На деревянном блюде

А может всё дело в том, что стало уходить незыблемое? То, что с самого рождения казалось непоколебимым, то, что должно было быть всегда. Как горы. «Но ведь и горы со временем исчезнут» – отвечала я сама себе.

Я шла по берегу и пинала мелкие камешки. Волны вторили мне, накатываясь на берег и отступая. Ветер бил в грудь твёрдыми ладонями. Солнце склонилось к закату, а я повернулась лицом к городу и закрыла глаза. Теперь ветер порывами ударялся об спину. Волосы выбились из кос, залезли в лицо, начали щекотать нос. Я слегка облокотилась на ветер, лишь чуточку, потому что он был не такой сильный, как зимой.

Волны шептали, убаюкивали, успокаивали. На грани сознания показалось, что слышу звук шагов, но глаза открывать не стала. Пусть думают что хотят – мне всё равно. Снова зашумел ветер после нескольких секунд затишья.

– Тынагыргын. – громкий шёпот разрезал пространство.

Глава 3

Я вздрогнула и открыла глаза. Быстро оглянулась, пробежала глазами по пустынному берегу, но не увидела никого, кроме огромного пса, стоящего неподалёку. Огромного, бело-серого пса, так похожего на волка и бывшего точной копией того, что встречался мне в Казани.

Я вскрикнула, прижала холодные ладони ко рту и отступила. Пёс, казалось, ничуть не удивился – он склонил голову и посмотрел на меня исподлобья. Медленно, держа себя в руках изо всех сил, я попятилась, развернулась к нему боком, осторожно пошла в сторону пирса. Над головой пролетел ворон – низко, почти коснувшись крылом макушки. Он громко каркнул, и волк отошёл в сторону, а затем скрылся в кустах. Ворон улетел туда, где ещё год назад стояли “Драконы”. Несколько минут я топталась на месте, не решаясь ни уйти, ни остаться, но сумерки вынудили возвращаться домой.

Заметно похолодало. К дому я уже почти бежала, пытаясь сохранить остатки тепла под лёгкой курткой. В спину упрямо подгонял пристальный взгляд. Уже у самого дома я запыхалась, остановилась согнувшись, и резко развернулась назад. Жёлтые глаза блестели в двадцати метрах. От белых клыков отражался свет. Я попятилась. Почти не осознавая, что и зачем делаю, стянула шарф, намотала на левую руку и выставила её перед собой. Тут же смутно подумала о том, что для волка моя рука, как сухая ветка – перекусит и не задержится ни на секунду. Волк посмотрел мне в глаза до одури осознанным взглядом и исчез во тьме. Я, медленно пятясь, поднялась на две ступеньки и упёрлась лопатками в подъездную дверь. Нащупала ключи в кармане, быстро вбежала в темноту. Домчалась до четвёртого этажа и замерла, прислушалась к зловещей тишине.

Лишь убедившись, что всё спокойно, я вошла в квартиру. Сердце бухало в груди, а руки мелко тряслись. Я тихонько разделась и проскользнула в бабушкину комнату.

Однажды Волк придёт за нашим блюдом.

Мысль вызвала приступ лёгкой паники. Детская сказка… Изнутри вырвался нервный смешок. За ним ещё один, и ещё. Спустя минуту я корчилась на полу, пытаясь унять беззвучные спазмы истерического хохота. Волк пришёл за своим блюдом. Ну не бред ли?

Гул я скорее почувствовала, чем услышала. Смех исчез мгновенно. Большой бабушкин бубен едва заметно вибрировал, затихая. Я протянула к нему руку и коснулась шершавого бока. Пальцы закололо, как от электрического разряда, но я не отняла их от бубна. Когда-то очень давно, в глубоком детстве, я уже слышала, как бубен бил сам собой. Бабушка тогда замерла посередине комнаты и несколько минут стояла, не в силах пошевелиться. Она безотрывно смотрела на его поверхность, а затем протяжно вздохнула и выгнала меня на улицу.

