
Полная версия:
Совок порочного периода
В какой-то миг Лера улыбнулась прямо под моими губами.
– Что такое? – спросил я, немного отстранившись.
– Ничего, – шепнула она, весело глядя на меня. – Просто ты целуешься не как студент.
Если бы она только знала… Но я ответил лишь улыбкой и продолжил целовать, заставляя её забыть обо всех вопросах.
Постепенно поцелуи становились всё жарче, вызывая желание большего. Руки мои начали искать края её платья, пальцы скользнули под ткань, касаясь кожи бедра. Лера вздрогнула, но не отстранилась. Напротив, её ладони уверенно расстегнули пуговицы моей рубашки, мучительно медленно, одну за другой.
Когда последняя пуговица наконец поддалась, её руки легли на мою обнажённую грудь, прохладные пальцы обожгли разгорячённую кожу, и я невольно втянул воздух сквозь зубы.
– Горячий какой, – прошептала она, удивлённо улыбаясь.
Рубашка моя полетела в сторону, а её руки вновь заскользили по моей груди, изучая рельеф тела.
Её прикосновения были едва ощутимыми, почти стыдливыми, но каждое касание разливало жар по моему телу.
Я осторожно потянул за край платья, вопросительно заглянув ей в глаза. Лера лишь кивнула и чуть приподнялась, помогая мне освободить её от одежды. Ткань зацепилась за волосы, она негромко рассмеялась – нервно и смущённо, а я бережно высвободил её из этого милого плена. Платье бесшумно опустилось на пол к моей рубашке.
Она лежала передо мной в обычном советском белье – хлопковый лифчик с нелепой розочкой и белые трусики с неуклюжим кружевом. Простота этого комплекта на ней вдруг показалась мне изящнее любой французской роскоши.
Кожа её была фарфорово-бледной в рассеянном свете лампы, грудь вздымалась от дыхания, а руки, лежавшие на моих плечах, едва заметно дрожали.
– Красивая, – тихо сказал я, и её щёки немедленно окрасились нежным румянцем, который, будто жидкость, стекал к ключицам.
Я прикоснулся губами к шее, туда, где пробегала волна краски, и она выгнулась, хватаясь за мои плечи. Мои губы опускались всё ниже, к краю лифчика, а пальцы уже неуклюже искали застёжку на её спине.
Она поддалась не сразу, но Лера помогла мне, чуть приподнявшись, и бельё исчезло с её плеч.
Её грудь была девичьей, маленькой и нежной, с сосками, мгновенно затвердевшими от прохлады. Она инстинктивно прикрылась, но я осторожно отвёл её руки:
– Не прячься, – прошептал я. – Ты прекрасна.
Она смотрела на меня снизу вверх, и в её взгляде я увидел трогательное сочетание смущения и желания. Я вновь поцеловал её – медленно и страстно, и она ответила с новой силой, прижимаясь обнажённой кожей ко мне.
От этого прикосновения воздух будто исчез из лёгких. Мои ладони изучали её тело, касаясь рёбер, считая изгибы и впадинки. Она приподняла бёдра, и я аккуратно стянул с неё трусики, преодолев последнюю преграду, мешавшую нам.
Полностью обнажённая, она лежала передо мной – худая, почти хрупкая, с выступающими косточками таза, тонкими ногами и аккуратным , будто подстриженным тёмным треугольником между бёдер. Никакой глянцевой идеальности западных открыток, только милая естественность: родинки на плечах, крошечный шрам на колене, чуть несимметричные ключицы. И в этой естественности была её настоящая красота.
– Холодно, – тихо пожаловалась она, и кожа её покрылась мурашками.
Я потянулся к покрывалу, но она покачала головой, притягивая меня ближе и пытаясь справиться с моим ремнём. Пальцы её дрожали, и, когда она тихо попросила помощи, в её голосе прозвучала такая трогательная уязвимость, что в груди кольнуло.
Вместе мы разделались с ремнём и брюками. Когда я снова лёг рядом, наши тела впервые соприкоснулись до самых пят, и мы оба вздрогнули от этого внезапного и острого чувства.
Она казалась совсем крошечной, но внутри неё горел яростный огонь, который я ощущал каждой клеткой. Мы замерли, привыкая к новой близости, слушая дыхание друг друга.
– Леня, – прошептала она так, словно обращалась к небу.
