Трамвай отчаяния 2: Пассажир без возврата

По одной их провожали в номера. Просторные комнаты, оформленные сдержанно, но дорого: свежие цветы в вазах, постели с хрустящими белыми простынями, ненавязчивый аромат цитрусов и свежести. Всё выглядело так, будто кто—то действительно вложил усилия в их комфорт.

Но за дверями чувствовалась пустота. Здесь было слишком тихо.

Никаких разговоров между персоналом, никаких случайных встреч в коридорах, никакого шума, который бывает даже в самых дорогих отелях.

Лишь приглушённые шаги тех, кто водил девушек к комнатам, и ровный голос администратора, который уточнял:

– Если вам что—то понадобится, звоните по внутренней связи.

Некоторые ещё не знали, что телефоны в их номерах не работали.

За несколько часов в стенах загородной базы отдыха собралось около сотни девушек. Они прилетали в Москву из разных городов и стран, но никто из них не знал точного маршрута, по которому их должны были отправить дальше.

Координаторы не давали чёткого ответа, но звучали уверенно:

– Вопрос виз мы решаем отдельно, вам не о чем беспокоиться.

Каждая слышала свою версию предстоящей поездки. Одним говорили, что они летят в Лондон, где богатые аристократы предпочитают закрытые вечеринки, другим обещали работу в пятизвёздочных отелях Дубая с высоким гонораром и гарантией безопасности, третьим намекали на Париж, где состоятельные бизнесмены давно утратили интерес к французским девушкам и теперь ищут «что—то новое».

Кто—то пробовал уточнить детали:

– Мы будем жить в гостинице?

– Конечно, – отвечали им. – Для вас уже подготовлены апартаменты.

– А контракты будут подписаны на месте?

– Да, но это чистая формальность, вам не придётся ни о чём беспокоиться.

Разговоры велись мягко, сдержанно, с лёгким оттенком усталого терпения, будто координаторы уже сотни раз отвечали на одни и те же вопросы. Они не раздражались, но и не проявляли особой заинтересованности. Всё казалось продуманным, логичным, естественным.

Но чем больше девушки вникали в детали, тем больше возникало несостыковок. Во всей схеме не было явных хозяев.

Координаторы представлялись разными именами, иногда меняли их в зависимости от ситуации, но никогда не называли ни компаний, ни личных контактов. Визиток никто не раздавал, в телефонах не было номеров, которые можно было бы запомнить. Казалось, что у этих людей нет прошлого.

Каждая девушка общалась с кем—то своим – одни с женщинами лет сорока, напоминавшими опытных HR—специалистов, другие с мужчинами в дорогих костюмах, уверенно говорившими об эксклюзивных предложениях. Но эти люди никогда не пересекались между собой. Координаторы появлялись и исчезали, не задерживаясь на одном месте.

Некоторые девушки замечали странность: в какой—то момент рядом с ними оказывался новый человек, который продолжал разговор, начатый кем—то другим, как будто он всё слышал, но не присутствовал физически:

– Простите, мы уже обсуждали это?

– Да, конечно, я помню ваш вопрос.

Они действовали слаженно, слишком слаженно, как будто этот процесс повторялся не в первый раз. Не было хаоса, суеты, заминок, присущих таким мероприятиям. Всё шло ровно, по отработанному сценарию. Девушек делили на небольшие группы, расселяли отдельно, так, чтобы они не могли обсуждать между собой детали.

Если кто—то случайно заводил разговор о том, какие документы он подписал, к нему быстро подходил один из координаторов и переключал внимание:

– Простите, но у нас конфиденциальность. Обсуждать такие вещи небезопасно.

Никаких инструктажей, расписаний, точных дат выезда:

– Мы объявим всё, когда придёт время.

Они не говорили, кто конкретно оплатил отель, откуда взялись деньги на их проживание, почему никто не подписывал официальных трудовых договоров заранее.

На всё находились простые, логичные ответы:

– В мире больших денег так принято.

Девушек собирали в определённом порядке. Сперва провели несколько встреч в номерах, предложили заполнить анкеты. Кто—то отправлял фото для клиентов, кто—то подписывал бумаги, кто—то просто сидел в ожидании дальнейших указаний.

Затем их по двое или по трое приглашали в главный корпус. Никто не знал, по какому принципу их выбирали.

