Здесь был СССР

– Ну? Ангелы, батюшка?

– Птицы, сын мой, конечно, птицы, – как-то слишком торопливо и уверенно ответил святой отец.

Аркаша плюнул в пыль и похромал в свой угол. Священник послушал до конца, а потом ушел – черный, ссутулившийся и маленький.

* * *

А в общем, жизнь текла по-прежнему. Мы ходили в школу, взрослые – на работу. Иногда мы гоняли мяч на пустыре дотемна, или убегали в кино, или толкались возле танцплощадки в парке. Гремела музыка, девчонки лузгали семечки, их ноги белели в темноте. Я забывал об ангелах.

В то лето я влюбился. Впервые, по-настоящему. Втюрился по уши в девчонку из Сонькиного класса. В ту самую, с крестиком. Она была на год старше и совсем не обращала на меня внимания. Вечерами, когда в окнах загорался свет, Тошка кончал играть и ангелы улетали, я думал: «Ну какая от них польза? Вот книжные ангелы – им помолишься, и они исполнят твое желание. А этим, молись не молись…» Однажды я поймал Светку после школы и рассказал ей об ангелах. Я думал, ей будет интересно, если Гиршева сестра не соврала про крестик. Света фыркнула, обозвала меня вралем и пошла догонять подруг.

Короче, ангелы оказались не столь уж важными. «Жили и без них», – как однажды заметил мой отец. В тот вечер ангелы почему-то не прилетели, хотя Тошка забрался на крышу старая и старательно звенел бутылками. Нам, пацанам, были гораздо важней ежегодные гонки на самокатах. Каждую весну перед концом учебного года наша сторона выходила против фабричных. Самокаты мы мастерили сами: воровали из мастерских подшипники, сколачивали доски. Особым шиком считалось покрыть сиденье лаком. В этом году Митяй клятвенно заверил нас, что кровь из носу добудет лак. И добыл. Стащил у своего дядьки-краснодеревщика. Мы сидели в сарае и мазали доски темным лаком. Он пах резко и приятно, доски становились гладкими, скользкими на ощупь, хотелось даже их лизнуть. Вообще-то лак на сиденье только мешал, но честь обязывала. Тошка наверху возился с бутылками. Он в гонках участия не принимал.

Самокаты у фабричных обычно выходили лучше. Оно и понятно: и подшипники у них были новенькие, и доски, и старшие им помогали. В этом году Митяй разродился коварным планом. Он вообще был горазд выдумывать всякие каверзы, взять хоть тех же голубей. Когда не получилось приманить их с помощью Тошки (а Тошка наотрез отказался переделывать свой инструмент под голубей), он взял у фабричного Сеньки голубицу-подманку в обмен на орудийную гильзу и все же разжился парочкой турманов. Куликовские потом долго подстерегали его по дороге в школу, но мы всегда ходили большой компанией. Вот и сейчас Митька придумал, как нам обойти фабричных.

Маршрут всегда был один и тот же – вниз с Володиной горки и до Майского Торжка. Горка звалась Володиной потому, что вроде бы в городок наш приезжал погостить у двоюродной тетки сам Володя Ульянов. Гимназист Володя стоял на горке и любовался рекой, почти как на знаменитой картине. Правда это или выдумки, была ли у Ленина тетка в нашем Н-ске или нет, сейчас уже никто не мог сказать с уверенностью. Но горка так и осталась Володиной. А Майский Торжок был обычным базарчиком, где торговали яблоками, арбузами и черешней, а позже, в августе, абрикосами и виноградом. Спуск был крутой, вымощенный брусчаткой и с четырьмя перекрестками на пути. Ехать предстояло мне. Конечно, отчасти я гордился этим, но отчасти и дрейфил. Во-первых, если вы когда-нибудь ездили на самокате по брусчатке, то знаете, дело это не слишком приятное. А во-вторых, если бы мы продули, все шишки обрушились бы на меня. Так что, когда я услышал Митькин план, я тут же согласился. Задумка была такая: мне надо было во что бы то ни стало обогнать фабричных на первом перекрестке. Если я успевал проскочить первым, в дело вступала резервная бригада. К резервной бригаде отрядили Вовку, как самого из нас симпатичного.

