Осколки

Ирина Алябьева, Владимир Алябьев

Осколки

Глава 1. Путешествие

Удивительно много можно рассуждать, что значит для человека слово Мама. Для ребёнка всегда одно – та, которая подарила ему жизнь.

Мир, по удивлению своему, был необычайно жесток, всегда не ровной дорогой ведет наш жизненный путь к старости. За которой уже наш переход на новый уровень, а что это за уровень никому не известно. Ведь ответом служит тишина.

Ночь – время тайн, когда ты остаёшься наедине со своими страхами и мыслями.Они, словно каменные глыбы, давят на грудь, не давая вздохнуть. Маленькая квартирка, всего две комнаты и кухня, скромная, но уютная, с раздельным санузлом, хранила отпечаток любви к накопительству. В углу комнаты, погребённый под горой одежды всех размеров и фасонов, терялся стул, утративший всякий смысл. Старый комод, увенчанный молчаливой коллекцией балерин и танцовщиц, соседствовал со статуэтками в национальных костюмах и мифическими существами. Древний телевизор, словно музейный экспонат, накрытый белой тряпкой, казалось, помнил ещё динозавров. Стены украшали выцветшие плакаты звёзд минувших лет. В комнате, ближайшей к кухне, молодая женщина кормила ребёнка грудью. Мысли о будущем, мрачном и бесперспективном, терзали её. Она нежно гладила сына по голове, а малыш, сладко посасывая грудь, медленно погружался в сон. Мать попыталась осторожно освободиться, но ребёнок, словно по волшебству, вздрагивал и вновь крепко обхватывал сосок. Это была вечная игра, известная каждой маме: победить младенца, чтобы он уснул раньше, чем ты потеряешь терпение. И вот, хватка ослабла, ребёнок засопел. Снова сапёрная работа по извлечению груди. И, о чудо, успех! Можно бежать в туалет! Осторожно встав, оставив малыша на кровати, окружённого баррикадой из одеял, она помчалась в спасительный туалет. Каждый шаг по скрипучим, багровым доскам коридора грозил пробуждением ребёнка. Рывком распахнув дверь с изображением писающего мальчика, она оказалась лицом к лицу со своим спасением – унитазом. Задрав халат, быстро стащила трусы и, усевшись, с облегчением выдохнула:

– Фух, успела! Думала, не добегу, мой друг. Надо заканчивать эти игры в

терпение, иначе однажды не успею. Как во время беременности! – Улыбка тронула её губы. Оторвав кусок туалетной бумаги, она вытерлась и, натягивая трусы, вышла из туалета. На кухне горел свет, и там сидела её мать. Хрупкая, невысокая, с пышной грудью, она разительно отличалась от дочери. Мать всегда стремилась к элегантности, выверяя каждое движение. Увидев её, девушка расстроилась, надеясь избежать щепетильного ночного разговора.

– Что ж ты встала? Садись, чайку попьём, о жизни поговорим, – мать подвинула полную чашку к краю стола, к пустому стулу.

– Да, я как раз хотела заварить на ночь, вдруг малой есть захочет, а молоко не придёт, – девушка подошла и села.

– А я как раз и хотела о вас поговорить. Печенье хочешь? – Мать обернулась к окну, где стояла корзинка со сладостями.

– Нет, спасибо! На ночь вредно, – хотя в глубине души она ждала упрёков в легкомыслии. Мать резко развернулась и ласково провела рукой по её волосам.

– Ты опять ушла от мужа? Что случилось? – Сложив руки на коленях, она

выжидательно посмотрела на дочь.

– Он мне не муж, мы не расписаны. А что, должно что-то случиться, чтобы

бабушка увидела внука? Я соскучилась, и сын тоже. Мы живем в одном городе, – девушка подняла чашку и сделала глоток.

– Да нет! Почему? Тебе всегда здесь рады. Просто пока ты здесь, твой ревнивый муж переживает, – мать взяла кружку, пытаясь согреть руки.

