Тайны города S. Клад темного атамана

– А это мой брат, Славка. – Парень сделал шаг вперед. Гришка подумал, что узнал бы его, даже без помощи Киры. Рыжие волосы, решительный подбородок, худощавое лицо со впалыми щеками, на которых мгновенно загорались и гасли пятна румянца. Славка протянул руку и усмехнулся:

– Ну, привет, москвич! Ты вроде подрос?

– А ты все такой же тощий и рыжий, – Гришка вдруг почувствовал себя легко. Он с удовольствием пожал руку своему давнему знакомцу и почувствовал, как по лицу расплывается широкая улыбка.

– Надолго к нам? – Голоса брата и сестры тоже были похожи: тягучие, с обстоятельными нотками людей, которым не нужно никуда торопиться.

– Как пойдет, – сдержанно отвечал Гришка.

– Вы сейчас устраиваться будете, тебе не до нас. А завтра, после обеда, мы к тебе забежим. Надо же тебе все тут показать. Держи! – Кира протянула пакет, который держала в руке.

– Что это?

– Поесть вам с дороги надо? Пока вы еще найдете магазины да приготовите. Не бойся, не отравлю, – усмехнулась Кира.

– Бери. Кирка знатно готовит, – поддержал сестру Славка.

– Спасибо. – Гришка почувствовал себя смущенным. Надо было хоть какие-то сувениры из Москвы привезти, запоздало подумал он. Но за его спиной раздался мамин голос:

– Я вижу, Григорий уже друзей нашел? – Она вышла на свет, пригляделась внимательнее и вдруг ахнула:

– Славочка, ты ли это? Как вырос! А это малышка Кира? Совсем взрослая! – Гришка оторопел. Он не ожидал, что мама помнит ребят из летних каникул его детства.

– Тетя Таня, здравствуйте! – Кира была явно обрадована. – А я Вас тоже помню! И кукла Ваша у меня цела!

– И я помню, Вы нам всегда конфеты привозили, – судя по голосу, Славка улыбался.

– Приятно слышать, что не забыли! Я и сейчас вам гостинцы привезла. Знаю, что вы уже большие, но ничего не могла с собой поделать! – Мама рассмеялась. – Ничего особенного, конфетки там, да всякое такое…– Мама вручила Кире довольно увесистый сверток. Гришка удивился, когда только она все успела?

– Спасибо, мы пойдем, а вы устраивайтесь. Дядя Боря все покажет.

– Дядя? – Мама заметно удивилась.

– Да нет, он нам не родня, просто с детства знаемся, – пояснил Славка и отчего-то заторопился. – Пойдем мы, поздно уже.

Он протянул Гришке руку, прощаясь, наклонился к его уху и быстро шепнул:

– Ты только на чердак один не лезь, нас подожди. И поосторожнее здесь по ночам.

Они ушли, перескакивая из одной лужицы света в другую.

Гришка протянул маме сверток.

– Что это?

– Не знаю, Кира дала. По-моему, там еда.

– Да? Надо же, как мило с ее стороны. Я и правда не знаю, чем вас кормить.

Борис Андреевич вынырнул откуда-то из-за угла, огорченно всплескивая руками:

– Ну куда вы подевались, там Ваш супруг нервничает. Боится, как бы Вас привидения местные не похитили.

– А здесь есть привидения? – с замиранием сердца спросил Гришка.

Борис Андреевич с напускной строгостью посмотрел на него:

– Молодой человек, этому дому более двух столетий. А еще раньше здесь стоял трактир, а еще раньше – кабак. Девятаевы исстари людей кормили. При такой древней истории стыдно было бы не обзавестись парой-тройкой фамильных призраков, как Вы считаете?

– Ой, лучше без них, – Татьяна Ивановна зябко повела плечами. – Меня и без того морозит.

– Это от усталости. Идемте, я покажу ваши хоромы. – Борис Андреевич жестом пригласил их пройти вперед. Когда Гришка поравнялся с ним, адвокат тихо сказал:

– Семейная история может быть очень странной. Хорошо, что не все поступки наших предков нам известны. Иначе кто знает, с каким грузом нам пришлось бы жить.

– А я бы не против узнать о предках побольше. Только как это сделать?

– Ищите, да обрящете… – непонятно сказал Херсонский, а потом добавил.

– Как правило, самые страшные тайны всегда хранятся в старых сундуках. У Вас, Григорий Девятаев-младший, будет достаточно времени, чтобы заглянуть в них. Но вот хватит ли смелости? – и адвокат заспешил за Татьяной Ивановной.

Гришка подумал, что манера местных разговаривать загадками несколько раздражает. Но, возможно, здесь будет интересно!

Старые истории

Глава 4. Григорий Девятаев делает важные открытия.

Гришка стоял посередине огромного зала и думал: «Вот мы и переехали!». Слово-то какое – пе-ре-ехали! Похожее на шлагбаум, который опускают между «там» и «здесь».

Первое, что его поразило – огромность пространства полутемной кофейни. Казалось, что стены зала теряются в туманной дымке, а в темных углах открываются проходы в новые измерения. Столпившиеся у стены столики щетинятся углами. Звуки шагов легко отскакивают от плит пола. Кажется, дед любил каменную мозаику. Тропинки вокруг дома переливаются диковинными разноцветными камушками, а пол в кофейне выложен крупными плитами, чуть сбитыми по краям. Это живо напоминало итальянскую тратторию, в которую они всей семьей ходили в Москве.

Гришка заглянул на кухню. Его встретил слабый запах специй и чистящего средства, глубокая чернота многоконфорочных плит, объемистые раковинами и невиданные изгибы высоких водопроводных кранов. Почувствовав себя лишним, он смущенно ретировался.

Побродив по залу, остановился возле широченной барной стойки. Вопреки современной моде, она была сделана из дерева. И блестела так, будто ее столетиями полировали рукава бесчисленных посетителей. От стойки веяло стариной, не той, которую создал модный дизайнер, а самой настоящей, в которой ощущается течение времени.

Взрослые о чем-то беседовали, довольно оживленно и громко, а Гришка все крутился возле стойки. Память услужливо подбрасывала воспоминания. Вот дед ловко управляется с огромной кофеваркой, а в его толстых, негнущихся пальцах каким-то невероятным образом удерживаются крохотные чашечки эспрессо. Маленький Гришка с замиранием сердца следит, как дед ставит их на поднос. Кажется, неловкие пальцы вот-вот упустят ненадежную посуду. Дед подмигивает ему и следующим движением ставит перед Гришкой чашку побольше, в которой дымится какао.

Он прижал ладонь к стойке, словно пытаясь ощутить тепло от той чашки. Рядом на стул присел отец. Гришка почувствовал, что и ему не по себе в этом месте, в котором не было ничего из знакомого, привычного отцовского мира.

– Знаешь, я все думаю, как он тут работал. Готовил кофе. Пек пироги. Варил морсы. Беседовал с людьми. Вел свой знаменитый дневник. А теперь… – отец замолчал и отвернулся. Гришка забеспокоился.

– Дневник? Дед вел дневник, он был блоггером? Знаменитым, то есть, известным?

Отец рассмеялся.

– Нет, он вел самый обычный дневник, на бумаге. Записывал свои мысли, события, всякое-разное. А знаменитым мы его называли, потому что дед любил о нем говорить. Дескать, все Девятаевы почитали своим долгом вести записи и хранить документы, поэтому из семейного архива можно составить настоящую летопись со времен Разина. Дед особенно гордился каким-то очень редкими книгами. Вроде, прижизненные издания Пушкина, евангелие, изданное Иваном Федоровым и даже апокриф, который был признан еретическим и все экземпляры были уничтожены, кроме того, который сохранился в нашем семейном архиве. Ну, так он рассказывал. И что-то про древние карты сокровищ или кладов, я не очень помню. В общем, обычные легенды старого рода.

Гришка вдруг с изумлением понял, что он помнит, что такое апокриф – это неканоническое Евангелие. В памяти всплыл рассказ деда о проклятой книге, которой объявил войну всесильный собор. «Деда, а что такое собор?» – спрашивал маленький Гришка. «Это, внучек, самые главные священники собираются и решают всякие важные вопросы свои».

А отец продолжал:

– Дед и сам вел дневник. В какой-то мере, он повлиял на выбор моей профессии.

Гришка удивился:

– Ты стал маркетологом из-за деда?

– Нет, маркетологом я стал уже позже, после переезда в Москву. По образованию я историк. Закончил истфак МГУ. Здесь и с мамой познакомился.

– Да-да, я помню, вы встретились в МГУ, поженились и решили остаться в Москве.

– Если честно, не совсем так. Наш МГУ находится здесь.

– Где здесь – в кофейне? – Гришка на мгновение решил, что отец сошел с ума от переживаний.

– Нет, конечно. «Здесь», означает «в этом городе». МГУ – Местный Государственный Университет имени Герцена.