– Почему он гудел, бабушка? – спросила я, как только решилась вернуться домой.

– Он предупреждал нас, Тынагыргын.

– О чём?

– О том, что жизнь скоро изменится.

– Как изменится? – я подпрыгивала на месте, пытаясь заглянуть в чёрные глаза всезнающей бабушки.

– Поживём-увидим. – ответила бабушка Гивэвнэут и замолчала.

– Я скучаю, бабушка. – прошептала я, и опустила руку.

В аэропорт меня провожали родители. Мама беззвучно вытирала слёзы, а папа хмурился, не подавая вида, что расстроен. Он поверх голов осматривал людей в большом холле, словно хотел просканировать каждого, кто полетит со мной в одном самолёте. Попрощались быстро – не стали растягивать неминуемое, да и до каникул осталось не так уж много времени. Мама впихнула мне в руки что-то большое, завёрнутое в несколько слоёв картона. Я не сразу поняла, что это блюдо.

Самолёт привычно разбежался, взмыл в небо и распорол корпусом низкую пелену облаков. В детстве я любила, когда он летел в воздушном пространстве между пуховыми одеялами. Даже сейчас что-то внутри подпрыгнуло от восторга при виде облачной завесы сверху и снизу. Но в следующее мгновенье перед глазами пронеслись образы из кошмарных снов, и я вздрогнула всем телом.

Потом надела наушники и снова отвернулась к иллюминатору. Блюдо, запакованное в плотный картон, я поставила у себя в ногах. Представляла себе, как удивится Алёна, увидев моё наследство и как придётся объяснять преподавателям причину своего отсутствия. Настроение от этих размышлений портилось всё сильнее. Женщина, сидящая по соседству, косилась на меня недобрым взглядом и периодически что-то шипела себе под нос. Я не прислушивалась, а после и вовсе уснула.

В Москве пришлось сначала ехать на вокзал – обратный билет до Казани я взяла на поезд. Там оставлять вещи в камере хранения и идти гулять куда глаза глядят. Столица нашей прекрасной родины всегда вводила меня в трепет – быстрая, как горный ручей, она неслась по своим улицам непрерывным потоком – летела вперёд с огромной скоростью. Течения людей никогда не замедлялись, мчались мимо, жадно ловили жизнь, либо с такой же жадностью избегали её.

Я остановилась посреди проспекта и замерла, ловя невесомость. В такие моменты мне казалось, что я стою посредине мира, который несётся вперёд, назад и по кругу, обтекая меня со всех сторон, иногда задевая или толкая, но не приводя в движение. Я стояла и смотрела поверх голов на людской водоворот или, может, правильней было бы назвать его людоворот?

– Чего встала тут, чукча что ли? – кто-то толкнул меня в бок.

– Ну чукча, и что?

Я повернулась и увидела парня. Он был невысокий, с широко посаженными глазами и большим лбом. Светлые глаза насмешливо смотрели на меня. Парень остановился от неожиданности, но рассмотрев меня прыснул.

– Сам-то красивый? – хихикнула я.

– Конечно, я же саам. – он подмигнул и протянул мне вытянутую руку. – Леонидом меня зовут.

– Меня Татьяной.

Я немного подумала, но всё-таки дотронулась до его ладони. Парень, впрочем, не удивился, только загадочно улыбнулся. – Ты как будто кочуешь куда-то?

– Как ты узнал?

– Выглядишь помятой.

– Какой ты догадливый.

– Я ещё и умный.

– Оно и видно – на меня ругался, что торчу посреди дороги, а сам стоишь тут со мной уже пять минут и всем мешаешь. – проворчала я с деланной строгостью.

– Я тороплюсь, вообще-то. – Леонид улыбнулся.

– Чёт незаметно. – я склонила голову набок.