– Я просто хотела тебя увидеть, – сделав ещё глоток, девушка поставила чашку на стол. Дверь на кухню заскрипела, хотя была открыта.

– После твоих приходов сюда с его сыном к нам наведываются его дружки, и он сам угрожает ноги сломать. Всё из-за того, что моя сестра связалась с уголовником и опозорила семью. Ну ладно тебе на меня всё равно, мать пожалей! – В дверях стояла старшая сестра, крича во весь голос, демонстрируя своё неодобрение.

– И тебе привет, сестрёнка, – почти шёпотом ответила девушка. Мать, глядя в окно, развернула конфету и всхлипнула.

– Ну что, довольна?! Довела мать до истерики, моя дорогая младшая сестра. Тебе пора повзрослеть! Научилась ноги раздвигать, так запомни! Не надо втягивать в это свою семью, а мне уже надоели угрозы и косые взгляды соседей. Пальцем тычут: "Вон сестра той, что от уголовника понесла", – старшая сестра подошла к матери и взяла её за плечи. Младшая молчала. – Сколько нам ещё терпеть этот позор?! Мама, пойдём, я тебе дам лекарства и посижу с тобой, пока ты не уснёшь, – увела мать в другую комнату. Послышалось лёгкое прихрамывание в коридоре.

– Привет, пап! – Девушка поспешно вытерла слёзы, чтобы отец не заметил. Она очень любила его, ведь, несмотря на инвалидность, он работал на двух работах и всегда старался её развеселить. Девушка не знала, как называется его болезнь, но по какой-то причине у него перестала в детстве развиваться одна нога и росла с сильным опозданием, что и привело к инвалидности.

– Привет, дочь! Я тут слышал, марафон будет вокруг города. Думаю, поучаствую. Придёшь поболеть за меня? – Девушка спрятала улыбку за чашкой. Отец часто шутил над своим недугом, и это было смешно.

– Если не придёшь поболеть, прими от меня подарок. Я его нёс из самой комнаты, чтобы вы его померили, – отец что-то прятал за спиной.

– Конечно, пап! Что там? – Отец достал из-за спины пустую банку и поставил её на стол перед девушкой. – О, класс, банка, спасибо! Я возьму её с собой, – улыбнулась она.

– Да нет, что ты, какой домой. Позови всех, маму, сестру, и откройте её, когда они придут. А я пока в туалет отойду.

Звать никого не пришлось. Сестра, почти оттолкнув отца, идущего в туалет, ворвалась на кухню, а следом, ковыляя, шла мать.

– Так, дорогая сестра, теперь твой дом там, и не надо больше издеваться над родителями и мной. Ты всё поняла?

– Ладно, не надо, чтобы отец это слышал! – Мать прикрыла дверь.

– А это ещё что за банка пустая? Опять что-то сожрала, пока нас не было? – Старшая сестра схватила банку, чтобы понюхать, чем объела её младшая. Банка не стала долго сопротивляться и одобрительно щёлкнула. Ужасная вонь заполнила кухню. Старшую сестру, смачно вдохнувшую содержимое, тут же вывернуло наизнанку. Но вонь только усиливалась.

– Мама, да открой ты окно! – Верещала старшая сестра. Истерический смех нарастал за дверью туалета. Дверь распахнулась, и только саркастический взгляд и фраза "Надоели ругаться" остались висеть в воздухе, пока хромой мужчина уходил.

– Ой, как сильно тебя стошнило! – Мать указала на лужу рвоты.

– Да, мама, я заметила, сейчас всё уберу, – сестра пошла в ванну за тряпкой.

– Ты пойми, тебя никто не выгоняет, – положила руку на плечо мать.

– Да, я поняла! Не переживай, завтра уйду.