К Вовке девчонки клеились чуть ли не с детсада, причем некоторые были намного старше его. Неудивительно. Все мы были черноволосые, темноглазые и смуглые, скуластые, как татарчата. Один Вовка был светленьким – белокурый, голубоглазый, не пацан, а купидончик с дореволюционной открытки. Вовка получил инструкции от Митяя, полтинник на представительство от меня и хмурый взгляд от Шнира. Вовкиной целью была Шнировская старшая сестра Сонька-косая. Она у нас в школе возглавляла велосипедную секцию и была центральной фигурой в Митькином плане.

Вовка вернулся вечером, как раз к ангелам. Но мы попросили Тошку подождать с представлением и потащили Вована в сарай. Гордо улыбаясь, он сказал, что дело на мази. Вовка пригласил Соньку в парк, угостил там мороженым и ознакомил с нашим планом. Девчонка поломалась для приличия, но за две порции сливочного и обещание прокатить ее на самокате согласилась. Оно и понятно. Фабричные не раз колотили наших парней, когда они вечером гуляли в парке со старшеклассницами. И хотя у косой Соньки парня не было, за подруг она болела. В общем, к дню гонок мы разработали детали операции, и все были готовы. Теперь успех зависел только от меня.

* * *

Утром в субботу мы взобрались на Володину горку. Шнир и Митяй тащили самокат, я гордо вышагивал сзади. Фимка Кныш – гонщик от фабричных – и его команда уже поджидали нас наверху. Фимка был старше меня на год и тяжелее. Зато и его приятели были раза в два больше Шнира и Митяя и могли лучше разогнать самокат. Было еще прохладно, солнце вставало из-за реки. Мы начинали ранним утром, до открытия Торжка, а то пришлось бы уворачиваться от ящиков с помидорами и разъяренных теток-торговок. Фимка лениво глянул на наш самокат, хмыкнул презрительно и закурил сигарету. Подошел ко мне, глянул сверху вниз:

– Хочешь курнуть?

Я еще не курил, но мужественно взял сигарету и затянулся. И, конечно, раскашлялся. Фимкины приятели заржали. Кныш отобрал окурок и похлопал меня по плечу:

– Буду ждать тебя внизу, курилка.

Я бы с радостью заехал ему в глаз, но сейчас надо было сдерживаться. Так что я только скинул его руку с плеча и пошел к нашему самокату. Моя месть была впереди.

Кто-то из фабричных притащил флажок. Мы выстроили самокаты вдоль прочерченной мелом линии. Я сел, взялся за руль. По маху флажка Кнышевские приятели толкнули его самокат, а Шнир и Митяй пихнули меня. Митяй еще успел шепнуть мне в ухо: «До первого перекрестка!», и я полетел вниз. Трясло здорово. Я едва удерживался на выкрашенных лаком досках. Самокат грохотал, подшипники выбивали из камней искры. Рядом гремел Кныш. Почти у самого перекрестка мне удалось ловко вильнуть, так что Кныш чуть не влетел в поребрик и должен был затормозить. Я пролетел перекресток. Что было дальше, я не видел. С громом я скатился с горы. На ровном самокат поехал тише, и уже у самого рынка я чуть не влетел в подводу – на таких частники возили в город арбузы. Эта тоже была нагружена зелеными шарами. Лошадь шарахнулась от меня, возница выругался, два арбуза свалились с верхушки кучи и разбрызгали розовую мякоть по брусчатке. Но я уже был далеко. Я выиграл гонку.

