Терра

– А это, отец? Чьи уши здесь? – спросил я внимательно вглядевшись ему в лицо.

В полутьме промелькнула улыбка. Лицо старика стало каким-то блаженным, будто он увидел что-то прекрасное и приятное глазу.

– Это мой любимый мешочек, – произнёс он отвратительным голоском, – В нём женские и детские уши.

Меня всего будто передёрнуло и руки мои задрожали так, что мешочек выпал у меня из руки и его содержимое разметалось по полу. Дыхание моё стало тяжёлым, ноги начали подкашиваться, а позвоночник будто окаменел. Я смотрел на раскиданное в небольшом радиусе содержимое мешочка и замер. Разум мой будто провалился в бездну, и я был пуст внутри.

– Собери… – властный голос прорезал тишину, и я вздрогнул.

Внезапно я почувствовал невероятную тяжесть в груди, и всё вокруг меня закрутилось в беспорядочном танце. Закрыв руками лицо, я застонал и свалился на колени. В ушах у меня билась какая-то громкая симфония глухих звуков, разрывающих мне голову. Мучительная, адская боль охватила меня. Но потом резко прекратилась, и я услышал голос.

– Собери…

Я поднимал голову всё медленнее, будто само тело не позволяло быстро взглянуть вверх. Босые ноги – первое, что попалось мне на глаза. Дальше на одной конечности я увидел светлые штаны из лёгкой ткани, а другую ногу полностью закрывал тёмный подол мантии. На одной части груди висела серая мешковатая рубаха, а на другой тёмная гладкая поверхность мантии. Когда я наконец дошёл до шеи, я смог резко дёрнуть головой и лицезреть двуличность человека передо мной. С одной стороны на меня смотрел старик, а с другой мужчина оставшийся в моей голове лишь как больное и неприятное воспоминание – это было лицо Нервия. Два лика отвратительно переплелись создавая ужасную и уродливую картину. Каждое из них расплывалось в безумной улыбке.

На лбу проступил холодный пот, и, склонив голову, я упёр макушку в каменный пол. Я лежал так некоторое время, полностью потеряв счёт времени. Внезапно я почувствовал, что меня что-то сжало, подняло наверх и вытянуло в вертикальном положении.

– Я сказал тебе собрать… – прошипел голос старика.

Лицо его я не видел из-за какой-то дымки накинутой на всю его верхнюю половину тела. Через неё я видел лишь две белые угрожающие точки, готовые будто испепелить меня свои холодным взором. Сила, удерживающая меня на ногах, вдруг исчезла и я вновь рухнул на колени.

Взяв мешочек в руку, я начал собирать его содержимое, беспорядочно валяющееся на полу. То и дело на меня накатывало отвращение и я еле удерживал себя от того, чтобы опорожнить желудок прямо здесь. Вскоре я собрал всё. Высокая фигура передо мной стояла и смотрела на меня. Встав, я положил мешочек в протянутую мне руку. Её морщинистый и бледный вид вызывали в глубинах моего сердца тревогу и беспокойство.

– Иди, – произнесла фигура, и я тотчас повернулся и пошёл к двери, в которой виднелся тёплый свет.

Лихорадочно переставляя ноги, я еле добрался до своей комнаты и свалился на пол, только переступив её порог и захлопнув дверь. Я почувствовал небольшое облегчение. Не найдя в себе сил встать на ноги, я остался лежать на полу, распластав конечности в разные стороны. Тяжёлое дыхание моё ощущалось в точности так, будто на груди у меня висел огромный камень, а пустота в сознании в той же степени отражало состояние потерянности, словно из меня вытянули все мысли.

Глава 11

К вечеру я изрядно успокоился, и единственное, что отягощало моё самочувствие – небольшое головокружение. Ни на обеде, ни на ужине старика не было, что меня немало напрягло. Обычно он не пропускает трапезы. Впрочем принимать пищу без него было довольно-таки приятно. После недавнего пересекаться с ним не было ни малейшего желания.

Я посмотрел в окно. По улице частенько снуют всякие бродяги в лохмотьях. Иногда моему взору предстают сцены ограблений, пьяных потасовок, попыток местных потаскух заинтересовать мимо проходящих. Коротко говоря, обычная жизнь самых низших и «тёмных» слоёв общества. Однако даже такая жизнь черни кажется мне полной свободы, которой желает всё моё естество.

