скачать книгу бесплатно
Именно так и случилось с Сигизмундом. Не сразу, а когда Беата повзрослела. А дети, нужно сказать, взрослеют быстро. Особенно, если это чужие дети. Беата, хотя король далеко не всегда уделял ей должное внимание, все же, нужно быть справедливым, никогда для него не являлась чужой. Но теперь не о ней разговор.
Помните угловатого мальчишку Илью Острожского? Того самого, который, когда родители решили его помолвить с одной из дочек Юрия Радзивилла, выбрал младшую Барбару?
За годы, прошедшие с того дня, он превратился в статного юношу, который благодаря своему отцу рано приобщился к ратным делам, не единожды смог доказать, что даже в борьбе с самым сильным противником не растеряется. А еще Илья был человеком чести, привыкшим самостоятельно принимать наиболее важные решения. Поэтому, когда отец в очередной раз напомнил о помолвке с Барбарой Радзивилл, рассмеялся:
– О какой помолвке разговор?
Услышанное настолько удивило Константина Ивановича, что не нашел и что сказать. Об этом заходил разговор неоднократно, и Илья относился спокойно. А теперь…
Была бы жива мать, очень бы огорчилась, но первая супруга скончалась. Привел князь в дом новую жену – слуцкую княгиню Александру, дождался с нею сына, которого назвали Константином Василием. И хотя детство мальчик провел в Турове, с Ильей они подружились. Да и мачеха относилась к нему как родная мать.
Княгиня присутствовала и при этом разговоре. Но не вмешивалась, давая понять, что это мужское дело. Да и знать не могла, как проходила та помолвка.
Однако Константин Иванович, посчитав, что негоже ей промолчать, обратился к жене:
– Ты слышала, мать?
Княгиня Александра не знала, чью сторону занять.
– Слышать, то слышала, но разве я судья Илье?
– Ты же ему как мать родная. Да и он к тебе хорошо относится.
– Вот поэтому мне и трудно что-либо посоветовать.
– Ты о чем?
– Неправильный совет много зла принесет, а мне не хотелось бы, чтобы отношения у нас с Ильей изменились.
– А ты посоветуй так, чтобы он на тебя не обиделся.
Все это время Илья молча, будто это его и не касалось, наблюдал за разговором отца и мачехи.
Ему нравилось, что княгиня Александра не собирается поучать его. Видимо, и в самом деле не знает, как поступить в этой ситуации. Но ему, по правде говоря, и не нужна была ее поддержка. Лучше сказала бы, чтобы решал сам.
Княгиня Александра словно прочла его мысли:
– Илья – человек взрослый…
– Взрослый? – князь негодующе посмотрел на жену.
Никак не отреагировав на это, она продолжала:
– Поскольку взрослый, от него все и зависит.
– Мать! Ты понимаешь, о чем говоришь? – Константин Иванович перешел на крик. – В какое положение меня ставишь?
Понять князя Острожского можно было. Помолвка детей, совершенная в детстве, на обе стороны возлагала немалые обязательства, становясь своего рода законом. А тот, кто нарушал его, если другая сторона не соглашалась расторгнуть брачный контракт, мог предстать перед судом. Мало того, общество осудило бы его как не сдержавшего данное слово.
Княгиня попыталась успокоить мужа:
– Надо поехать к князю Юрию и поговорить по душам…
– Не поеду! Никогда! – тем самым Константин Иванович дал понять, что это его окончательное решение, а, зная характер Острожского, нетрудно было представить, что так и случится. И обратился к сыну: – Не нравится Барбара?
– Да не в том дело.
– А в чем?
– Я должен сам решить, на ком жениться!
– Сам? Что-то слишком рано повзрослел!
Илья ничего не ответил.
Промолчала и княгиня Александра.
Это молчание Острожский расценил по-своему:
– Вы что, сговорились?
Но Илья и мачеха продолжали молчать, будто набрав в рот воды. Они хорошо знали, что только спокойствием можно унять гнев князя, иначе совсем выйдет из себя, и тогда добра не ожидай.
У Константина Ивановича от злобы лицо перекосилось, ресницы нервно задергались. Он быстрыми шагами то измерял комнату, то, будто статуя, застывал на месте.
– Что же мне делать? – в его словах чувствовалось отчаяние.
Он адресовывал их не Илье, не жене, а самому себе, произносил вслух потому, что ситуация сложилась очень сложная, и не находил из нее выхода. Все-таки старшего сына он сильно любил и обычно старался не навязывать ему свою волю.
– Ничего не нужно делать, – осмелилась нарушить молчание княгиня Александра.
– Ничего?
– Ничего.
– Не понимаю тебя.
– Пусть Илья сам разбирается…
– Илья? – Константин Иванович ничего не понимал.
– А я, папа, согласен.
– В чем?
– Неужели ты не догадываешься? – опередила пасынка княгиня. – Илья едет к Радзивиллу и просит, чтобы тот расторгнул брачный контракт. – И продолжила, обращаясь к Илье: – Так я поняла, сынок?
– Конечно, сам все и улажу.
– Илья, ты не знаешь, каким гневным бывает князь Юрий, когда ему что-то не нравится, – предупредил сына Острожский.
– Ты меня, папа, еще плохо знаешь.
– Это что-то новое?
– Пускай едет, – поддержала Илью Александра. – Все будет хорошо.
– Так и быть, – окончательно согласился Константин Иванович.
Илья, радуясь, что все уладилось, решил уйти.
– Постой, – неожиданно остановил его отец, – а ведь неслучайно ты не хочешь брать в жены Барбару?