Я поцеловал её нежно, боясь причинить боль, и губами начал исследовать её тело, как незнакомую землю, где за каждым поворотом ждёт открытие. Губы скользили от её шеи ниже – к ключицам, груди, оставляя влажные дорожки на коже. Она тихо стонала и вплетала пальцы в мои волосы, вздрагивая под каждым касанием языка.
Я спускался ниже, изучая рёбра, живот, крохотные тазовые косточки. Её дыхание прерывалось, бёдра непроизвольно тянулись ко мне навстречу.
Когда я раздвинул её ноги и устроился между ними, она приподнялась, изумлённо смотря на меня:
– Ты и это умеешь?
Я не ответил словами, прикоснувшись губами к её тайне. Она вскрикнула и рухнула обратно на подушку, бёдра задрожали. Я осторожно удерживал её, лаская языком, находя ту точку, от которой тело её беспокойно металось.
Она была солоноватой на вкус, её запах пьянил. Я растворялся в ней, губы мои рисовали узоры, и она таяла, превращаясь в безвольную трепещущую массу.
– Леня, – шептала она снова и снова, словно это было заклинанием.
Её пальцы то притягивали меня ближе, то отталкивали, будто она боялась собственного наслаждения. Тело её напрягалось, дыхание ускорялось, и когда она оказалась на краю, я поднялся и накрыл её собой.
Она вплелась в меня руками и ногами, и я медленно, осторожно вошёл в неё.
Мы замерли на мгновение, поражённые ощущением единства. Она была тесной, горячей, и пульсировала вокруг меня, а я уткнулся лицом в её шею, вдыхая её запах.
– Двигайся, пожалуйста, – прошептала она в ухо.
Я начал осторожно, давая нам обоим привыкнуть, а она раскрывалась навстречу, принимая меня всё глубже. Мы нашли наш ритм, древний и неизменный, и потерялись в нём окончательно.
Её ноги крепче обвили мою поясницу, и мы оба застонали от новых ощущений. Я покрывал поцелуями её шею, плечи, губы, глотая её вздохи и стоны. Мир сузился до точки нашего соединения, и в нём остались только мы двое.
Через какое-то время – минуты? часы? – она толкнула меня в грудь, и я перекатился на спину, увлекая её за собой. Теперь она была сверху, её волосы занавесили наши лица, создавая интимный шатёр.
Она двигалась на мне, сначала неуверенно, потом всё более смело. Я держал её за бёдра, помогая найти ритм, любуясь ею в полумраке комнаты. Её маленькая грудь покачивалась в такт движениям, глаза были закрыты, губы приоткрыты.
– Смотри на меня, – попросил я хрипло.
Она открыла глаза, и я утонул в их глубине. В них было столько всего: страсть, нежность, что-то первобытное и в то же время невероятно хрупкое. Мы смотрели друг другу в глаза, двигаясь вместе, и это было интимнее любого физического контакта.
Лера наклонилась, и мы поцеловались – глубоко, жадно, не прерывая движений. Я чувствовал, как она дрожит, как напрягается, как приближается к краю. Моя рука скользнула между нашими телами, находя ту точку, которая заставила её вскрикнуть мне в лицо.
Мы снова поменялись позициями. Я повернул её на бок, устроившись сзади. Она прижалась спиной к моей груди, её рука потянулась назад, обвивая мою шею. В этой позиции я мог целовать её плечо, шею, ухо, шептать ей слова, от которых она дрожала.
Мои руки блуждали по её телу – ласкали грудь, живот, бёдра. Она извивалась в моих объятиях, толкаясь назад, насаживаясь глубже. Её дыхание становилось всё более рваным, стоны – громче.
– Я близко, – выдохнула она. – Леня, я…
Я ускорил движения, чувствуя, как и сам приближаюсь к грани. Мы двигались вместе, как единое существо, потерянные в ощущениях, в друг друге.
Последняя позиция была самой первобытной – она на четвереньках, я позади, глубоко и сильно. Её пальцы вцепились в простыни, спина выгнулась красивой дугой. Я держал её за бёдра, чувствуя, как дрожат её мышцы, как она балансирует на грани.
Комната наполнилась звуками нашей страсти – стонами, вздохами, шлепками кожи о кожу. Старая кровать ритмично скрипела, отбивая такт нашим движениям. Где-то за стеной кто-то включил радио, и приглушённая музыка создавала сюрреалистичный фон для нашей близости.
Я чувствовал, как нарастает напряжение в низу живота, как сжимаются мышцы, как приближается неизбежное. Лера подо мной дрожала всем телом, её стоны превратились в непрерывное пение.