Я настолько истосковался по свежему воздуху и солнечным лучам, что если предположить такую ситуация, в которой единственным средством сломать это стекло была бы моя собственная голова, я, ничуточку не думая, стал бы колотить ею по стеклу, отделяющему меня от свободы. Тем не менее я конечно же понимаю, что это невозможно, и уж точно я прекрасно сознаю, что несмотря на то, что этот дом является моей тюрьмой, он не мало помог мне в выживании.

Почти что две недели он является моим укрытием от жестокой действительности, находящейся по другую сторону этого окна. Рана на ноге полностью затянулась, оставив лишь небольшой шрам, а остальные мои царапины и синяки прошли и того быстрее. Меня не морят голодом, не избивают до полусмерти, не заставляют заниматься ничем вредящим мне. Единственное, что я претерпел здесь – это постоянное напряжение и, как бы это не хотелось признавать, страх, выливающийся в приступы паники, которые я свёл к нулю ещё в прошлой жизни. Во всяком случае они возвращаются. И причина тому моя собственная беспомощность перед лицом угрозы, с которой я живу бок о бок всё это время. Этот дом моя темница, моё проклятие, но в то же время моя самая большая удача, оградившая меня от бесславной погибели.

Изредка я вспоминая о той девчонке, которая оказалась под моим боком, когда я впервые оказался в этом теле. Я ни раз задавал себе вопрос: почему же меня так заботит её судьба? Наверно понять мне этого просто не суждено. Всякий раз когда в мою голову закрадывается мысль о ней, я начинаю винить себя в том, что с ней могло произойти. Перед глазами у меня возникают жестокие и тягостные образы. Эти мысли пугают и изъедают меня изнутри. Я с самого начала не мог её никак защитить, в этом то уж точно ничего не поменялось с моей прошлой жизни…

В голове моей вздымались тучные вереницы образов и неприятный пасмурный дождь оседал в душе. Я сидел у окна на стуле и купался в слабых закатных лучах солнца. Только в это время дня я мог получить эти неуверенные тёплые прикосновения. Откинув свои безобразно отросшие волосы назад, я полностью отдался единственному приятному моменту всего дня. Я сидел так долго. Моему взору представала привычная часть улицы, и я не упускал ни одного проходившего человека: подмечал их одеяния и манеру ходьбы. Лица я мог разглядеть лишь в том случае, если они проходили совсем уж близко к дому старика. На них всех отразилась жестокая печать тяжёлой жизни. Это и не удивительно: аристократов здесь не увидишь.

Внезапно моё внимание привлекают две фигуры. На них можно заметить голубоватые добротные одеяния совсем не свойственные этому месту. Одна из них женская, она останавливается и что-то говорит маленькому ребёнку, которого ведёт за руку. Дыхание моё учащается когда мне удаётся разглядеть золотистую копну волос, свисающую у ребёнка по спине. Прильнув к окну я стараюсь рассмотреть всё, что успею. За мгновенье до того, как они скрылись из моего обзора, девчонка резко дёргает головой так, что я могу разглядеть её радостное улыбающееся личико. Потрясённый, я валюсь на стул, хлипкие ножки которого еле удерживают мой вес.

– Это была она… – шепчу я самому себе.

Это девчонка совершенно точно была Кайла! Радостное чувство сжимает меня будто со всех сторон, глаза мои слезятся, а грудь судорожно вздрагивает при каждом вздохе. Откинувшись на стуле, какое-то время я нахожусь в странном полусознательном состоянии. В моём помутнённом уме всплывает лишь один тревожный вопрос: «Кто эта женщина?»

Время становится совсем уж поздним: солнце давно скрылось, а грохот, издаваемый кухаркой этажом ниже, вовсе исчез. Наверняка и старик уже видит сны. Я отбрасываю в сторону одну из книжек, которые он мне передал не так давно. Рукописный подчерк в нём кривой и малопонятный для меня. Разум мой желает от чего-то заняться дневником Ларса Монтера, который я храню в потайной комнате среди всех книг которые там и нашёл. Ничего более не занимает мой ум, кроме жизнеописания этого человека.

