Две недели до Радоницы

По небу тянулись клочковатые облака, просыпая снег. Солнце было полностью скрыто за пепельной завесой. Из-за этого трудно было понять, какое сейчас время суток. Я надеялся, что раннее утро. Несмотря на падающий снег, воздух был сухим, и я все никак не мог отдышаться. Все глотал и глотал воздух, пока перед глазами расцветали фейерверки. От них закружилась голова, и я в замешательстве опустился на колени. Если я ослабел уже от того уже, что вышел на поверхность, какой прок от меня, когда надо будет действовать?!

Но только я так подумал, как рядом опустилась шербатая физиономия бати. Он хитро подмигнул и выставил вперед локоть с распахнутой ладонью. И откуда у него были силы? Как долго он уже сидел на этой горе? По сравнению с его заточением, мои несколько дней за решеткой были сущей ерундой. И если уж батя был способен выдержать такое, то я и подавно справлюсь. Нечего рассиживаться. С такими мыслями я сделал ответное движение, схватил его руку и поднялся на ноги.

Зоран тем временем закрыл проход позади нас. То, что изнутри, во тьме, казалось стеной, на деле было кованой железной дверью. Со стороны гор она вовсе не бросалась в глаза: поблекшее на ветрах и дождях железо сливалось со скалами. Догадаться, что здесь скрывалась пещера-тюрьма, было невозможно.

– Что дальше? – спросил я Зорана. – Куда идти-то? Везде обрыв.

– Не надо идти, – ответил головорез.

И он кивнул в сторону скалы. На стелившихся по камням тросах болтались сиденья для альпинистов. Я глянул вверх, по направлению движения. С каменного мыса на меня щурилась рожа здоровяка в камуфлированном костюме. На плече у него висел «Калашников», дуло показательно смотрело в нашу сторону. Зоран приказал:

– Садитесь.

– Наручники-то снимешь? – спросил я и призывно поднял руки.

– Тебе не нужны руки, чтобы сесть.

– А если упаду?

– Просто держись обеими руками за трос.

Я быстро соображал, что бы еще такое сказать, чтобы он отстегнул наручники. Они очень мешали моему плану. Для того, чтобы воплотить задуманное, нужны были свободные руки. Но в голову ничего не приходило. А Зоран тем временем поторапливал. Ничего не оставалось, как подчиниться. Мы с отцом уселись в импровизированные люльки, и вскоре нас резкими, рваными движениями потащили вверх люди Зорана. Сам он стоял внизу, целясь в нас из «Вальтера». Дескать: «Попробуй-ка сбежать».

Следующие минуты должны были стать решающими. Пока мы болтались в сидениях, как куры на птицефермы, несомые конвейером на убой, я прогонял в голове план. Итак, у Зорана наверху были люди. Как много, я не знал. Скорее всего, немного, потому что нас явно считали небольшой угрозой. Мне нужна была отговорка, чтобы снять наручники, и после пары секунд размышлений она у меня появилась. Отговорка была смехотворной, и было трудно поверить, что Зоран на нее купится, но нужно было попробовать!

Далее: Лалу обрисовал для меня ландшафт местности, который я мог ожидать на вершине. Поскольку пещера, в которой мы томились в заточении, проходила гору насквозь, то нужный мне спуск находился строго по другую сторону скалы. Я попросил Лалу специальным знаком обозначить камень, за которым он оставил снаряжение. Я молился Трем братьям (которые, учитывая обстоятельства, были не так уж далеко), чтобы я быстро нашел этот знак.

Когда по спине стал тереть острый камень, меня подхватили за плечи крепкие руки и рванули наверх. Однако нога неожиданно зацепилась за уступ, солдат выпустил меня из хватки, и я кубарем покатился по камням, прямо в ноги другого вояки. Это была удача: он в тот момент ставил на ноги отца, а моя крутящая (хотя и случайная) атака выбила его из равновесия. Вдруг, к моему удивлению и радости, у отца нашлись силы и воля действовать.

Пока второй солдат приходил в себя, батя выставил вперед голову и решительно понесся в сторону солдата, который только что меня вытащил. Тот сделал движение плечом, сбрасывая автомат, но было поздно: каменная макушка тараном впечаталась ему в грудь. Он испустил звучное «Умпфффф!» и отлетел спиной на скалу. «Калашников» стукнул по камням. Отец мгновенно припал к земле, перекатился а-ля коммандо и в следующий момент уже целился во второго солдата, которого я только что свалил с ног. Уверенность и четкость, с которой он совершал эти действия – и хладнокровный, не моргающий, взгляд – ясно говорили: «Со мной шутки плохи». Очевидно, так подумал и солдат: он потянулся было к автомату, но потом быстро поднял руки. Вблизи я видел, как покрылся испариной его лоб, а кадык вздыбился, пропуская сквозь горло крупный ком.