Девушка встала и ушла к себе в комнату. На кухне ещё долго ворчали мать и старшая дочь. Было отчётливо слышно, как старшая сестра пыталась переманить мать на свою сторону, объясняя, что жизнь надо прожить правильно, и это младшая сестра сделала неправильный выбор, а родители в этом не виноваты. Молчание матери звучало как приговор. На глазах девушки выступили слёзы. Дверь в комнату приоткрылась, и отец просунул голову:

– Прости, пожалуйста, мне интересно три вопроса. Первый: старшую сильно вырвало? Мать очень злая? И последний, но не по значению, как ты думаешь, вонь уже выветрилась?

Дальше говорить ему не пришлось. Девушка, схватившись за живот, начала истерически смеяться. Ей было всё равно, приступ смеха накрыл её с головой. Отец, увидев это, одобрительно кивнул и закрыл дверь. Девушка ещё долго смеялась и, растратив все силы, провалилась в глубокий сон. Впереди её ждал не самый приятный путь.

Утро наступило внезапно. Комнату заливал свет. В квартире царила тишина, все ушли на работу. Девушка потянулась и зажмурилась от наслаждения, что выспалась. Но неожиданный грохот с кухни прервал идиллию. Вскочив с кровати, девушка ломанулась на кухню. В муке с головы до ног её встречал сын.

– Я кушать тебе готовлю, мамочка! – Детский восторженный голос оповестил о грядущей уборке.

– Да, я вижу, милый! Как тебе это пришло в голову? – Отряхивая сына и по-матерински улыбаясь.

– Я хотел тебе помочь!

– Ты моя зайка, – приговаривала она, собирая муку руками. – Малыш, нам надо уехать. Ты хочешь со мной?

– Да, конечно, а куда мы поедем?

– Покорять, мой дорогой, Миргород. – После того, как пол был убран, девушка собрала чемоданы, осмотрела родительскую квартиру, словно пытаясь запомнить очертания былых времен, когда девушка была ещё совсем маленькой.

– Ну что, присядем на дорожку? – спросила девушка, искорки надежды плясали в уголках ее глаз, когда она смотрела на сына.

– Присядем! – эхом откликнулся малыш, его лицо расцвело робкой улыбкой. Они уселись на чемоданы, словно путники перед долгой дорогой, а потом, будто по негласному сигналу, в едином порыве поднялись и, распахнув дверь, принялись выносить сумки. Несколько минут суеты, и вот они уже стояли у подъезда, в ожидании такси. Внезапно внимание мальчика привлек стремительно приближающийся силуэт.

– Что, сука, решила сбежать?! – прогремел злобный голос. Молодой человек, схватив девушку за руку, тряс ее, словно осенний лист на ветру. – Я всю твою семью в могилу загоню, а сестру… изнасилую! Ясно тебе?! – кричал он, не стесняясь в выражениях, его слова резали воздух, как лезвие ножа.

Маленький мальчик забился в истерике, его мир рушился на глазах. Он вцепился в ногу матери, пытаясь спрятаться от надвигающегося кошмара, зажмурился, словно это могло спасти его. Но чья-то грубая рука отдернула его, оторвав от материнской защиты.

– Он останется со мной! Я научу его, как правильно жить, – прорычал молодой человек, сжимая ребенка в своих руках.

– Я лучше умру, чем отдам его тебе! – закричала девушка, ее голос сорвался, превратившись в звериный рык. Она бросилась на обидчика, словно тигрица, защищающая своего детеныша.

– Шлюха! Ты мне не помешаешь! Ребята, помогите! – обернувшись, взревел он, и из кустов, словно тени, выскочили пятеро озлобленных мужчин.

Девушка замерла в отчаянии. Что она могла противопоставить этой своре

головорезов? Собрав остатки сил, она сжала кулак и нанесла удар, точно в нос. Ребенок выскользнул из ослабевших рук мучителя, а сам он рухнул навзничь, из разбитого носа хлынула кровь.