– Сейчас, – выдохнула она. – О боже, сейчас…
И мы пали вместе, настигнутые волной наслаждения, которая смыла все мысли, все сомнения, оставив только чистое ощущение.
Мы рухнули вместе, сплетение потных конечностей и бешено стучащих сердец, но для Леры буря ещё не прошла.
Я перекатился на бок, увлекая её за собой, и она свернулась в моих объятиях, как маленький зверёк. Её тело продолжало дрожать – волны наслаждения накатывали на неё снова и снова, заставляя вздрагивать и всхлипывать.
– Что… что со мной? – выдохнула она, и в её голосе звучало удивление, смешанное с испугом.
– Всё хорошо, – прошептал я, крепче прижимая её к себе. – Просто дыши.
Но её тело не слушалось. Каждые несколько секунд новая волна пробегала по ней, заставляя выгибаться и стонать. Её пальцы судорожно вцепились в мои плечи, ногти оставляли полумесяцы на коже.
Я гладил её по спине, по волосам, шептал успокаивающие слова, но оргазм не отпускал её. Она дрожала в моих руках, как лист на ветру, и я чувствовал каждую дрожь, каждый спазм её мышц.
– Леня, – всхлипнула она, и я услышал слёзы в её голосе. – Я не могу… не могу остановиться…
Я поцеловал её в висок, чувствуя солёный вкус пота.
– Не надо останавливаться, – прошептал я. – Просто отпусти себя.
Она зарылась лицом в мою грудь, и я почувствовал влагу её слёз. Но это были не слёзы боли или страха – это было просто слишком много ощущений для одного маленького тела.
Минуты тянулись, и постепенно дрожь начала утихать. Волны становились реже, слабее, пока наконец не превратились в лёгкую дрожь, пробегающую по коже. Лера обмякла в моих объятиях, измученная и опустошённая.
– Со мной никогда… такого не было, – прошептала она, не поднимая головы.
Я погладил её по волосам, чувствуя, как они прилипли к вискам от пота.
– Ты была потрясающей, – сказал я искренне.
Она подняла голову и посмотрела на меня. Её лицо раскраснелось, глаза блестели от слёз, но в них светилось что-то новое – удивление собственным телом, собственными возможностями.
– Я даже не знала, что так бывает, – призналась она.
Мы лежали в тишине, просто дыша друг другом. Наши тела остывали, пот высыхал на коже, оставляя ощущение лёгкой прохлады. Я натянул на нас сбившееся покрывало, и Лера благодарно прижалась ближе.
Её рука лежала на моей груди, прямо над сердцем. Я накрыл её своей, переплетая пальцы. В комнате было тихо, только будильник продолжал своё мерное тиканье, отсчитывая минуты нашей близости.
– Тётя вернётся только к семи, – сказала Лера после долгого молчания. – У нас есть время.
Время. Странное понятие для человека, который пришёл из будущего. Но сейчас, в этот момент, время не имело значения. Был только этот миг – её тёплое тело в моих объятиях, запах секса и духов в воздухе, ощущение абсолютной близости.
– Знаешь, – начала она, и я почувствовал, как она улыбается мне в грудь. – Ты не похож на других.
Если бы она только знала, насколько права.
– В каком смысле? – спросил я осторожно.
Она пожала плечами, и это движение послало новую маленькую дрожь по её телу.
– Не знаю. Просто… другой. Как будто ты знаешь что-то, чего не знают остальные. Как будто ты старше, чем выглядишь.
Я поцеловал её в макушку, не зная, что ответить. Правда была слишком невероятной, слишком опасной.
– Может, я просто хорошо притворяюсь, – попытался я отшутиться.
Она приподнялась на локте и посмотрела на меня серьёзно.
– Нет, – уверенно сказала она. – Ты не притворяешься. Ты просто… есть. Настоящий.
Эти слова задели во мне что-то глубокое, почти забытое. В мире, где я вынужден был постоянно притворяться, скрывать себя, Лера увидела не студента из семьдесят девятого и не гостя из будущего, а просто меня самого.
Я притянул её обратно, и она уютно устроилась на моём плече. Дыхание её успокоилось, тело полностью расслабилось, последняя дрожь наслаждения растворилась в приятной истоме.
За окном медленно проступал московский рассвет – серый и нерешительный, окрашивая комнату в мягкие, бледные тона. Скоро надо вставать, одеваться, притворяться обычными студентами, словно ничего не случилось.