Митяй потом рассказывал, как ругался Кныш, лез с кулаками и требовал второго заезда. Наш план прошел как по ниточке. Когда я срезал Фимку у первого перекрестка, в действие вступил резерв. Десять девчонок-велосипедисток вырулили на дорогу, пересекающую спуск. Их вела торжествующая Сонька. Медленно, степенно прокатили они через перекресток, не обращая внимания на беснующегося Кныша и бегущих с горки фабричных. На радостях мы потом каждой девчонке купили по мороженому. Была среди них и Светка. Теперь, когда я выиграл гонку, она уже не отворачивалась и не фыркала. В общем, победа была намного эффективней ангелов в деле завоевания Светкиного сердца. Вечером мы пошли в парк большой компанией. Тошка с нами не пошел. Он объявил, что мы смухлевали и такая победа не считается, так что и праздновать нечего. Зато с нами отправились старшеклассники на случай, если фабричные вздумают нас поймать и отыграться за поражение. Но, как ни странно, никого из Фимкиных приятелей мы в парке не встретили. Митяй объявил, что они уползли в нору и зализывают раны. Девочки потащили нас к танцплощадке, и я пригласил Светку на медленный танец.

Возвращались мы поздно. Была теплая ночь. С реки тянуло прохладой, в зарослях на берегу заливался коростель. Я держал Светкину руку в своей, и она шла тихо, покорно, будто я был не я, а кто-то взрослый, красивый и сильный. На школьном перекрестке мы разделились. Митька и Шнир пошли домой, а я отправился провожать Светку. Она жила на Куликовке. Поэтому-то я ничего и не увидел. Когда я вернулся, скорая уже уехала, взрослые разошлись по домам, и только Аделаида бродила в потемках, плакала и собирала осколки. Я залез к Митьке через окно, и он рассказал мне, что произошло.

* * *

Кныш не стал подстерегать нас в парке. Он решил поймать нас в переулке у дома и явился туда с дружками еще засветло. Так он и увидел ангелов. Когда стемнело, ангелы разлетелись, и Тошка пошел домой, Кныш залез на сарай и принялся бить бутылки. Тошка услышал. Отец его еще не вернулся с работы и не мог его остановить. Тошка выбежал во двор. Там его встретили приятели Кныша. Не знаю, как Тошка справился с двумя здоровенными бугаями, но он все же пробился и полез на сарай. На сарае его ждал Кныш. К тому времени уже всполошился весь дом. Взрослые принялись звонить в милицию, моя мама и тетя Рая окатили Кнышевых приятелей водой. Те сбежали. А Кныш с Тошкой дрались на сарае. Катались по битым бутылкам. Я видел потом Тошкины порезы, их зашивали в больнице. И Тошка еще две недели не ходил в школу, пропустил конец четверти, так что летом ему пришлось пересдавать математику. Когда подоспевшие Митяй и Вовка пришли Тошке на помощь, все, считай, было кончено. Остались только две целых бутылки – та, с горлышком-коньком и Гиршева из-под ликера. Потом приехала скорая, Тошку увезли в больницу, а я пришел домой.

* * *

Вот и все. Нет, мы потом хотели заново собрать бутылки. После того, как Тошка вышел из больницы, я отдал ему бутылку с коньком. А он шваркнул ее о землю и ушел к себе. Он вообще перестал играть, Тошка. Когда Аркаша принес ему в подарок губную гармошку – старую, красивую, с перламутром – Тошка равнодушно повертел ее в руках и вернул старику. Он записался в секцию бокса, а с нами не разговаривал до зимы.

Что потом с нами стало? Мы окончили школу. Митяй удивил всех, поступив в художественную академию. Талантом оказался. Даже какие-то госпремии получал, за границу ездил. Шнир тоже всех удивил, не поступив в консерваторию. Он пошел на мехмат. Вовка подался в сельскохозяйственный. А я, раздолбай, пролетел на экзаменах и загремел в армию. «В Череповцы, – рыдала мать, провожая меня на вокзале. – В Череповцы!»

