Включаю музыку, с пульта открываю ворота и выруливаю на дорогу. Поворачиваю зеркало заднего вида, смотрю на Макс. Маска на месте, пристегнулась. Сидит смирно. Нет, ее покладистость просто завораживает!

Втапливаю газ, быстро покидая пределы промзоны.

– Можешь снять маску, Макс, – произношу снисходительно на середине пути. Пусть благодарит за одолжение.

– Спасибо, сэр, – выдыхает с облегчением и снимает с лица очки для сна.

Озирается. По лицу вижу, что узнает места. Вот-вот, и прибудем в твое родное зловонное гетто, девочка. Этот район вызывает отвращение, стоит вспомнить дома и алкашню у подъезда.

Вот и поворот в убогий райончик. Сбавляю скорость и медленно тащусь по вусмерть убитой дороге. Не хватало еще тут подвеску оставить! Ветер гоняет пыльную поземку, колышет сухие стебли в полуразвалившихся клумбах. Солнце клонится к горизонту, а алкоголики так и играют в шашки. Похоже, живут на пособия. Но разве это жизнь? В таком-то отвратном месте?!

Паркую автомобиль прямо у подъезда Макс. По глазам вижу, что ей тут неуютно. Краснеет, ерзает, безрезультатно тянет за ручку двери в попытке скорее выскочить и юркнуть в подъезд. На замке защита от детей, девочка! И тебе придется прочувствовать весь стыд до последней капли.

Открыв дверь, подаю руку. Цепляется влажной ладонью и выбирается на улицу. Со стороны это выглядит, будто ее привез личный водитель. Снова раздаются аплодисменты ее «синих» знакомых. Совсем жидкие, удивленные, но все равно унизительно. Да, алкашня удивляется, что тебя к дому дважды привез один и тот же мужчина. Вот, до чего докатилась, девочка!

Макс, не глядя в их сторону, поспешно направляется к подъезду. Пикает ключом домофона. Открываю скрипучую дверь. В окна на лестницу проникает слабый свет, но его все равно не хватает. Передаю Макс телефон с включенным фонариком, чтобы подсвечивала путь. Ступени трещат и стонут. И выглядят так, будто прямо сейчас рассыплются под ногами. Перила больше похожи на американские горки. Ступаю аккуратно, четко по залитым белым светом пятнам.

Ну наконец-то! Последний этаж. Дошли. И ведь мне еще два раза проходить этот путь в одиночку! Ну и дыру ж ты нашла, девочка!

– Сейчас семь, – нарочито вскидываю руку с часами. – Я вернусь за тобой в девять. Постарайся, чтобы мне не пришлось тебя наказывать.

– Конечно, сэр, – почти шепотом отвечает Макс.

Забираю телефон и киваю на замочную скважину. Неуверенно роется в сумке. Ощущаю, как на затылке шевелятся волосы – неужели забыла?! С выдохом облегчения через пару секунд находит. Ох! Остываю. Даже не представляю, что бы я с ней сделал, оставь она ключ в бункере. Повезло ей на этот раз.

Терпеливо дожидаюсь, пока она скроется за дверью. Время пошло, девочка. Снова включаю фонарик и начинаю спускаться. Черт бы подрал эту отвратительную лестницу! Хотя… плевать. Если все пойдет, как задумано, мне не придется больше по ней подниматься.

7. Уборка в клоповнике

Поднимаясь в квартиру, стараюсь вести себя непринужденно, но сковывающий страх делает движения дерганными. Рик идет следом. Как и в прошлый раз, подсвечиваю путь его телефоном. Чувствую на себе прожигающий взгляд и представляю, как он кривится при виде переполненных урн и брезгливо косится на латиносов.

На лестничной клетке последнего этажа Рик забирает телефон и требовательно говорит, что явится за мной в девять, через два часа. Он любит выполнять обещания. С одной стороны, это подкупает – ведь он дал слово мне помочь. А с другой – слова бывают разными. А некоторые и вовсе угрозы. И их он тоже сдержит. По коже пробегает прохладная волна – не успею убрать, он снова причинит мне боль. Страшно представить, что придумает на этот раз.

Дверь за спиной захлопывается, оглашая квартиру глухим «кхххр» по косяку. Ее от влажности повело, заедает. В нос сразу забирается запах тухлятины, пыли и плесени. Оглядываю свой бедлам. После аскетичной пустоты и чистоты бункера, это место кажется помойкой. Поганым бомжатником скваттеров. По полу валяется одежда, в раковине гора немытой посуды, пыль толстым слоем лежит на всех поверхностях и мельчайшими искрами пляшет в полоске закатного солнца, которое пробивается сквозь неплотно зашторенные занавески. Все так же, как я оставила это вчера, забрав скудные пожитки перед переездом в бункер. Хех, уже говорю «переезд». Выходит, смирилась с тем, что Рик оставит меня там на неопределенный срок? Нет, срок определен, он сам сказал. Мне осталось тридцать восемь дней вместе с сегодняшним. И я получу от них все, что только можно!