– Меня звали первой, – говорила одна девушка. – Но потом что—то поменялось, и они позвали её.

– Нам сказали, что нас должны были забрать ещё днём, – рассказывала другая. – А потом отложили, и никому не объяснили почему.

– А ты заметила, что нас усаживают рядом с определёнными людьми?

Некоторые начали замечать закономерность. Их будто сортировали по неизвестным критериям, но никто не понимал, по каким. Однако обсуждать это вслух никто не решался. Слишком многое в этом вечере казалось правильным, но в то же время – неестественным.

Просторный зал конференц—центра находился в западной части базы, за массивными дверями из тёмного дерева. Его интерьер был оформлен в современном минимализме: длинные столы из чёрного стекла, высокие бархатные кресла, стены, облицованные панелями глубокого серого цвета. Светильники, скрытые в нишах потолка, создавали мягкое, рассеянное освещение, приглушая резкие тени. Всё было устроено так, чтобы не перегружать восприятие, но при этом подчёркивать статусность происходящего.

Зал заполнялся постепенно. Девушки входили небольшими группами, по три—четыре человека, садились за столы, обменивались взглядами, переговаривались вполголоса, не понимая, чего именно ждут. Многие уже чувствовали усталость – день выдался долгим, насыщенным, слишком наполненным новыми лицами, обещаниями, лёгкими намёками на будущее.

В центре помещения стояла невысокая сцена с аккуратным подиумом, рядом с которым располагался белый экран. Кто—то предположил, что сейчас им покажут презентацию – может, расскажут об условиях работы, распорядке, суммах гонораров. Вряд ли что—то новое.

Официанты, одетые в однотонную чёрную форму, бесшумно разносили напитки. Бокалы были наполнены лёгким белым вином, которое пахло охлаждённым виноградом, а вот еды на столах почти не было – лишь несколько ваз с гроздьями ягод и гранатом, да пара корзин с миндальным печеньем.

– Кажется, это уже перебор, – тихо сказала одна из девушек, откидываясь в кресле и скользя взглядом по столу. – Нам что, запрещено есть после шести?

– Это часть концепции, – отозвалась другая, с улыбкой поднеся бокал к губам. – Элегантность и лёгкость. Никому не нужны уставшие девушки с тяжёлым взглядом.

– Да? – брюнетка с короткой стрижкой, сидевшая рядом, склонила голову набок. – А тебе не кажется, что всё это больше похоже на секту?

Она сказала это почти шутливо, но в голосе прозвучала доля сомнения. Её соседка, поправляя волосы, фыркнула:

– Слишком много вина, и сразу везде видятся заговоры. Расслабься. Мы же на вечеринке.

Женский смех прокатился по залу, но некоторые всё же уловили в словах смысл. Атмосфера действительно была странной.

Здесь не было лишних людей, никто не суетился, не заглядывал в телефоны. Никаких фотографий на память, никаких случайных переписок. Никакого хаоса, который неизбежно возникает, когда в одном помещении собирается столько людей.

Всё развивалось в идеально выверенной последовательности. Те, кто были внимательнее остальных, отмечали и другие детали.

Где—то за боковыми дверями раздавались приглушённые звуки голосов, но если прислушаться, можно было уловить, что переговаривались не между собой, а произносили ровные, размеренные фразы, будто что—то обсуждали по инструкции.

Персонал двигался плавно, почти синхронно. Их лица оставались безучастными, как у хорошо обученных актёров, отыгрывающих одну и ту же сцену сотый раз.

Несколько девушек начали теребить браслеты, играть с бокалами, постукивать ногтями по стеклянной поверхности столов. Лёгкое, почти невидимое напряжение нарастало, но никто не решался первым сказать, что чувствует себя неуютно.

Одна из них посмотрела на соседку, но та, отвернувшись, рассматривала зал с таким выражением, будто пыталась удержать в голове какую—то смутную мысль.

– Ты какая—то напряжённая. Что случилось?

– Не могу объяснить… У меня ощущение, будто я уже бывала здесь, хотя точно знаю, что это невозможно.

– Ты имеешь в виду этот отель? Может, похожий интерьер?

– Нет, нечто другое. Вся обстановка, свет, даже запахи… Всё кажется знакомым, но я не могу вспомнить, откуда именно.