Вместо Череповцов я отправился в Чехословакию, оказывать интернациональную помощь братьям по соцлагерю. Мы неплохо провели время, разбивая витрины магазинов и гоняясь за визжащими чешскими девчонками. А Тошку Дворжака там убили. Как могли его убить на этой дурацкой войне, где почти никто из наших не то что не пострадал, даже ни одного выстрела не слышал?! Не понимаю.

Иногда я достаю из ящика со старыми рукописями морского конька, кладу его на стол, так, чтобы солнце просвечивало сквозь зеленое бутылочное стекло, и думаю об ангелах и о Тошке.

Владимир Васильев

Садовая, 7

– Следующая – Садовая, – невнятно объявил водитель, и Саня стал неторопливо пробираться к выходу. Автобус, утробно урча, катил по шершавому асфальту. За окном мелькали дома и деревья.

Он вышел на остановке и свернул за угол.

– Садовая, 11, – шевеля губами прочел он.

Ему нужна была Садовая, 5. Сообразив в какую сторону идти, Саня, посвистывая, зашагал по тротуару. Движения по улице почти не было, хотя дорога широченная, да и люди встречались редко. Саня долго брел мимо длинного невысокого забора, за которым угадывался старый безжизненный стадион. Потом, без какого-либо намека на щель или проход, сразу начался дом. На дальнем углу виднелась квадратная белая табличка «Садовая, 7», рядом распахнулись пыльные зеленые ворота – очевидно, вход во двор.

Саня лениво скользнул по номеру дома взглядом и почти сразу увидел на асфальте под ногами ключи. Их было три на блестящем серебристом кольце. Ни цепочки, ни брелока – только сами ключи, хотя обычно все стремятся повесить с ключами что-нибудь эдакое.

Саня остановился. Прохожих вблизи не наблюдалось. Он подобрал ключи и еще раз огляделся. Обычно в таких случаях находку кладут на какое-нибудь видное место.

– Ага! – нашелся Саня. На уровне груди вдоль стены дома тянулся узенький, в ладонь, карниз. Здесь, прямо под табличкой «Садовая, 7», ключи наверняка заметят, если будут искать, конечно.

Саня шагнул к дому, уже поднимая руку с ключами. И тут же столкнулся нос к носу с невесть откуда вынырнувшим парнем лет двадцати.

– Гм, – удивился Саня, невольно попятившись. Парень, увидев Саню, притормозил и теперь стоял между ним и стеной дома.

От ворот во двор их отделяло метров семь, не меньше. Так быстро преодолеть их было невозможно. Он либо выпрыгнул из окна, либо возник из ничего прямо на месте.

Чудеса продолжались: рядом с парнем появилась девушка. Появилась в движении, словно прошла сквозь стену дома. При виде Сани она недовольно поморщилась и взяла своего компаньона за руку. Тот мельком глянул на нее и опять уставился на Саню.

Саня молчал. Он как-то не привык, чтобы перед глазами неведомо откуда возникали люди. Потом сама собой вырвалась фраза:

– Вы что-то ищете?

Незнакомец обрадовался.

– Да! Я, кажется, потерял ключи.

Саня смутился. Он ожидал, что они ищут некое место – дом или, скажем, учреждение по вполне определенному адресу. И наконец сообразил, что ключи зажаты у него в правой руке.

– Эти?

– Эти! – еще больше обрадовался незнакомец. – Вот спасибо!

Он аккуратно взял ключи у Сани с ладони и пробормотал казенным до невозможности голосом:

– До свидания! Извините за беспокойство…

Пара развернулась и шагнула к стене дома. На втором шаге они исчезли, при этом девушка, обернувшись, помахала Сане рукой. Вновь возникло впечатление, будто они прошли сквозь стену.