Бросаю взгляд на дремлющий компьютер. Проскакивает мысль – как же мои знакомства? Поди, там потеряли уже девушку Максимилиану? Делаю пару шагов и останавливаюсь. Нет, на это нет времени. Да и Рик с его связями вполне может мониторить мои аккаунты. Он собрал обо мне много информации, как знать, может, он и до соцсетей добрался?

Все же бужу компьютер и включаю музыку с диска. Так вернее – не стоит светиться в сети. Плейлист вразнобой, но первой попадается «Waffentrager» какого-то западноевропейского исполнителя. Имя запоминающееся, Андриус. Ставлю на репит – то, что надо для энергичной работы.

В кухне нет занавесок и достаточно светло. Собираю грязную посуду и заливаю водой в раковине. Хотя, чем мыть, ее, наверное, уже проще выкинуть. Иду в комнату и безжалостно разрушаю интимный созданный шторами полумрак. Открываю настежь единственное грязное окно. Помыть бы тоже, но это уже из разряда фантастики.

Свежий воздух разбавляет гнилостную вонь. Веду носом. С улицы еще веет жаром, но уже пробивается аромат вечерней прохлады. Подбирая валяющуюся одежду, натыкаюсь на черную рубашку, в которой любила ходить на работу. Выходит, валяется тут все три недели?! Вспоминается последний день. Расчет. Как получала чек в кабинете директора. Пальцами-сардельками пододвинул продолговатую бумажку к моему краю стола, улыбнулся неискренне, повиливая тройным подбородком, затем поправил галстук, словно приосаниваясь, и проговорил что-то дежурное, вроде «было здорово поработать вместе!» Да, проходя по нашему опенспейсу, ты со мной даже не здоровался, жирный боров! Ты имя мое узнал только что, выписывая чек!

Накатывает злость. Рука до боли в суставах стискивает ткань. С размаху швыряю рубашку на пол, напрыгиваю и начинаю яростно топтать. Тебя там замечали от силы пара человек, Макс! И то, потому что вы сидели за соседними столами. Безликая амеба! Шмыгаю носом, вытирая пару слезинок. Нет. Это в прошлом. С Риком все изменится. Уже начинает меняться! Он лишь показал, какой никчемной я была.

Успокаиваюсь. Не время раскисать. Надо все успеть. Чтобы не оказаться вне игры.

Поспешно собираю одежду с пола, снимаю постельное. Найденную среди прочего любимую пижаму закидываю в сумку. Рик велел найти что-то для сна. Это подойдет.

В ванной нет света, в потемках закидываю белье в стиральную машину. Хорошо, хоть что-то работает в этом клоповнике! Выставляю режим часовой стирки. Так и развесить успею!

Бардак стремительно убывает. Пора убрать пол. Теперь, когда его не захламляют вещи, кажется, что подмести и вымыть его не составит труда. И что мешало сделать это раньше? Что-что?.. Разве не помнишь, Макс? Ты киснуть начала еще до увольнения. Чего теперь от себя хочешь? Как сбросила рабочую одежду, так и не пыталась ее даже поднять. А дальше все только копилось.

Рьяно мету рассохщийся паркет, собираю пыль из-под кровати, тумбы, компьютерного стола. Я больше такого не допущу. Я все исправлю! Вытряхиваю в мусор пепельницы – аж три штуки собралось под монитором – и закидываю в раковину к остальной посуде. Набираю ведро воды. Придется добавить средство для мытья посуды – другого нет.

Пена, ослепительно белая на фоне коричневого в темных разводах пола и блеклой серо-сизой икеевской мебели, завораживает. Любуюсь на переливающиеся пузыри, множащиеся с каждым движением. Ноздри ласкает приятный запах лимонной свежести.

Мою пол дважды. Комната небольшая, успеваю еще до завершения стирки. Делаю перекур, благо так и не вытащила сигареты из сумки. Стиралка пищит заводной мелодией из шести нот, сообщая, что закончила. Развешиваю одежду на сушилке, а постельное белье отправляется на дверь. Накопилось столько, что приходится изворачиваться.