– Бросай, – приказал отец, кивая на автомат.

Солдат с готовностью кинул «Калашников» в обрыв. Из бездны раздалась пара гулких стуков, пока автомат бился по камням.

– Ключи есть? – спросил он, показывая наручники.

Солдат покачал головой.

– Брешешь. Андрейка, пошукай в кишенях33.

Я пошарил у него в карманах. В одном звякнули ключи. Кое-как согнув ладони, я попытался вставить их в замок наручников. Ключи выскользнули, поскакали в обрыв, но я успел их схватить. Медленно и осторожно попробовал еще раз. С облегчением услышал долгожданный щелчок – свобода для сдавленных кистей! Сняв наручники с отца, я надел их на бывших конвоиров. Все это время они молчали, только сверлили нас мрачными взглядами из-под нахмуренных бровей. Тут я вспомнил про Зорана. Он уже наверняка почуял неладное и идет по нашу души! Я бросился к обрыву. Осторожно глянул вниз, ожидая пальбы из «Вальтера». Но Зорана там не было. Уступ был пуст.

– Ну?! Там наш Вонский? – крикнул отец.

Он тем временем под прицелом сгонял обоих солдат к выступавшей над камнями скале.

– Нема! – крикнул я в ответ.

– В обход пошел, курва. Вяжи их, Андрейка!

Я схватил трос и торопливо стал обвязывать солдат вокруг камня. Батя тем временем держал их на мушке, приговаривая:

– Ну, ну дернись только. Сразу в лоб – бац! Тут до неба недалеко, вишь.

Угрозы работали, и солдаты не двигались, пока я спешно обматывал их тросом. Сделав пару кругов вокруг камня, я убедился, что веревка прилагает плотно – но не настолько плотно, чтобы они дышать не могли (хотя соблазн был) – а затем скрутил узел. Батя снял с одного куртку, взамен напялив на солдата свою растянутую кофту. Я поверить не мог, как легко мы с ними сладили. Солдаты Зорана – ни много ни мало, личная охрана Лукаса и его конторки – оказались застигнуты врасплох обычным пацаном и его слабым батей. Если это не была победа Давида над Голиафом, то я не знал, как это еще это назвать. Впрочем, это была все-таки пока не победа. С Зораном мы бы не справились даже вдвоем. Отец подскочил ко мне, эдак лихо, с автоматом наперевес. Прогремел:

– Андрей, шибко! Куда идти?

– За мной, – сказал я. – Нам нужно найти мой ремень.

– По что ремень тебе?!

– Тссс, не греми так. Иначе нас Зоран по голосу найдет.

– Добра, добра, – спохватился отец. – Но по что ремень в такой час? Штаны-то держатся.

– Да сам ремень не нужен. Я попросил Лалу оставить рядом с ним рюкзак.

– А рюкзак нам по что?

– Долго объяснять. Увидишь сам.

Я быстро огляделся, пытаясь разобрать, в какой стороне Нагора. Поскольку мы были на одном из склонов Триглава, разобрать было сложно – я не мог ориентироваться на самый главный пик. Облака, стелившиеся вокруг нас, тоже мешали: все что скрывалось за пределами горы, было покрыто серым туманом. Я рассудил так: поскольку спуск должен находиться точно с другой стороны горы, из который мы сейчас выбрались, то достаточно идти прямо, не сворачивая с пути. И мы побежали.

Пока петляли между камней, я не переставал думать о том, что увидел. Наконец, не выдержал и спросил батю:

– Ты где научился так? Я про «Калаш». Так лихо с ним – раз! раз!

– Фильм «Килер» знаешь такой? Старый польский, – в перерывах между частыми вдохами ответил отец, – Ото там кто-то теж так робил.

– Ты просто копировал героя фильма?!

– А что было делать! Ненавижу я эти автоматы, Андрейка. Как стрелять хоть, знаешь? Там вроде как безопасность надо снимать. Но раз он так трясся, то наверно снято уже все. Давай выкинем его к черту.

К моему страху, я знал как стрелять. А точнее, знал Мило. Но я промолчал. Отец-то не знал про Мило. И я сказал вместо этого:

– Не надо. Оставим. Запугивать будем.