Разговор оборвался, когда боковая дверь открылась. В зал вошёл мужчина средних лет – высокий, худощавый, с седыми висками и едва заметной улыбкой, которая выглядела скорее профессионально, чем дружелюбно. Он не представился, но его появления было достаточно, чтобы все инстинктивно замолчали.

Он остановился в центре, поправил манжеты и оглядел зал.

– Добрый вечер, дамы, – произнёс он спокойным, размеренным голосом. – Я рад видеть вас здесь.

Его интонация была ровной, почти гипнотической, без тени напряжения или формального пафоса.

– Сегодня вы сделали важный шаг к новому этапу вашей жизни. Вас ждет нечто особенное, – он сделал небольшую паузу, будто давая присутствующим время осознать его слова. – Мы знаем, что у вас есть вопросы. И они естественны. Но, уверяю вас, всё уже устроено. Все сомнения, которые могли у вас возникнуть, скоро исчезнут.

Его голос был низким, спокойным, мягким. Он не говорил громко, но его слышал каждый, даже тот, кто сидел в дальнем конце зала.

– Через несколько часов вы окажетесь там, где начинается ваш новый путь. Вам не о чем беспокоиться.

Некоторые девушки снова переглянулись:

– Мы, конечно, не против, – пробормотал кто—то на задних рядах. – Но детали всё же хотелось бы знать.

– Всё самое важное вы узнаете вовремя, – продолжил мужчина. – Главное, что вы здесь, – он сделал шаг вперёд, оглядывая собравшихся. – Нас ждёт ещё одно небольшое мероприятие перед отъездом. Оно не займёт много времени.

Некоторые девушки, которые ещё секунду назад вели себя расслабленно, внезапно ощутили лёгкую тревогу. Они не могли объяснить её природу, но чувствовали это внутри – что—то в воздухе изменилось. Музыка, которая до этого звучала негромко, вдруг затихла.

Кто—то невольно потянулся за бокалом, но, поднеся его к губам, понял, что вкус вина стал странным – будто из него пропал аромат, как если бы оно стояло открытым слишком долго.

Официанты, которые разносили напитки, словно растворились. Некоторые хотели посмотреть время, но вспомнили, что их телефоны остались в сейфе.

– Всё в порядке? – раздался голос с другого конца зала.

– Да… Просто…

Одна из девушек потеряла нить мысли, собираясь сказать что—то ещё, но её внимание отвлекло другое ощущение.

Свет в зале начал меняться. Не резко, не сразу – сначала это можно было списать на иллюзию, на усталость. Казалось, что потолочные светильники стали чуть более приглушёнными, а тени, которые отбрасывали предметы, удлинились.

Запах воздуха изменился: исчезли нотки вина, свежих цветов, сладковатого парфюма, и вместо них появилось что—то незнакомое.

Ощущение было странным – не резким, не пугающим, но непривычно чужеродным, будто реальность на мгновение потеряла стабильность. Воздух стал плотнее, напоминая густой туман, тяжёлый и вязкий, словно невидимые стены сжимались вокруг.

У некоторых присутствующих неожиданно заложило уши, но никто не придал этому значения, списав на усталость или смену давления. Пространство оставалось тем же, но возникало ощущение, что оно чуть сдвинулось, изменив привычное восприятие. Это было нечто неуловимое, что невозможно было увидеть, но отчётливо ощущалось кожей, будто само помещение дышало.

Зал словно застыл в предчувствии чего—то неуловимого. Пространство потеряло привычную чёткость – линии стен казались чуть размытыми, как будто воздух сгущался, наполняясь невидимой вибрацией. Лампы на потолке мерцали с лёгкими сбоями, а свет становился неравномерным, создавая в углах зала резкие, тянущиеся тени, которые становились глубже с каждым мгновением.

Кто—то уже почувствовал неладное. Несколько девушек переглянулись, но никто не успел задать вопросов. Воздух изменился, и в нём появилось ощущение давления, тяжёлой неподвижности, как перед грозой. Низкий, едва различимый гул разнёсся по залу, не затрагивая слух, но оседая в черепной коробке вибрацией, от которой закладывало уши и начинало сдавливать виски.

Одна из девушек резко встала, нервно осматриваясь по сторонам:

– Что—то не так! – её голос звучал напряжённо.

