Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника

– Леш, установили, кто это?

– Опросили охранника, он признался, что в выходной приходил следователь из соседнего отдела по тяжким Вовка Сидоров. Но он это на видео или нет, не установишь. Можно лишь предположить, потому что на третий этаж, где расположен его кабинет он так и не появился. Видишь, на лестничном пролете на второй и все, больше его не видно. Когда выходил, почему – то камера ни одна не взяла. Я думаю, что он выходи черным ходом.

– Так нужно узнать, каким!

– Что это даст? Сейчас камеру отдали экспертам, сидят, кумекают, что с нее можно снять, какие отпечатки.

Лешка взял сигареты и неторопливо вышел на кухню. Потянулся запах сигарет.

– Да, слушаю, что там у вас? – Лешка по-видимому разговаривал по телефону. – Получилось изъять? Вот здорово! Прогнали по базам пальцы? И что? Пальцы стрельнули? Я так и знал. Все, спасибо тебе по-братски. До встречи.

Я вышла на кухню:

–Кто звонил? Эксперты?

– Да, пальцы стрельнули. Как я и думал, Сидоров. Не думаю, что камеру он устанавливал сам лично, чтобы отпечатки могли остаться. Нужно Дыму отзвониться. Михалыч, эксперты мне сообщили, чьи там пальцы! А, вам первому доложили. Понятно. Подруга? Нормально, передает вам привет. Ха-ха, да, тоже передам. Хорошо, – он выключил телефон. – Тебе привет от Дыма. Твой позывной теперь – Подруга.

– Ничего лучше не могли придумать?

– Не было времени сочинять. Обозначили, что первое пришло в голову. Ну, не злись. Ты же наша подруга и есть, – Лешка похлопал по плечу.

Глубокой ночью я сидела около балконной двери, стараясь вдыхать посвежевший предутренний воздух. Сколько еще продлиться мое заточение? Главное, что не выбраться самой заниматься дальше вызволением из сложной ситуации. Это и было самым тяжелым. Дети. Я старалась о них не думать, но они начали мне сниться, поэтому – то я и сидела ночами около окна, не пытаясь дальше заснуть. Иногда я даже жалела, что не курю. Смотришь порой в глаза моих оперативников, когда они затягиваются вонючим дымом, и кажется, что именно в эту минуту им приходит в голову решение всех проблем.

Я пыталась разложить по полочкам все, что мы имеем. Мешок с костями. Откуда он мог взяться в моей машине? Кому было нужно провести незаконную эксгумацию? И главное, для чего? Подставить меня? Кому это нужно? Врагов у меня каких-то не было. Во всяком случае, мне так всегда казалось. Да, недоброжелатели. Завистники. Наверное, мне не понять, насколько можно быть злым и желчным человеком, чтобы положить женщине останки в машину.

В этом момент я еще раз порадовалась за себя, за свою выдержку, что не заорала на весь центральный рынок. Нужно сказать, что я дама голосистая, динамики с громкой уличной оптимистичной музыкой, повышающей настроение и торговлю, я бы заглушила на пару минут однозначно. Теперь мне стало ясно, что парень, помогавший мне собрать рассыпавшиеся апельсины, был причастен, скорее всего, его роль заключалась, отвлекать мое внимание от машины. Да, и бабуля, наверняка, тоже. Хотя…

Судя по ее неприятной внешности, могло быть и чистое совпадение. Нет, наверняка привлекли ее, не объясняя сути. Мол, вон баба противная, нужно ее завести на скандал. Денежку дали, немного. С ее-то пенсией, если судить по одежде и покупкам, была рада любой мало-мальски определенной сумме сверху.

Отчетливо виднелось лицо мужика с апельсинами. Оно склонилось надо мной, злобно усмехаясь. Лицо приближалось все ближе, постепенно превращаясь в злобную звериную, то ли волчью, то ли медвежью морду, расплывалось перед глазами, оглушая неприятным смехом, переходящим в страшные рычания. Морда почти дотронулась до моего лица, брызгая слюной. Я резко отпрянула, вскочила и проснулась. В ушах все еще стоял это страшный рык. С улиц раздавался резкие звуки стартера грузовика. Не знаю, по какой причине, но двигатель не желал заводиться у тяжелой машины. Звук отражался от стоящего неподалеку высотного дома, устраиваясь в звучании. Наконец мотор зачихал, закашлял, и как туберкулезный больной, неровно, с перерывами и посторонними звуками заработал. Через какое-то время даже на девятый этаж потянуло чем-то бензиновым. Или соляркой, что тоже неприятно.