Но пока время ещё принадлежало нам – время лежать рядом, дышать одним воздухом, просто быть друг с другом.
Лера тихо засопела, погружаясь в сон. Я лежал без сна, разглядывая потолок, чувствуя тяжесть её головы на плече, тёплое дыхание и невыразимое счастье. Простое и безоговорочное.
Утро незаметно проникло в комнату вместе с первыми солнечными лучами, осторожно касаясь пола и наших переплетённых тел. Я проснулся мгновенно, чувствуя, как сладко и тревожно сжалось сердце – так, словно случилось нечто важное и необратимое.
Лера ещё спала, чуть отвернувшись, согнув колени, с удивительно милым, детским лицом, беззащитным в утренней безмятежности. Взгляд мой приковали её губы – слегка приоткрытые, ожидающие нового поцелуя, и ресницы, едва заметно дрожащие от сна. Нежность к ней была такой острой, что почти причиняла боль.
И тут внезапно распахнулась входная дверь, каблуки простучали по коридору, разбивая уютную утреннюю тишину. Сердце тревожно ухнуло вниз.
В комнату ворвалась тётка Леры – женщина крепкая, с суровым лицом и короткой стрижкой, отчётливо подчёркивающей её жёсткость. Она застыла в дверях, глядя на нас глазами, полными возмущения и злости.
– Что здесь творится?! – её голос прозвучал громом.
Лера испуганно вскочила, судорожно прижимая к себе одеяло.
– Тётя Галя, мы… просто… – пыталась сказать она, но слова застревали в горле.
– Просто что? Притон решили устроить? Посмотри на себя! От тебя, Валерия, я такого не ожидала!
Лера, побледневшая и растерянная, смотрела на неё широко раскрытыми глазами, сжимая простыню пальцами. На её лице застыл страх перед неминуемым наказанием.
– Подождите, – вмешался я, стараясь подобрать слова помягче, – ничего страшного не случилось. Мы взрослые…
– Вы, молодой человек, помолчите! – резко прервала меня тётка, обжигая взглядом. – Вот вам и студенты! Безнравственность! Сейчас же звоню твоим родителям, пусть знают, какая доченька у них выросла!
– Тётя Галя, прошу, я всё объясню… – снова начала Лера, почти беззвучно.
– Нечего объяснять! Собирайся немедленно! Сегодня отправишься к бабке в деревню, там быстро из тебя дурь выбьют!
– Я не хочу в деревню! – голос Леры дрогнул от отчаяния.
– Никто тебя не спрашивает! – непреклонно заявила тётка, нависая над ней. – Раньше думать надо было, прежде чем посторонних в постель тащить!
Лера бросила на меня взгляд – отчаянный, молящий, словно просила защитить её. Горечь пронзила меня насквозь.
– Постойте, зачем же так резко? – я быстро поднялся, натягивая джинсы. – Если кого-то винить, вините меня, Лера ни в чём не виновата.
Женщина смерила меня уничтожающим взглядом.
– Тебя никто не спрашивает! Убирайся отсюда и чтоб ноги твоей здесь больше не было!
– Но вы даже не хотите нас выслушать…
– Я сказала, уходи! – голос её сорвался на визг.
Лера завернулась в одеяло и приблизилась к тётке.
– Тётя Галя, пожалуйста… – прошептала она, но та лишь отмахнулась, как от назойливой мухи.
– Собирайся немедленно! – бросила она на прощание и вышла, хлопнув дверью.
Я повернулся к Лере. В её глазах стояли слёзы, готовые сорваться.
– Прости меня, Леня… Я не думала, что так будет, – тихо произнесла она.
– Ты не виновата, – беспомощно ответил я. – Мы что-нибудь придумаем.
Но Лера покачала головой, и её обречённый взгляд дал понять: слова мои пусты, и сейчас изменить что-то невозможно.
Понимая, что любые попытки сейчас лишь ухудшат положение Леры, я молча оделся, бросил на неё последний, полный горечи взгляд и вышел. Внутри меня разливалась смесь вины и беспомощности, настолько горькая, что казалось – сердце не выдержит.
Выйдя на улицу, я вдохнул утренний воздух, надеясь на облегчение, но его не последовало. Вместо этого по телу растекалось чувство глубокого сожаления, а в голове, словно замкнутый круг, мелькали сцены последнего часа: испуганные глаза Леры, гнев её тётки и собственная неспособность что-либо исправить.
