Немир

– Магистр сказал, что хочет назначить служебное расследование, ты слышал? – с явным удовольствием сообщил Рамзес. – Ага, так они ему и позволили!

– Он должен был реагировать, – тихо сказал Хранитель. – Он – Глава Немира.

– А сильфанеи ведут себя так, словно они сами по себе. По мне так лучше пусть перебьют друг друга…

– Вы о чём? – поинтересовался Ленни.

– Кто о чём…

– И кто это сделал? – безучастно поинтересовался Амбер, не отвлекаясь от темы.

– Ну, наверно, силы Тьмы.

Ленни улыбнулся. Он не сомневался, что Рамзес говорит в переносном смысле – а как иначе? Но, взглянув на Амбера, он был поражён: Хранитель отнёсся к сказанному со всей серьёзностью. Сняв очки, он уронил их в маслёнку, и, забыв, так и оставил там.

– Невозможно, – заметил Амбер, потирая глаза. – Силы Тьмы никогда не пошли бы на такое без санкции Магистра. Это означало бы хаос и нарушение отчётности. Разве что… – он помедлил. – Разве что у них самих произошёл внутренний раскол.

– Тоже мне новость! – заявил Рамзес и покрутил пальцем у виска, – Ведь политическая ситуация…

– О чём вы? – повторил Ленни, и вызвал этим красноречивую паузу. Собеседники взглянули друг на друга, синхронно пожали плечами, и Рамзес высказался, ни к кому не обращаясь:

– Ха. Он газет не читает. Только книги.

– Читаю, – возразил Ленни, слегка покраснев, – но там пишут о каком-то беспределе…

– Они так называют Конец Миров, – пояснил Амбер. – А другого вроде и не предвидится.

– Вообще всех миров… сразу?

– Ну да. И Вселенная возвратится к Первозданной Чистоте.

– И что, это хорошо? – с сомнением поинтересовался Ленни.

– С позиции человечества это слишком глобальный процесс, чтобы давать ему оценку. Беспределу будет, естественно, предшествовать гибель цивилизации, но я не поручусь, что она уже не состоялась. Каждая цивилизация со временем сходит на нет. И чем больше гордится она своим могуществом, тем быстрее её падение. Некоторые видят в этом злую волю ревнивых богов, – Амбер пожал плечами. Он стоял возле плиты в ожидании, когда закипит чайник. – Я лично не вижу ничего особенного. Программа старения и смерти заложена в каждом живом существе и в мёртвой материи. Почему социальные системы должны быть исключением? Вообще, людская привычка разделять биологическое и социальное породила неестественность, которую после провозгласили непререкаемым авторитетом, то есть возвели в ранг божества.

Ленни зачарованно слушал, положив локти на стол. По кухне плыл аромат вишнёвого повидла. Ленни сознавал, что именно в такой обстановке и ощущаешь себя человеком, а не просто существом, наделённым телом и имеющим мозг, способный этим телом управлять. И, наверное, только так – на тёплой кухне, в компании друзей, распивая чай с пирожками, – и можно рассуждать о загадочном Беспределе.

– Тут я с тобой скорее соглашусь, – сказал Рамзес Амберу, запихивая в рот очередной пирожок. Остальные вздохнули с облегчением: обычно Рамзес не имел привычки с кем-то соглашаться.

– А это правда, что ваш Беспредел скоро наступит? – невинно поинтересовался Ленни, для которого эта тема имела статус обычной газетной «утки».

– Точные рамки в литературе не определены, – авторитетно ответил Амбер. – Сказано лишь, что тогда придёт в Город Светлейший из королей, когда-то оставивших эти земли; придёт, чтобы сразиться с силами Тьмы и Хаоса.

– В литературе? Значит, всё-таки были книги…

– Одна книга, но её очень много, – непонятно объяснил Амбер. – Ещё чаю?

Ленни ждал продолжения, но не дождался. Кое-что оставалось для него неясным. Он решился спросить.

– А что состоится раньше – приезд короля или начало конца?

– Начало конца – хорошо сказано! – одобрил Рамзес. Но никто так и не ответил.

Они сидели молча. Какое-то время Ленни развлекал себя, представляя со всеми подробностями облик того самого короля, но потом вернулся мыслями к более будничным вещам. И ему вдруг показалось совершенно невероятным, что эта каморка с низким потолком и полом, выложенным белыми каменными плитами, может так притягивать. И всё-таки отсюда не хотелось уходить. Хотелось смотреть в квадратное, чисто вымытое окно, как перемигиваются фонари на вечерней улице, создавать с помощью пальцев театр теней на гладко отштукатуренной стенке и вбирать в себя неповторимый дух помещения, где обитает живой, хоть и укрощённый, огонь.