– Мразь! За это мои ребята тебя по кругу пустят! – прохрипел он, лежа на земле и вытирая кровь.

Девушка, подхватив сына на руки, бросилась бежать, понимая, что все ее вещи и деньги остались в чемоданах. Острая боль пронзила ногу – видимо, в драке он повредил ей что-то. Она прикрыла сына собой, обняв его крепче. Звуки выстрелов заставили ее обернуться. Бандиты в панике разбегались в разные стороны, а за ними, рассекая воздух, неслись люди в черных доспехах. Она не могла разобрать их слов, пока на поверженного злодея надевали наручники. Ей пришлось подойти ближе.

– Ну что, мразь, попался! Служба безопасности Старой Ладоги, это тебе о чем-нибудь говорит? Ты обвиняешься в вымогательстве, воровстве и торговле наркотиками, – приговаривал рыцарь в черном, заламывая ему руки. – Девушка, вам лучше не подходить, он опасен. Вдруг кто-то из его дружков вооружен.

– Всех поймали и уже погрузили, – прервал его коллега.

– Отлично. Пакуйте и этого.

– Подождите, я хочу ему кое-что сказать.

Рыцари переглянулись и поставили злодея на ноги.

– Только быстро!

Девушка подошла вплотную и с ненавистью плюнула ему в лицо. Слюна, смешанная с презрением, стекала по его носу и губам.

– Тварь! – выплюнул он в ответ, прежде чем его увели.

– А ты – крутая! – произнес рыцарь, снимая шлем. Перед ней стоял смуглый мужчина с черными, как ночь, усами и густыми бровями. – Меня зовут Владимир, но можешь называть меня Господином.

– Нет, Владимир меня вполне устроит.

Лицо девушки озарила легкая улыбка. Парень тоже засмеялся.

– Слушай, а ты – горячая штучка! Если вдруг заскучаешь, вот моя визитка.

Скоро я стану очень влиятельным.

– Хорошо. Значит, сможешь мне помочь? – саркастично заметила девушка.

– Куда путь держишь, красавица? – Владимир указал на подъезжающее такси.

– К другу в Миргород. Он поддержал меня в трудную минуту.

Девушка взяла сумки и понесла их к машине.

– Как зовут твоего парня? – кивнул Владимир на заплаканного ребенка.

Девушка улыбнулась:

– Моего сына зовут Добран!

Шел 2784 год.

– Добран, арбалет-то взял, дружище? – Белогор переминался с ноги на ногу, словно медведь, потревоженный зимней спячкой.

– Целую неделю топаем через этот хребет. Понимаю, конечно, Кикимора, может, и права насчет "чем дальше в лес, тем меньше дров"… в смысле, безопаснее. Но, при всём уважении, Белогор, питать надежду найти камень души… ой, прости, осколок… это…

– Добран, не будь ты мне другом детства, оставил бы здесь! Я больше года ищу, расспрашиваю всякую нечисть, от старых леших до проклятых бесов, у которых прощения не допросишься. Кикимора – последняя зацепка, и если она не врёт, то у Баюнов из Последних сказаний должны быть свитки!

– Белогор, старина, после Войны Крови, которая, напомню, унесла четверть населения Троецарствия и развалила королевство на куски, шанс найти хоть упоминание о свитках, а уж тем более об осколках камней души…

– Тсс! Почти пришли.

Горный хребет обрывался, и взору открывалась долина, залитая солнцем. Зрелище было захватывающим: изумрудный ковёр травы, усыпанный цветами невиданной красоты. Красные, синие, желтые, ростом в два метра, их огромные цветки напоминали зонты, под которыми можно было укрыться от ливня или палящего солнца. Белогор Каштанов и Добран Алянов замерли, любуясь открывшимся пейзажем.

– Привал! Нужно отдохнуть и набраться сил перед этой цветочной чащей, – Белогор скинул рюкзак с плеч.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой генерал! – Добран, как всегда, не упустил

возможности подшутить.