Скала, наконец, пошла под откос, но ремня нигде не было. Где же Лалу его оставил? Я метался из стороны в сторону, тщательно высматривая знакомую потрепанную пряжку. Что-то блеснуло на камнях, я бросился туда. Нет, показалось. Неожиданный прилив адреналина после победы над бандюгами иссякал. Без толку рассекая по камням, я быстро тратил силы, а ботинки были уже разодраны до дыр. Вдруг меня окликнул отец с другой стороны вершины. Я сразу примчался к нему. Он стоял возле большего камня и, только я появился, ткнул в него пальцем:

– Я пердоле, Андрей, это что?

– Что, что – ремень мой! – буркнул я.

На камне лежал, распятый камешками поменьше, белый, с потемневшей пряжкой, ремень. В местах он растрескался и, надо признать, выглядел жалко.

– Это даже не кожа! – ревел отец, – Стыдно бабам такое показывать!

– Причем здесь бабы?! – взорвался я, – А что не кожа, так я за экологию, ты ничего не понимаешь.

– Вот придем домой, я тебе покажу настоящий ремень. Мой старый возьмешь.

– Не буду я носить старый вонючий ремень!

– Он не смердячий!

Пока отца разбирал праведный гнев, я обежал камень вокруг и с ликованием в душе обнаружил то, что искал. За камнем лежал армейский рюкзак огромного размера. К нему был пристегнут карабином трос.

– Отец, сюда!

Батя подошел и с недоумением уставился на рюкзак.

– Так по что он?

– Ложись.

– Куда?

– На рюкзак, – с нетерпением проговорил я.

– По что? Не буду ложиться.

– Тогда ждем Зорана, чтоб нас пострелял.

– Ну ляжу я, а потом?

– Потом – туда, – и с этими словами я указал на распахнувшийся перед нами пологий спуск. Он был идеально ровным, с выстеленной снегом полосой прямо до «Слезы Марии». Озеро виднелось далеко внизу, в прорехах седой дымки облаков. Мой спутник, с которым меня свела судьба почти неделю назад на Лодовом гребне, не лгал: спуститься с Триглава до озера и правда было возможно. Оставался вопрос, переживем ли мы спуск.

Мой план был скатиться с вершины на рюкзаке прямо до озера. «Слеза» располагалась на отвесной скале, обращенной в сторону Нагоры. Прийти к озеру можно было в обход Триглава, как неделю назад и сделал мой спутник. Для нас же сейчас проблема была в том, чтобы потом спуститься со «Слезы» до Нагоры. Пешком это было сделать невозможно из-за слишком крутого спуска и острых камней. Поэтому я попросил Лалу оставить для нас альпинистские веревки со вбитыми якорями, чтобы мы сразу могли покинуть горы. Господи, сколько работы было прошлой ночью у паренька!

– Андрейка, с ума сошел? – прервал мои мысли отец.

– У нас нет выбора!

– Почекай… – отец задумался. – Но как же Лукас и этот Вонский спускаются? Может и мы тем же путем?

Похоже, во время заключения отец не знал, что творилось на поверхности. Действительно, Лукас и Зоран (у меня ушло несколько секунд, что понять, кого имеет в виду отец под «Вонским») спускались на фуникулере от Лодового гребня. Канатная дорога от Триглава отпадала как способ связи с Нагорой: Лукас использовал ее, чтобы пленить Бориса. Однако фуникулер на Лодовом отпадал сейчас и для нас. Вчера ночью я попросил Лалу перерезать провода сразу после того, как Лукас спустится с вершины. Если фуникулер не работал, то Зоран и его парни остались бы заключены на вершине. Если, конечно, не решили бы последовать за нами тем же безумным способом.

Об всем этом я рассказал отцу. Он почесал макушку.

– Только так, значит… – произнес, глядя на угрожающий пологий спуск. Однако колебался он не долго. Сомкнул брови, запахнул трофейную куртку и простерев вперед, в сторону родной Нагоры, длань, провозгласил, – Ну вперед, курва!

Мы подошли к самому краю спуска, от одного взгляда на который кружилась голова, и взгромоздились на рюкзак. Бате пришлось лечь на меня, поскольку поместиться вдвоем в ряд не удавалось. Я с сожалением отметил, что почти не чувствую его веса. Тросом на карабине пристегнул нас к рюкзаку, шумно вдохнул и замер. Меня окликнул батя.

– Выбачь34, что не вовремя, – прокряхтел он сверху, – Но ты вот что скажи.

