Дорога длиною в 300 лет

Чья-то тень, скользнув из темноты, словно призрак, вела его породистого коня к воротам. В лунном свете, пробивающемся сквозь облака, он увидел, как незнакомец, пытается увести его скакуна.

Сердце Бертольда бешено заколотилось. Не раздумывая, он бросился к вору. Тот, заслышав шаги, обернулся и, увидев стремительно приближавшуюся фигуру, попытался бежать.

Но Бертольд был быстрее. Он настиг вора и схватил его за руку. Тот, отчаянно сопротивляясь, выхватил нож. Завязалась короткая, но ожесточенная схватка. Бертольд, несмотря на усталость, сумел обезоружить вора и повалить его на землю.

В это время на шум выбежали хозяин постоялого двора и несколько постояльцев. Они связали вора и увели его в конюшню. Бертольд, тяжело дыша, вернулся к своему коню. Он погладил его по шее. Это был его верный друг, подарок отца и которого отец порекомендовал взять в дорогу.

Утром, когда они собрались в путь, хозяин постоялого двора, довольно сносно изъяснявшийся на немецком языке, извинился перед Бертольдом за случившееся. Он сказал, что вор был местным бродягой, который давно промышлял кражами.

Бертольд, понимая, что они чудом избежали крупных проблем, поблагодарил хозяина и пообещал, что расскажет о его гостеприимстве всем, кого встретит на своем пути.

Путь в Москву продолжался, дорога к свободе не бывает лёгкой.

И вот наконец они прибыли в Москву.

***

Въехав в Москву, Бертольд и Элеонора столкнулись с суетой, невиданной ни в одном европейском городе. Грохот телег, запряженных ломовыми лошадьми, смешивался с криками торговцев, предлагавших свой товар. Повсюду сновали люди: бояре в богато расшитых ферязях, купцы в длинных кафтанах, крестьяне в лаптях и онучах. Золотые купола церквей, как маяки, возвышались над пестрой толпой, а запах ладана и дыма от костров проникал в самую душу. Дома, тесно прижавшись друг к другу, образовывали узкие, кривые переулки, где легко было заблудиться. На площадях разворачивались шумные торги, а на улицах выступали скоморохи и бродячие музыканты, развлекая публику своими представлениями. Бертольд и Элеонора, привыкшие к тихим и размеренным европейским городам, чувствовали себя словно в водовороте, где каждый звук, каждый взгляд, каждая деталь были наполнены энергией и жизнью.

Первым пристанищем для беглецов стала Немецкая слобода, расположенная на берегу реки Яузы, особый район Москвы, где селились иноземные специалисты, приглашенные на службу русским царем. Это был своеобразный "город в городе", живущий по своим правилам и обычаям, где немецкий язык звучал наравне с русским, а архитектура и быт напоминали скорее европейские, чем московские реалии. В Немецкой слободе кипела жизнь, звучала музыка, открывались лавки и мастерские, создавая атмосферу удивительного смешения культур и наций. Здесь жили не только немцы, но и голландцы, англичане, французы, итальянцы – мастера и ремесленники со всей Европы, приехавшие в Россию в поисках удачи и признания. Эпоха преобразований Петра Первого действительно привнесла в размеренный ритм московской жизни немало новшеств, и обилие иностранцев, работающих в разных сферах – от архитектуры до военного дела – было одним из самых заметных и неожиданных изменений.

Сняв скромный дом на окраине слободы, они попытались создать подобие домашнего очага, словно разжечь костёр в холодную ночь. Но как же тосковала Элеонора по привычному уюту, по изящной мебели, словно по тонкому кружеву, по фарфоровой посуде, по ароматным духам.

Она скучала по своей комнате, залитой солнечным светом, по саду, где она проводила часы, погружаясь в книги и мечтая о будущем. Её сердце разрывала тоска по матушке, по её ласковым рукам и мудрым советам.

Для Элеоноры, привыкшей к роскоши и утонченности баварского двора, жизнь в Немецкой слободе казалась серой и унылой , иногда даже пугающей, однако не лишенной какого-то своего особого очарования. Узкие улицы, мощённые булыжником, небольшие домики с черепичными крышами, церкви в стиле барокко и многоголосый гомон разных языков создавали атмосферу уютного европейского городка в самом сердце Московской Руси. Немецкая слобода сильно контрастировала как в архитектуре, так и в укладе жизни с Москвой и окрестностями.