– Я пойду расставлю метки и ловушки. С высоты следить за долиной будет

проще, – Белогор направился прочь, оставив Добрана одного.

"Нужно развести огонь". Добран принялся за поиски хвороста. В горах найти сухое дерево – задача не из легких, но после пары часов трудов его старания увенчались успехом. Шалаш из брёвен, сложенный треугольником, ждал лишь искры, чтобы согреть путников. Парень достал спички и чиркнул по коробке. Сера на кончике зашипела, и уверенный огонь охватил спичку. Добран поднес ее к костру, и пламя охотно перекинулось на сухие ветки, разгораясь всё сильнее.

– Уже неплохо! – с гордостью проговорил он и достал железные чашки, насыпал в них кофе. Затем выудил из рюкзака пакетики растворимого супа, высыпал их на дно походного котелка, налил воды из бутылки и стал ждать, пока вода закипит и превратит сублимированный порошок в подобие обеда. Рядом с котелком расположился походный чайник, наполненный водой. Не теряя времени, Добран принялся расстилать спальные мешки.

– По периметру чисто, ловушки расставлены! – Резкий голос Белогора заставил парня вздрогнуть и отвлекся от раскладывания спальников.

– Отлично! У меня тоже почти всё готово! – Добран кивнул на закипающую воду.

– Тогда к столу! – Белогор улыбнулся.

Ребята набросились на дымящийся суп, орудуя двумя ложками на один котелок.

Голод был зверским, настолько, что забывали подуть на обжигающий язык и горло варево. Вскоре от супа остались одни воспоминания, и, завернувшись в спальные мешки, бойцы неспешно потягивали кофе. Молчание, нарушаемое лишь потрескиванием догорающего костра, и взгляд, устремлённый в усыпанное звёздами небо.

– Хорошо, когда рядом есть человек, с которым можно просто молчать, —

Добран тепло посмотрел на старого друга.

– И то верно! Спокойной ночи, Добран! – Белогор отвернулся и мгновенно

засопел, провалившись в сон. Добран же еще долго любовался мерцающими далями, пока и его не сморил сон.

– Белогор, пригнись! – земля содрогнулась, ядро разорвалось совсем рядом, окатив окоп и друзей волной песка и гари.

– Да, что-то наша артиллерия не спешит отрабатывать по меткам, —

отряхиваясь, проворчал Белогор.

– Да как им работать, если почти сразу накроет ответкой, – парировал Добран. – Нужно дать им шанс сменить позицию.

– И что предлагаешь? – Белогор вопросительно вскинул брови, продолжая

вытряхивать песок из-за шиворота.

– Попытаемся найти припасы. Прочешем вдоль окопа.

Друзья, согнувшись в три погибели, крались вдоль траншеи. Неистовый свист пуль, словно невидимые косилки, перепахивал землю над головами, заставляя невольно вжиматься в глинистые стены.

– Вот же гады! – выплюнул ругательство Белогор.

– Что случилось? – Добран встревоженно посмотрел на друга.

– Они не подавили вражеские пулемётные гнёзда. Плохи наши дела, Добран, ох, плохи… – Белогор помрачнел.

– Ложись! – Добран заорал во всё горло. Мощный взрыв швырнул их в разные стороны, разметав по окопу, словно щепки.

– Помогите…

– Добран, смотри! – Белогор указал дрожащим пальцем.

В нескольких метрах от них, неестественно вывернувшись, лежал сослуживец с оторванными ногами. Белогор рванулся к нему.

– Добран, жгуты! Срочно, нужно пережать бедренную артерию! – кричал он, лихорадочно ощупывая раны.

Добран бросился к раненому и, дрожащими руками, принялся затягивать жгуты на окровавленных обрубках.