Я ждал продолжения, но вместо того слышал только свист ветра в ушах.

– Сказать что? – не вытерпел я.

– Алена… Она еще на меня сердится? Дальше ненавидит?

Ах вот оно что. Он волновался о встрече с матерью.

– Скажем так, до сих пор не в восторге, – ответил я, – Эта юла много для нее значила.

– Да ведаю то, – с грустью сказал он, – Вот с террористами покончили, я везде ей шукал. В горах не было! А я ведь «Чорному Сонце» ее отдал.

– Так ты ее нашел?

– Нашел! Как раз нашел, Андрей!

Продолжить он не успел, потому что горный воздух расколол грохот выстрела. Сразу за ним последовал зычный возглас. Он прокатился по горам, отбиваясь от скал, ударил в уши со всех сторон:

– Не двигаться!

Я не мог развернуть голову из положения плашмя, да это было и не к чему. Я уже слишком хорошо знал голос Зорана. Как можно сильнее оттолкнулся носками ботинок, и наши импровизированные сани накренились, соскользнули и полетели вниз!

Следующие несколько минут перед моими глазами трепетала снежная завеса из взметаемого в воздух снега. Ветер ударял в лицо, обмораживал щеки, закладывал уши. Окаменевшими руками я вцепился в края рюкзака, который метало из стороны в сторону на откосах и неровностях. Батя держался за меня. Приклад автомата, висевшего на его плече, неистово болтался, задевая меня за бедро. Не то, чтобы я видел куда мы летели – скорее молился, что попадем прямо на озеро. И что оно в это время года будет еще во льду.

Руки уже стали слабеть, когда я почувствовал внезапный сильный удар, словно наши импровизированные сани встретились с препятствием. Это заставило меня еще крепче вцепиться в рюкзак. От удара мы подлетели в воздух – хорошо, что были приязаны к рюкзаку тросом – и потом с грохотом опустились на снег. Или лед? Послышался характерный треск, который так боишься услышать посреди замерзшего озера. Рюкзак замедлил ход, белая завеса перед глазами растворилась россыпью снежинок, и я увидел, что мы скользим по гладкому льду.

Я подождал, пока рюкзак замедлит ход, а потом кончиками ботинок затормозил наш ход. Мы плавно остановились неподалеку от занесенного снегом берега. Триглав остался позади нас. Мы спустились на озеро – безумный побег удался. Словно пытаясь осмыслить произошедшее, мы некоторое время просто лежали, глядя перед собой. В ушах звенела тишина – поразительный контраст с бурей и громом, которые мы сейчас прошли. Первым нарушил молчание отец.

– Андрейка, живем! Живем! – радостно кричал он.

– Это прекрасно, – прокряхтел я. Грудная клетка была сдавлена, и я не мог набрать воздуха. – Нам бы… экххх… встать…

– Андрейка, ну ты дал! – продолжал он, будто не слыша, – Ото моя школа!

Я потянулся к карабину, отстегнул трос, и мы оба завалились в сторону, прямо на припорошенный снежинками ледом. Несмотря на время года, лед был еще прочный. Поскальзываясь, собирая вместе разъезжавшиеся ноги, кое-как поднялись и не говоря друг другу ни слова, в общем порыве обнялись.

Я хотел что-то сказать, но слов было так много, что я не говорил ничего. Да и правильный был момент? Мы сбежали с горы, но это полдела. Теперь нам предстояло спуститься в долину и отправиться на встречу с Лукасом. Какой она будет? Я только сейчас осознал, что четкого плана у меня и не было. Я думал, что он появится во время побега, но…

Отец одобрительно похлопал меня по спине, сказал серьезным голосом:

– Я с ним поговорю.

– С кем?

– Со старым своим кумпелем35.

– И что ты ему скажешь?

– Ну опций у нас невелико, – развел руками отец. – Лукас-то неглупый человек. Разумеет, что все это масакра.

Действительно, так считал и я. Лукас не мог не понимать, к чему приведут публичная казнь, силовой захват края. Как только по Европе пронесутся новости, что в мирной, благополучной евродеревне завелся новый тиран, миротворцы не будут сидеть без дела. И все-таки что-то снедало меня… Я вспомнил, что сказал нам Зоран в пещере. Точнее передал слова Лукаса: «Можешь убить их прямо здесь». Разве он мог отдать прямой приказ убить? С другой стороны, он задумал устроить казнь перед толпой людей. Разве с этим человеком можно договориться разумно? Меня стали снедать сомнения.