С недавнего времени я приобрёл привычку упирать спинку стула в дверь таким образом, чтобы её было тяжелее открыть. Я проделываю эту процедуру всякий раз, как иду в потайную комнату или собираюсь спать. Это конечно ничего не значит: при желании старик снесёт дверь с петель без каких-либо проблем. Однако если вдруг дверь захотят открыть естественным образом, стул не позволит этого сделать сразу же и у меня хотя бы будет время среагировать. Мне повезло, что дверь открывается во внутрь, в противном случае подставлять стул было бы бессмысленно.

Рысьим шагом я проскальзываю в потайную комнату и сразу принимаюсь за дело: открываю кожаный дневник в том месте, где остановился; cтавлю рядом лампу и словарь, переданный стариком. Если постараюсь, наверняка закончу расшифровку всего дневника к утру. С подобной мыслью я устремил взгляд в пожелтевшую страницу.

День 23, месяц Палящего солнца, 542 год 2-ой эры.

Я не писал здесь ничего более недели. Извини, мама, я был занят с отцом. Он оказался не таким уж плохим человеком, как я себе представлял. Отчасти такое превратное впечатление о нём у меня сложилось из-за твоих рассказов про него. Впрочем это неважно.

Всю прошедшую неделю он учил меня фехтованию. Для своего возраста он довольно-таки гибкий и сильный. Помимо обычного полуторного меча он хорошо управляется и с другими видами оружия: с копьём, двуручным топором и даже алебардой. Однако по его словам полуторный меч является несомненным фаворитом для него. Это неудивительно, у такого клинка предостаточно достоинств.

Не так давно я узнал что отцу шестьдесят лет! Ты можешь себе такое представить? Он самый настоящий долгожитель! Каждый второй в наше время умирает даже не перебравшись через порог в полувек. Мало того что он достиг такого возраста и ведёт себя совершенно свободно, будто и вовсе не замечая своих лет, он также невероятно крепко сложен. Надеюсь и я буду таким через пару лет. Отец говорит, что мне нужно много заниматься и развивать тело, чтобы достигнуть подобного.

Он также несколько раз говорил, что мне обязательно нужно поступить на службу к местному лорду. Честно говоря, подобная перспектива меня не особо радует. Всё-таки я хотел перебраться обратно во Флейерсбург, когда достигну нужно возраста, чтобы звать себя полноценным мужчиной. Наверно он хочет чтобы я пошёл по его стопам и стал воином, но вряд ли он понимает, что по сравнению с ним я обычный человек. У меня нет подобной мощи, какую имеет он. Одно дело учиться фехтованию, и совсем другое по-настоящему убивать людей. Война пугает меня. Думаю если бы он узнал о моих мыслях, он бы рассердился.

День 30, месяц Полящего солнца, 542 год 2-ой эры.

Сегодня отец показывал мне свою «коллекцию». Ничего особенного: лишь старые потрёпанные доспехи и шлем, неподалёку несколько стоек с разным оружием, от меча до лука, и с противоположной стороны целая полоса сундуков, плотно расположенных друг к другу вдоль стены. Я так и не понял что в них, на все мои вопросы старик только увиливал и говорил, что возможно покажет попозже, когда будет время. Однако времени у нас было предостаточно, и в чём там оказалась проблема для меня осталось загадкой. Впрочем наверно это что-то личное для него. Не хочу лезть к нему с расспросами и злить его.

В целом отец довольно-таки снисходителен ко мне, если не считать того, что он не выпускает меня за пределы особняка. Он постоянно выдумывает всякие отговорки об опасности, таящейся на улице, и о бандах самого разного рода нарушителей закона и спокойствия. Возможно он и прав, но я бы хотел иметь больше свободы. Всё-таки не так долго осталось до того дня, когда я официально начну считаться мужчиной, переступив через шестнадцатилетний возраст. Осталось чуть более полугода до этого дня. Жду не дождусь.

День 33, месяц Полящего солнца, 542 год 2-ой эры.

Сегодня я разговорился с кухаркой отца. Можно сказать что мы общались с утра до вечера, потому что отец уходил куда-то «по делам». Её зовут Нэнси. Фамилии у неё нет. Родители подбросили её в детский приют в «срединном городе», когда она была ещё младенцем. Я сильно удивился тому, что такое учреждение имеется в этом богом забытом месте. Впрочем, я так и не побывал пока в «срединном городе» поэтому даже предположить не могу, как он выглядит.