Главное же – здесь их никто не знал, не осуждал их отношений и не следил за каждым шагом, здесь они были вместе и свободны. Здесь они могли начать жизнь с чистого листа, не оглядываясь на прошлое и не опасаясь родительского гнева. И, конечно же, немаловажным фактором было то, что немецкий язык, родной для Бертольда и Элеонор, был здесь основным языком общения, избавляя их от необходимости сразу же погружаться в изучение русского языка.

Вопреки опасениям, обустройство быта на новом месте прошло на удивление гладко. Диплом Венского университета и обширные знания Бертольда оказались весьма востребованными в Москве, где хорошие врачи, особенно иностранного происхождения, ценились на вес золота.

Вскоре после прибытия он организовал практику, получив разрешение от Аптекарского приказа, который, как известно, по указу Петра I благоволил иностранным лекарям, особенно имеющим европейское образование. Бертольд начал принимать пациентов, среди которых были не только иностранцы, проживавшие в Немецкой слободе, но и русские жители Москвы, привлеченные его европейским образованием и свежим взглядом на медицину.

Он быстро завоевал репутацию сведущего лекаря, чьи методы лечения, основанные на последних достижениях европейской науки, словно глоток свежего воздуха, отличались от традиционных русских практик. Его кабинет, словно маяк, привлекал страждущих, ищущих исцеления и надежду.

Жизнь текла медленно и размеренно, быт постепенно налаживался, но тоска по родным не отступала.

Каждый вечер, перед сном, Элеонора погружалась в воспоминания, словно в теплые объятия. Лицо матери, нежное и лучистое, возникало в ее памяти, озаряя темноту комнаты. Она слышала ее ласковый голос, тихий и мелодичный, словно колыбельная песня.

Вот мать склоняется над ней, поправляя одеяло, а вот они вместе сидят у камина, и мать читает ей сказки. Элеонора вспоминала ее руки, мягкие и заботливые, которые гладили ее по волосам, успокаивая перед сном.

Затем в памяти всплывал образ няни, доброй и неуклюжей, с морщинистым лицом и смеющимися глазами. Она вспоминала ее сказки, полные волшебства и приключений, которые няня рассказывала ей долгими зимними вечерами. Голос няни, хрипловатый и теплый, звучал в ее ушах, словно эхо далекого детства.

А вот и кузина, ее лучшая подруга, с которой они делились всеми секретами. Они вместе играли в саду, плели венки из цветов, смеялись и шептались, рассказывая друг другу о своих мечтах и надеждах. Элеонора вспоминала их совместные прогулки по лесу, их тайные убежища, конные прогулки, их общие радости и печали.

Эти воспоминания были для Элеоноры как нити, связывающие ее с прошлым, с домом, с той жизнью, которую она оставила. Они согревали ее душу, давали ей силы и надежду, напоминая о семье, в сердце теплилась надежда, что у нее есть те, кто ее любит и ждет. А в глубине души жила надежда на возвращение в родные стены, что отец поймет ее и простит.

Вдали от родных стен, в чужой и незнакомой стране, эти воспоминания были для Элеоноры маяком, указывающий ей путь к дому.

Все эти воспоминания из детства: летние прогулки по цветущим лугам, зимние вечера у камина, рождественские ярмарки с их яркими огнями и ароматами пряников. Она вспоминала, как мама учила ее играть на клавесине, как они вместе пели песни, как она впервые влюбилась.

Элеонора часто писала письма домой, но не отправляла их, боясь услышать слова осуждения. Свеж был в памяти тот день, когда она стала пленницей в собственном доме.

Но наконец, она решилась отправить письмо, полное раскаяния и надежды на прощение. Письмо в котором она писала, как она скучает, как ей не хватает самых родных людей. Писала как они устроились на новом месте, как ей трудно.

Четыре месяца спустя она получила ответ. Письмо от Максимилиана, оно было коротким и жестоким: «An Meine ungehorsame Tochter, Eleonora,

Du hast Dich gegen meinen Willen gestellt und ohne meinen Segen einen Bund mit einem verarmten Geschlecht geschlossen. Dadurch hast Du den Namen unseres Hauses missachtet und Deinen Titel als Herzogin gegen den einer Baronin getauscht. Du bist hiermit aus der Ahnentafel derer von W. gestrichen und aus meinem Herzen verbannt. Kehre niemals zurück. Dein Name soll in unserem Hause nie wieder genannt werden.