– Сделать бы тут кафешку, – сказал Ленни.

– Уже была, – отозвался Амбер. – Для оболтусов вроде тебя, которые именовали себя студентами. Они тоже читали все примечания мелким шрифтом, а потом удивлялись, что у них упало зрение или покривилась шея.

– Понятно, – сказал Ленни, пропустив последнее замечание мимо ушей. – А что с ними стало?

– Сейчас мало кто получает образование. Работа и так есть, а для развлечений не хватает времени.

Амбер чуть помедлил и спросил:

– Ты-то что решил?

– А он работает, – Рамзес удобно развалился в кресле, сложив на животе руки, и зевнул. – Видишь, как вкалывает!

Амбер вздохнул. Что-то подсказывало ему, что в изучении обычаев Немира Ленни не станет ограничиваться книгами. Он не желал мешать этому процессу, хоть и предвидел всевозможные трудности. Иные души были как минные поля, иные – как горные отроги. Души-озёра были чисты и зеркальны. Амбер обладал широкой душой. На её бескрайних просторах можно было развить безумную скорость.

С того случая прошло несколько дней, ничем не отмеченных в памяти Ленни. Однажды он, как обычно, сидел в библиотеке, чихая от пыли над каким-то древним манускриптом, который оказался абсолютно нечитаемым. Ленни протёр слезящиеся глаза и вдруг ощутил нечто, что сперва принял за чей-то настойчивый, хоть и безмолвный призыв. Он растерянно огляделся, убеждаясь в полном своём одиночестве, и вдруг понял, кто его звал. В зарешеченное окошко стучался солнечный луч.

«Несмотря ни на что, там до сих пор весна», – подумал Ленни. А ему казалось, что он провёл над книгами несколько месяцев.

Амбер очень удивился, увидев Ленни на пороге кухни в неурочный час.

– Да ты никак забыл ботинки! – изумлённо воскликнул он, глядя, как тот переминается босыми ногами на холодном полу.

– Я не про ботинки, – проникновенно сказал Ленни, – я про другое. Можно мне пойти пройтись?

– Давно пора, – сказал Амбер. Потом выглянул из кухни и крикнул вслед: – Я-то думал, ты уже весь дом успел обойти!

Ленни остановился не сразу, а когда он обернулся, Амбера на пороге кухни уже не было. Ноги понесли Ленни дальше, и уже на лестнице его нагнала мысль, доселе беспокойно буравившая подсознание. «Понял ли он, что я собираюсь выйти на улицу?» – в растерянности подумал Ленни. Солнечные лучи, выскользнувшие из оконных витражей, гладили его по голове и робко тянули за волосинки. Ленни вернулся в комнату, надел ботинки и вышел на свою первую прогулку.

Было раннее утро, и редкие прохожие не очень досаждали любопытными взглядами. Ленни понял, что опять просидел за книгами всю ночь. Странную ночь, потому что он, хоть убей, не мог вспомнить ничего из прочитанного. С другой стороны, совершенно очевидно, не мог он и спать. Усталость в каждой клеточке тела буквально кричала об отдыхе, но Ленни заставил себя встряхнуться с помощью приятной мысли – в кои-то веки он не проспит завтрак! – и ускорил шаг.

Он побыстрее свернул с главной улицы, и пошёл наугад, отворачиваясь от солнца. Миновав несколько маленьких, ничем не примечательных двориков-колодцев, Ленни, к своему немалому удивлению, вскоре дошагал до окраины. Здесь на несколько метров возвышалась городская стена, а за нею открывался пологий склон горы, поросший молодыми деревцами и цветущим кустарником, имени которого Ленни не знал. Цепляясь за неровности каменной кладки, Ленни перелез через стену и зашагал к рощице.

От земли поднимался утренний туман; по мере того, как Ленни продвигался вглубь рощицы, он становился всё гуще, а деревья вокруг – всё выше и, казалось, старше. Это удивляло, но не вселяло тревоги, хотя иногда Ленни в задумчивости останавливался, прислушиваясь к торжественной тишине, не нарушаемой гомоном вездесущих птиц. Эти последние каждое утро под окном библиотеки восхваляли весну, от их непрестанных песнопений просто некуда было деться! А здесь не было слышно ни единого звука. Ленни пожимал плечами и снова шёл наугад.

