Копия

При слове «эмир» Ларус отчего-то тут же насторожился. Энн смотрела на него из своего укрытия, и то, как жестко обозначились скулы на лице отца и с какой силой пальцы вжались в изучаемые бумаги, заметила сразу. В очередной раз что-то вывело его из себя.

– Напомните, Ангур, куда именно вы планируете отправить Странника?

– Я забрать жеребца в Дезирию.

– Простите, я передумал. – Так и не изучив до конца документы, Ларус грубо швырнул их на стол и, бесстрашно взглянув в глаза чужеземца, добавил:

– Странник не покинет пределы Исландии. Наш разговор считаю завершенным.

Ангур явно собирался что-то возразить, только Ларус не позволил, бесцеремонно перебив последнего:

– Всего доброго, Ангур! Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, на выставке вы сможете найти достойную замену моему Страннику.

Подобно молнии, чужак вскочил с места, нависая огромной черной тучей над Кристофом, который непроизвольно вжался всем телом в диван. Ангур же, совершенно не обращая на него внимания, сделал широкий шаг в сторону уверенно стоящего поодаль Ларуса.

– Все продаваться в этом мире! Ясин хотеть этого коня, и он его получать. Это всегда вопрос цены! – Голос Ангура звучал устрашающе, но еще больше пугал его взгляд, нацеленный на отца Энн. – Все меряться деньгами!

– Прошу покинуть мой дом! – прорычал Ларус и жестом указал на дверь, тем самым невольно привлекая внимание собравшихся к Энн, робко притаившейся у выхода.

Ох, если бы только можно было от стыда сгореть дотла, от милой Энн в эту минуту не осталось бы и следа. Три пары глаз с удивлением, интересом и открытым недовольством пристально разглядывали ее с головы до ног, а она, поначалу слегка растерявшись, быстро взяла себя в руки и вышла из укрытия, приветливо улыбаясь всем присутствующим.

– Энни, милая, – оживился Кристоф, вынырнув из глубины дивана, – вы с Хилдер уже вернулись? Как прошла поездка? Надеюсь, везде успели?

– Все замечательно, – Энн шагнула из темной прихожей навстречу мужчинам, немного щурясь от яркого света ламп и ощущая на себе тяжелый взгляд незнакомца. Сама же девушка старалась лишний раз не смотреть на него, дабы не показаться плохо воспитанной и не осрамить отца еще больше.

А вот Ангур, напротив, как зачарованный, не мог отвести от нее своих цепких и пытливых глаз. Его взгляд, казалось, застыл в одной точке: на лице Энн.

– Таба¹! Алия таба! – одними губами шептал он, и слова, срывавшиеся с его губ, околдовывали слух Энн своим мягким звучанием. Она и сама не заметила, как ответила на проницательный взгляд незнакомца своим, открытым и доверчивым.

– Таба! – чуть громче произнес Ангур и тут же склонил голову, чем изрядно удивил всех.

– Энни, иди к себе! – Внезапно прозвучавший строгий голос Ларуса вдребезги разбил волшебство момента, приводя Энн в чувство.

Она тут же отвернулась от Ангура, кивнула отцу и побежала к себе.

– Таба! – раздался за спиной голос чужестранца, а вслед за ним и разъяренный рык отца девушки:

– Ангур, забудьте дорогу в мой дом!

***

Дезирия. Провинция Ваха

– Ангур, мне без разницы как ты это сделаешь, но Саид должен получить свой подарок. Других способов достучаться до его сердца, видит Аллах, не осталось, —твердо и непоколебимо стоял на своем Адам.

Непроглядная ночь давно окутала своей желанной прохладой все вокруг, однако даже она не могла охладить его гнев. Он шел к своей цели много лет —долгих, беспросветных, тяжелых… Он потерял слишком много: отца, двух братьев и большую часть своих земель, некогда самых процветающих в Дезирии. Его народ, истощенный голодом, непомерными налогами и вечными войнами, давно потерял всякий вкус к жизни и доверие к королевской семье. Адам и сам все чаще сомневался в здравом уме Саида – правителя Дезирии – и неуклонно вспоминал последние слова отца: «Слабость Саида на севере. Найди то, что греет его сердце сильнее солнца в полуденный зной, и, увидишь, как вновь расцветет его величие». И он нашел… По крайней мере, именно так он думал, отправляя своих людей на край света за строптивым жеребцом.