Приблизившись к табличке «Садовая, 7», Саня осторожно протянул руку к стене.

Стены не было! Рука свободно прошла сквозь видимое препятствие, не встретив никакого сопротивления. Саня дернулся назад, с сомнением оглядывая руку. Рука как рука, никаких следов пребывания в стене.

Он решился и храбро шагнул вперед. Рефлексы сработали безотказно: локоть тотчас поднялся, готовый встретить преграду, но ничего не встретил. Вместо того, чтобы плашмя приникнуть к стене дома, Саня свободно прошел сквозь нее – стена осталась теперь за спиной. Он готов был поклясться, что шагнул прямо!

Перед ним расстилалась все та же Садовая улица. Саня озадаченно хмыкнул и обернулся к стенке. Опять протянул руку и вновь не встретил преграды. Тогда он слегка наклонился вперед. В момент, когда он уже приготовится упереться лбом в шероховатый камень, настала темнота на короткий неуловимый миг, а после перед глазами распахнулась Садовая улица. Саня машинально остановился. Со стороны зрелище выглядело на редкость забавно – Санина голова торчала прямо из стены! Чисто тебе «Deep Purple in Rock»!

Значит, за этой псевдостеной тоже Садовая улица… Подмигнув красному «Москвичу», припаркованному на противоположной стороне, Саня подался назад и оглянулся. Здесь все было так же, только «Москвича» на оказалось.

Некоторое время Саня нерешительно поглядывал по сторонам. Параллельные миры, конечно, и все такое. Невнятно и неубедительно… Поскольку он пришел с той стороны, донельзя интересно поглядеть, что же с этой. И в то же время страшновато: а вдруг ход закроется и назад уже не попадешь?

Протянув руку и убедившись, что ход на месте, Саня наконец решился. Стараясь ступать тверже и дышать не так часто, он направился вдоль по тротуару. Эта улица ничем не отличалась от той, откуда он пришел. Сколько ни искал Саня расхождений, ничего не обнаружил. Так потихоньку он дошел до угла и вот тут ошарашенно остановился.

За углом полагалось быть улице Скороходова. Ничего похожего на нее здесь не наблюдалось: открывшуюся глазу поперечную улицу Саня никогда прежде не видел. Машинально свернув на нее, он прошел несколько шагов и, задрав голову, прочитал на указателе: «Садовая, 24».

– Вот те на! – растерялся Саня. – Еще одна Садовая?

Рядом виднелась аккуратная надпись мелом: «В Москву туда →». Нарисованная стрелка указывала куда.

Саня заинтригованно посмотрел в ту сторону: улица пересекалась еще двумя и в конце концов упиралась в приземистый двухэтажный дом.

Саня быстро зашагал вперед и вскоре достиг следующего перекрестка. Новая улица тоже оказалась совершенно чужой. И как ни странно, это тоже была Садовая. Более того, тоже название носила и следующая улица – параллельная той, что вела «в Москву». Саня прошел еще квартал и вышел, как ожидал, на «свою» Садовую, хорошо знакомую, только еще перед стадионом. Дом номер семь теперь остался справа и в минуте ходьбы.

Подумав, Саня двинулся по своей Садовой в противоположную сторону, удаляясь от хода. Улица ничем не отличалась от той, к которой привык Саня, только все пересекающие ее были совсем незнакомыми и назывались одинаково – Садовыми…

Так Саня добрался до конца своей Садовой – до бывшего адмиралтейства, стоящего чуть наискосок. Отсюда начиналась еще одна Садовая, и эта что-то напомнила Сане. Пройдя по ней всего несколько шагов и увидев вывеску «Сделай сам», первую из многих, Саня узнал улицу.

Точно такая же была в Одессе, и называлась она действительно Садовой. Только здесь вместо Дерибасовской она стыковалась с Садовой улицей города Николаева.