Когда я вырубилась в сон, я не помню. Шея затекла от сидения не неудобном кресле, согнувшись в три погибели. Надо же умудриться оббить велюром такое крайне неудобное мебельное сооружений. Ей-богу, на стуле, наверно, было бы и то удобнее. В следующий раз лучше присесть на приступочку при входе на балкон.

О чем я! Ну какой следующий раз! Я хочу, чтобы это поскорее закончилось! Чтобы наконец я оказалась дома, в своей славной, самой мягкой и любимой кровати, обняла детей и пушистых собак и даже смогла повезти деток на море. Неожиданно для меня самой из глаз потекли слезы. Я никогда не отличалась особой сопливостью, но это, наверное, потому, что не позволяла себя самой желать. Да и ситуаций таких не было.

Лешка днем не пришел. Вечерело. Пошел легкий летний дождь, от которого стало еще хуже. Вышло сразу сквозь тучи солнце, влага, выпавшая недавно, сразу стала испаряться и дышать стало просто нечем.

Я выпила вторую чашку кофе. Продукты заканчивались, и я решила экономить. Мало ли, когда Звонарев появиться. Я понимаю, что он тоже не отдыхает. Жаль, что моего укрытия нельзя больше никому выдать. Все бы ему полегче было.

Отварив яйцо, я поужинала. Кусочек хлеба оставила на завтра. Может, позвонить Лешке? Прошлепав босыми ногами ночью на кухню, я попила воды и заодно съела этот лежащий с несчастным видом хлеб. Стресс я всегда заедаю, поэтому бороться со своей натурой я могла только днем, когда находилась в здравом уме. По этому поводу у меня есть любимый анекдот: я три дня сидела на диете, когда ночью встала попить воды, проснулась, когда поняла, что пью борщ.

Поворочавшись с пару часов, то и дело поворачивая с одной стороны на другую квадратную неуклюжую комкастую подушку, я решила для себя, что утром позвоню ему. Сон, как будто только и ждал этого решения, сразу обвалился на меня тяжелым забытьем, без всяких снов.

***

Мариночка громко и не всегда попадая в ноты, а здесь, в этом заведении главное именно громко, подпевала бодрому напеву Верке Сердючке: «А я иду такая вся, в Дольче Габанна!!!»

Исполнявшая эту заводную песню девица в блестящем платье, сидевшем на ней в облипку, словно вторая кожа, звучно пела в этом ресторане «Старикашка Герман!» весь вечер заводные песни, меняясь с таким же молодым парнем с приятным баритоном, исполнившая в основном, медленные песни, дававшие возможности присутствующим слиться в нежном танце и перевести дыхание.

Мариночка была хороша. Короткое ярко-красное платье открывало донельзя стройные загорелые ноги, кожаные веревочки на босоножках обвивали стройные лодыжки. Упав на стул, она быстрыми движениями обмахивалась салфеткой. Выпито уже было немало, но Лешка все равно заказал еще пару бутылок шампанского. Шустрый официант принес запотевшие бутылки, а Звонарев все подливал и подливал спутнице, слегка пригубливая из своего бокала.

Чуть не свалившись прямо в центре танцпола, она решила передохнуть и нетвердой походкой подошла к своему столику. Лешка протянул ей бокал шампанского:

– На, охладись. Только принесли.

– Ой, холоднючее! – она игриво захихикала и отпила немного.

– За наше приятное знакомство!

– Леш, мы за это пили уже сто раз, – она закокетничала, скосив на него густо накрашенные для такого случая глазки.

– От этого знакомство не стало же менее приятным! – он наполнил еще раз бокал из запотевшей бутылки.

Мариночка осушила бокал залпом и, чуть не разбив его, с размахом поставила не стол. По ее лицу пробежала тень:

– Лешик, я пойду ненадолго попудрю носик. Закажи еще шампанского, – покачиваясь и подворачивая время от времени свои позолоченные шпильки на босоножках, рискуя оборвать напрочь симпатичные веревочки вокруг лодыжек, отошла в туалетную комнату.

Звонарев проследил за ней взглядом, и едва она скрылась за занавеской, отделяющей обеденный зал от подсобных помещений, схватил ее небольшую сумочку-клатч в тон платья. Открыв, сразу нашел ее мобильный телефон. Он быстро включил блю – туз и передал все контакты телефонной книги к себе на телефон. Закрыв сумочку, подозвал официанта, заказал чашку крепкого кофе и рассчитался по счету.