Берусь за посуду. Убогие фаянсовые тарелки и несколько кружек уже отмокли и зародившаяся в них новая жизнь отскребается легко. Жесткой мочалкой оттираю ободки чайного налета. Посуда заканчивается минут за пятнадцать. Waffentrager звучит в ушах, хочется танцевать.

Чистые чашки и тарелки – благо их немного – стекая, устраиваются рядом с мойкой на сухом полотенце. Принимаюсь за чистку плиты. Внутренне улыбаюсь —последние недели я питалась продуктами быстрого приготовления и почти ею не пользовалась. Чему ты радуешься, Макс? Сэкономила на мытье конфорок?! Ты, как бомжара, жрала убогую лапшу из пластикового пакета! И разжирела, как свинья! Лучше бы хоть что-то готовила!

Покончив с кухней, направляюсь к шкафу. В нем чистой одежды осталось всего ничего – пара маек и одни джинсовые шорты. Все равно даже их складываю аккуратно на случай, если Рик заглянет и сюда.

Из шкафчика под раковиной выуживаю затянутую паутиной щетку для уборки пыли с мягкой синтетической щетиной. Чем-то напоминает пипедастр, такая же цветастая и веселенькая. Собираю пыль с компьютерного стола, прикроватных тумбочек и прочих горизонтальных поверхностей, затем  прохожусь по дверным косякам. В фильмах видела, что именно так требовательные проверяющие определяют качество уборки.

Бросаю взгляд на простенькие настенные часы над дверью, которые купила на барахолке. Показывают 8:40. У меня еще двадцать минут до возвращения Рика. Он наверняка снова не опоздает ни на минуту, как и не заявится раньше.

Окна за это время не помыть. Накрывает отчаяние – он ведь сказал «все должно блистать». Усилием воли останавливаю панику и открываю настежь створки еще и в кухне. Буду надеяться, что проверять чистоту стекол он не станет.

Натягиваю резиновые перчатки по локоть. Телефон за сутки сел, так что сантехнику в ванной мою в потемках. Хоть так. В любом случае запах хлорки покажет, что я не обделила вниманием унитаз и душ. Сама удивляюсь, откуда вдруг взялось столько сил! Я ведь за каких-то без малого два часа сделала генеральную уборку во всей квартире! Даже до увольнения я убирала только частично – в один день кухню, в другой – комнату. А сегодня все и за раз! Потому что выспалась? Или потому что до смерти боюсь гнева Рика? Наверное, все вместе. И к этому прибавилось яростное желание измениться.

Ставлю чайник. Рик вернется с минуты на минуту и будет рад, наверное, выпить чаю. По крайней мере, я проявлю гостеприимство.

Чайник вскипает. Раскладываю по кружкам пакетики чая, достаю сахарозаменитель из серванта. Я уже давно перешла на него, в бункере это не стало ударом. Выхожу в коридор, стою перед дверью в тревожном ожидании. В голове перебираю, все ли теперь блистает. Кажется, все. Сердце тяжело бухает за грудиной, напоминая о вчерашнем толчке. Что будет, если Рик обнаружит грязь, которую я пропустила? Снова ударит? Прямо здесь? По телу пробегает судорога. Прекрати трястись, Макс! Ты старалась. А если накосячила, имей мужество заплатить за это! Хватит быть тряпкой!

Створка отворяется без стука. На пороге появляется Рик. Немного усталый, скользит по мне скучающим взглядом и заглядывает за плечо, в комнату. В глазах появляется огонек азарта.

– Ну что, Макс, все убрала? – спрашивает с хитрым прищуром.

Грудь наполняется теплотой и гордостью, выпрямляется спина, расправляются плечи.

– Да, сэр, – отвечаю с довольной улыбкой.

И вправду очень собой довольна. Впервые за последние месяцы ощущаю удовлетворенность.

Рик кивает и бесцеремонно направляется в спальню. Проходит мимо компьютерного стола, проводит пальцем по тумбе вдоль стены. Затем окидывает взглядом заправленную кровать и идет к шкафу. Торжествующе улыбаюсь – там полный порядок! Оборачивается, смотрит с легким удивлением, затем подходит к двери и трогает верхнюю планку косяка. Так и знала! Смотрит на пальцы, удивляется еще больше и направляется в кухню.

Его взгляд цепляется за только что вскипевший чайник с поднимающимся от носика паром, переходит на кружки с пакетиками чая, скользит по чистой посуде рядом с мойкой и возвращается ко мне.

– И чай сделала? – наконец-то вижу улыбку. Настоящую, добрую! Но она мгновенно становится ехидной, а потом и вовсе сходит с лица. Деловито продолжает: – Времени мало. Покурим за чаем и пора ехать.