Саня начал кое-что понимать. Похоже, этот город состоял только из Садовых улиц, собранных из разных городов и каким-то непостижимым образом скомпонованных в одно целое.

Он остановился. Было от чего почесать голову.

До сих пор Саня не встретил здесь ни единой живой души, и тут из дома чуть впереди, где находился фотосалон в стиле ретро, кто-то вышел. Саня окликнул человека и бегом кинулся к нему. Приблизившись, отметил две детали: там, где тот появился, никакой двери не было, а на стене зато висела табличка: «Садовая, 7».

Саня поздоровался с незнакомцем – мужчиной лет пятидесяти. Тот с прищуром оглядел Саню, оценивающе так, а вместо приветствия задал вопрос:

– Первый раз здесь?

Саня кивнул. Мужчина вдруг сразу подобрел и улыбнулся – совсем по-детски, лукаво и беззащитно.

– Ну, здравствуй. Можешь звать меня дядей Васей. А ты кто?

– Я? Саня, – ответил Саня нерешительно.

– Сколько же тебе лет?

– Четырнадцать… – на всякий случай Саня накинул год.

– И откуда, из какого города?

– Из Николаева.

– Ясно, – вздохнул дядя Вася. – Ну что, понял уже, где оказался?

– Не совсем, – мотнул головой Саня. – Тут все улицы почему-то Садовые!

– Правильно, – кивнул дядя Вася. – Это Город Садовых Улиц. Он есть, и в то же время его как бы нигде на Земле нет. Не спрашивай почему, это трудно понять. Это даже и не нужно понимать, надо просто принять и запомнить. В каждом городе – или почти в каждом – есть улица Садовая. Или переулок Садовый. Или Садовый спуск, или проезд, или еще что-нибудь. Так вот, все эти улицы, проезды и спуски как-то связаны между собой. Как, я не знаю. Результат этой связи – вот этот самый Город. В каждом обычном городе есть выход сюда, один-единственный – запомни хорошенько, это «Садовая, 7». Вход и выход одновременно. В любом городе, точно под табличкой «Садовая, 7» можешь смело идти и попадешь в этот Город. И наоборот, на любой улице Города шагай опять же под табличку «Садовая, 7» и попадешь в настоящий город, которому принадлежит эта улица. Только под табличкой «Садовая, 7» и нигде больше. Запомнил?

– А если на улице Садовой только шесть домов? Или даже меньше? Как тогда?

Дядя Вася улыбнулся.

– Сначала мы думали, что попасть туда невозможно. Но потом один мечтатель из Киева, где Садовая заканчивается на пятом номере, нарисовал прямо на стене дом с табличкой «Садовая, 7». Мелом. И представь, ход заработал! Правда, приходится часто обновлять рисунок. Стирается. Да и дожди смывают.

Саня кивнул.

– И еще одно. Любому новичку, всем, кто здесь впервые, ты должен рассказать все это. Как я тебе. Запомнил? Ну, до свидания, – дядя Вася повернулся, чтобы идти.

– Постойте! – окликнул его Саня. – Я не понял одного, что со всем этим делать?

– Как что? Путешествуй! Из города в город. Без затрат времени. Это же здорово – из города в город, когда захочешь! – Мужчина остановился, внимательно глядя на Саню. – Мы все здесь бродяги, другие сюда просто не попадают. Тебя это быстро захватит. Целиком. И навечно.

И он ушел.

Саня потоптался еще немного и тоже двинулся дальше. Свернув на очередную Садовую, он недоуменно отпрянул: на одесской улице сияло солнце в голубом до умопомрачения небе, а здесь, за невидимой границей, низко нависли темные свинцовые тучи и вовсю хлестал веселый летний ливень.

Саня покачал головой. Наверное, в том городе, откуда эта улица, тоже ненастье.

– Чудеса! – прошептал Саня. Слова утонули в шелесте дождя.