– Леш, где шампанского почему еще не принесли? Я хочу еще шампанского! Безобразие! Что за обслуживание! – вернувшаяся пыталась Мариночка пьяным голосом завести неприятный скандал.

Звонарев крепко схватил ее за локоть:

– Так, тебе уже хватит, едем домой!

– Нет, я хочу еще танцевать! – она отмахивалась, стараясь отпихнуть Лешку. Но он взял ее сумочку и так же под локоть повел разбуянившуюся барышню к машине. Усадив ее на переднее сидение и положив сумочку ей на колени, он сел за руль. В голове одна мысль – скорее сдать набравшуюся даму родственникам. Из ее разговора он понял, что жила она с матери, отца никогда не было.Вернее, конечно, какая-то биологическая единица на этом свете присутствовала, но с дочкой желанием общаться не желала. Мать, однажды пожалев дочь, решила соврать, что отец погиб при выполнении особо опасного задания. Маленькую Мариночку ответ удовлетворил полностью, тем более в ее классе почти все росли без отцов, а героизм только приветствовался, так как отцы остальных за редким исключением были тривиальными алкоголиками в силу привязанностей к иной радости, не желавших тративших свое драгоценное время на воспитание детей, полностью посвящая себя сухому и полусладкому.

К его счастью, Мариночка сразу задремала, опустив голову на грудь. Дороги в этот час были почти пустыми, и через десять минут Лешка прислонив ее к входной двери квартиры, нажал звонок.

Стоя между этажами, он услышал, как отворилась дверь и, охая, женщина завела несопротивлявшуюся Мариночку в квартиру. Порядок, барышня, нагулявшись, была в надежных руках родственников.

Лешка одним махом слетел с лестницы и рванул домой. Было уже далеко заполночь. Завтра, все ее контакты посмотрю завтра, – решил он, ставя на мобильнике будильник, и провалился в сон.

Мне уже хотелось есть. Не знаю почему, наверное, от стресса. Я налила себе самую громадную чашку, которая только имелась в квартире, крепкого кофе и села за стол. Где же Лешка? Семь утра. Я решила подождать еще немного, но, не утерпев, набрала знакомый номер. Телефон абонента оказался недоступным.

Дыма телефон наизусть не помню, да и нельзя ему звонить. Через час снова недоступен. Еще через час снова та же история. Вот сейчас я и запаниковала.

Начинала болеть голова от выпитого кофе и переживаний. Мысли, как тараканы в резиновых сапожках, носились в голове, создавая еще большую панику.

По телевизору, моему единственному собеседнику в последние дни, передавали популярный телесериал «Убойная сила». Я невольно стала прислушиваться к действиям, происходящим на экране. Мне всегда нравились герои этого сериала, Хабенский в роли Плахова просто неотразим. Настоящий опер. Показывали интересный момент, как Вася Рогов задержал киллера в туалете, а оказалось, что этот самый «киллер» оказался «барабаном» оперативника уголовного розыска Ларина, работавшего в соседнем районе.

Перед глазами совершенно для меня неожиданно всплыло лицо Славки Петрухина. Вечно растрепанный и небрежно одетый, создавал впечатление местного аборигена на вокзале, иногда по старой дружбе, но чаще за копеечку на бутылку рассказывал местные сплетни и выполнял несложные поручения. Я по памяти набрала его номер мобильника, который сама как-то приобрела по случаю недорогой цены и теперь он как нельзя кстати пригодился.

– Славка, привет. Как ты?

– Ой, Алена, здравствуйте, рад вас слушать. Как вы поживаете?

– Нужна срочно твоя помощь.

– Конечно, я готов. Что нужно сделать?

– У тебя деньги остались после последней нашей встречи? Возьми бутылку и поезжай на кладбище. Нужно установить дружеский контакт с местными работниками, которые копают могилы. Нужно срочно установить, кто недавно раскапывал свежую могилу некой Юлии Банщиковой. Установи, под каким предлогом.

Чувствую, что Петрухин, обычно суетной и обязательный, медлил с ответом.

– Ладно, колись, пропил все деньги, что я давала?

– Такие сложились обстоятельства. Я честно, сам не понял, как получилось.

– Славка, я сколько просила тебя, оставляй хоть сотню на черный день! Это же мои деньги, которыми я разрешаю тебе пользоваться! Ладно, что с тебя возьмешь! Подойди к Маше – буфетчице в вокзальной кафешке, попроси от моего имени бутылку. Она даст и запишет на мой счет. Как только справишься, отзвонись. Я жду, – и отсоединилась.