Он не знал, долго ли, коротко ли тянулся этот путь, но внезапно из тумана прямо перед ним возникло что-то вроде надгробия. Строки, начертанные на нём, казалось, были сочинены только вчера, – словно дуновение свежего ветра почувствовал Ленни, читая вслух:

«Здесь лежит Великий Магистр Гуманитарного Зла Селон Монтернор»

и ниже:

«Покойся с миром!»

и ещё ниже:

«ТЕПЕРЬ ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО!»

Ленни вздрогнул, не узнав собственного голоса. Последняя фраза прозвучала так убедительно, словно имела прямое отношение к нему самому; словно это у него, у Ленни, непременно ДОЛЖНО БЫТЬ всё хорошо. Зябко поёжившись, Ленни покинул это место, и, пока не вышел к городской стене, ни разу не оглянулся.

– Кто такой Селон Монтернор? – спросил Ленни за завтраком.

– Магистр Гуманитарного Зла, – не моргнув, отозвался Амбер. Но его невозмутимость была абсолютно наигранной. Впервые с тех пор, как Ленни поселился в Немире, он присутствовал на завтраке. Одно это возбуждало подозрения.

– Что Магистр, я знаю. Что с ним случилось? Утром я, похоже, видел его могилу.

– И спрашиваешь, что с ним случилось?! – Амбер сморщил лицо в болезненную гримасу. – Это всего лишь предание.

– Расскажи.

– Полная чушь и бред, который стыдно вспоминать! – твёрдо заявил Хранитель. – И потом, это произошло задолго до моего рождения…

– Вот видишь, – с упрёком заметил Ленни, – значит, всё-таки было! Расскажи. Что тебе, жалко?

– Не жалко, но я не люблю говорить о том, чему не был непосредственным свидетелем. Вот почему мне всегда так туго приходилось на экзаменах. Никто никогда не видел, как обезьяна превращается в человека…

Тогда, в тот первый раз, Ленни ему поверил. Но, впоследствии он имел возможность убедиться, какими разными путями идут по жизни Амбер и его утверждения.

ИСТОРИЯ О МАГИСТРЕ ГУМАНИТАРНОГО ЗЛА, РАССКАЗАННАЯ АМБЕРОМ

– Ладно, ладно, – поторопил Ленни, возвращая Хранителя к исходной точке. – Так ты говорил…

Амбер ещё немного поломался, недовольно бормоча: «Ну, это всего лишь предание… Никто не поручится за его правдивость. Так и наврать недолго», а потом неожиданно начал:

– Ну так вот, был он Великий Магистр Гуманитарного Зла. Не спрашивай меня, что это такое, – предостерёг он Ленни. – Никто не знает. Было ему пророчество, что внесёт он Великую Смуту в существование тогдашних народов, ну, так оно точно и вышло. Причём никто не знает, как он это делал. Доподлинно известно только то, что он никогда не выходил из своего кабинета и всё время строил там козни, всю свою жизнь. Великий король Галахад шестьдесят лет шёл к Монтернору и много претерпел лишений, а всё из-за того, что пророчество уполномочило его идти и в неравной борьбе одолеть Зло. Но когда он, наконец, дошёл до дверей личного кабинета Монтернора, то обнаружил, что тот уже умер, и лишь тело его ещё сидело за письменным столом, погружённое в прежние думы о вечном. Безутешный Галахад тело похоронил… и с тех пор на земле настали мир и благодать. О чём, вероятно, ты и прочёл в эпитафии.

– Да, я прочёл… Но скажи, верно ли, что все смуты вызывал именно Монтернор? Ведь он даже не выходил из кабинета.

– Да ты что?! – Амбер изумлённо воззрился на друга. – А кто же ещё? Если хочешь знать именно в тот период Оседлые Гады напали на Нирвалан, а этого никто не делал аж со времён Третьей Оторопи!

– Но если Галахад так и не смог одолеть Монтернора в неравной борьбе… – медленно, обдумывая каждое слово, проговорил Ленни, – значит, пророчество ошиблось?..

– Не знаю, – серьёзно сказал Амбер. – И этот вопрос беспокоит многих. Что-то тут не вяжется.

По мнению Ленни, здесь много чего не вязалось, но он промолчал.

Вечером Амбер постучался к нему и долго стоял возле открытой двери, морща лоб и ни единым словом не нарушая молчания. «Только он, я и звёзды», – почему-то подумал Ленни и отправился к окну задёрнуть шторы. А потом, само собой разумеется, пришлось зажечь лампу.