– Я живой, ребята, я живой! – хрипел солдат, голос его слабел с каждой секундой. Кровь, не дожидаясь жгутов, сочилась сквозь пальцы, а в глазах медленно гас свет. Добран, с усилием сомкнув веки мертвого бойца, развязал жгуты. Друзья, оглушённые и подавленные, молча закурили. Свист пуль, казалось, усилился, но в голове царила звенящая пустота.

– Жаль парня! Знал его, Добран? – Белогор смотрел невидящим взглядом перед собой.

– Да, из Старой Ладоги он. – тихо ответил Добран.

– А тебе-то что до этого города? – Белогор повернул к нему осунувшееся лицо.

– Я там родился. – признался Добран.

– Ого, а я слышал, что это крупный порт. – Белогор достал из кармана помятую пачку, выудил сигарету, прикурил и затянулся едким дымом.

– А ты Ведану помнишь? Слышал что-нибудь о ней? – вопрос сорвался с губ Добрана непроизвольно.

– Да ты что, Добран, я свалил оттуда задолго до тебя. Это у тебя надо

спрашивать! Небось, виды имеешь на мою сестру? Она не для окопной жизни, ей принца подавай.

– Возможно… – Добран заметно помрачнел. Белогор ободряюще похлопал его по плечу.

– Не грусти, найдём тебе бабу после этой заварухи.

– Лучше сразу двух! – Добран попытался выдавить улыбку.

– Ладно, давай обшарим тело, вдруг что пригодится. – Белогор принялся шарить по карманам убитого.

– Ты чего ищешь, Добран? – не отрывая взгляда от его рук, спросил Белогор.

– Да у меня ботинок порвался, хочу найти его правую ногу.

Лицо Белогора исказила гримаса недоумения, но, бросив взгляд на изувеченное тело, он разразился истерическим хохотом, а Добран, откинувшись на спину, поддержал его.

– Боюсь, не найдёшь уже, такой взрыв был, она, наверное, уже в окопе у супостата! – смех оборвался внезапно, заглушённый очередным разрывом. – Ладно, хватит ржать, полезай, посмотри, что там. И, Добран, прошу тебя, осторожнее. – Добран схватил бинокль и, пригнувшись, пополз из окопа. Перебравшись в свежую воронку, залёг и, прильнув к окулярам, стал осматривать низину.

– Ага, ползут гады! Ну ничего, сейчас я вам помогу увидеть предков.

– Что там? – донёсся приглушённый голос Белогора.

– Бегом к рации, скажи, чтобы ударили в квадрат номер восемь, справа от «рваного уха». Скажи, что опять прут!

Белогор, как ужаленный, сорвался с места и помчался к рации.

– Слушай мою команду! – орал он, сорвав голос. – Квадрат номер восемь, справа от «рваного уха»!

В ответ лишь сухое: «Принято!»

И спустя мгновение вдали раздалась долгожданная канонада. Белогор стремглав вернулся в воронку, чтобы увидеть результат.

– Слышишь, Добран, летят родимые! О, а наши гости засуетились, забегали, чуют! – Белогор впился взглядом в бинокль. Оглушительные хлопки, взметнувшиеся столбы дыма и земли заплясали перед глазами друзей.

– Ура, прямое попадание! – заорал Белогор. Земля вздрагивала от новых разрывов, и враг в панике откатывался назад в окопы.

– Ну что, съели, губошлёпы? О, Белогор, смотри… нога! – глаза Белогора полезли на лоб. Добран, виляя задом, пополз к цели.

– Ты совсем с ума сошёл, снайпер снимет! – Белогор пытался его остановить.

– Ботинок будет мой! – Добран упорно двигался вперёд.

– Ну ты псих! – Белогор беспомощно наблюдал за другом.

– Боги! Нет!– заорал Добран.

– Что, что случилось? Тебя ранило? Куда? – испугано спросил Белогор.

– Он, сука, левый. – Друзья залились опять истерическим смехом.