Парень в ответ весело хихикнул, подмигнул мне и умчался, мгновенно растворившись в толпе.

– Удачной дороги! – услышала я и улыбнулась.

Я прошла ещё несколько метров и поняла, что солнце, как будто стало чуть теплее, люди немного приветливее, а рюкзак на пару килограммов легче. А всё потому, что настроение стало совсем немножко, но лучше. Горячий обед в ближайшей кафешке окончательно растопил мои тревоги. Пёс – глупость, сессию закрою, потом уеду на каникулы подальше от всей этой студенческой суеты, а может и вовсе устроюсь на работу. С Майей Дмитриевной поговорю, ну или, на крайний случай, натравлю на неё одногруппников. Рано или поздно жизнь наладится. Не бывает такого, чтоб не налаживалась.

С такими мыслями я доела обед, с ними же вернулась на вокзал, а затем обустроилась в поезде. После проверки билетов я повалилась на временную койку и ещё долго лежала, прислушиваясь к перестуку колёс. Пабам-пабам – несли они меня по подмосковному лесу. Пабам-пабам – проезжали спящие деревни. Пабам-пабам – пересекали бескрайние поля. Я лежала на верхней полке, смотрела в окно и думала о большом деревянном блюде, что торчало с места для багажа, упакованное в несколько слоёв картона.

– Тынагыргын. – прошептала сама земля.

Я вздохнула. В сердце тоскливо разлились воспоминания об ушедшей навсегда жизни. Той, в которой бабушка была жива, а я могла прятаться за её юбкой от всех проблем.

– Не бойся, Тынагыргын. Ты – рассветное дитя. – говорила она мне. – Однажды ты станешь сильной, как само небо и тогда даже духи не посмеют тебя пугать.

В ответ я смеялась, но юбку не отпускала. Было время когда-то… Когда зелёное небо укрывало, а звёзды светили низко-низко.

В лицо дохнуло студёным ветром, взметнулись бисерные нити – едва слышно звякнули, соприкасаясь друг с другом. Под ногами лежала сопка. Её пологая вершина покрылась жёсткой травой, а по склонам сбегал стланик. Я вглядывалась в далёкие дали, которые то скрывались от меня под покрывалом тумана, то вновь открывались, только уже чуть иные, чем минуту назад.

Тёплые руки легли на мои плечи. Я попыталась обернуться, но не смогла. В этом не было необходимости. Я точно знала чьи это руки.

– Смотри. – шепнула бабушка.

Я опустила взгляд ниже по склону и увидела волка. Того самого. Дыхание перехватило. Волк смотрел на меня жёлтыми глазами. Холодная угроза читалась во всём его облике. Он сделал шаг вперёд и под его лапами появился снег. Я попыталась отступить назад, но руки держали крепко, не давали сдвинуться с места. Волк сделал ещё шаг, потом ещё и ещё. Он шёл медленно, а за ним на сопку наползала снежная пелена. Небо с каждым его шагом становилось всё темнее и темнее. Когда расстояние от волка до меня сократилось до прыжка, зверь остановился.

– Ты сильная. – прошептала бабушка. – Ты рассвет.

Я вспомнила значение своего имени и вздрогнула.

Волк припал к земле, но не прыгнул. Спустя минуту он выпрямился и сделал ещё один осторожный шаг. Теперь под его лапами красной россыпью лежала брусника. Я посмотрела за него, но весь снег на склоне уже сменился мириадами красных ягод. Волк глухо рыкнул и исчез, словно его и не было. Лишь брусничное покрывало напоминало о его недавнем присутствии. Руки на плечах сжались чуть сильнее и отпустили. Я обернулась, но за спиной уже никого не было. Только краешек солнца пробивался сквозь тучи – разгорался поздним рассветом.

– Ты рассвет. – шепнуло небо.