А потом стало страшно. Страшно от того, о чем я вдруг подумал. Как вчера, в пещере, когда вспомнил о брате. Нет-нет, с Мило точно покончено. Я не могу так поступить. И с Лукасом мы обязательно попробуем договориться. Но откуда тогда эти мысли?

Отец увидел мое замешательство, но наверно подумал, что я трушу. Он хлопнул меня по ладони:

– Не тот час, абы волноваться! Все будет добре!

Его сын был в опасности, мой брат! Как он мог оставаться таким спокойным! Но в этом был весь батя – всегда себе на уме, не прошибить ничем. Если он что-то задумал, то всегда упорно шел к цели.

Мы поднялись на берег, оставив «Слезу Марии» позади. Раскрылась панорама Нагоры. Ее уже не скрывали одеяла туч. Но оставшись там, в вышине, они не давали пробиться и солнцу. На родной край не падало и яркого лучика, от чего долины и поля казались мрачными и серыми. Якоря, оставленные для нас Лалу, оказались на видном месте.

Мы осторожно, нащупывая подошвами камни, стали спускаться по каменным жилам. Мои уставшие после безумного слалома руки едва держали веревку. Я старался не глядеть вниз без необходимости – не хотелось держать в голове, что под ногами бездна и любой просчет чреват гибелью. Оставалось только карабкаться и карабкаться. «Ничего», – утешал я себя, перехватываясь руками, – «Спустимся, отдохнем немного. Там и Каролина должна еды принести». Об этой части плана я пока не рассказал отцу. Внизу мы должны были встретиться с Каролиной. Прошедшей ночью к ней тоже должен был прийти Лалу.

– Андрейка, тссс, – окликнул меня отец, – Слухай.

Я внимательно вслушался. Меня окружали привычные горные звуки: капала воды, завывал ветер. Хотя нет: откуда-то еле слышно, на грани восприятия, прорывался какой-то стрекот. Я запрокинул голову, но ничего не увидел, кроме гроздьев облаков. В горах вообще трудно понять, откуда идет звук. Возможно, источник звука был справа или слева от меня, но отразившись от скал, пришел сверху.

– Что это? – спросил я отца.

– Такое тр-тр-тр? – уточнил он. Помотал головой, – Не ведаю. Може, канатная дорога так делает?

– Но она ведь не работает, – ответил я.

Долго думать над загадкой мы не стали и продолжили спуск. В конце концов, стрекотание затихло само, и я совсем позабыл о нем к моменту, когда наши ноги ступили на землю. Возле спуска была небольшая рощица, за которой нас и ожидала Каролина. Дороги не было, за исключением едва притоптанной тропки, и мы некоторое время блуждали меж деревьев, прежде чем выйти к равнине.

Каролина действительно ждала нас там. Но сперва я увидел не ее. Как только мы вышли из рощи, нас встретил отряд солдат в камуфлированных костюмах. У всех на груди красовалась нашивка «Sun & Son Security». И все они, человек десять, как по команде, подняли автоматы и взяли нас на мушку. Каролина стояла чуть поодаль, руки ее были сведены за спиной, наверняка скованные наручниками. Пара солдат держала за узды лошадей, которых я просил привести – Белку и Лозу.

Бороться не было смысла. Равно как и убегать. Нас бы мигом изрешетили, метнись мы в рощу. Мы оба сразу это поняли. Отец бросил автомат на землю. Без видимого, впрочем, сожаления. Оружие он правда терпеть не мог.

– Мы сдаемся! – крикнул я, поднимая руки, – Опускайте ваши пушки.

Но они не опускали. Несколько минут мы стояли друг напротив друга в полной тишине. А потом до наших ушей донесся низкий гул. Он все нарастал и нарастал, пока не перерос в оглушительный рокот. Я поднял голову вверх в поисках источника звука. Пелена серых облаков в точке прямо над нами завихрилась, завертелась вокруг оси, а потом распахнулась, пропуская огромную боевую машину. Прибивая ветром к земле травинки и задирая полы солдатских курток, вертолет медленно опустился на поле прямо напротив нас. Это был видавший виды «Ми-8» классической зеленой раскраски. Пулеметы по бокам смотрели в нашу сторону хищными оскалами. Сквозь оглушающий рокот лопастей до меня донесся возглас отца:

– Курррва мачь!

Добавить было нечего. Я даже помыслить не мог, что армия Лукаса имеет на вооружении военный вертолет. Лалу вовсе не упоминал об этом!