Адам Ясин ибн Аббас Аль-Ваха смотрел вдаль, безошибочно устремив свой взор на северо-запад, туда, где прямо сейчас его верный и преданный Ангур столкнулся со стеной в лице Ларуса Хаканссона. Упрямый, непробиваемый ишак, не желающий уступить жеребца, путал все карты молодому шейху.

О любви Саида к лошадям не знал разве что ленивый. Десятки арабских скакунов самых разных мастей служили украшением и визитной карточкой правителя. Но мало кто знал, что самую преданную и безграничную любовь Саид питал лишь к одному, совершенно не похожему на остальных жеребцу. Смерч был его отдушиной, его другом, его главным и самым дорогим воспоминанием из прошлого. О том, как затесался лохматый, приземистый и коренастый конь с характером самого дьявола среди отборных арабских скакунов, слагали легенды. Но все они сводились к одному: Смерч спас Саида и тем самым сохранил королевский род.

Около пяти лет назад Смерч заболел, а после, несмотря на усилия лучших ветеринаров, умер, оставив в сердце Саида зияющую дыру. С тех пор эмира словно подменили. Безжалостный, озлобленный, свирепый, он, казалось, с цепи сорвался.

– Адам, я разберусь с конем, обещаю, – усталым голосом отозвался Ангур. – Будь спокоен, Саид получит то, что поможет нам приблизиться к цели.

Уже не первый год Адам – молодой эмир провинции Ваха, когда-то самой богатой в Дезирии, – безуспешно пытался повлиять на Саида, на его глупую и необдуманную манеру управления страной. Только все в пустоту. Сумасбродный Саид ибн Бахтияр Аль-Наджах никого не слышал и постепенно разрушал то, что его предки возводили не одно столетие. Постоянные восстания и жгучее недовольство народа он подавлял жестоко и безоговорочно, вселяя в людей страх и приучая к покорности. Единственный оставшийся в живых из королевского рода Аль-Наджах, Саид совершенно был не готов к трону и заботе о своем государстве. Да и никогда он не рвался к власти: еще двадцать лет назад ради безумной любви сам отрекся от престола в пользу младшего брата. Вот только, покинув Дезирию на долгие месяцы, Саид вернулся к обгоревшим руинам былого могучего государства, потеряв не только свой дом, но и всю семью…

Именно тогда он подарил народу надежду, вопреки былому отречению взойдя на престол, и люди приняли его, понимая, что Саид был единственным, в чьих венах текла королевская кровь.

Именно тогда он и привез в Наджах Смерча – непокорного жеребца из далекой Исландии, который стал символом новой страницы в истории Дезирии.

Именно тогда семилетний Адам впервые увидел дочь Саида Алию – крохотную малышку с огромными искрящимися глазами и золотистыми, словно вечернее солнце, волосами, и твердо решил, что однажды она станет его женой.

– Ясин… – Голос Ангура отвлек Адама от воспоминаний. – Есть еще кое-что.

– Говори, – отрешенно произнес тот. Уже давно ему не сообщали хороших новостей, а к плохим он, пожалуй, привык и умел достойно принимать их.

– Девушка, дочь Ларуса Хаканссона… – Ангур замолчал, видимо, пытаясь подобрать нужные слова.

Открыто признаться, что Энн оказалась точной копией невесты Адама, он не мог. Саид воспитывал Алию, строго соблюдая традиции, а потому лицо девушки было скрыто от посторонних глаз последние лет шесть.

– Ангур, мне нет дела до его дочери. Это все?

Ни о чем не подозревавший Адам не намерен был разговаривать на отвлеченные темы.

– Все, – вымолвил Ангур, так и не решившись сообщить вспыльчивому мужчине об Энн. Он понимал, что тогда ему пришлось бы повиниться и в том случае, когда застал Алию в саду без хиджаба и в компании Маджида. Ангур, при всей своей напускной холодности и жестокости, понимал, что подобная новость способна разбить сердце Адама и исковеркать жизнь Алии.

_______

¹ Лаугавегур – из самых симпатичных и популярных улиц Рейкьявика. Ее название можно перевести как «дорога к горячему источнику» (laug по-исландски – «горячий источник», vegur – «дорога»). Она расположена в центре города и считается его главной торговой улицей.

Таба – копия (араб.)

3. Просьба

Юго-Западное побережье Исландии

– Ты считаешь это забавным? – сидя на деревянной перекладине забора и глядя на Энн огромными выпученными глазищами, удивлялась Хилдер. Только что подруга поделилась с ней событиями минувшего вечера.