Послышалось еле заметное шуршание за дверью. Я напряглась и стала прислушиваться. Шуршание прекратилось так же неожиданно, как и началось. Нет, все – таки женское любопытство коварная вещь. Умом я понимаю, что высовываться – равнозначно провалу всей операции, но еле держу себя в руках.

Нужно постараться отвлечься. Зайдя в ванную комнату, я снова и снова набирала телефон Звонаря. Глухо, как в танке. Снова недоступен.

Мне ничего не оставалась делать, как лечь на мягкий диванчик и ждать. От этой мысли опускались руки.

Лишь поздним вечером в полвторого ночи раздался долгожданный звонок:

– Лешка, ну разве так можно? Я извелась вся. Что там у тебя?

– Ты продукты за дверью забрала?

– Нет. Откуда я знала, что они там! Испортились, наверное,

– С чего ты взяла?

– Я еще утром слышала какое-то шуршание.

– Сидела и не выгладывала?

– Нет, хотя замучило любопытство.

– Правильно. Сиди, как мышь. Еще не все понятно. Я завтра появлюсь. Сегодня устал, как собака. Иду спать, извини.

– Спокойной ночи, – малыши в детском саду уже знают, что не все можно говорить по телефону.

Дождавшись трех ночи, я постаралась беззвучно отворить двери. В панорамном глазке, удачно установленном хозяином, в углу неприметно виднелся пакет, прислоненный к дверце коридорного шкафчика. Я протянула руку и, быстро схватив пакет, снова заперлась на все замки.

Утром наконец развеялись мои сомнения. Когда я думала обо всей этой истории, всегда казалось, что я потихоньку схожу с ума. Чужой труп в моей машине, уголовное дело… Бред какой-то. Мой ответственный Петрухин сообщил, что встреча удалась на славу.

Маша меня не подвела и на этот раз. Она женщина хоть и бойкая, но Славке доверилась, тем более что не первый раз я ему поручала взять за мой счет бутылку-другую на оперативные нужды. Конечно, о том, что нужды были действительно оперативные, Машуле не сообщали. Славик получал, я оплачивала. Все оставались довольны. Нужно не забыть попросить Леху отдать Маше деньги.

Закуску сообразительный Петрухин надергал в огороде по пути на кладбище, пользуясь своей маргинальной внешностью. Хозяева лишь пригрозили кулаком вслед и не стали связываться с бомжеватого вида товарищем, а Славка с радостным удовлетворением добытчика уже нес полные карманы слив и абрикосов. Попадались и мелкие яблочки, поздние, потому слегка неспелые. Ничего, водка все простерилизует, такое бывало не раз.

Близился конец рабочего дня. В невысоком домике, удачно расположившемся неподалеку от входа на городское кладбище, за столом сидели два парня, одетых в когда-то синие, выгоревшие на солнце спецовки. Было невероятно жарко, несмотря на предзакатное время, поэтому майки несвежей кучкой были сброшены на лавку в углу. Стол был накрыт скромно, колбаска, консервы, небольшой кусочек сала с прожилками мяса, немного помидоров и огурцов – сразу становилось понятно, что местное руководство еще на месте.

– Ребят, я тут к вам. По делу, – подмигнул Петрухин и, слегка распахнув затертый пиджачок, засветил во внутреннем кармане бутылку спиртного.

– Что ты хотел?

– Такое дело конфиденциально, – Славка высыпал из карманов яблоки, осторожно извлек абрикосы и сливы. – Нужна помощь. – Он стал было вытаскивать бутылку.

– Нет – нет, пока спрячь, – замахали руками копача. – Начальство через час уедет, приходи, переговорим.

За час Петрухин успел разжиться помидорками, огурцами и мешочком конфет с пирожками, которыми его угостила за помин души усопшего сердобольная старушка, пришедшая на кладбище помянуть своего мужа на сороковины. Славка побродил по кладбищу и отыскал среди свежих могилу новопредставленной Юли Банщиковой.

– Надо же, молодая совсем, жить бы и жить, – он постоял немного, поправил венки и поплелся к кладбищенским копачам.

Его уже ждали.

– Ну где ты бродишь! Уже полчаса ждем тебя! Что там за проблема, выкладывай.

Петрухин воспринял слова буквально и, выложив мешочки с пирожками, вытащил бутылку и торжественно водрузил ее на стол.