Мысли путались, душили, и один вопрос навязчиво возвращался снова и снова – что я мог сделать иначе? Почему не подумал раньше, почему не остановился вовремя перед искушением минутного счастья? Теперь по моей вине Лере предстоит вынужденная поездка в деревню, и никто, кроме меня, не был в этом виноват.
Неожиданно улица под ногами поплыла, дома стали размытыми, деревья – пятнами, а я почувствовал знакомое уже головокружение и тревожную слабость. Мир вокруг стремительно терял ясность, тело засасывал знакомый вихрь, неумолимо бросая меня обратно – в то мгновение, где мне вновь предстояло решать свою судьбу.
Когда реальность восстановилась, я стоял возле своей квартиры, чувствуя смутную тревогу дежа вю. Снова день назад. Снова всё впереди. Я ещё плохо понимал, что случилось, пока не нажал облупленную кнопку вызова лифта.
Металл заскрипел, двери неохотно раскрылись, и передо мной вновь стояла Лера – всё та же однокурсница с огненными косичками, яркая и ироничная, совершенно не затронутая пережитым.
– Леня, привет! – её голос был всё таким же задорным, но внутри меня что-то болезненно сжалось. – Ты какой-то загадочный сегодня, не выспался, что ли?
Я попытался улыбнуться естественно, но вышла лишь жалкая гримаса. Сердце болезненно кольнуло при мысли о том, к чему недавно привело наше легкомыслие.
– Да нет, всё нормально, просто задумался, – тихо ответил я, заходя в лифт и избегая её взгляда.
– Вижу, задумался, – усмехнулась она, прищурившись. – Опять спасаешь мир от глобальной катастрофы?
Я понимал, как тяжело будет удержаться от ошибок прошлого, но решимость была сильнее.
– Нет, сегодня мир пусть спасает кто-нибудь другой, – иронично заметил я. – Сегодня нужно просто идти учиться, без приключений.
Лера удивлённо приподняла брови, будто ждала от меня чего-то необычного, но я промолчал, подавляя желание вновь нырнуть в тот омут запретной близости.
– Странный ты, Леня, – тихо сказала она, слегка наклонив голову. – Хотя, наверное, у каждого бывают дни, когда лучше ничего не предпринимать и делать вид, что всё как обычно.
Она слегка грустно улыбнулась, словно почувствовала мою внутреннюю борьбу. Двери лифта открылись, и мы вышли на улицу молча. Меня накрыло облегчением от того, что я устоял перед соблазном повторить прошлую ошибку, но где-то в груди уже поселилась горькая пустота.
Мы пошли к институту, шагая рядом, но между нами будто выросла тонкая стена несказанных слов, за которой осталась та жизнь, что уже никогда не произойдёт.
Глава 5
Утро было ясное и солнечное, но особой радости это не приносило. Глядя в зеркало, я не узнавал себя – не внешне, а внутренне. Я знал, что в другой, прошлой версии странного бытия между нами с Лерой было нечто большее: она смеялась, целовала меня и лежала рядом. Но сейчас всё началось заново. Она ничего не помнила, в отличие от меня, и от этого было особенно тяжело. Будто идёшь привычной дорогой, а на каждом повороте поджидают новые, непредвиденные ловушки. Главное было – ничего не выдать, не настаивать. Приглашение должно прозвучать легко и просто, как будто впервые.
Я наклонился к зеркалу, поправил ворот рубашки и негромко проговорил:
– Лер, давай на выходные ко мне на дачу. Просто отдохнём.
Вариантов было много, но этот казался наиболее нейтральным. Не слишком робко, не чересчур уверенно. И главное – не походило на исповедь. Я вздохнул и вышел из дома.
Институтский коридор, заполненный студентами, сегодня казался особенно тесным и шумным. Но вот и она: рыжая, озорная, всегда с ехидным взглядом. Сердце забилось отчаянно, ноги подкашивались. Стараясь выглядеть непринуждённо, я прислонился к стене. Вышло слишком вальяжно, и Лера остановилась, оценивая меня с иронией.
– Что это мы тут красуемся? Ждём кого-то особенного?
– Да нет… – начал я неловко и сразу же пожалел.
– Или что-то случилось? Ты бледный, будто тебя сейчас выгонят с позором, – внимательно всмотрелась она в моё лицо.