Точно можно сказать, что когда-то этот город выглядел величественно и богато. Что уж говорить даже трущобы во многих местах сделаны из камня, а дороги в них покрыты щебнем. Во Флейерсбурге подобное можно было увидеть реже чем здесь. Хотел бы я побывать в этом месте в период его расцвета, бьюсь об заклад всё вокруг было усладой для глаз.

Нэнси оказалась хорошей женщиной. С самого приезда она относилась ко мне с теплотой и вниманием, за что я ей признателен. Лицо у неё доброе, и я бы даже сказал приятное, а волосы чуть длиннее её лопаток и имеют блестящий тёмный оттенок. Я не стал у неё спрашивать, но по виду ей чуть больше тридцати. Удивительно что у неё никогда не было мужа, по её словам старик взял её на работу, когда вышел в отставку около десяти лет назад. Похоже она ему благодарна и относится к нему с благоговейным трепетом. Иногда мне её даже жалко.

Во время нашего разговора я упомянул свой сонный припадок: я внезапно пробудился и в мраке своей комнаты увидел человеческую фигуру стоящую неподалёку от двери. Она будто всматривалась в меня, изучая меня с головы до ног. Тело моё было приковано к постели и я не мог двинуть и мускулом. Подобные припадки порой случаются со мной. Началось это ещё в детстве, правда в этот раз что-то будто было по-другому…

Я заметил что после моего рассказа глаза Нэнси приобрели испуганный блеск, хотя она и нежно улыбалась мне. На мою историю она только пожала плечами и как-то неуверенно меня подбодрила, а после и вовсе увела разговор в сторону, начав рассказ о подорожании хлеба и овощей. Это привело меня в некое замешательство.

У меня заканчиваются чернила мам. Завтра попрошу у отца ещё. Скучаю по тебе.

Внутренности мои будто сжало в комок. Со мной было точно также. В первую неделю моего пребывания у меня также был сон, в котором я прикован к постели, а около двери стоит человек. Полностью тёмная фигура,изучающая меня. Это не может быть лишь совпадением!

Пальцем я провёл по тому месту, где описывается женщина и несколько раз перечитал заново. Ничего из описания не совпадало с нынешней кухаркой старика: она полноватая и давно утратившая привлекательный вид женщина. Однако тёмный оттенок волос и вправду ей присущ. Если бы я только знал имя нынешней кухарки, я мог бы точно определить о ней ли ведётся речь в дневнике. К несчастью старик никогда не обращается к ней по имени, а скорее просто произносит в воздух приказ, который надо исполнить.

Мои размышления прервал какой-то единичный стук, донёсшийся со стороны потайной двери. Я быстро повернул голову в её направлении,внимательно вслушиваясь. Всё моё тело моментально сделалось энергичным и настороженным. Внезапно такой грохот наполнил соседнюю комнату, что я непроизвольно подскочил и схватил лампу, вытягивая её в сторону прохода.

Некоторое время я стоял, внимательно вслушиваясь в звуки за стеной. Мысленно я готовился к худшему. Разум мой был напряжён и внимателен, когда я наконец решился проверить, что там происходит.

Поставив лампу обратно на стол, я немного крутанул краник, полностью потушив пламя внутри. Окунувшись в полный мрак, я почувствовал быстро нарастающую панику, которая начала стихать по мере того, как мои глаза привыкали к чёрной бездне вокруг.

Если оставить лампу включённой, свет её совершенно точно будет пробиваться через мелкие щели в шкафу и полностью обнажит существование потайной комнаты. В случае же если в соседней комнате старик или кухарка, я смогу сказать, что всё это время сидел в шкафу. Совершенно точно мне влетит, но как бы то ни было, если это цена за то, чтобы они остались в неведении по поводу моего небольшого секрета – это полностью оправдано.

Бесшумно продвинувшись к проходу, я аккуратно перелез в шкаф и внимательно прислушался. Полная тишина. Закрывая за собой дверцу в потайную комнату, я безмолвно молился судьбе, чтобы она не издала ни единого скрежета. К счастью мои мольбы были услышаны.