– Но вы же мне говорили…

Отец развел руками:

– Знаешь, это глупо, но мы с мамой все время стеснялись своего провинциального прошлого. Синдром такой есть у новоявленных москвичей – они стремятся быть большими жителями столицы, чем коренные обитатели. Вот как-то и придумалась сама история про учебу в Москве.

Но тут отцу пришлось прерваться. Мама звала к столу. Гришка только головой покрутил – какие глупости занимают взрослых. Неужели он тоже будет таким, когда вырастет? Исключено. Он будет самим собой, хотя бы для того, чтобы больше не чувствовать себя на чужом месте!

Стол накрыли здесь же, в кофейне. Вместе с Девятаевыми за него сели Херсонский и пожилая женщина.

– А это сынок Ваш, Татьяна Ивановна? – она разглядывала Гришку довольно бесцеремонно.

– Я – Григорий Девятаев-младший, приятно познакомиться! – Женщина хлопнула себя руками по бокам и расхохоталась:

– Какой кавалер! – Мама пояснила Гришке: – Сынок, это Нина Трофимовна, наш добрый ангел.

Разговорчивая Нина смущенно замахала руками:

– Скажете тоже, Татьяна Ивановна. Это Вы для меня настоящее спасение. Работу найти в моем возрасте трудно, да и к кофейне я привыкла, а уж с Григорием Семеновичем мы почти с детства дружили! – Она снова повернулась к Гришке:

– Похож ты очень на деда своего. Прям одно лицо! Наследник, что еще скажешь, девятаевская кровь – она лихая! – Она собиралась еще что-то добавить, но Херсонский закашлялся, и Нина затихла.

Адвокат постучал по стакану вилкой:

– Товарищи, хватит уже церемоний, давайте ужинать, время позднее, а завтра полно дел!

Ужин получился сумбурный, шумный, но веселый. Нина с Херсонским наперебой рассказывали смешные истории, случавшиеся в кофейне.

Потом все пили чай с вкуснейшим пирогом. Нина спросила:

– Кто выпечку делал?

– Кира, подружка Гришина. – Ответила мама, а Гришка почти и забыл о свертке, который вручила ему Кира.

– Выросла Кирка, однако. Ничего, сгодится пирог, – после некоторого молчания отрезала Нина.

Гришка хотел было обидеться за стряпню девушки, пирог ему понравился, но Херсонский разулыбался и поблагодарил Нину за комплимент. Потом наклонился к Гришке и пояснил:

– Тетя Нина – отменная повариха, ей угодить трудно!

После чая гости засобирались домой. Все вместе убрали со стола, а Нина, не слушая возражений, споро перемыла всю посуду.

Херсонский взялся показать им квартиру.

– А вещи наши? Надо порядок навести, разложить их хотя бы! – спохватилась мама.

– Татьяна Ивановна, душенька, завтра разберете. Пойдемте хоромы посмотрите, и отдыхать. Я завтра в девять утра уже буду здесь с документами. Нам нужно за три недели подготовиться и на 8 июля назначить открытие.

– Так скоро? – ахнула мама.

– В этот день начинается большой спортивный фестиваль. Со всего Поволжья гости съедутся. Дворец спорта в пяти минутах ходьбы, под горкой, а на горке – что? Ваша кофейня. Вот и будете руку набивать на приезжих. А пока – прошу в закрома.

Херсонский открыл почти незаметную дверь, замаскированную в стеновой панели. Девятаевы миновали широкий коридор, отделанный резными панелями темного дерева, и остановились перед тяжелой дверью. Адвокат потянул дверь на себя, щелкнул выключателем. Медленно разгорелись лампочки в старомодной люстре под потолком. Гришка успевал выхватить отдельные детали обстановки – пианино с открытой крышкой, два низких столика в окружении кресел, диван с валиками, тяжелые шторы до пола. Судя по их количеству, в комнате было несколько окон.

Гришка не помнил этого помещения. Отец тоже удивился:

– Надо же, а раньше здесь кладовые находились. Никогда не думал, что из задней части дома можно жилое помещение сделать. Мы-то с дедом наверху жили.

Херсонский недовольно сдвинул брови, как будто воспоминания Евгения Павловича были ему неприятны. Коротко ответил:

– Здесь, действительно, раньше кладовые находились, а незадолго перед смертью Григорий решил обжить это помещение. Я бы предпочел устроить вас удобнее, но весь второй этаж нужно в порядок приводить. В последние годы Григорий Семенович его полностью законсервировал.

Мама ответила:

– Мы здесь прекрасно устроимся, только…а где же мы спать будем? – Татьяна Ивановна растерянно оглядела комнату.