– Такое дело. Недавно хоронили дочку моей тещи, своячницу. А я принял сильно на грудь до этого и уронил в могилу сотовый телефон. Я теще не сказал, что уронил, а жена запилила, сил нет. Подарок дорогой, айфон какой-то, что ли. Она купила недорого по случаю, теперь пилит, не успокоится. Думает, что пропил его. А я не пропил его вовсе. Просто так сложились обстоятельства.

– Да ладно,откуда у тебя фафон.Может, и вправду пропил?

– Да нет же, говорю вам. У меня жена преподавателем в институте работает. Ей заместо экзамена подарили, чтобы поставила зачеты. Вы не смотрите, что я так одет. Бывают у меня недели запоя. А потом я как огурец. Месяц могу ничего в рот не брать.

– Ладно, Коля сходи с ним, куда ему надо.

– Давайте лопату, я, если нужно, и сам откопаю, только скажите. Жена плешь проела, нудная же, не дай бог!

Высокий Николай надел одним привычным движением майку, взял в руки лопату:

– Серый, порежь тогда закусь, раз угощают. – Он протянул руку Петрухину, – Николай, а ты кто?

– Я Вячеслав. Ты не смотри, что сегодня я так скромно одет. Просто у меня период в жизни такой.

– Понятно. Снова пьешь?

– Есть немного, но период близится к завершению.

– А кем работал раньше?

– Я работал до сокращения старшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте гражданской авиации. Но потом наш институт сократила. Кто помоложе, пристроился торговать, я не смог. Два года до пенсии, но государство дает раньше, если сократили. Тут мне повезло.

– Так и живешь на пенсию?

– Иногда, когда жена находит клиента, пишу дипломные работы, курсовые. Вот и могила, вон она, третья в ряду.

– Да, я помню ее, похороны были не бедные. Цветов столько, венки дорогие. Скорбящие все золотом увешанные. И как тебя угораздило в эту семью попасть?

– Я с женой живу уже больше двадцати лет. Порывается время от времени выставить меня за ворота да смотрит потом на меня и жалко, как сама говорит. Опять же, приработок время от времени имеется. Поэтому иногда ухожу на симпозиум, у меня есть небольшая комнатка в общаге, там набираюсь научных знаний, а потом снова к ней. Если заявлюсь без телефона, сам понимаешь, оторвет голову. Или точно выгонит. А я без нее пропаду, -Петрухин старался быть еще жалобнее, чем на самом деле.

Николай раскопал могилу быстро отточенными движениями: -

– Все, полезай и ищи сам, а я пока перекурю, – он полез за сигаретами, присел на соседнюю оградку и смачно задымил, старательно выпуская дым кольцами. Петрухин поддел крышку гроба, она оказалась открытой. Гроб был завален тряпками, кружевами, подернутые тлением, но тела там не было. Его передернуло от ужаса.

В два прыжка запрыгнул наверх и протягивал Коле показать свой телефон.

– Ой, ну какой-же это айфон!

– Мне жена сказала, правда, не из последних, но точно дорогой.

–Мне жаль тебя расстраивать, но это не айфон, тебя попросту надули, как последнего лопуха. За таким не стоило и лезть, штука рублей делов. Ладно, не переживай, сейчас накатим по полтишке, жизнь наладится.

Водка пошла хорошо. Серега успел ее завернуть в мокрое полотенце, охладить в морозилке.

– Вот это сервис, я понимаю! – Петрухин не переставал восхищаться. Он достал еще одну бутылку, запрятанную не случай, а вдруг не пригодиться. Но компания собралась душевная, понимающая, при таком раскладе не жалко расставаться с «горючим».

– Такие истории порой здесь бывают, закачаешься. Я сам не помню, но раньше здесь работал Иван Кузьмич, так вот он рассказывал, что на его памяти одного деда захоронили, лет сто, не меньше ему было. Так вот, приехала на следующий день после похорон его внучка, говорит, давай деда снова раскопаем, мол, по ошибке там кольцо какое-то необыкновенно дорогое, фамильное уронила, сразу не заметила. Плачет, убивается. Сжалился над ней Кузьмич, пошли раскапывать, открывают крышку, а дед лежит и на них глазами хлопает. Внучка в обморок сразу. Оказалось, сон летаргический у деда был. А потом, как наука объясняет, от недостатка кислорода дед в себя пришел. И что? Обратно – то не закопаешь. Вот внучка- то убивалась, что за кольцом полезла. Дед-то зажиточный был, наследство ей хорошее оставил.