Когда лопасти остановились, я уже знал, кто выйдет нам навстречу. Дверь кабины распахнулась, и на траву опустились тяжелые черные берцы.

– Вот мы и встретились вновь, Андрей! – провозгласил Зоран.

***

Раскинувшееся за окном до самого горизонта золотистое поле растворялось в мрачневшем небе. Мы неслись, сидя на заднем сидении военного джипа, по узкой полоске свежеукатанного асфальта. Это была новая дорога, проложенная Sun & Son от Бойкова до Купав. Следы ее строительства я наблюдал несколько дней назад на останках Ильмень-рощи. Теперь она была готова. И по ней нас везли на расстрел.

Руки у всех троих – меня, отца и Каролины – смирно лежали на коленях, скованные наручниками. Мы молчали и ничего не говорили друг другу. Я не знал, что говорить. Я терзал себя за наивность и, более того, за собственную немощность. В конце концов, я был попросту жалок. Я не смог защитить своих родных в самый важный момент и обрек их всех на гибель.

Когда на поле опустился вертолет и из кабины вышел Зоран, я думал, что у нас еще есть шанс. Я просил его доставить нас к Лукасу на переговоры. Говорил, что его действия обернутся катастрофой для всего края и что Зоран и его армия пострадают сильнее всех. «Когда придет армия НАТО, что ты будешь делать?» – сказал ему. Он скривил губы в презрительной гримасе, бросил в ответ: «Никто не придет. Европе на нас плевать. Всегда было плевать». Это были чудовищные слова. Зоран открыто признавал, что совершает зверство, прекрасно понимая, что не будет нести за него никакие последствия. Но хуже того: я, пугая его европейской армией, сам не был уверен в своих словах. Действительно, кому нужен был этот клочок земли на задворках Восточной Европы? Кому до нас было какое дело?

Зоран велел стать на колени, а сам отошел в сторону и долго разговаривал с кем-то по телефону. Я не разбирал слов и не знал, с кем он говорил, но в тоне его слышалось удивление, смещанное с какой-то досадой. Когда он закончил разговор и вернулся к нам, то поначалу ничего не сказал, а просто велел полезать в джип. Солдат схватил меня за руки, но я рванул из его хватки, гневно спросил Зорана, куда мы едем. У меня уже было недоброе предчувствие, которое только усиливалось его поведением. Прежняя решительность, с которой правая рука Лукаса совершал все действия, исчезла. Он не смотрел нам в глаза, постоянно хватался за шею, в том месте, где у него был шрам. В нем чувствовалась нервозность. Будто ему не нравилось то, что он услышал по телефону.

«Ты говорил с Лукасом, да?» – спросил я, – «И что он тебе приказал?». Ответа я не ждал услышать – вояка уже силком заталкивал меня в джип. Однако Зоран приказал своим солдатам остановиться и все-таки зачитал нам «вердикт». Он пытался говорить громко и решительно, но его слова звучали выхолощенными, будто он зачитывал с бумажки. «За нарушение мира в Нагоре глава Великого совета Кацпер Собепанек объявляет вас преступниками. Вы приговариваетесь к смерти через расстрел». Сказав это, он быстро кивнул своим головорезам, чтобы опять пихали нас в джип. Не хотел видеть нашей реакции.

Однако теперь настала очередь отца. «Лукас – глава Великого совета!», – кричал он, отталкивая в стороны солдат. А потом разразился хохотом: «Ха-ха-ха! Да лепей был бы курчак36!». Зоран ничего не ответил, с каменным выражением прошел мимо нас и сел за руль джипа. Нас бросили на заднее сидение, а с переднего какая-то откормленная морда наставила на нас автомат. «Тихо сидите, не двигайтесь», – сказала морда и усмехнулась, – «А то еще до приезда расстреляем».

Именно такой поворот событий и привел нас к этой безвыходной ситуации. Еще полчаса назад я праздновал счастливое спасение от Зорана и предвкушал встречу с Лукасом, а сейчас нас троих везли на расстрел, что коров на убой. Что было делать? Я не знал и трусливо поглядывал на отца: может, он что придумает? Может, сейчас вскачит…

«О боже, как надоело твое нытье! Скорей бы тебе уже пустили пулю в лоб! Я вообще удивлен, что ты смог как долго прожить»

– Мило?!

Я был настолько ошеломлен его возвращением, что огласил криком всю машину. Отец и Каролина метнули на меня удивленно-испуганные взгляды. Жирная рожа нахмурилась, наставила мне в грудь ствол. Послышался голос Зорана с переднего сидения: