Уроки судьбы

Настя еще секунду постояла у лифта, будто ожидая, что двери снова откроются и все повторится. Но жизнь уже вернулась в свое привычное русло: спешащие сотрудники, звонки телефонов, мерцающие мониторы. Она выбросила стаканчик в урну и направилась к лестнице. Лифтам она внезапно перестала доверять. Поднимаясь на свой этаж, она ловила себя на том, что прислушивается к звукам шагов на лестничном пролете – глупое, необъяснимое ожидание, что он мог пойти тем же путем. «Что со мной? – строго спросила она себя, переступая через порог офиса. – Это просто адреналин от застревания. И ничего более». Но запах его одеколона, смешанный с ароматом кофе, казалось, все еще витал вокруг нее. А в ушах стоял его смех – немного хриплый, беззаботный и такой живой, так сильно контрастирующий с приглушенными переговорами в ее мире. На рабочем месте ее уже ждала Светлана, ассистентка, с кипой бумаг.

– Настя, вы где были? Олег Борисович уже дважды спрашивал! У нас ЧП с поставщиком композитных панелей!

Обычно такие новости заставляли ее мобилизоваться мгновенно. Сейчас же она смотрела на взволнованное лицо Светы и думала о том, что фраза «Ваши ноги будут петь от счастья» куда интереснее, чем любые композитные панели.

– Сейчас разберусь, – автоматически ответила Настя, садясь за компьютер.

Она попыталась погрузиться в работу, но мысли упрямо возвращались к тускло освещенной кабине, к его шуткам, к тому, как легко и странно смеялось ее сердце. К тому, как он заметил, какой кофе она пьет. Через полчаса раздался звонок на ее рабочий телефон. Не глядя на номер, она подняла трубку.

– Слушаю.

– Выжили? – раздался в трубке тот самый хрипловатый голос, в котором слышалась улыбка.

Настя замерла, зажав трубку пальцами. Сердце совершило один беспорядочный, громкий удар где-то в районе горла.

– Артем? Откуда у вас мой номер?

– Спросил у Светы. Сказал, что нужно уточнить по поводу… э-э-э… технических характеристик небоскреба для пресс-релиза, – он явно импровизировал. – На самом деле, я просто хотел убедиться, что вы не сошли с ума от скуки в моем обществе и благополучно добрались до своего бетона.

Она должна была быть строгой. Сказать что-то вроде «не звоните мне на рабочий телефон с личными вопросами». Но вместо этого она услышала свой собственный голос, легкий и почти игривый:

– Бетон в порядке. А вот с моей продуктивностью теперь беда. Я все время вспоминаю тот ужасный слоган и не могу сосредоточиться.

Он рассмеялся.

– О, отлично! Значит, мое проклятие теперь разделяемое. Я специально заражаю им самых перспективных сотрудников. Это мой вклад в саботаж корпоративной машины.

– Вы ужасный человек.

– Спасибо. Я стараюсь.

Наступила короткая пауза, но на этот раз она не была неловкой. Она была наполненной чем-то новым, трепетным.

– Ладно, не буду отвлекать вас от спасения архитектуры, – сказал Артем, и в его голосе вдруг посерьезнели нотки. – Просто позвонил.

– Спасибо, – тихо ответила Настя. И добавила, уже почти выдыхая: – За кофе. И за компанию в заточении.

– Всегда к вашим услугам. Если что, знаете, где меня найти.

Он положил трубку. Настя еще несколько секунд сидела с безжизненным пластиком в руке, глядя в экран монитора, на котором были открыты чертежи фасада. Прямые линии, точные углы, выверенные пропорции. Все такое предсказуемое и безопасное. А где-то там, этажом ниже, находился хаос в виде человека с растрепанными волосами и блокнотом для скетчей, который звонил просто так. Без плана. Без причины. Она медленно опустила трубку на рычаг и провела рукой по лицу. План рушился. И самая ужасная часть заключалась в том, что ей это начало нравиться.

Глава четвёртая

Зеркало в гардеробной отражало безупречную картинку. Настя в строгом, но элегантном черном платье, которое идеально сидело на ней, подчеркивая линию плеч и талии. Жемчужные серьги, подарок Максима, добавляли завершающий штрих к образу успешной, ухоженной женщины. Таким и должен был быть ее выход в свет. Таким он и был всегда. Максим, уже готовый, смотрел на нее с одобрением.

– Ты выглядишь потрясающе. Как всегда.

– Спасибо, – улыбнулась она, проверяя макияж. – Ты тоже.

Он действительно был красив. Безупречный костюм, идеально подобранный галстук, уверенная осанка. Рядом с ним она чувствовала себя… правильной. Как будто они были двумя деталями одного безукоризненного механизма. Дорога до ресторана заняла ровно двадцать минут, как и было запланировано. Их ждал столик у окна с видом на ночную, подсвеченную огнями набережную. Интерьер «Ля Тур» был выдержан в стиле ар-деко: бархатные банкетки, приглушенный свет, тихая музыка и почти неслышный звон хрусталя. Воздух пах деньгами, стабильностью и хорошим вкусом. Сомелье, узнав Максима, почтительно склонился и предложил вино из его постоянного запаса. Бордовое, насыщенное, с танинами, которые щипали язык. Идеальное к стейку, который Максим, не глядя в меню, заказал для них обоих. «Медиум-рир», конечно же. Никаких экспериментов.

– Как прошел твой день? – спросил Максим, откладывая в сторону салфетку. – Все хорошо с небоскребом?

– Да, вроде бы удалось уладить проблемы с поставками, – ответила Настя, отхлебывая вино. – Чертежи уже отправлены в работу.

– Отлично. Я никогда не сомневался в твоей компетентности. – он улыбнулся своей ровной, безупречной улыбкой. – А у меня сегодня была интересная операция. Сложный клапанный порок. Четыре часа работы, но, кажется, все прошло успешно.

Он рассказывал увлекательно, с деталями, которые могли бы показаться жутковатыми постороннему, но Настя привыкла. Она кивала, задавала уточняющие вопросы. Их разговор был похож на изящный теннисный матч: подача, отражение, обратная подача. Все вежливо, интеллигентно, предсказуемо. Она ловила себя на том, что смотрит не на него, а на его отражение в огромном окне. На идеальную пару, сидящую в идеальном ресторане. И вдруг ее пронзила мысль: а что, если окно не стеклянное, а зеркальное? И со стороны кто-то тоже смотрит на них и видит ту самую безупречную, но безжизненную картинку?

– …так что я сказал ассистенту, главное – не паниковать, – закончил Максим свою историю. – А у тебя какие-нибудь новости, кроме работы? Как тот корпоратив? Ты в тот день вернулась поздно.

Вопрос застал ее врасплох. В горле что-то сжалось.

– Да ничего особенного. Обычный корпоратив. Скучно.

– Сомневаюсь, что с твоим-то характером могло быть скучно, – он мягко улыбнулся. – Наверняка всех заразила своим энтузиазмом.

«Нет, – подумала Настя. – Меня заразили чужим. Чужим саботажем и смехом в лифте».

– Было весело, – солгала она, отводя взгляд к меню, хотя прекрасно знала, что будут заказывать.

Еда была, как всегда, безупречной. Стейк таял во рту, овощи хрустели, соус был сбалансированным. Они ели, разговаривали о планах на отпуск (горные лыжи в Швейцарии, уже присмотрел тур Максим), о возможной инвестиции в новую квартиру, о визите к родителям на выходные. Все было правильно. Так правильно, что хотелось взять и поставить на эту идеальную симфонию ложку диссонанса. Спросить: «Макс, а тебе не кажется, что мы как заводные куклы?» или «А помнишь, как я подожгла утку? Давай сделаем это снова!». Но она не сказала. Она лишь улыбалась и поддакивала. Когда подали десерт, изящное безе с ягодным соусом, Максим положил руку на ее.

– Я рад, что у нас все так, Настенька. Стабильно. Предсказуемо. Как в хорошей хирургии – чем меньше сюрпризов, тем лучше результат.

Его пальцы были теплыми и уверенными. И в его словах не было ничего плохого. Они были правдой. Его правдой.

– Да, – тихо согласилась она, чувствуя, как по спине бегут мурашки. – Предсказуемо.

Он оплатил счет заранее, оставил щедрые чаевые. Они вышли на прохладный ночной воздух. Водитель уже ждал у подъезда. В машине Максим взял ее за руку, и его пальцы переплелись с ее пальцами. Идеальное сцепление.

– Спасибо за прекрасный вечер, – сказал он.

– Спасибо тебе, – ответила она, глядя в темное стекло автомобиля на мелькающие огни города.

Она думала о лифте. О тесном пространстве. О запахе кофе и древесного одеколона. О смехе, который вышел наружу без спроса. О звонке просто так. И здесь, в идеально чистом салоне дорогой машины, рядом с идеальным мужчиной, ее сердце сжалось от острого, пронзительного чувства потери. Хотя, казалось, терять было нечего. Все было здесь, с ней. По плану. Просто план вдруг показался ей самой скучной книгой на свете, которую она перечитывала в сотый раз, в то время как за окном происходила настоящая, шумная, непредсказуемая жизнь.

Машина бесшумно скользила по ночным улицам. Настя прикрыла глаза, делая вид, что дремлет, чтобы избежать продолжения разговора. Но Максим, кажется, был поглощен просмотром медицинского журнала на планшете, его лицо освещено холодным синим светом экрана. Она вспомнила, как однажды, много месяцев назад, они смеялись до слез над тем, как кот Максима умудрился залезть в стиральную машину. Это было спонтанно, глупо и незапланированно. Сейчас же даже смех казался чем-то, что нужно вписать в расписание. «Вечер пятницы: романтический ужин, легкий флирт, обмен новостями». Машина остановилась у их дома. Максим галантно открыл ей дверь, его рука легла на ее поясницу, ведя ее к подъезду. Привычный жест. Отработанное движение. В лифте их многоквартирного дома он поправил галстук в зеркале.

– Кстати, насчет Швейцарии. Я посмотрел варианты шале. Есть одно с потрясающим видом на Юнгфрау. Думаю, тебе понравится.

– Звучит здорово, – автоматически ответила Настя, глядя на цифры над дверью, отсчитывающие этажи. Этот лифт работал исправно. Он никогда не застревал.

Квартира встретила их тишиной и идеальным порядком. Вечерний свет от набережной мягко стелился по полированным поверхностям. Все было на своих местах. Безупречно. Максим снял пиджак, аккуратно повесил его на вешалку.

– Чай? Или сразу ко сну? – спросил он, его голос прозвучал немного устало, но все так же ровно.

«Чай. Ромашковый. Чтобы лучше спалось», – почти услышала она его следующие слова. Все было по протоколу идеального вечера.

– Знаешь, я, пожалуй, пройдусь немного, – неожиданно для себя сказала Настя. – Не хочется сразу домой. Такой свежий воздух.

Максим нахмурился, удивленно взглянув на нее.

– Сейчас? Уже почти полночь, Настя. Ты устала.

– Я ненадолго. Просто до угла и обратно. Нужно развеяться.

В его глазах мелькнуло легкое недоумение, но он быстро взял себя в руки.

– Как скажешь. Только одевайся теплее. И возьми телефон.

Он не стал спорить. Он никогда не спорил. Он просто выражал беспокойство и принимал ее решение. Еще одна галочка в графе «здоровые отношения с уважением личного пространства». Через минуту Настя уже шла по пустынной набережной, кутаясь в легкое пальто. Ветер с реки трепал ее волосы, смывая остатки дорогих духов и запах ресторанной еды. Она вдыхала полной грудью, стараясь уловить хоть какой-то настоящий, нефильтрованный запах города. Она достала телефон. Никаких сообщений. Максим не писал, он уважал ее «минутку одиночества». Артем… ей вдруг дико захотелось, чтобы он написал какую-нибудь ерунду. Спросил, не застряла ли она снова. Или прислал тот самый дурацкий скетч. Но экран был пуст. Она остановилась у перил, глядя на темную воду, отражающую огни мостов. Где-то там, через реку, в старом здании с ремонтируемым лифтом, спал человек, который звонил просто так. Который считал, что саботаж – это искусство.

А здесь, на этой набережной, стояла она успешная, любимая, обеспеченная. С идеальным планом на идеальную жизнь. Почему же эта идеальная жизнь вдруг стала похожа на прекрасно сшитое, но невыносимо тесное платье? Красивое снаружи, но не дающее дышать внутри. Она посмотрела на освещенные окна своей квартиры. Там ее ждал идеальный мужчина. Идеальный чай. Идеальный сон. Настя повернулась и медленно пошла обратно. К своему плану. К своей правильной, предсказуемой, такой безопасной и такой безвоздушной реальности. Один шаг. Другой. Третий. И с каждым шагом чувство, что она забыла что-то очень важное в том ресторане, в той лифтовой шахте, становилось все острее.

Глава пятая

– Война миров, – мрачно констатировал Артем, разглядывая схему небоскреба на огромном экране. – Бетон против слова. Кто кого?

Настя, скрестив руки на груди, скептически смотрела на него с другого конца длинного переговорного стола. Утро началось с сюрприза: Олег Борисович, сияя, объявил, что для финальной презентации инвесторам нужна не просто мощная архитектурная концепция, а «захватывающая история». «Ребрендинг вертикали», как он выразился. И поручил это «творческому тандему» – Насте и новому копирайтеру.

– Я не понимаю, что здесь можно придумать, – сказала Настя, указывая на чертеж. – Это здание. Оно говорит само за себя. Его форма, материалы, остекление…

– Говорят на языке, который понимают десять человек в этом городе, – парировал Артем, вставая и подходя к экрану. – Инвесторам, Настя, нужна не стойка, не пролет и не коэффициент светопропускания стекла. Им нужна эмоция. Мечта. Или, на худой конец, очень красивая упаковка для их денег.

Он взял маркер и нарисовал прямо поверх ее чертежа огромный вопросительный знак.

– Вот что они видят сейчас. Задача – превратить это в восклицательный.

Настя сдержала раздражение. Ее детище, выстраданное, выверенное до миллиметра, кто-то разрисовывал маркером!

– Я предлагаю сосредоточиться на фактах. Экологичность, энергоэффективность, инновационные материалы…

– Скучно, – отрезал Артем, откладывая маркер. – Это список преимуществ стиральной машины. Мы продаем не машину для жизни. Мы продаем небо.

Он посмотрел на нее, и в его глазах плясали озорные чертики.

– Давайте сыграем. Я набрасываю безумную идею, вы ее отвергаете и говорите, почему это архитектурно невозможно. Потом вы предлагаете что-то свое, а я придумываю, как это продать. Правило одно, нельзя говорить «нет». Можно говорить «да, и…» или «да, но…».

Настя хотела отказаться. Это казалось непрофессиональным. Но вызов в его взгляде задел ее за живое.

– Хорошо, – согласилась она. – Начинайте.

– Отлично! – он потер руки. – Итак, идея первая. Называется «Осколок северного сияния». Все здание – это гигантский медиафасад, который постоянно меняет цвет в зависимости от времени суток, погоды и настроения прохожих!

Он выжидающе посмотрел на нее. Настя вздохнула.

– Да, но это технически сложно, дорого и совершенно не функционально. Световое загрязнение, расход энергии…

– Прекрасно! – не смутился он. – Значит, нам нужно что-то более элегантное. Идея вторая: «Мост между землей и небом». Делаем на крыше общественное пространство – сад с настоящими деревьями. Место, где горожане могут прикоснуться к облакам.

Настя задумалась. Эта идея была уже ближе.

– Да, и это можно обыграть в структуре. Усилить несущие конструкции на верхних этажах, предусмотреть систему полива… Но это все равно не уникально. Такое уже делали.

– Прогресс! – Артем схватил маркер и начал быстро рисовать на флипчарте, не обращая внимания на чертеж . – Тогда комбинируем! Что, если это не просто здание? Что, если это гигантские солнечные часы? Форма фасада, специальные выступы тень от которых показывает время на площади перед ним! Архитектура, которая не просто стоит, а которая взаимодействует с городом! Живой памятник времени!

Он повернулся к ней, глаза горели. И Настя вдруг перестала видеть дерзкого копирайтера. Она увидела соавтора.

– Да, и… – медленно сказала она, подходя к флипчарту. – Мы можем использовать для этого южный фасад. Рассчитать угол падения света… Встроить в плиссировку стекла специальные светоотражающие элементы… Это гениально!

Она смотрела на его безумный, небрежный скетч и видела его. Видела свое здание, но ожившее, обретшее смысл и диалог с миром.

– Мы можем назвать это… – она ловила мысль на лету, – …«Хронос». Или «Солярис».

– «Солярис»! – подхватил Артем. – История о времени и свете. О том, что даже в камне можно поймать мгновение. Это же поэзия!

Они стояли рядом, плечом к плечу, глядя на рождающуюся на листе концепцию. Воздух в переговорке, еще недавно заряженный противостоянием, теперь трещал от энергии созидания. Летели идеи, слова, термины, метафоры. Он предлагал безумный образ – она находила ему архитектурное воплощение. Она рисовала сложный узел – он придумывал для него емкое и яркое название. Олег Борисович, заглянувший как бы случайно, застыл на пороге с двумя кофе в руках, наблюдая за тем, как два самых строптивых его сотрудника, не сговариваясь, дорисовывают мысль друг друга.

– …и здесь мы разместим смотровую площадку, но не просто смотровую, а «Обсерваторию мгновения»! – говорила Настя, ее глаза сияли.

– И будем продавать билеты не на вид, а на «минуту тишины над городом»! – добавлял Артем.

Искры, которые летали между ними, были уже не от столкновения, а от короткого замыкания творчества. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Это было опасно. Это было потрясающе. Когда основные контуры концепции были очерчены, они одновременно выдохнули и отступили на шаг, рассматривая результат. На столе лежали исписанные листы, на флипчарте красовался их совместный шедевр.

– Ну что, – хрипло произнес Артем, вытирая руку о джинсы. – Победила дружба? Или все-таки мои слова?

– Победило здание, – улыбнулась Настя, и это была ее первая по-настоящему искренняя улыбка ему. – Оно наконец-то заговорило.

– И сказало, надо признать, весьма недвусмысленно, – он посмотрел на нее, и его взгляд стал пристальным, без тени насмешки. -Мы хорошая команда, архитектор.

Настя почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это было куда опаснее, чем простое влечение. Это было признание родственной души, того, кто говорит с тобой на одном языке, даже если слова у вас разные.

– Команда, – согласилась она тихо, отводя взгляд на перерисованный чертеж. И поняла, что боится не провала презентации. Она боится того, что будет после. Когда проект закончится, а это странное, электрическое чувство соавторства останется.

Олег Борисович так и не вошел, с хитрой ухмылкой ретировавшись с кофе. Оставшись одни, Настя и Артем еще с полчаса допиливали концепцию, сгребая в кучу исписанные листы и строча список задач.

– Ладно, – Артем отложил маркер и потянулся, с хрустом разминая шею. – Кажется, мы родили монстра. Красивого, но все же монстра. Теперь надо его причесать и представить миру.

– Мне нужно все это оцифровать и внести правки в основной чертеж, – Настя уже составляла мысленный список в голове, ее пальцы сами тянулись к клавиатуре ноутбука. – И просчитать нагрузку.

– Эй, архитектор, – он мягко прервал ее, положив руку на крышку ноутбука. – Минуту покоя. Мы только что совершили маленькое чудо. Дайте ему хотя бы секунду, чтобы отдышаться.

Его прикосновение было легким, почти невесомым, но Настя ощутила его как ожог. Она резко отдернула руку.

– У нас нет времени на передышки. Презентация через два дня.

– Именно поэтому она и должна быть. Иначе мы выдохнемся и представим им скучную пачку бумаг, а не живое дыхание «Соляриса».

Он отошел к столу, где стоял термос с остывшим кофе, и налил два стаканчика.

– Вот, – протянул один ей. – Выпьем за нашего монстра. И за то, что вы не убили меня маркером, когда я рисовал поверх вашего чертежа.

Настя с неохотой приняла стаканчик. Кофе был горьким и холодным.

– Я серьезно об этом думала.

– Знаю, – он усмехнулся. – У вас на лице было написано: «Еще одна линия и я придушу его этим монитором».

Она не сдержала улыбки. Проклятая его способность разряжать обстановку.

– Вы невыносимы.

– Зато эффективны. Признайтесь, без моих солнечных часов ваш небоскреб был бы просто еще одной стекляшкой.

– Без моих расчетов ваши солнечные часы так и остались бы каракулями на бумаге, – парировала она, но уже без злости.

– Видите! – он торжествующе указал на нее пальцем. – Синергия! Я безумие, вы реальность. Идеальное партнерство.

Он допил свой кофе и посмотрел на нее задумчиво.

– Интересно, что еще мы могли бы создать вместе, если бы нас не ограничивали бетон и слова.

Вопрос повис в воздухе, тяжелый и многозначный. Настя почувствовала, как по щекам разливается краска. Она потянулась за своими бумагами, делая вид, что ищет что-то важное.

– Нам нужно идти. Мне еще предстоит объяснить все это инженерам. Они, кстати, вас возненавидят.

– Пусть. Ненависть тоже эмоция. Главное, чтобы инвесторы полюбили.

Он собрал свои листы, сложил их в неровную стопку и подошел к двери.

– Тогда я пойду рождать гениальный текст для этой вашей… обсерватории мгновений. Напишу что-нибудь душераздирающее про бренность бытия и вечность звезд.

– Только без слоганов про ноги, – предупредила Настя, все еще глядя в стол.

– Обещаю. Только про души. – он уже был в дверях, но обернулся. – Эй, Настя?

Она подняла на него глаза.

– Да?

– Это было потрясающе. Спасибо.

И он вышел, оставив дверь приоткрытой. Настя осталась одна в тихой переговорной, пахнущей маркерами и холодным кофе. Она медленно опустилась на стул, глядя на их совместный скетч на флипчарте. «Солярис». Солнце. Время. Ее пальцы сами потянулись к телефону. Она открыла чат с Максимом. Его последнее сообщение: «Как твой день, родная? Ужинаем дома?». Обычный вопрос. Ожидаемый. Часть плана. Она набрала: «Все хорошо. Ужинаем дома». Но не отправляла. Вместо этого она снова посмотрела на безумные, вдохновляющие каракули, которые заставили ее сердце биться чаще не от страха, а от восторга. От полета. И впервые за долгое время идеальный, выверенный план ее жизни показался ей удушающе тесным. А в щели между его строками настойчиво пробивался яркий, сумасшедший, солнечный свет.

Глава шестая

Небо над городом нахмурилось еще с утра, а к концу рабочего дня разродилось настоящим потопом. Дождь хлестал по стеклам офиса ровной, монотонной стеной, превращая улицы в мутные аквариумы. Настя задержалась, доделывая правки по «Солярису». Идея Артема захватила ее целиком, требуя воплощения в каждой линии, каждом расчете. Когда она наконец подняла голову от монитора, за окном была уже кромешная тьма, подернутая рыжим отсветом уличных фонарей.

Максим прислал сообщение: «Застрял на консилиуме. Заехать не смогу. Вызывай такси, не мокни». Она ответила: «Хорошо. Не беспокойся». И, посмотрев на цену тарифа, решила, что дойдет до метро. Всего пару кварталов. Решение оказалось опрометчивым. Как только она вышла из здания, ледяные струи дождя моментально пронзили тонкое пальто насквозь. Ветер вырывал зонтик из рук, превращая его в хрупкий щит против стихии. Через минуту она промокла до нитки, промокли и сумка, и драгоценные распечатки с чертежами.

«Идиотизм», – ругала она себя, подбираясь к узкому козырьку магазина, пытаясь хоть как-то укрыться. Вода затекала за воротник, волосы липли к лицу. Она чувствовала себя жалкой, замерзшей и бесконечно одинокой в этом холодном, мокром городе. Вдруг шум ливня над ее головой изменился. Резкий стук по нейлону сменился глухим, бархатистым шуршанием. Дождь перестал хлестать ее по лицу. Настя подняла голову. Над ней был раскрыт большой черный зонт-трость. А держал его Артем. Он стоял, чуть наклонив зонт в ее сторону, сам при этом основательно подмокнув с одного бока. Вода стекала с его кожаной куртки, с непослушных прядей волос на лбу. Он смотрел на нее без обычной насмешки, с каким-то странным, серьезным участием.

– Архитектор, – сказал он, перекрывая шум дождя. – Планы по строительству?

У Насти от неожиданности и легкого шока вырвался сдавленный смешок, больше похожий на всхлип.

– Провалились. Не те материалы.

– Вижу, – он улыбнулся. Его лицо в тусклом свете витрины казалось уставшим и необычно мягким. – Куда путь держите? Вам не по пути, я уже понял.

– К метро, – прошептала она, все еще не в силах прийти в себя.

– Совершенно по пути. Я как раз собирался спуститься в подземку. Посмотреть на людей. Собрать типажи.

Он шагнул ближе, чтобы укрыть ее полностью, и его плечо почти коснулось ее плеча. От него пахло дождем, мокрой кожей и тем самым древесным одеколоном, который она теперь безошибочно узнавала. Они пошли по пустынной улице, под равномерный стук капель по ткани зонта. Было странно идти так близко, в этом маленьком личном пространстве, отгороженном от всего мира. Никаких слов не было нужно. Только шум дождя и их неспешные шаги.

– Ненавижу дождь, – вдруг негромко сказала Настя, сама не зная почему.

– А я обожаю, – так же тихо ответил Артем. – Особенно такой. Он все смывает. Весь дневной грим, всю суету. Остается только самое важное.

Он помолчал, а потом добавил:

– Когда я был маленьким, я в такой дождь убегал из дома. У меня была такая теория: если достаточно долго стоять под ливнем, то вода смоет не только грязь, но и все проблемы. И ты выйдешь из потопа совсем новым человеком. Как во втором рождении.