Сделав шаг вперёд, я прошмыгнул сквозь одежду, напоминающую плотностью расположения друг к другу скорее непроходимую чащу. Задержав дыхание и стараясь не издавать ни малейшего звука, я всмотрелся в щель между дверцами шкафа, стараясь оценить обстановку. Внезапно сердце моё забилось быстрее, когда я увидел валяющийся на полу стул. Самой двери мне не было видно из-за узости щёлки, но я совершенно точно помнил, как упёр стул о ручку двери, когда шёл в потайную комнату.

Неуверенное чувство ужаса нарастало у меня в душе, но я старался держать себя в руках. До ушей моих донёсся слабый, едва уловимый писк. Медленно приоткрывая дверцу шкафа, я вдруг обнаружил, что дверь, заблокированная совсем недавно стулом, закрыта. Беспокойное дыхание наконец вырвалось у меня из груди и я резко обвёл взглядом комнату. Пусто. Здесь никого нет. Но не может же быть, что стул упал просто сам по себе.

Я вновь услышал слабый писк и замер. Прямо около моей ноги прошмыгнуло маленькое тёмное существо. Оно вдруг остановилось, зашмыгало острым носиком, повернула голову в мою сторону и быстрой рысцой скрылось под кроватью.

Какое-то время я стоял в оцепенении. Как это мелкое существо сюда проникло? По виду оно напоминало самую обычную крысу: имела чёрный однотонный окрас, правда размером была немного больше своих сородичей, которых я помнил ещё на Терре.

Внезапно я услышал непродолжительный топот за дверью, после чего она открылась и в комнату вошла кухарка в плотной белёсой ночнушке по самые щиколотки.

– Негодный мальчишка, что за грохот по среди ночи? – она хищно уставилась на меня.

– Ничего, стул упал.

Женщина быстро обвела комнату взглядом. Заметила стул на полу. Лицо её приняло строгий вид.

– Почему ты до сих пор не спишь? – недовольно протянула она.

– Я читал.

– Как будто от твоего чтения есть какая-то польза, голодранец, – после своих слов, она театрально поморщилась и уже закрывала дверь, но вдруг остановилась и с лицом полным самодовольной гордости взглянула на меня, – Сейчас же ложись спать, завтра важный день!

– Важный день? – озадачился я.

– Завтра последний день нынешнего месяца и летнего времени года. Где тебя воспитывали раз ты не знаешь, что в этот день мы все отпускаем свои грехи?

– А какая завтра дата? – спросил я.

После моего вопроса полноватое лицо расплылось в осуждающей и раздражённой гримасе. Какое-то время оно смотрела на меня, будто не осознавая в серьёз я задал этот вопрос или нет.

– 45 день месяца Угасающего солнца, – устало вздохнув, произнесла она.

– Ясно. Спасибо, что предупредила… Нэнси, – сказал я, наконец обнажив информацию о той милой кухарке из дневника Ларса.

Лицо кухарки удивлённо вытянулось. Её ломкие тёмные волосы странно блеснули на слабом свету ночного неба, прорывающегося сквозь окно.

– Откуда ты знаешь моё имя?.. – сказала она и глаза её сверкнули в полутьме.

Значит эта женщина действительно та самая Нэнси, которую Ларс описывал в своём дневнике. В таком случае она сильно изменилась: прежняя красота её исчезла, а характер стал раздражительным и гневливым. Даже мало верится, что это один и тот же человек.

Так или иначе сейчас мне надо придумать способ отвести от себя неудобные вопросы по поводу того, как я узнал её имя. Если подумать старик никогда не зовёт её по имени, поэтому сказать, что я услышал это от него было бы глупостью. Однако есть ещё и солдат, охраняющий особняк старика снаружи. С небольшой долей удачи это может сработать. Другого варианта у меня нет.

– Услышал от того стражника, охраняющего дом и постоянно выпивающего, – на лице моём отразилась еле видимая улыбка.

Женщина взглянула на меня недоверчиво. По одному её взгляду, который приобрёл какой-то жалостливый вид, я видел, что она не уверена в правдивости моих слов.

– Ложись спать, – пробубнила она.

Когда дверь закрывалась, мой взор успел уловить насколько поникшим стал облик этой женщины. Из-за закрытой двери я услышал частые вздохи и медленно улетучивающиеся звуки шагов. Она относилась ко мне строго, ненавидела меня всем сердцем, последний человек, заслуживающий сочувствия. Но всё же от чего-то я почувствовал горечь на душе, и сердце моё слабо заныло.