Херсонский откинул одну из портьер, за которой оказалось не окно, а проход. Он первым прошел внутрь, жестом пригласив следовать за ним. Проход оказался коротким. В него выходили несколько дверей. Одна из них вела в просторное помещение с огромным письменным столом, который смутно напомнил Гришке о музее какого-то писателя. Узкая кровать пряталась в нише. В комнате было два окна, каждое почти до пола. По периметру комнаты крепились стеллажи с книгами. Они выглядели непривычно. Через минуту Гришка понял, в чем причина. Стеллажи представляли собой чередующиеся треугольники. Одни были обращены вершинами к потолку, другие – к полу. Получалась своеобразная мозаика. Была и вторая странность: стеллажи крепились непривычно низко, так, что в поле зрения оказывались только верхние полки. Чтобы взять книгу с нижнего уровня, пришлось бы нагибаться почти до пола.

– Бывший кабинет Григория Семеновича. Мы поставили сюда кровать, надеюсь, Григорию понравится здесь. – Борис Андреевич повернулся к родителям: – А для вас соседняя комната.

Пока родители разглядывали место их будущего проживания, Гришка подобрался поближе к Херсонскому, который остановился в коридоре.

– Дядя Боря, а где бумаги деда? – Херсонский приподнял брови, то ли его удивило обращение «дядя Боря», то ли вопрос.

– Здесь, в его кабинете, и часть на чердаке.

– А дневник?

– Какой дневник?

– Ну такой, в коричневой кожаной обложке, с вензелем.

– Который ты однажды стащил? – Херсонский иронично усмехнулся.

– Ну…да…

– Об этой книге тебя Кира спрашивала?

– Нет, мне самому интересно, – соврал Гришка, и тут же покраснел. Что поделать, умение ловко и красиво выходить из положения никогда не было его сильной чертой. Врать он попросту не умел.

– Давай, Григорий, договоримся. Я много лет был адвокатом Григория Семеновича. Адвокат – это как доктор, с нами можно только откровенно. Для всех будет проще и лучше. Так вот, я могу тебе кое-что пояснить, но с условием – ты не будешь предпринимать никаких самостоятельных действий. Ты не роешься в бумагах деда, не лезешь на чердак без взрослых, не врешь мне, и главное – не веришь дурацким слухам, сколько бы столетий им не было. Договорились?

Гришке оставалось только кивнуть.

– Отлично, тогда на днях мы с тобой обсудим все, что касается дневника твоего дедушки.

Потом Херсонский увел родителей показывать их комнату. Гришка остался в одиночестве.

К своему огромному удовольствию он обнаружил, что в комнате была отдельная ванная и полупустая кладовка, со множеством полок, на некоторых стояли покосившиеся коробки, и лежали стопки старых газет и журналов. Надо бы здесь поискать следы семейного архива!

В простенке между окнами висел потемневший портрет какого-то сурового бородатого человека.

Вернувшиеся родители зашли к нему пожелать спокойной ночи. Гришка заверил, что сразу ляжет отдыхать.

После душа, нырнув под одеяло, он сонно разглядывал стеллажи с книгами. Что-то на полках притягивало взгляд, цепляло, как заноза. Он встал, подошел к полкам, провел рукой – ничего необычного. Снова лег, и уже пристально стал вглядываться в ряды книг. Ага, вот оно. Одна книга чуть выступала из общего ряда, как будто что-то мешало ей встать на место. Григорий приметил нужную полку и снова подошел к стеллажу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он не только обращен вершиной к полу, но верхние отделения были шире, чем нижние. Поэтому с высоты человеческого роста не было заметно ничего необычного. Выдвинутую книгу можно было обнаружить только при взгляде под определенным углом, например, с кровати.

Гришка с минуту глядел на полки, чувствуя себя героем какого-то квеста, потом вынул книгу и сунул руку в образовавшийся проем. Проем оказался глубоким, как будто прорезанным в стене. Гришка тянулся изо всей силы, пытаясь достать до задней стенки ниши.

Вдруг пальцы наткнулись на небольшой предмет, и Гришка чуть не закричал от неожиданности. Но пальцы среагировали быстрее, чем включился разум – аккуратно потянули предмет на себя и Гришка увидел небольшой сверток. Он был завернут в старую плотную и гладкую бумагу. Сердце его даже не билось, а летело галопом. Он снова исследовал выемку, но она была пуста. Он замер, боясь дышать, боясь развернуть сверток.

В дверь постучали.

– Григорий, ложись и свет гаси. Завтра вставать рано.

– Хорошо, мама! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, сынок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.