– Ой, Хил, у тебя сейчас такие же глаза, как у того чужака. Не хватает томного голоса и жуткого «Таба». – Ухватившись руками за жердочку и качая ногами, Энн никак не могла перестать смеяться.

Этим утром подруги, как и договаривались накануне, встретились возле конюшен, чтобы обсудить план по спасению Странника. Хилдер обещала закинуть удочку отцу о работе на выставке, а Энн – по возможности, не злить своего. И если одна из них справилась со своей задачей, то вторая все еще переживала и ждала наказания от Ларуса, хотя и старалась не показывать Хил своего волнения. Вместо этого Энн во всех красках описывала Ангура: его нелепую и смешную одежду, корявое произношение отдельных слов и то, как загадочно тот шептал что-то на своем языке, глядя на Энн.

Если честно, минувшей ночью Энн почти не сомкнула глаз. Такие проступки, как тот, что совершила она, тайно подслушав чужой разговор, никогда не оставались незамеченными Ларусом, а потому Энн с дрожью в коленках прислушивалась к каждому шороху, ожидая увидеть за дверью разгневанного отца, но тот так и не пришел.

Не появился Ларус и утром за завтраком. На бесконечные вопросы детей, где папа, Арна мягко отвечала, что тот спозаранку уехал по делам.

– Таба, таба, таба, таба! – подыграла подруге Хилдер, еще сильнее выпучив глаза, и обе громко рассмеялись.

Заливистый смех, подхваченный неугомонным ветром, разносился по округе. Стоило оглянуться, как начинало казаться, что природа радовалась вместе с девушками: в кои-то веки на небе светило солнце, согревавшее своими лучами и заставлявшее играть яркими непривычными красками все вокруг, лошади в загоне радостно ржали, подставляя довольные морды навстречу ветру, а птицы щебетали, наслаждаясь моментом.

– Я тоже не прочь немного посмеяться, – язвительным голосом нарушил легкий настрой беседы Хинрик.

Подруги синхронно обернулись в сторону парня, который вальяжной походкой приближался к ним, сложив руки в карманы брюк. Энн тут же улыбнулась, совершенно забыв о вчерашней грубости брата, а Хилдер, слегка потупив взор, приветливо кивнула.

– Неужели? Разве ты умеешь? – шутя переспросила Энн, за что мгновенно получила легкий толчок в бок от подруги.

– Так о чем речь? – не обращая внимания на колкости сестры, Хинрик подошел ближе и запрыгнул на перекладину рядом с ней. Деревяшка мгновенно прогнулась под его немаленьким весом, заставляя Энн и Хилдер завизжать и оттого рассмеяться с новой силой.

– Ты еще слишком маленький, чтобы вникать во взрослые разговоры, – продолжала в шутку злить брата Энн.

Ноздри Хинрика тут же раздулись от возмущения, а грозный взгляд полоснул по девчонкам

– Таба, таба, таба, таба! – еле сдерживая смех, вновь пропищала, краснея, Хилдер: уж слишком серьезным и суровым казался парень – точь-в-точь как описывала Энн вчерашнего гостя.

– Осталось только закутать его в лохмотья, – от души хохотала Энн.

– Две глупые, пустоголовые обезьяны! – выплюнул Хинрик, спрыгнув с забора и всем своим видом демонстрируя отвращение.

Он быстро зашагал обратно, но вдруг оглянулся и, уставившись на сестру в упор, ответил на ее колкости своей грубостью, явно наслаждаясь победой:

– Энн, отец вернулся и ищет тебя. Похоже, ты опять оступилась, сестренка. Интересно, когда его ремень начнет свистеть в воздухе, ты тоже будешь хохотать, как умалишенная?

– Эй, Энни, не слушай его! – Заметив, как напряглась подруга, Хилдер схватила ее за руку, желая поддержать, затем спрыгнула с перекладины вслед за Хинриком и подбежала к нему, дергая за плечо и разворачивая в свою сторону. Ее щеки горели, а внутри все кипело. Детская влюбленность в мальчишку сейчас уступила место негодованию и разочарованию.

– Такой большой, сильный, отважный, – стараясь звучать уверенно, обратилась она к Хинрику. – Как ты можешь спокойно смотреть на то, как Ларус измывается над твоей сестрой, и мало того, что не останавливаешь его, так еще и наслаждаешься этим?! Ты чудовище, Хинрик! Самое настоящее!