За ней поднялись ещё несколько человек. Кто—то потянулся к бокалу, но обнаружил, что руки дрожат. Другая попыталась отойти от стола, но ноги словно приросли к полу.

– Почему я не могу… – голос говорившей дрогнул, оборвавшись.

Движения стали замедленными, как будто само пространство уплотнилось, подчиняя себе их тела. Они ощущали, как невидимая преграда удерживает их, превращая каждое движение в мучительно медленный рывок сквозь густую, невидимую массу.

– Это… это ненормально… – выдохнула одна из них, но слова прозвучали приглушённо, словно растворяясь в воздухе.

И в тот же миг первый всполох света пронзил пространство.

Яркое сияние вырвалось изнутри одной из девушек, будто кто—то в одно мгновение поджёг её изнутри. Кожа стала полупрозрачной, а сквозь неё просвечивали смутные очертания – будто перед ними находился не человек, а только оболочка, наполненная раскалённой энергией.

Она хотела закричать, но звук не вышел. Её рот раскрылся, глаза расширились от ужаса, но голос растворился прежде, чем смог вырваться наружу и достичь ушей окружающих.

Следующее мгновение стало последним. Её тело вспыхнуло – не пламенем, а ослепительно белым шаром, который поглотил её меньше, чем за секунду. Когда свет погас, на прежнем месте не осталось ничего, даже теневого следа.

Мгновенный взрыв паники был заглушён новым всполохом.

Зал наполнился вспышками, хаотичными, но подчинёнными единому ритму. Одна за другой девушки превращались в светящиеся фигуры. Их очертания дрожали, как пламя, затем угасали, оставляя после себя пустоту. Энергия словно передавалась по цепи, охватывая всех, кто находился в зале.

Кто—то ещё пытался сопротивляться, поднимал руки, пытаясь ухватиться за воздух, но пальцы лишь проходили сквозь вибрирующее пространство, не чувствуя опоры.

Яркие вспышки пронзали зал одна за другой. Каждая новая волна света становилась мощнее предыдущей, словно подчиняясь ритму неизвестной силы. Пространство содрогнулось, будто само место сопротивлялось тому, что происходило, но затем замерло в ослепительном сиянии.

Когда вспышка достигла своего пика, всё вдруг оборвалось. На короткий миг воцарилась абсолютная тишина, а затем зал погрузился в густой, давящий мрак. Когда свет окончательно исчез, помещение оказалось пустым, будто все, кто был здесь секунду назад, просто растворились, оставив после себя лишь тревожную пустоту.

Стены были обуглены, словно их опалило жаром, но не было запаха гари, дыма или следов разрушения. Воздух не хранил в себе ни пепла, ни пыли. Не осталось ни одного звука, кроме слабого остаточного эха, дрожащего в пространстве, будто само место ещё не осознало, что здесь произошло.

Коридор, ведущий к конференц—залу, был пуст. Лишь несколько официантов и уборщица находились в комнате отдыха, когда воздух вокруг вдруг изменился. В стенах словно прокатилась глухая вибрация, похожая на раскат далёкого грома, но неравномерная, будто исходившая из самых глубин здания.

Официант, молодой парень с коротко остриженной головой, оторвал голову от планшета и нахмурился.

– Ты слышишь?

Женщина средних лет, поправлявшая фартук, посмотрела на него с недоумением:

– Что?

Парень хотел ответить, но в этот момент всё вокруг охватил глубокий низкочастотный гул, не просто слышимый, а ощутимый каждой клеткой тела. Он не исходил из конкретной точки, не доносился из динамиков, не был похож на звуковую волну – скорее, это было ощущение присутствия чего—то огромного, скрытого за пределами восприятия.

Металлические двери в конце коридора, ведущие в главный зал, чуть дрогнули.

– Это что, землетрясение? – тихо произнёс кто—то, но голос прозвучал приглушённо, будто подавленный этим странным гулом.

Официанты переглянулись. Вибрация усилилась, хотя в помещении ничего не двигалось. Даже лёгкие подвесные светильники оставались неподвижными, но казалось, что сам воздух стал плотнее.

Кто—то сделал шаг к двери, но внезапно остановился, ощущая, как невидимое давление наваливается на грудь, словно не позволяя приблизиться.