– Как бы тебе объяснить, – сказал Амбер, садясь на край кровати.

Он надолго замолк, и Ленни приготовился к тому, что продолжение может быть невесёлым.

– В таких случаях я всегда жалею, что нет Рамзеса. Когда не надо, он выступает со своими теориями целыми днями, постоянно торчит на моих глазах и… ну, ты понимаешь. А сейчас его нет. Одним словом, вот.

Начало было многообещающим. Ленни даже испугался.

– Если коротко, то вышло распоряжение о закрытии границ и высылке отсюда всех отмирков, которые прибыли сюда в последние полгода. Всех зарегистрированных отмирков. Но у тебя регистрации ещё нет.

– Я – нелегал? – спросил Ленни.

– Это недолго продлится, – поспешно сказал Амбер, думая, что сможет таким образом успокоить Ленни. – Хоть и дольше, чем у других. Так бы всё решилось в несколько дней, а теперь жди, когда народ оформят, перепишут. Опять же всех сразу выдворить нельзя.

– Они не взбунтуются? – спросил Ленни. Он бы взбунтовался.

– Как знать. Вы все ужасно непредсказуемы.

– Я если я не хочу уезжать?

Амбер хлопнул себя по лбу и засмеялся смехом странным и отрывистым.

– Я же сказал – что-нибудь да случится, – он перестал смеяться и задумался. – Ну, скажи, а кто хочет?

– И я никогда-никогда не смогу попасть сюда?

Амбер покачал головой.

После его ухода Ленни улёгся и натянул одеяло до самого подбородка. Но брожение в голове было настолько сильным, что потребовало немедленной физической разрядки. «Полнолуние, что ли», – проворчал про себя Ленни, страшась случайно обнаружить иную причину этого странного состояния. Он завернулся в одеяло и, пошатываясь, пустился в бредовый путь по ночному коридору. Его тень пересекала лунные дорожки, и Ленни с удовольствием подмечал, как меняется ночью этот старинный дом. Он уже не кажется старым, нет. Он со всеми запрятанными внутри чудесами становится даже более реальным, чем ты сам, ведь тебя почти не видно в темноте, а твоя тень – кто знает, может, она и не твоя вовсе…

Повинуясь внезапно возникшему чувству голода, Ленни двинулся на кухню. Но, приблизившись к двери, он потерял всякое желание заходить внутрь. В кухне кто-то был. В приоткрытую дверь Ленни не мог их видеть, зато слышал голоса, громкие и отрывистые. Он узнал их.

– …мы его спрячем.

– Нонсенс! Никто не сможет укрыться от Магистра.

– Обратимся к волшебству. Ты понимаешь, о чём я…

– Он не сумеет!

– Найди других!

– Их нет… ты же знаешь!

– Я не знаю, и ты не знаешь, и вообще весь этот бред не по теме! Где твоё чувство товарищества?

– Я не стану подставлять тех, кто мне доверился.

– Ленни тоже тебе доверился. Почему ты ничего не предпримешь, ты же можешь!..

Хранитель молчал – пафос Рамзеса мало кого мог оставить равнодушным. Ленни ощутил неловкость: всё из-за него.

– Заметь! – отчеканил Рамзес, и в свете лампы по стене метнулась гигантская тень, которую породил его указательный палец, поднятый вверх. – Я не строю нереальных планов. Принципиально.

Глава шестая

Легенды создавались буквально из ничего, так сказать, за неимением лучшего.

Сабин Баринг-Гоулд

Дни потекли за днями, и ничто не нарушало этого унылого ритма. Ленни покинул библиотеку и часами сидел в своей комнате. Чтение книг больше не доставляло удовольствия. После вердикта Магистра Амбер не разрешал ему показываться на улице.

Подавленный и разочарованный, Ленни забрался на подоконник в одной из пустующих комнат верхнего этажа, и теперь проводил дневные и вечерние часы, созерцая Немир сверху вниз.

Выбрав наиболее удобную для созерцания позу, Ленни отчасти утешился. Вид открывался великолепный, подоконник был гладким и широким, солнце исправно грело макушку, и нужно было только следить, чтобы ставня не прихлопнула созерцателя сзади. Конечно, доставали мухи, а под вечер и комары, но их микроскопические уколы не воспринимались истерзанным в борьбе с собой сознанием, ибо Ленни не сомневался, что он и только он один виновен в собственных злоключениях. Говорила же тётя…

Кто-то, возможно и сам Амбер, приносил ему еду. Стоял в комнате, сверлил взглядом спину Ленни и вздыхал. Ничто не помогало: Ленни чувствовал, как на него наваливается хандра, готовая задавить насмерть, а это противник в тяжёлом весе. С каждым днём его плечи всё больше опускались, а спина сгибалась выразительной дугой. Он тосковал по жизни.

Всё же ставню нужно было чем-то подпереть, но Ленни считал кощунственным использовать для этой цели книги, в изобилии громоздившиеся по углам его собственной комнаты. Где-то он раздобыл большой кирпич. Теперь, когда опасность свалиться вниз больше ему не угрожала, Ленни в полной мере предался своей душевной скорби.

А потом всё это прошло…

Он вдруг осознал, что его оставила тоска, которая постоянно была с ним там, только он её не чувствовал. Новая реальность медленно затягивала его, но не как водоворот или зыбучие пески. Просто каждый день он находил у себя новую привязанность к Немиру, новую сердечную радость от пребывания в нём, и постепенно уверился, что иначе не может быть. Теперь он знал, отчего человек, всю жизнь глядевший на звёзды, ощущает родство с ними, потому что сам попал на такую звезду. И он не хотел другой жизни. Он был нужен здесь, а не там. Неважно, зачем, ничто не важно, здесь он просто жил.

Поэтому, чем громче и отчётливее звучали встревоженные голоса друзей, призывавшие прислушаться к доводам рассудка, тем ожесточённее Ленни им сопротивлялся, потому что не желал вытравлять из сердца Немир, который был так прекрасен – словно создан специально для него.

«Стану деревом, врасту корнями, – упрямо думал он. – Здесь моё место!»

Вечером Ленни долго лежал без сна, пытаясь с помощью медитации выкурить из головы впечатления последних дней. Они вереницей проходили перед его мысленным взором, похожие то ли на мух, то ли на слонов. В окне виднелся кусочек ночного неба. Вселенная ломилась в комнату светом мириадов звёзд, и на Ленни снизошло удивительное умиротворение. Он задремал.

Что-то разбудило его. На полу лежало пятно света. Ленни встрепенулся, приподнялся на локте, но, узнав голос Амбера, успокоился. Если бы не странное обстоятельство, что Амбер разговаривает с кем-то в коридоре посреди ночи, Ленни, возможно, и заснул бы снова. Но тут он поневоле напряг слух, а, разобрав отдельные слова, до предела обострил своё внимание.

– Ты имеешь хоть какое-нибудь понятие о волшебстве?

Ответа не последовало, и вскоре Ленни уже не смог бы поручиться, что голос ему не приснился. Однако у него осталось неприятное ощущение чьего-то незримого присутствия… ему так и не удалось расстаться с этим чувством, и пришлось с ним уснуть, но и тогда страх не прошёл. Страх – потому что Ленни был именно испуган.

И вот, часы на тумбочке роняли свои секунды в бездонную вечность, а Ленни даже во сне продолжал напряжённо вслушиваться. Хотя и знал, что любой, пусть самый невинный шорох, способен сейчас повергнуть его в ужас. Именно поэтому он ничего не услышал – сначала. Совершенно бесшумно перед ним открылся овальный коридор с гладкими стенами и полом, сделанным из плит с затейливой мозаикой. По стенам коридора вверх-вниз сновали лифты, и скоро Ленни увидел людей – точнее, не людей, а толпу, какую-то тёмную волнующуюся массу, которая обволокла его со всех сторон. И тогда он ощутил прикосновение, а не звук, незнакомого голоса. И страх покинул его.

Ленни заметил, что начинает сливаться с толпой; он оказался в просторном зале, где в большом кресле восседал невысокий человечек. Ленни собирался обернуться и хорошенько рассмотреть обладателя голоса, но никого не увидел. Зато голос снова зазвучал в его мозгу, и каждое слово порождало эхо его собственных мыслей:

«Существует Абсолютное Зло – идеальное и деятельное».

«И существуют его хранители».

«В последнем никто никогда не сомневался. Зло – непреходящая ценность мира, не альтернатива, но противовес добру в вечной борьбе за кармическое равновесие. Зло – смертно, потому относительно. Но возрождается, потому абсолютно. Становится безвредным, если понять его умом и простить сердцем. Но люди не слишком любят думать, а их сердца в последние века стучат уже не в унисон с космическим ритмом».

«Потому и нужны хранители».

Невысокий человек поднялся из глубин своего кресла и поднял руку, прежде чем заговорить.

«Послушай, что он скажет», – произнёс тот, кто стоял рядом.

– Вы ни в коем случае не должны испытывать чувство вины. Существует Абсолютное Зло – идеальное и деятельное, которое не нуждается ни в порицании, ни в восхвалении. Вот что должно стать вашей целью. Вот куда вам следует двигаться.

– Мы долго ждали, не предпринимая ничего. Теперь пора действовать. Люди сами дали нам этот шанс. Мы востребованы.

– Равновесие нарушено, потому что так захотели люди. Не мы! Мы лишь следуем процессу и усиливаем его, ибо ничто в природе не движется вспять.

– А теперь о главном. Люди поверят Вам, если Вы в доступной форме расскажете им о наших идеях. Потому что они привыкли доверять очевидному и не любят думать. Подведите людей к тому пониманию событий, которое не обременительно, но очень удобно нам. Покажите им, как глупо выглядит тот, кого обманули; как слабость вызывает презрение, а грубая сила становится объектом поклонения. Не стесняйтесь приводить примеры! А после этого расскажите, как нехорошо быть жадным, злым, завистливым и жестоким! Дайте им дурную мораль после хорошей басни, и побольше нравоучений: именно этого люди не терпят, и любая светлая мысль, высказанная подобным тоном, будет ими отвергнута. Сделайте так, чтобы люди перестали доверять своим чувствам, привейте им зависимость от чужого авторитетного мнения; в конце расскажите им о добром и справедливом герое, который придёт и спасёт всех от всех, а им самим при этом ничего не нужно будет делать – и вы достигните своей цели!

– Помните – у каждого во Вселенной есть миссия. У кого-то – мыть полы… да-да, не смейтесь! У кого-то – править миром. Ваша миссия – сеять Зло. Это творческая работа и требует полной самоотдачи. Я надеюсь, вы не ждёте от людей благодарности за свои действия. Было бы глупо на неё рассчитывать. Но вы ни в коем случае не должны испытывать и чувство вины.

– Люди получат то, чего они достойны.

Когда он закончил, всё вокруг вдруг пришло в движение. Тёмная масса заколыхалась и словно сгустилась, а тот, кто стоял рядом, отступил и соединился с ней. Ленни подался вперёд с желанием схватить его и вытянуть обратно, но проснулся прежде, чем сумел это сделать.

Открыв глаза, он без страха, но с удивлением увидел возле своей кровати печальную женщину с длинными чёрными волосами. Поражённый, Ленни был уже готов признать в ней Лилит, древнюю царицу ночи, но она улыбнулась ему так тепло и понимающе, как зловещий дух при всём желании не сумел бы… а потом она исчезла, растворившись в Рамзесе, который, теперь уже точно наяву, подошёл и сказал:

– Вид у тебя просто больной. Пошли, прогуляемся за чипсами.

– Да мне же нельзя выходить, – пробурчал Ленни, протирая глаза, словно засыпанные песком.

– Со мной можно, – уверенно сказал Рамзес. – Я – это совсем не то, что… не я. Короче, собирайся, что-нибудь придумаем.

Умывшись и одевшись, Ленни выскочил на улицу, где Рамзес поджидал его, и они сразу отправились восвояси. Как понял совершенно растерянный Ленни, думать они будут потом.

– У Вас здесь принято видеть сны? – небрежно поинтересовался Ленни, стараясь примериться к широкой, уверенной походке Рамзеса. Тот загоготал, но оборвал себя и взглянул на Ленни с жадным интересом.

– Ну, бывает. Случаются даже цветные.

– А вещие?

– Нет! – Рамзес энергично мотнул головой. – Только Принцесса Тайна их видит, но… – он запнулся и покачал головой, потом решительно зашагал вперёд. – Это – отдельная тема, совсем отдельная. Даже я пока не готов тебе рассказать.

– Ну, скажи хотя бы, как она выглядит? – крикнул Ленни вдогонку. Загадочная женщина не покидала его мысли.

– Да такая… подожди, я сейчас, – голод погубил беседу на корню, только хлопнула дверь ближайшего магазина.

Ленни стал разглядывать пейзаж.

Отсюда открывался вид на побережье, ещё затянутое туманной утренней дымкой, но здесь, на возвышенности, солнце светило вовсю. Краски ландшафта были на много ярче, чем где-либо в Настоящем Мире, как если бы недавно прошёл дождь. Газон возле магазина покрывала сочная травка, пробивавшаяся сквозь прошлогоднюю, жухлую листву, и смешанный дух весны и осени будоражил сознание и щекотал ноздри.