Побродив по Городу с полчаса, Саня без всякой задней мысли наткнулся на указатель «Садовая, 7». До сих пор он как-то не задумывался всерьез о возможности попасть в любой город, где есть Садовая. А теперь вспомнил, что седьмой номер – это вход. И выход. Точно под табличкой.

Сунув для храбрости руки в карманы, он не без внутренней опаски наткнуться на стену, шагнул под белую табличку.

И оказался точно на такой же улице, только спиной к дому. Мимо изредка проезжали машины, проходили люди. Его появления, похоже, никто не заметил.

«Что это за Город, интересно? – подумал Саня. – И спрашивать неудобно, за сумасшедшего примут…»

Он оглянулся, запоминая место, и двинулся в путь.

По характеру Саня и впрямь был натуральным бродягой. На месте ему, как правило, не сиделось, каникулы он проводил вдали от дома, иногда путешествуя с отцом, таким же непоседой, иногда – с братом, иной раз – с друзьями. Родители привыкли к его частым отлучкам, и Саня колесил по городам, особенно предпочитая пешие походы по незнакомым улицам. Горожанин до мозга костей, он искренне считал, что даже в чужом городе заблудиться невозможно, и действительно всегда находил дорогу, ведомый каким-то непонятным инстинктом. В свои тринадцать лет видел он еще не особенно много, но десятка полтора-два городов успел объехать и более-менее освоиться в них. Поэтому теперь, когда он на деле проверил чудесные свойства Города, Саня понял, как несказанно ему повезло. Отныне он сможет бродить по любым городам в любое время, а не только в каникулы, и для этого совершенно не обязательно куда-то ездить. Город развязывал ему руки и давал неслыханную свободу.

Все это Саня осознал в ближайшие два часа, хотя до конца поверить долго не мог. Первый его Город, место пробного путешествия, оказался Новой Каховкой. Побродив по незнакомым улицам, Саня получил море удовольствия – так уж он был устроен.

А потом он вернулся на Садовую и проник в Город Садовых Улиц. Пришло время возвращаться домой, в Николаев.

На следующий день, едва досидев до конца шестого урока, Саня кинулся на Садовую. Вчерашнее казалось либо сном, либо бредом, но ход под указателем «Садовая, 7» послушно пропустил его в Город. И вновь он выбрал незнакомую улицу, и вновь остаток дня бродил, на этот раз по Пензе, и вернулся только под вечер. На третий день он взял с собой брата, и вдвоем они побывали в Волгограде. Там была не улица Садовая, а станция. Почему станция, они не стали разбираться: ход на автобусной остановке под цифрой 7 работал не хуже, чем другие.

На восьмой день Саня встретил пару, из-за которой все началось. Обычно Город пустовал, люди не попадались навстречу, он служил чем-то вроде пересадочной станции – из города в город. Реальными здесь были только улицы, дороги и тротуары, а дома – одной лишь видимостью, попасть в них было невозможно. Встречи на улицах Города оставались редкостью, и Саня обрадовался возможности пополнить запас знаний и впечатлений.

Парень с девушкой Саню узнали и заулыбались.

– Значит, пошел-таки за нами? – сказал парень. – Я так и думал. Ну давай знакомиться. Меня зовут Олег, а это Вика. Мы из Питера.

– А я из Николаева. Саней зовут…

– Тебе уже рассказали обо всем?

– Да, только я не все понял. А вы давно знаете о Городе?

Олег с Викой переглянулись.

– Года четыре, а что?

– У меня уйма вопросов возникла… Например, сколько здесь улиц?

– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Но Город большой, даже очень большой.

– А что находится за его пределами?

– По-моему, ничего. Понимаешь, как все хитро устроено: Город почти круглый по форме. И окружает его московское Садовое кольцо. Выйти за его пределы уже нельзя: все, что за ним – такая же нереальная штука, как, например, дома. Видеть – видишь, а внутрь не попадешь. Как на стену натыкаешься.