– Эй! – голос одного из работников дрогнул. – Там люди!

Ещё секунда, и звук исчез. Не плавно, не постепенно, а в один момент.

Воздух снова стал привычным, стены больше не дрожали, лампы светили ровно, без мерцания. Но теперь тишина была слишком густой, неправдоподобной.

Тот, кто первым пришёл в себя, сделал шаг к двери. Рукоятка была ледяной на ощупь, и, хотя внутри не должно было быть кондиционеров, из—под дверного зазора тянуло резким, мёртвым холодом.

Ещё мгновение нерешительности – и дверь со скрипом распахнулась.

Зал оказался странно безмолвным и пустым, словно в нём никогда никого не было. Пространство выглядело стерильным, лишённым следов присутствия людей – сама реальность поддалась чуждому вмешательству. Официанты замерли в дверном проёме: их взгляды метались по комнате, пытаясь найти хоть один знак того, что несколько минут назад здесь находились десятки человек.

За столами не осталось ни одной девушки, ни одного следа их присутствия. Даже бокалы с вином, которые ещё недавно стояли на поверхности столов, исчезли.

Кто—то открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

– Где… – прошептал один из них, но договорить не успел.

Не сразу, но постепенно воздух наполнился странным, неестественным ароматом, который нельзя было ни описать, ни отнести к чему—то привычному.

Сначала его никто не ощутил, но он был там, пропитавший воздух. Это был не запах гари, не химия, не что—то едкое, а нечто сложное, глубоко чуждое, как след, оставленный после грозы в закрытом помещении.

Уборщица сжала тряпку в руках так сильно, что капли воды упали на пол.

– Что это?..

Один из официантов сделал шаг вперёд, но внезапно согнулся пополам. Рвота вырвалась судорожно, с силой, как будто его тело инстинктивно пыталось избавиться от чего—то, что не должно было оказаться внутри него.

Второй вскрикнул, едва успев отступить назад. Третий, высокий парень с узкими скулами, вдруг закатил глаза и рухнул на пол, тяжело ударившись затылком.

Всплеск ужаса охватил присутствующих – испуганные голоса слились в гул, кто—то вскрикнул, другие бросились назад, цепляясь за стены. В комнате началась хаотичная суета, наполненная страхом и полным непониманием происходящего.

Один из администраторов бросился к нему, потряс за плечи, но тот не двигался. Сердце билось слишком медленно, дыхание было едва заметным, а веки его не поднимались, будто он находился в глубоком сне.

Официантка в углу отшатнулась к стене и прижала ладони к рту, едва не закричав.

– Где они? – прорвалось сквозь чей—то хриплый голос.

Никто не знал ответа. Кто—то схватился за телефон, но связь не ловила. Администратор, сжав руки в кулаки, бросился к охранной стойке, дрожащими пальцами вбивая код на панели контроля. На экране появились камеры наблюдения.

Все записи с камер выглядели совершенно обычными, за исключением одной. Лента, фиксировавшая зал, ещё несколько минут назад наполненный людьми, теперь отображала лишь хаотичные помехи и белый шум.

Не было ни вспышек, ни резких движений, не зафиксировалось никакой борьбы, паники или бегства. Пространство на записи казалось стерильным, будто оно не просто опустело, а утратило саму возможность сохранять следы присутствия людей.

Среди ряби изображения появлялись дрожащие, смутные силуэты, формирующиеся на доли секунды, затем растворяющиеся в помехах, как будто находились на границе восприятия.

Создавалось ощущение, что пространство внутри камеры больше не подчиняется привычным законам реальности.

Глава 5

База была оцеплена ещё до рассвета. Периметр накрыли плотным кордоном. В воздухе витал слабый запах влажной древесины и опавших листьев, но даже природа казалась здесь чужой, словно сама земля чувствовала, что произошло нечто неестественное. Осенний туман, тянувшийся от реки, скрывал часть территории, приглушал звуки, делая происходящее ещё более нереальным.

Виталий вышел из машины первым и кинул быстрый взгляд на опустевшую парковку перед главным корпусом. Варвара последовала за ним, плотнее запахивая пальто. Освещение в здании работало лишь частично – свет в некоторых окнах мерцал, создавая ощущение, будто пространство внутри зала ещё не пришло в себя.