Белогор распахнул глаза, словно от удара, и резко сел, спину обдало липким холодным потом. Рассвет уже прокрался в щели между досками. Добран, напевая что-то веселое себе под нос, колдовал над шипящей яичницей.

– Как спалось, вояка? – Добран одарил коллегу широкой улыбкой. – Ты подскочил, будто собрался стометровку бежать!

Белогор помрачнел.

– Я вообще после войны плохо сплю… – В голосе слышалась глухая тоска. Он нутром чуял, что день будет полон тягостных предчувствий, рожденных кошмарным сном.

Белогор был закаленным в боях воином, которого не так-то просто было вывести из равновесия. Но сейчас, глядя на раскинувшуюся внизу долину, он невольно застыл в восхищении, и эта мимолетная детская радость на его лице заставила

Добрана на мгновение вспомнить те беззаботные времена, когда они были мальчишками.

– Пора, Белогор. Нам нужно спускаться.

– Погоди, Добран. Кикимора говорила, что никто не знает, кто посадил эти

цветы.

– И что ты хочешь этим сказать? Что найдется некто, кто станет собирать из них букеты? Я здесь не первый день живу, напомню тебе, хотя ты и сам знаешь, единственные гиганты в этих краях – Лешие. Но, мой дорогой друг, до них нам далеко. Владения Леших заканчиваются там, где обрывается лес. Так что соберись и спускайся.

Белогор очень ценил Добрана. Не раз тот спасал ему жизнь. Друзья с детства, они были связаны крепче стали. И стоило признать, что именно Добран был настоящим баловнем судьбы, отчаянным сорвиголовой. Он единственный, кто согласился разделить с ним это опасное, смертельно опасное предприятие, не сулившее никаких гарантий на возвращение в родной Миргород.

– Добран, спасибо тебе. Ты ведь единственный, кто не побоялся отправиться со мной в этот поход.

– Начни с тех драгоценных камней, которые ты обещал мне за компанию. А благодарности оставь для писак, они это дело любят.

– Ладно, молчи уж, за умного сойдешь.

Спустившись, они оказались у подножия гигантских цветов, воистину исполинских. Казалось, чтобы обхватить стебель, нужно было задействовать обе руки. Но прикасаться к ним не хотелось. Стебли, словно ощетинившиеся дикобразы, были густо усеяны огромными шипами.

– После вас, предводитель, – Добран галантно указал на колючую растительность.

– Смелость у вас сегодня не в почете, мой храбрый друг.

Сказать, что продираться сквозь заросли было сложно, – ничего не сказать.

Цветы, словно сговорившись, росли настолько плотно, что между шипами оставалось едва ли тридцать сантиметров. Одежда цеплялась за острые иглы: штаны, рубаха и даже кольчуга, призванная защищать, предательски пропускала колющие удары. Земля под ногами тоже не давала расслабиться: черная и вязкая, она источала тошнотворный запах гнилой травы и болота.

– Ну и угораздило же меня, кажется, я сапог в этой трясине оставил! Как так можно? Столько неземной красоты – и посреди жуткого болота. Пусть с холмов открывается дивный вид, но жить в этом цветочном царстве я бы ни за что не стал.

Белогор, надо что-то придумать.

День клонился к закату, тени сгущались.

– Пора разводить костёр, Добран. Неизвестно, кто позарится на это цветочное великолепие, и что может выползти из-под земли с наступлением ночи.

– Ладно, как только продерусь сквозь эти колючки до ближайшей поляны, начнём собирать хворост и обустраивать привал.

Но, к досаде путешественников, цветам не было конца, а вечер сгущался предательски быстро.

– Мне кажется, или цветы стали расти реже?

– И правда. Либо шипы уже не такие острые, либо я к ним привык. Скорее всего, это молодняк, недавно пробился, а значит, мы почти выбрались из этой цветочной западни, Белогор.

И в самом деле, цветы редели с каждой минутой. Но сумерки наступали ещё быстрее.