– Слушай, Славка, хороший ты парень. Но семья у тебя нехорошая, скажу я тебе.

–С чего ты взял?

– Дело он говорит, – Серега понимающе закивал.

– С неделю назад подъезжает к нам один крендель. Джип черный, срезу видно, при деньгах. Говорит, я родственник этой вашей Банщиковой. Достаньте, мне мол, уронил перстень дорогущий. Мы повелись, думали, что денег прилично отсыплет, а он что сделал: сломал нам черенок лопаты, сам копать взялся, нас не допустил. Машину подогнал чуть не в саму могилу и отправил нас за новой лопатой. Возился там что-то, возился, кинул нам по сотне и уехал. Тоже мне, сотня. Да лопата больше стоит. Нам – то конечно выдаю, да и экскаватор копает, но мы – то закапываем вручную. Выслушали от начальников, хорошо, что за свой счет не заставили покупать ее.

– А что за машина: Я что-то не припомню такого родственника у нас!

– Да номер три шестерки. Буквы не запомнились, невнятные, но цифра- точно три шестерки. Я еще обругал его, думаю, вот чертяка, и номера такие же!

За что я люблю Петрухина, так это за четкость мысли. Что бы не говорили, но интеллигенция не в первом поколении проявляется даже за ширмой болезненной пристрастности к горячительному и некоторой маргинальности.

Ясное дело, что Славка, удержавшись от падения носом в стол после принятого на грудь для подробного доклада, в этот вечер станет для меня недоступным в плане общения. По голосу я поняла, что до этой стадии ему не хватало буквально пары порций.

Но мне на сегодня он и не нужен. Пусть расслабится с товарищами. Я открыла дверца вновь нового шкафа. Была одна, как мне показалось, чудесная идейка, хотя, чего скрывать, опасная. Я осторожно потянула за тонкий хвостик волос и на меня вывалились парики всех расцветок. Зеркало время от времени отражало меня, преобразившуюся, порой донельзя.

Когда дошла очередь до последнего парика, я немного расстроилась. Все не то, не так. Черный, как вороново крыло, с такими же блестящими, чуть лоснящимися здоровым блеском чужими волосами, мне отвратительно не шел. С глянцевого стекла на меня смотрела чистая цыганка. Не то, чтобы я была натуральной блондинкой, но черный цвет волос изменял меня до неузнаваемости. Причем, красавицей я отнюдь не стала.

Я отошла на несколько шагов назад, прикинула тут же скалившийся джинсовый сарафан непонятного размера. Он был такого покроя, что мог подойти, как молоденькой стройной студентке, так и беременной женщине. Беременной. А что, это тоже интересная мысль. Люди что обычно запоминают в первую очередь, необычные признаки: яркую одежду, необычный цвет волос, а потом долго напрягают память, стараясь выудить из нее хоть какие-нибудь приметы, вроде формы носа или наличия родинок, или шрамов. Шрамы, конечно, я нарисовать не смогу, все-таки не художник, хоть и жалела об этом, в моей профессии часто это могло крепко к случаю пригодиться. Да и условия здесь приближены больше к военно-полевым, но хорошую подушку подобрать вполне можно.

Я еле дотерпела до утра. Лешка трубку так и не брал. Мне это теперь было на руку. Усевшись за кухонным столом, я нарисовала черным карандашом, отыскавшемся самым чудесным образом в бесконечных кухонных ящичках. Безусловно, он был отнюдь не предназначен для наведения красоты. Глаза царапали острые шипики – занозы, которые мне так и не удалось убрать затупившимся ножом. Каждый раз наслюнавнивая по старинному бабушкиному способу грифель, я, высунув от напряжения язык, выводила густые черные стрелки на глазах, неимоверно, почти неестественно выводя линию бровей за глаза, чтобы лицо приобрело слегка кукольный вид.

Немного подумав, я решила, что даже хорошо, что губы накрасить нечем. В такую жару они только растекутся по лицу, а неопрятный вид иметь мне не хотелось.

Ярко-розовая рубашка, которую я накануне вечером предусмотрительно постирала, уже высохла. Ткань подразумевала слегка помятый вид, что тоже для меня было замечательно. Утюга здесь, естественно, тоже не было. Моя подушка, на которой я последние дни обминала своими щеками в ожидании неизвестности, влезла под джинсовый сарафанчик, как родная. Подпоясавшись одним из ремешков из таинственного шкафа с разномастными одеяниями, припудрила лицо тальком, чтобы противно не блестело.