– Никто не заходил? – спросил Санин у сержанта, стоявшего у входа.

– Только мы. Персонал эвакуирован, доступ ограничен, но… – офицер замялся, будто не зная, как сформулировать мысль.

– Говорите, – Смолина подняла на него взгляд.

– Даже те, кто просто стоял рядом, чувствуют себя… плохо.

Она молча кивнула. Это было ожидаемо.

За дверью их встретил резкий контраст – отсутствие каких—либо признаков того, что здесь всего несколько часов назад находились люди. Они медленно прошли вперёд. В воздухе сохранялась некая остаточная плотность, как если бы само пространство хранило следы произошедшего.

На полу в нескольких местах остались странные пятна, напоминавшие ртуть, но их поверхность мерцала, отражая свет, который на самом деле отсутствовал. Варвара присела, вгляделась. Масса двигалась сама по себе, словно пульсируя в невидимом ритме.

– Этого не было в отчёте, – пробормотал Виталий, наблюдая за жидкостью.

– Потому что никто не осмелился подойти ближе, – тихо отозвалась следователь.

Она подняла взгляд. Всё вокруг выглядело так, будто здесь произошёл взрыв, но не создал никаких разрушений. Потолок был цел, мебель не перевёрнута, но на стенах расползлись обугленные пятна, как следы от невероятного жара, не оставившего после себя ни огня, ни дыма.

Некоторые предметы, столы и металлические элементы конструкции были оплавлены, но не сломаны, словно столкнулись с силой, которую невозможно объяснить с точки зрения физики.

– Видишь? – Виталий наклонился ближе к одному из столов.

Края стеклянной поверхности были скручены, как если бы материал подвергли мгновенной, направленной термической обработке.

– Это не типичное высокотемпературное воздействие, – добавил он. – Стекло не лопнуло, не раскрошилось, а… смялось.

– Воздействие изнутри, – Варвара провела пальцем вдоль тёмного следа на стене, ощущая подушечками пальцев гладкую, но почему—то чужеродную текстуру материала.

– Сотрудники говорят что—то полезное? – Санин бросил взгляд на лейтенанта, стоявшего у входа.

– Они… просто в шоке. Говорят, что ничего не слышали. Только звук, гул… – офицер запнулся, будто подбирая слова. – Но не обычный. Он чувствовался даже телом, внутри.

Варвара вновь посмотрела на зал:

– Камеры?

Лейтенант глубоко вдохнул:

– Повреждены.

– В каком смысле?

– Физически они целые, но на записях…

Он протянул планшет. Варвара нажала на экран, и перед ней развернулась картинка. Несколько секунд – пустой зал. Затем резкий скачок помех, изображение пошло волнами. На фоне не было движения, но пространство словно колебалось, как вода под невидимой силой.

– Это не сбой, – Виталий пристально всматривался в искажённые кадры и недоверчиво покачал головой.

Через несколько мгновений картинка изменилась. По залу пробежала дрожь, как если бы объектив камеры сам пытался отвернуться, но в центре кадра вдруг проявился силуэт.

Не чёткий, не явный, а размытый и дрожащий, словно находящийся сразу в нескольких точках пространства. Варвара задержала дыхание.

– Останови.

Офицер поставил запись на паузу.

– Что это… – пробормотал Виталий.

Фигура оставалась неподвижной, но её очертания менялись, как если бы камера фиксировала не одно тело, а его след, отпечаток чего—то, что не могло существовать в обычном измерении.

– Здесь было нечто, – тихо произнесла Варвара, всё ещё глядя в экран. – И сейчас мы видим не просто последствия.

Она подняла глаза на Виталия, встретившись с его внимательным взглядом. Оба понимали – то, что произошло в этом зале, не поддавалось простым объяснениям.

Допрос сотрудников затянулся. Люди, которых Варвара и Виталий допрашивали, не могли дать внятных объяснений, но в их словах угадывались детали, которые, возможно, имели значение.

Охранники сидели напротив, скованно, будто не знали, чего от них ждут. Трое мужчин – все с одинаковыми нашивками частного охранного предприятия, все с одинаковым выражением усталости на лицах.

– Повторите ещё раз, в чём заключались ваши обязанности, – голос Варвары был ровным, но в нём чувствовалась настойчивость.