– Ты же знаешь, наиболее важные решения я привык принимать самостоятельно.
– А все же?
– Можно, папа, я скажу позже?
Острожский посмотрел на сына, как бы оценивая его. Мимо внимания не ускользнуло, что Илья, хотя и повзрослел, еще в чем-то обычный мальчишка – ершистый, окончательно не сложившийся. Но именно из-за этой своей чрезмерной самостоятельности стал теперь для него как никогда дорогим. Поэтому и решил не настаивать на ответе, что стало причиной принятия такого решения:
– Что ж, сын, успеха тебе!
Однако так и не дождался, когда будет расторгнута помолвка Ильи с Барбарой Радзивилл. Вскоре после этого разговора его не стало, а Илья, удрученный смертью близкого человека, на некоторое время забыл о своем решении и вернулся к нему только через шесть лет.
Но знал бы Константин Иванович, как будут разворачиваться события, в гробу бы перевернулся.
Случилось так, что расторжение брачного контракта нависло и над старшей дочерью князя Юрия, с которой был помолвлен воевода Станислав Гаштольд. Возможно, он и взял бы в жены Анну, если бы она не оказалась девицей легкого поведения, успев родить двоих детей, которых, чтобы дело не приняло широкую огласку, отдали в монастырь. Прослышав об этом, Гаштольд заявил, что Анне никогда не быть его женой. Однако князь Юрий отказался пойти навстречу, утверждая, что данное слово нужно держать.
И, надо же было случиться, именно в тот момент, когда Радзивилл еще не пришел в себя после известий (отец есть отец, и дочь, какой бы она ни была, – родной человек), к нему с подобной просьбой прибыл Илья Острожский. Конечно же, и он получил отказ.
Князь Юрий, понимая, что появление второго «зятя» не станет секретом, а тем самым его доброе имя будет еще больше опорочено, обратился с жалобой к королю. В результате Гаштольд и юный Острожский выступили в роли обвиняемых.
Сигизмунд оказался перед непростым решением, как поступить. Тем более о том, что случилось, уже многие в высших кругах знали и неоднозначно высказывались. Немало было и тех, кто сочувствовал женихам, прежде всего Гаштольду. Но большинство осуждало их, как не сдержавших данное слово. Никто не хотел принимать во внимание тот факт, что и за Гаштольда, и за Илью Острожского в момент заключения брачного контракта, все решали родители. Тогда это было обычным явлением.
После некоторых раздумий Сигизмунд принял, как ему казалось, справедливое решение. Поскольку Гаштольд негодовал, что ему предлагают опороченную невесту, взамен Анны король предложил тому Барбару. Следовательно, Анна должна была стать женой Ильи.
Гаштольда подобное завершение дела устраивало, а Илья, как и любой бы на его месте, возмутился. Он снова появился перед Юрием Радзивиллом и заявил, что на Анне тем более не женится. Князь возразил, что решения, принятые королем, не обсуждаются, а выполняются. Видя, что это Илью не убедило, гневно спросил:
– Ты что, против короля?!
Илья в порыве такого же негодования ответил:
– Если король принимает несправедливые решения, это не король!
– За свои слова ответишь.
– Отвечу, но в жены Анну не возьму!
Князь Юрий понял, что «зятьку» нельзя палец в рот класть, поэтому попробовал еще раз договориться по-доброму:
– Обручись с Анной, и я забуду твои слова.
– Я же сказал: никогда!
– Тебе же будет хуже, – Радзивилл, как ни странно, проявил удивительное спокойствие. – Не волнуйся, о дате обручения сообщу заранее.
– Повторяю, этого не будет!
Как и следовало ожидать, Илья в названный день так и не появился.
Радзивилл вне себя от гнева, посылая проклятия в адрес несостоявшегося зятя, снова обратился за помощью к королю. Красок, чтобы очернить Илью, не жалел. Но и не терял уверенности, что тот женится на Анне.
Но Сигизмунда будто подменили. Если первое решение принимал, не задумываясь, то в данной ситуации не спешил. Твердо взвесив все «за» и «против», понял, что любой бы на месте Ильи от такой бы невесты отказался. Нет, король в одночасье не превратился в праведника. И не изменил своей привычке искать любовные утехи на стороне, но ему почему-то стало жаль Илью. Отменить предыдущее решение – значит, расписаться в собственной слабости. Принять новое – продолжать заставлять Острожского-младшего жениться на опороченной невесте. Сигизмунд оказался в тупике и не знал, как выйти из него. В результате судебное разбирательство затянулось на год.
Во время одного из заседаний королю подали записку. Сначала возмутился, что кто-то может отвлекать его внимание в такой ответственный момент, но, услышав, что эта записка от Костелецкой, взял ее.
Катажина по-прежнему оставалась для него человеком, который мог обращаться в любое время и по любому поводу. Развернул вдвое сложенный листок: «Прерви заседание и приезжай. Срочно!» Эти слова прозвучали для него как приказ.
Заседание, к изумлению присутствующих, сразу же было перенесено на следующий день. Пока все оживленно обсуждали, что могло стать причиной этого, Сигизмунд поспешил к Костелецкой. Едва переступив порог дома, спросил:
– Что-либо важное?
– Важнее быть не может.
– Не могла подождать?
– Не могла.
– В чем дело?
– С этого и начал бы.
От услышанного широко раскрыл глаза:
– Беата любит Илью Острожского!
– А как он к этому относится?
– И он ее.
– Почему не говорила раньше?
– Не знала.
– Должна была знать!
– Ты тоже не знал.