Я проснулась, осмотрелась, и протяжно вздохнула когда поняла, что нахожусь в поезде. Люди уже лениво сновали вокруг. Пахло кофе. Я села, растёрла лицо, затем слезла с полки и потянулась. Соседка тут же подвинулась, уступая место возле стола, но я покачала головой и пошла умываться.

Поезд размеренно стучал колёсами, подкатывался к Казани. В проходе уже лежали сумки. Самые нетерпеливые нервно толпились возле тамбура. Я смотрела в окно, разглядывала проскальзывающую между деревьями гладь волги. Её дыхание ощущалось даже сквозь окна бегущего поезда.

С вокзала вызвала такси. Торопливо загрузила сумку и блюдо на заднее сиденье, села и вцепилась в картон, прикрывающий моё наследство. Почему мама настояла на том, чтобы я забрала блюдо? – недоумевала я. За окнами плыл город – ещё не отмывшийся после зимней грязи, но уже оживающий, он потихоньку стряхивал с себя серость.

Спустя полтора часа я кое-как ввалилась в пустую квартиру, Сумку бросила в прихожей, а блюдо занесла сразу в комнату, положила на стол, провела пальцами по пыльному картону, перетянутому скотчем. В груди снова шевельнулась тоска. Я побрела на кухню, налила кофе, но так и не выпила. Вместо этого набрала полную ванну горячей воды и залезла в неё. Погрузилась так, чтобы снаружи оставались только нос и уши.

Вода расслабила натянутые мышцы, а вместе с ними и напряжённые нервы. Горячий пар клубился в ванной. Я лежала в воде с закрытыми глазами и ни о чём не думала. В голове клубились такие же облака пара, как и снаружи. Я коснулась ладонями поверхности воды. Провела по ней, затем приподняла руки, проследила за каплями, прилипшими к пальцам, и поняла, что засыпаю. Пришлось мыться и плестись в комнату. Блюдо распаковывать не стала – сразу легла, а вынырнула из тяжёлого сна уже в сумерках. Растерянная Алёна заглянула в комнату и, увидев, что я проснулась, бросилась с объятиями.

– Когда ты приехала? У тебя тут гудело что-то несколько раз. Я даже испугалась. – щебетала она без остановки. – Майя Дмитриевна тебе привет передавала и уговорила преподавателя зачёт автоматом поставить. Она такая милая! В деканат я всё передала, не беспокойся. Так что у тебя гудело? Как ты не проснулась?

– Что гудело? – я кое как смогла вклиниться в бесконечный поток её излияний.

– Не знаю. – она махнула рукой. – Кушать будешь?

– Буду. – ответила я после минутного раздумывания.

Как только мы вошли в кухню из комнаты послышался уже знакомый мне гул. Алёна вопросительно посмотрела на меня, а я рванула в спальню. Дрожащими руками попыталась разорвать упаковку – не смогла. Сбегала за ножом, сковырнула скотч и убрала плотные листы картона. Под ними обнаружился тонкий лист фанеры. Сверху на большом деревянном блюде лежал бубен. Я коснулась пальцами его гладкой поверхности, ощутила остаточную вибрацию и замерла. Зачем мама положила бубен? Бабушка оставила его мне вместе с блюдом, но для чего она настаивала на том, чтобы блюдо и, как оказалось и бубен, всегда были со мной?

– Что это? – почему-то шёпотом спросила Алёна.

– Бубен.

– Твой?

– Бабушки.

– А это? – она показала на блюдо.

– Это блюдо. Оно передаётся у нас в роду по женской линии.

Алёна шумно втянула в себя воздух, протянула руку к блюду, но остановилась так и не дотронувшись.

– Красивое.

– Ага. – я сняла с блюда бубен, аккуратно поставила его на кровать, прислонив к стене и провела ладонью по резному боку блюда. – В детстве мне рассказывали, будто оно волшебное.

– Как скатерть самобранка? – улыбнулась Алёна.

– Не совсем. – я положила обе ладони на блюдо. – У нас есть сказка про волка и волшебное блюдо, которое может исполнять желания.

– Какие, например?

– В сказке оно наполнялось мясом или сладкими кореньями, рыбой и ягодами. Но когда женщина хотела проверить работает ли блюдо, она попросила, чтобы на нём появился Волк. – сказала я и почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Зачем?

– Чтобы узнать не обманул ли он её.

Алёна с любопытством разглядывала узор на блюде и, казалось, не замечала очевидной странности разговора.

– Почему-то это напомнило сказку про яблочко на тарелочке. Только там можно было увидеть всё что угодно, а в вашей сказке получить всё, что пожелаешь. – наконец сказала она.

– Да, что-то общее в этом есть. – грустно проговорила я. – Разве что из-за блюдечка девочку родные сёстры убили. В сказке про блюдо такого не было.

– Зато потом её оживили и она замуж за царя вышла. – улыбнулась подруга.

– И сестёр простила. Я помню. – моя улыбка получилась чуть вымученной, но всё-таки появилась.

Я искоса посмотрела на подругу. Внезапно подумала о том, что она похожа на Алёнушку из сказки – светловолосая, голубоглазая красавица, которая так мило мечтает о чуде.

– Вот бы можно было курсовой загадать. – протянула Алёна, словно прочитав мои мысли.

Мы переглянулись и прыснули.

– А что, давай.

С истеричным азартом сказала я и, вспомнив как играла в детстве, подняла блюдо. Вытянула руки в сторону университета и сказала:

– Блюдо моё блюдо, хочу, чтобы появился курсовой по экономике.

Пальцы разжались и блюдо с глухим стуком упало обратно на стол. На нём появилась аккуратная папка. Я почувствовала, как краска отлила от лица, а руки сами собой прижались к трясущимся губам.

– Как это? – дрожащим голосом спросила Алёна.

– Не знаю. – с трудом выдавила я. – Оно никогда не работало.

– Подожди-подожди. – Алёна сделала два шага назад, зажмурилась, открыла глаза и стала лихорадочно переводить взгляд с блюда на меня и обратно. – Так оно и правда волшебное?

Я опустила руки, подняла папку и пролистала её. Курсовой был написан по образцу, который нам выдали в середине семестра.

– Оно никогда не работало. – я упёрто покачала потяжелевшей головой.

– Слушай, а мне оно курсовую сделать может? – спросила Алёна.

– Ты серьёзно?

Несколько минут я молча сверлила соседку взглядом, пока не поняла, что работоспособность блюда надо бы проверить. Вдруг, это был просто сбой системы? Ошибка мироздания или галлюцинация.

Тогда я снова вытянула блюдо в сторону университета и сказала:

– Блюдо моё блюдо, сделай курсовой по экономике Хрустевой Алёне.

Мы так и не смогли засечь момент, в который на блюде появилась новая папка. Алёна радостно взвизгнула, схватила свой курсовой, чмокнула меня в щёку и запрыгала, одновременно перелистывая бумаги. Только сейчас я заметила, как отчаянно бьётся в груди сердце. По вискам покатились холодные капли, а в горле пересохло.

– Что это значит? – спросила я вслух.

– Что у тебя теперь есть волшебное блюдо. – Алёна приобняла меня. – Ну ты чего? Прикольно же! Это настоящая сказка. Другая не ожила бы.

Я смотрела на сияющую подругу и никак не могла понять, что же так сильно меня напугало. Пересохшее горло запершило. Я потёрла его рукой, нервно сглотнула, но это не помогло.

Бабушка с самого моего детства твердила мне, будто это то самое блюдо, но начиная с подросткового возраста, я начала думать, что это не более чем красивая семейная легенда. Волшебство? Как вообще в такое можно поверить?

– Почему оно не работало раньше? – спросила я вслух.

– Может ты как-то неправильно им пользовалась?

– Нет. Я делала абсолютно то же самое.

Я сжала пальцы на дереве. Ужаснулась тому, как сильно они побелели. Сглотнула колючий ком в горле.

– Ну, может просто не ты была его хозяйкой? – осторожно спросила Алёна, коснувшись моего предплечья.

– Нет. Бабушка тоже говорила, что оно не работает.

– А что ещё она говорила?

– Что ещё не пришло время.

– Значит теперь оно пришло. – Алёна прижала свой курсовой к груди и покружилась на месте.

Я остолбенела. Такая простая в своей очевидности мысль мне в голову не приходила. Но что это значит? Для чего пришло время? Вопросы роились в голове. Я отпустила блюдо и поняла, как сильно мне сейчас не хватает совета.

– Гивэвнэут. – еле слышно, прошептала я. – Тебя звали Гивэвнэут, что означает “знающая”. Люди шли к тебе за советом, а теперь он так нужен мне. Я обхватила себя руками.

– Ты чего? – Алёна заглянула мне в глаза.

– Нет. Всё нормально. Просто детская сказка, в которую я давно перестала верить, вдруг, оказалась правдой.

– Танюш, это же классно! Мы можем теперь не ходить в магазин. Слушай, а одежду оно может сделать? Нет! Сумочку. Я в магазине вчера видела, но у меня на неё денег не хватит.

– Алён, а ты уверена, что оно сотворяет что-то новое, а не изымает существующее?

Соседка замолчала, но спустя пару минут её глаза снова вспыхнули радостным блеском.

– Курсовые! Ты почитай. Они же по нашим заданиям и специально для нас сделаны! Значит оно сотворяет новое.

В соседней комнате зазвонил телефон, и радостная Алёна умчалась отвечать на звонок.

– Никому не говори об этом блюде! – крикнула я ей вслед.

– Ни за что! – ответила мне подруга и схватила телефон.

Я прикрыла дверь в комнату, прижалась к ней затылком. Хотела было закрыть глаза, но увидела бубен и решила позвонить маме. Торопливо достала телефон, набрала номер слегка дрожащими пальцами.

– Привет, мам. Я дома. – мне пришлось прижать руку к горлу, чтобы голос не дрожал.

– Привет, Тына. Как доехала?

– Хорошо. Мам, зачем ты положила бубен?

На том конце провода воцарилась тишина.

– Он гудел для тебя, Тына. И бабушка говорила, что оставит его тебе, вместе с блюдом.

– Понятно.

– Что-то случилось? – забеспокоилась мама.

– Нет, мам. Всё хорошо, просто не ожидала его тут увидеть.

Я так и не поняла, почему соврала маме. Почему не сказала о том, что блюдо работает. Может побоялась, что она не поверит? «Нет» – вскоре осознала я. Я боялась того, что она поверит.

На улице уже давно зажглись фонари. Где-то гавкали собаки, в соседней комнате смеялась Алёна, а я сидела на кровати, поглаживала ладонью круглое основание бабушкиного проводника в иные миры и не могла себя заставить сдвинуться с места. Еле-еле, на грани восприятия, я слышала гул бубна. Он отвечал на мои касания.

Я закрыла глаза, поставила бубен на колени и начала постукивать по нему едва касаясь подушечками пальцев.

– Тынагыргын. – взметнулась снежная буря.

– Тынагыргын. – ответило ей море.

– Проснись. – прошептала бабушка.

Глава 4

Я проснулась с рассветом, налила себе кофе и долго сидела, глядя невидящим взглядом в стену. Перед моим внутренним взором стояла снежная пелена. Она вилась над морской гладью, щекотала щёки и застилала глаза – так было во сне. Чувство необъяснимой тревоги сжимало желудок, холодило покатые плечи.

Проснувшись, я первым делом сняла со стены над кроватью картину и повесила вместо неё бубен. Прежде чем оторвать от него пальцы я несколько минут держала его в руках, в тщетных попытках понять какие чувства он во мне вызывает. Печаль? Страх? Тоску? Или, может быть, радость? Так бывает, когда встречаешь родных после долгой разлуки и замечаешь, как сильно они постарели.

Блюдо с вечера так и осталось стоять на письменном столе. Я не особо понимала куда его пристроить – стоит ли его спрятать или наоборот повесить на стену рядом с бубном. Если прятать, то где? Блюдо большое, в шкаф не положишь. А главное – я никак не могла решить, что теперь делать – скрывать волшебство от всех, включая родителей, или попробовать извлечь из этого что-то полезное? Могут ли быть последствия у волшебства?

Я вспомнила своё вчерашнее самочувствие и задумалась – были ли першение в горле и холодная испарина последствиями волшебства, или же так проявился страх? В сказке жена не боялась использовать блюдо, но это же сказка. К тому же, сказке про блюдо уже много сотен лет, а значит, она могла видоизмениться. Или не могла? Немного подумав, я завернула блюдо в старый папин свитер и засунула под кровать.

В комнате завозилась Алёна. Я очнулась от мыслей, достала тетрадь с конспектами и погрузилась в чтение. Во-первых, мне не хотелось обсуждать вчерашнее чудо. Во-вторых, сегодня контрольная, по результатам которой будут ставить допуск к экзамену, а я не открывала тетрадь с момента побега к родителям.

Алёна вошла в кухню, налила кофе, села и стала нервно постукивать пальцами по столешнице. Затем она встала, достала хлеб, нарезала бутерброды и положила один передо мной.

– Спасибо. – пробормотала я, не поднимая глаз от тетради.

– Тань.

– М?

– А сколько лет этому блюду?

– Много.

– А точнее?

– Не знаю. – я посмотрела на соседку. – Оно передаётся в нашей семье уже много поколений – от бабушки к внучке.

– А почему именно по женской линии?

– Потому что по сказке именно жена смогла перехитрить Волка.

– А ты уверена, что оно из этой сказки?

– Так передавали. – я пожала плечами. – Конечно, первоисточник уже неизвестен, но…

– Но блюдо волшебное. – закончила вместо меня Алёна.

Несколько минут сидели молча.

– Я никому не расскажу про блюдо, но знаешь… – подруга замялась. – Мне кажется, тебе стоит поискать информацию о нём.

– Где? – я ухмыльнулась. – В библиотеке?

– А почему бы и нет? Хотя лучше искать у вас. Может быть есть какие-то записи.

– Сомнительно.

– Почему?

– До тридцатых годов прошлого столетия чукотский язык был бесписьменным. Мы передаём предания из уст в уста. Так надёжнее.

– А мне кажется, что записывать всё-таки лучше.

– Чем же?

– Ну, сказать можно всё что угодно, а записи…

– Записать тоже можно всё что угодно. – я улыбнулась. – Но когда ты слушаешь, то слышишь голос, видишь глаза и можешь понять, когда тебе лгут или приукрашивают. По письму, тем более, по напечатанному тексту, ты никогда не сможешь распознать ложь. По почерку – возможно, но для этого нужна целая наука.

Я посмотрела на Алёну, которая растерянно теребила прядь волос, и допила кофе.

– Мне эта мысль в голову не приходила. – протянула она.

– Это потому, что ваш народ изобрёл письменность много веков назад.

– Тогда, может, поискать стариков, которые знают много преданий?

Я замерла. Алёна уже в который раз подавала до изумления простую и правильную мысль.

– Я попробую. – прошептала я.

Дорога к универу уже совсем высохла. Вдоль тротуаров рваными клочками прорастала сквозь влажную землю молодая трава. На деревьях набухли почки. Весна в этом году наступила поздно – долго нагревала землю, и только в мае резко выстрелила, словно нагоняя упущенное.