Было видно, что слова давались Хилдер с трудом, но промолчать она не могла. Хинрик всегда был грубым и скупым на эмоции, но никогда раньше Хилдер не замечала в нем жестокости. Такой, как сейчас.

– Осмелевшая Хилдер – это что-то новенькое! – ухмыльнулся Хинрик, а затем вновь бросил беглый взгляд на сестру. – На твоем месте я бы поторопился.

Грубо оттолкнув от себя Хил, он как ни в чем не бывало продолжил свой путь. Энн с поникшим видом поспешила следом.

***

– Прогуляемся? – предложил Ларус, встретив Энн у крыльца.

Как ни странно, но в его голосе не было ни злости, ни агрессии. Скорее, он казался усталым и серьезным.

Не дожидаясь ответа дочери, Ларус спустился и неспешно зашагал в сторону заброшенной часовни. Само собой, Энн отправилась следом.

– Пап, я хотела извиниться за вчерашнее, – нагнав отца, решила первой нарушить молчание. В конце концов, она действительно поступила некрасиво. – Я не хотела подслушивать, честно, просто вы были так сосредоточены на своем, что я побоялась вас отвлекать.

Энни отлично понимала, что если Ларус решил ее проучить, то никакие оправдания не смогут его остановить, но не попробовать не могла.

– Я рад, что ты осознаешь, насколько отвратительно поступила, и, надеюсь, впредь такое не повторится.

Девушка мысленно уже приготовилась выслушивать слова отца о молитвах к Богу и о том, чтобы тот смягчил наказание, но Ларус молчал, размеренными и широкими шагами приближаясь к часовне.

Заброшенное здание не было слишком старым или до безобразия разрушенным, но вот уже лет двадцать им никто не пользовался. Старики, как правило, избегали разговоров об этом месте, считая его проклятым, а детям с детства внушали, что именно здесь проходит граница, дальше которой заходить не стоит.

– Куда мы идем? – поинтересовалась Энн, не совсем понимая поведение отца.

– К обрыву, – как в порядке вещей, ответил Ларус. – Я хочу кое-что тебе рассказать.

– Что именно? – уточнила Энн, затрачивая немало усилий, чтобы не отставать от отца. Но Ларус вновь промолчал. Он вообще вел себя странно, отчего Энн терялась в догадках.

– Это моя ошибка, – проходя мимо часовни, вдруг вымолвил Ларус. – Я должен был продать этого чертова жеребца сразу, как увидел, а не дожидаться, когда прошлое постучится в двери.

– Я не понимаю, – пропищала Энн, но что-то объяснять отец не торопился.

И лишь когда вдалеке стало возможным различить очертания мыса, Ларус замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

– Сколько лет прошло, – негромко начал Ларус, глядя в сторону океана. – Не думай, что я не понимаю, как сильно вы с братом привязаны к этому коню. Если бы только он не уродился копией деда…

Энн внимательно слушала отца, теребя в руках рукава толстовки, повязанной вокруг пояса. Разговор с Ларусом по душам, чего греха таить, казался ей очень странным и доселе весьма непонятным. Наверно, поэтому она скользила взглядом по низкорослой траве, всматривалась вдаль и провожала в небе замысловатые облака, тем самым пытаясь уцепиться за что-то более привычное.

Ларус же, глубоко вздохнув, вновь направился к тому месту, где еще совсем недавно Энн держала за руку брата, наблюдая за китами.

– Я все равно продам его, дочка. Давно уже должен был продать, – все так же задумчиво рассуждал он. – И не потому, что не уважаю ваших с Хинриком чувств, нет. Лишь для того, чтобы увести беду от нашего дома. Впрочем, возможно, я опоздал.

– О чем ты говоришь? – недоумевала Энн, хотя и старалась впитывать в себя каждое слово отца.

– Я хочу попросить тебя, Энни… – Ларус вновь остановился, но на этот раз для того, чтобы обхватить плечи дочери руками, тем самым заставляя ее посмотреть на него. – Попрощайся с жеребцом здесь и не появляйся на выставке.

– Но…– попыталась возразить Энн.

– Знаю и про квартиру, и про работу, – перебил ее отец. Его ладони все сильнее сжимали хрупкое тело дочери. – Я помогу с деньгами, не переживай, а еще сделаю все возможное, чтобы Странник остался в Исландии. Вы с братом сможете навещать его при желании.

Энн отчаянно замотала головой. Как же она могла оставаться в стороне, когда отец собирался продать ее друга, верного и надежного Странника?!

– Это не обсуждается, Энн! – рыкнул было Ларус, но потом осёкся. Он давно уже понял, что давить на дочь, принуждать и заставлять что-то делать было совершенно бесполезным занятием. – Странника я продам в любом случае. На выставку без моего согласия Кристоф тебя не возьмет. Вот и скажи, что ты теряешь своим отказом?

Энн смотрела на отца и отчетливо понимала, как важно для него все, о чем он просил, но согласиться, так и не узнав причин его поведения, она не могла.

– Так зачем вообще его продавать? Выставь на продажу другого, в чем проблема?

И вновь Ларус проигнорировал адресованный ему вопрос. Он отпустил Энн и молча устремился вперед. Девушка шла следом, пытаясь разгадать поведение отца и уловить логику в его словах.

Остановившись у самого края пропасти, Ларус решительно прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошлое. Энн же смотрела на океан, который сегодня казался безмятежным, хотя, как и каждый, живущий в этих краях, понимала, что это было весьма ошибочное суждение. Вдоль побережья в скальных расщелинах она заметила забавных красноклювых тупиков, с мурлыкающим воркованием то и дело пролетающих над поверхностью воды. В другой раз она могла бы часами наблюдать за их поведением, наслаждаясь шумом океана, но сейчас ее волновал только отец.

– Я был немногим старше тебя, Энн, – не открывая глаз, заговорил Ларус. – Отец разводил лошадей, а мы с Джоанной мечтали однажды покинуть эти места. Сестра грезила о дальних странах, о приключениях и интересной работе. Ее никогда не привлекала тихая размеренная жизнь. Наверно, поэтому сразу после школы она перебралась в столицу, отучилась на журналиста и устроилась в местную газету. Но и этого ей было мало. Однажды она просто уехала. Три года мы не знали, жива она или нет. Три года отец и мать сходили с ума, а чертовка даже ни разу не позвонила. Три долгих года…

Ларус открыл глаза и посмотрел на дочь – внимательно, въедливо и с какой-то необъяснимой тоской.

– Джоанна вернулась спустя три года. Но, знаешь, Энн, это уже была не моя сестра. В ее глазах было столько боли, что океан по сравнению с ней казался обычной лужей. Она перестала смеяться, сторонилась людей и каждый день приходила сюда.

– Где она была все это время?

– Не знаю, дочка. Новая Джоанна почти не разговаривала со мной. Но не думаю, что от хорошей жизни она побитой собакой вернулась в родительский дом.

Энн, может, и не в таких подробностях, но уже не раз слышала эту историю и никак не могла понять, зачем отец опять ей рассказывал об этом.

– При чем тут Странник, пап?

– Был у нас конь в то время. Смерч. Норовистый и строптивый. Почище твоего Странника, Энни… – На лице Ларуса на мгновение расцвела улыбка – искренняя, настоящая. – Ох, и любил я его! Казалось, на все ради него готов был. Вот только жеребец со своим характером приносил отцу много проблем, отчего и выставили его на продажу. Неудивительно, что желающих купить негодника оказалось немного. Изредка к нам приезжали люди, чтобы посмотреть на Смерча. И когда в доме появлялись незнакомцы, Джоанна начинала вести себя очень странно. С утра до вечера она пропадала в часовне, что сейчас пустует. Как будто пряталась от кого, не знаю. Только однажды занемогла и решила переждать гостей в доме. В тот день к нам приехал такой же мужчина, как и вчера, только чуток помоложе. Он казался потерянным и в то же время жестоким. В его глазах плескались отчаяние и безнадежность. Но, что удивительно, при всей своей неприглядности, тот мужчина сразу нашел подход к Смерчу. Я даже, помню, приревновал и со злости убежал из дома. Как и Джоанна, отсиживался в часовне, проклиная чужестранца. В тот день, дочка, Саид – так его звали – забрал Смерча.

Ларус резко замолчал, оглядываясь по сторонам.

– Саид вернулся спустя пару дней – неожиданно, без предупреждения. Тем утром отец возился в конюшне, мать с Арной увезли тебя в город к врачу, а Джоанна, как обычно, пропадала здесь. Мне же было поручено приглядывать за ней. Ох, как выводило меня из себя это занятие! Я сидел в часовне, подгоняя время, и сходил с ума от безделья, когда меня оглушил дикий крик.

Взяв отца за руку, Энн прикрыла глаза, как совсем недавно делал Ларус, и попыталась представить все, что здесь произошло.

– Джоанна не была сумасшедшей, Энн, и тем более, не хотела прыгать вниз. Я все видел: ее страх в глазах и его безумие. Слышал, как громко они ругались, но не понимал ни слова. Помню, как бежал со всех ног к сестре, но не успел.

– Этот мужчина столкнул ее вниз? – испуганно спросила Энн.

– Нет, Энни. Не в том смысле, в котором можно было бы предъявить ему обвинения. Мы тогда потеряли слишком много, дочка. И мне очень страшно, что история может повториться.

– Знаешь, пап, это, конечно, страшно – терять близкого человека, но при чем здесь я и выставка?

– Тот мужчина, что приходил сюда вчера, приехал из тех самых мест, а в глазах его сверкало безумие, ничуть не уступающее по силе тому, что я видел тогда в глазах Саида, дочка. Продать ему жеребца – заведомо обречь того на мучения, а не продать…

Ларус задумчиво окинул взглядом обрыв, а потом резким движением притянул дочь в свои объятия.

– Я переживаю, Энни. Для таких людей, как Ангур, цена не имеет значения.

За всю дорогу до дома Ларус не проронил ни слова. Он шел не спеша, то и дело поглядывая на дочь.

Дочь…

Он так и не смог сказать Энн всей правды, хотя именно это и собирался сделать, вытащив ее к обрыву. Наблюдал, как девчонка радуется солнцу, подставляет свой маленький носик навстречу ветру и улыбается ему. Такая нежная, задорная, обладающая удивительной способностью всех прощать, она как будто не помнила зла и в каждом человеке находила что-то хорошее. Наивная!

Глядя на нее, Ларус не сомневался, что она простила бы и его, и Арну, и Джоанну, но найти в себе сил признаться все же не смог.

Воспоминания далеких лет назойливо лезли в голову, как он ни старался отмахнуться от них.

Ему было двадцать, когда Джоанна вернулась в отчий дом, замученная, изможденная и на восьмом месяце беременности. Худая, почти прозрачная, в странной одежде, скрывающей ее фигуру и округлившийся живот. Она ни с кем не разговаривала и никого не подпускала к себе ни на шаг. Словно обезумевший зверек, она сидела в своей комнате, как в клетке, не выходила на улицу и практически не ела. Родители сходили с ума от отчаяния, а сам Ларус готов был разорвать любого, кто совершил подобное с его сестрой.

Спустя пару недель на свет появились две девочки- близняшки – Лара и Энн. Две маленькие копии матери. Вот только Джоанна на них даже не взглянула. Отказалась, как от ненужных котят.

Отчаявшиеся повлиять на дочь родители, взвалили все заботы о девочках на свои плечи. Бабушка и дедушка день и ночь носились с малютками, пытаясь заменить им мать, а та, чтобы не слышать детского плача, так явно что-то бередившего в ее душе, каждый день начала убегать из дома к обрыву.

Несколько месяцев пронеслись, как один день. Малышки росли здоровыми и веселыми. Молодая жена Ларуса, Арна, все больше проникалась к ним любовью и все чаще брала на себя заботы по уходу за девочками, в то время как их настоящая мать, все сильнее отдалялась от своей семьи.

В тот день Арна и правда повезла Энн в город, чтобы показать врачу. Непонятная сыпь с вечера беспокоила малютку, тогда как ее сестра казалась абсолютно здоровой. Лару оставили дома под присмотром бабушки.

Ближе к обеду в дом Хакана Иворссона, отца Джоанны и Ларуса, в сопровождении нескольких мужчин ворвался Саид – тот самый, что всего пару дней назад купил у хозяина дома породистого жеребца; тот самый, что случайно заметил девушку возле окна, когда покидал владения Иворссона; тот самый, от которого Джоанна так надеялась убежать.

Не обращая внимания на гневные выражения Хакана и испуганные возгласы его жены, мужчины перевернули весь дом в поисках Джоанны и ее ребенка. Силой вырвав из рук бабушки Лару, Саид забрал ее с собой, но прежде, чем исчезнуть окончательно, на жутком обрыве нашел свою единственную любовь, чтобы, как и предсказала старая ведьма, потерять ее навсегда.

Словно грозовая туча, беды поглотили семью Ларуса. Казалось, что хуже уже быть просто не может. Но внезапная смерть Хакана, так нелепо упавшего с лошади, и сердечный приступ матери, чье сердце просто не выдержало потрясений, окончательно ожесточили Ларуса, заставив его повзрослеть слишком рано.