Maximilian, Herzog von Wittelsbach»

Перевод письма: «Моей непокорной дочери, Элеоноре.

Ты пошла против моей воли и без моего благословения заключила союз с обедневшим родом. Тем самым ты пренебрегла именем нашего дома и мнением семьи, ты сменила свой титул герцогини на титул баронессы. Посему ты вычеркнута из родословной рода фон В. и изгнана из моего сердца. Никогда не возвращайся. Твое имя никогда больше не будет произнесено в нашем доме.

Максимилиан, герцог фон Виттельсбах.»

Элеонора развернула письмо дрожащими руками и начала читать, слова наносили удар словно ледяной клинок. Каждая буква, выведенная твердой рукой отца, врезалась в ее сердце, оставляя глубокие, кровоточащие раны. Она читала строки, и слезы застилали ей глаза, превращая слова в расплывчатые пятна.

"Ты пошла против моей воли…" – эти слова звучали в ее ушах, словно похоронный звон. Она чувствовала, как рушится мир, который она знала, как обрываются нити, связывающие ее с прошлым. "Вычеркнута из семейной летописи… из моего сердца…" – каждое слово было как удар кинжала, от которого она задыхалась от боли.

Она сжала письмо в руках, пытаясь унять дрожь. Ее тело сотрясали рыдания, а душа разрывалась на части. Элеонора чувствовала себя маленькой и беззащитной, брошенной на произвол судьбы. Строгий отец, который в детстве всегда был для нее опорой и защитой, теперь отвернулся от нее, словно от прокаженной.

В воспоминаниях всплывали, теплые вечера в кругу семьи, ласковые слова матери, строгие, но справедливые наставления отца. Все это теперь казалось далеким и недостижимым, словно сон, который никогда не повторится.

"Твое имя больше никогда не будет произнесено в нашем доме…" – эти слова звучали как приговор, лишающий ее имени, прошлого, будущего. Она чувствовала себя тенью, призраком, лишенным права на существование.

Она долго плакала, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь заглушить боль, разрывающую ее сердце. Она чувствовала себя одинокой и брошенной, как потерявшийся кораблик в бушующем океане.

Но даже в самые темные моменты отчаяния чувства к Бертольду, давали силы. Его любовь и поддержка были для нее словно спасательный круг, удерживающий ее на поверхности бушующего моря. Это ведь так важно знать, что он рядом, что он всегда поддержит, и это давало ей силы жить дальше.

Вечером, когда Бертольд пришёл со службы и увидел опухшее от слёз лицо любимой, он забеспокоился все ли в порядке со здоровьем у его неунывающей жены.

Элеонора подошла к Бертольду, ее лицо было бледным, а глаза полны слез. Она протянула ему письмо, не говоря ни слова. Бертольд взял письмо и, увидев готический шрифт и печать герцога Максимилиана, понял, что это послание из дома.

Он развернул письмо и начал читать. С каждой строчкой его лицо становилось все мрачнее. Он прочитал письмо до конца, затем поднял глаза на Элеонору.

"Это… это невероятно!" – проговорил он, его голос был полон гнева. "Как он мог так поступить с тобой, с его родной дочерью? Как можно вычеркнуть своё дитя из своей жизни?"

Элеонора молча кивнула, слезы снова покатились по ее щекам. Бертольд обнял ее, пытаясь успокоить.

"Он не понимает, что теряет," – сказал он, его голос был твердым. "Он не понимает, какую замечательную дочь он потерял. Ты – самая сильная, смелая и благородная женщина, которую я знаю. И я горжусь тем, что ты моя жена."

Они долго сидели в тишине, обнявшись, пытаясь справиться с болью и обидой. Затем Бертольд сказал:

"Он может вычеркнуть твое имя из семейных хроник, но он не может зачеркнуть твою жизнь. Мы сохраним твою фамилию, Элеонора. Все наши дочери и все наши потомки женского пола, будут носить имя Виттельсбах фон Байерн. Это будет наш ответ ему, наш символ любви и непокорности."

Элеонора посмотрела на него с благодарностью. Рядом с ним у нее возникало чувство защищенности, это дарило успокоение.

"Спасибо, дорогой," – прошептала она. "Как же я люблю тебя."

***

Их совместные прогулки по Москве, изучение нового и шумного города, знакомство с местными жителями и местными обычаями, отвлекали от тяжелых мыслей. Элеонора старалась найти красоту в этой чужой стране, в ее людях, в ее природе. Она учила русский язык, пробовала читать русские книги, слушала русские песни.

И постепенно, шаг за шагом, Элеонора начала привыкать к новой жизни. Она понимала, что любовь – это не только романтическое чувство, но и огромная сила, которая помогает преодолевать любые трудности.

Время шло…

На первые заработанные деньги и проданное колье дарованное матушкой. Бертольд и Элеонора купили уютный дом в Немецкой слободе.

Обстановка была не привычной, но достаточной для комфортной жизни. Вскоре быт полностью наладился, и начались обыденные будни. Бертольд проводил дни на работе, принимая больных и помогая страждущим, Элеонора занималась хозяйством.

Привыкшая к шелковым платьям и изысканным блюдам, она теперь с удивлением разглядывала грубую ткань фартука и чугунную сковороду. Первые попытки приготовить ужин для Бертольда напоминали скорее алхимические опыты, чем кулинарное искусство. Суп превращался в странную мутную жидкость, мясо подгорало, а пироги напоминали скорее каменные булыжники.

Однажды, когда дым от подгоревшей дичи заволок всю кухню, а запах гари заполнил дом, Элеонора с отчаянием посмотрела на результат своих трудов. Слезы подступили к глазам, но она быстро их смахнула.

"Ну вот, порадовала я мужа вкусным ужином" – подумала она и, накинув платок, побежала к дому Матильды, жены местного ремесленника, молодой немки, жившей неподалеку.

Матильда, увидев заплаканную Элеонору, сначала испугалась, но, узнав причину ее визита, расхохоталась. "Ах, баронесса, – сказала она, вытирая слезы, – да вы совсем не умеете готовить! Ну, ничего, я вас научу."

И Матильда принялась за дело. Она показала Элеоноре, как правильно разводить огонь в печи, как замешивать тесто, как варить суп и жарить мясо. Элеонора внимательно слушала и старалась запомнить каждую мелочь.

Матильда смеялась над неуклюжими попытками Элеоноры, над тем, как она путала специи и роняла посуду. Но она делала это беззлобно, с добродушным юмором. "Ну, баронесса, – говорила она, – вы совсем как ребенок, который учится ходить."

Элеонора и сама смеялась над своими неудачами. Она понимала, что ей предстоит долгий путь, прежде чем она научится готовить так же хорошо и вкусно, как Матильда. Но она не сдавалась, зная, что делает это для Бертольда.

Постепенно, шаг за шагом, Элеонора осваивала премудрости домашнего хозяйства. Она научилась готовить вкусные и простые блюда, стирать и гладить одежду, убирать дом. Конечно, иногда ужин все еще подгорал, а рубашки получались не идеально выглаженными. Но Элеонора больше не плакала над своими неудачами, а говорила себе: «Завтра получится лучше». Ей хотелось самой всё делать для любимого.

Как-то проснувшись рано утром, Элеонора почувствовала себя плохо, она поначалу не придала этому значения. Но ежедневная утренняя тошнота, легкое головокружение, необъяснимая усталость – все это она списывала на перемену климата и последствия от тягот дороги. Но симптомы не проходили, Элеонора стала замечать, что ее тело живет какой-то своей, отдельной жизнью.

Однажды вечером, когда они с Бертольдом сидели у камина, Элеонора, бледная и утомленная, пожаловалась мужу на свое недомогание. "Я чувствую себя странно, Бертольд, – проговорила она, – словно на меня навели проклятие. Меня тошнит по утрам, я очень устаю, и даже любимые блюда кажутся мне безвкусными."

Бертольд, внимательно слушавший жену, вдруг просветлел лицом. Он как врач понимал, о чем свидетельствуют такие симптомы. "Элеонора, – проговорил он, его голос дрожал от волнения, –… у нас скоро появится малыш!"

Элеонора, ошеломленная его словами, замерла. Она приложила руку к животу, словно пытаясь почувствовать новую жизнь, зарождающуюся внутри нее. Слезы радости навернулись на глаза.

"Неужели это правда?" – прошептала она, глядя на Бертольда.

Он взял ее руки в свои и, нежно поцеловав, ответил: "Я уверен в этом, любимая. Мы станем родителями!"

Бертольд крепко обнял любимую. В этот момент они почувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете. Все тяготы и лишения, пережитые ими, показались ничтожными по сравнению с этой великой радостью.

В этот момент Элеоноре так хотелось поделиться этой радостью с матушкой…

Бертольд, подобно рыцарю, оберегающему свою даму, стал относиться к Элеоноре с еще большей заботой и нежностью. Он ухаживал за ней, как за хрупким цветком, оберегая от любых невзгод.

Элеонора, в свою очередь, расцвела, словно весенний бутон. Ее глаза сияли счастьем, а лицо озарилось мягким румянцем. Она чувствовала себя наполненной новой жизнью, новой энергией, новой любовью.

Они вместе мечтали о том, как будут воспитывать своего ребенка, как будут учить его добру и справедливости, как будут рассказывать ему сказки.

Бертольд настоял на том, чтобы нанять помощниц по дому. Доходы его практики позволяли это, и он хотел избавить Элеонору от чрезмерных физических нагрузок. Вскоре в доме появились горничная и кухарка, немки из той же слободы, знающие свое дело и не требующие большого жалованья. Быт стал более устроенным и спокойным, а Элеонора могла больше времени уделять своим любимым занятиям – чтению и музыке.

Гонорары Бертольда действительно были весьма высоки. Вскоре он стал одним из самых востребованных и уважаемых врачей Немецкой слободы, а затем и всей Москвы. Его европейское образование, опыт и умение находить подход к пациентам обеспечили ему постепенный рост положения в обществе. Дом их становился все более комфортным и благоустроенным, появлялись новые предметы роскоши и уютные мелочи, напоминающие о прошлой жизни в Баварии.

Месяцы пролетели в ожидании чуда, словно страницы увлекательной книги, которую читаешь на одном дыхании. Элеонора, окруженная заботой и любовью Бертольда, расцвела, как весенний цветок. Ее глаза сияли счастьем, а лицо озарилось мягким румянцем. Она чувствовала себя наполненной новой жизнью, новой энергией, новой любовью.

Бертольд стал относиться к Элеоноре с еще большей заботой и нежностью. Он ухаживал за ней, как за хрупким цветком, оберегая от любых невзгод. Он читал ей книги, рассказывал истории, пытаясь отвлечь ее от тревог и волнений.

Когда же пришло время родов, Элеонора, несмотря на страх и боль, держалась стойко. Бертольд, бледный и взволнованный, держал ее за руку, стараясь поддержать и успокоить.

Роды были тяжелыми и долгими. Элеонора кричала от боли, но не теряла присутствия духа. Бертольд, видя ее страдания, чувствовал себя беспомощным, но не отходил от жены ни на шаг.

Наконец, после долгих часов мучений, раздался первый крик новорожденного. На свет появилась маленькая девочка, здоровая и крепкая. Элеонора, измученная, но счастливая, прижала дочь к груди. Слезы радости текли по ее щекам.

Бертольд, увидев свою дочь, почувствовал, как сердце наполняется любовью и гордостью. Он взял девочку на руки, рассматривая ее маленькое личико. "Она прекрасна." – прошептал он, его голос дрожал от волнения. "Она – наше чудо."

Они назвали дочь Aнна-София, это было не только второе имя Элеонор, но и имя матери Бертольда (полное имя малышки было – Anna-Sophia Wittelsbach von Bayern). Маленькая Анна стала центром их Вселенной, их радостью и надеждой. Они смотрели на нее и видели в ней продолжение своей любви, символ своей непокорности и верности друг другу.

Так проходили годы в Москве, наполненные трудами и радостями, любовью и семейным счастьем. Вскоре на свет появился еще один ребенок, на сей раз господь послал им сына, ему дали имя Рихард, семья их росла и крепла , а чувства не угасали со временем.

Но счастье, как известно, редко бывает безоблачным, и тень горя легла на их дом, омрачив ожидание третьего ребенка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.