– Нет, просто… у меня дача свободна. Подумал, вдруг захочешь съездить на природу, воздух… – сбился я окончательно.
– А-а-а, значит, природа, воздух… – задумчиво протянула Лера, театрально подняв брови. – А тебя случайно не похитили инопланетяне? Никогда бы не подумала, что Леня вдруг станет любителем сельской идиллии.
Я судорожно сглотнул, чувствуя, как разливается неловкость.
– Почему именно я удостоилась такой чести? – продолжала она издевательски.
Я растерялся окончательно. Ситуацию спас ехидный голос Дарьи Евгеньевны, прозвучавший за спиной:
– Действительно, Леня, почему именно Лера? Девушек в группе много. Или срочно понадобилась консультация по биологии?
Я резко обернулся, чувствуя, как запылали уши. Строгая и элегантная преподавательница с нескрываемым удовольствием наблюдала происходящее.
– Я, Дарья Евгеньевна, просто… – начал оправдываться, но голос мой звучал жалко.
– Ну-ну, не надо оправданий, мы же не на партсобрании, – с иронией прервала она. – Хотя, может быть, стоило бы?
Лера тихонько прыснула, окончательно выбив меня из колеи. Хотелось сбежать, но было поздно.
– Дарья Евгеньевна, оставьте парня в покое, – вступилась она, явно наслаждаясь моментом. – Видите, он уже на грани нервного срыва. Не простим себе, если потеряем такого… биолога.
Выдержав паузу, она вдруг улыбнулась и с издевательским великодушием произнесла:
– Ладно уж, уговорил. Согласна.
Меня накрыло волной облегчения и совершенно детской радости. Неуклюже попытался схватить её руку, выражая благодарность рыцарским жестом, но получилось неудачно. Лера ловко увернулась и шутливо отвесила мне подзатыльник:
– Эй, полегче с галантностью! Руки не казённые, – насмешливо бросила она, уходя по коридору и явно довольная собой.
Я остался стоять, взъерошенный и красный под издевательскими взглядами однокурсников и ехидным хмыканьем Дарьи Евгеньевны. На мгновение весь институт, казалось, замер, наблюдая моё поражение. И всё же внутри поселилось странное чувство, словно я только что одержал самую важную победу. Хотя выглядел я, конечно, жалко.
На следующий день с утра я собирал вещи с решимостью человека, отправляющегося в кругосветную экспедицию. В комнате царил творческий беспорядок. В сумку отправились сырокопчёная колбаса, докторская, жареная курица в газете, хлеб и печенье. На дне аккуратно разместились три бутылки портвейна, завёрнутые в полотенца, словно в праздничные одежды.
Елена наблюдала за моей суетой с недоумением и насмешливо заметила:
– Нижнего белья ещё больше не хочешь взять? Стирка грандиозная или переезд навсегда?
– Просто всегда беру с запасом, – пробормотал я, чувствуя, как краснею. – Лучше лишнее, чем не хватит.
Елена покачала головой и отошла, позволяя закончить сборы. Я на секунду задумался, взять ли побольше денег, махнул рукой и сунул в карман пару пятёрок и десятку – всё, что наскрёб. Главное, чтобы хватило на обратную дорогу и мороженое, если Лера захочет.
Закрыв сумку, я двинулся вниз, мысленно готовясь к долгожданной свободе. Но во дворе поджидало новое испытание: сосед, профессор Сергей Петрович, всегда возникающий не вовремя. Заметив меня, он улыбнулся и направился навстречу, поправляя очки и внимательно оглядывая мою сумку.
– Ну что, Леня, неужели на дачу выбрался? Природа – дело святое! Или у тебя наметилось что-то посерьёзнее? – спросил профессор с загадочной улыбкой, заставляя меня почувствовать себя пойманным с поличным.
– Просто решил подышать свежим воздухом. С девушкой, – уклончиво ответил я, избегая взгляда соседа.
– Отдохнуть, значит! – многозначительно повторил он, подмигивая. – Тогда тебе точно понадобится моё фирменное топливо. На портвейне далеко не уедешь. И девушке, поверь старому человеку, качественная продукция понравится куда больше.
– Сергей Петрович, я вообще-то не планировал… – начал протестовать я, но профессор уже жестом призвал меня к молчанию.
– Не стоит геройствовать. Слушай старших товарищей. Вопрос почти государственной важности. Без моего напитка все выходные коту под хвост.
Не успел я опомниться, как литровая бутылка домашнего самогона, завёрнутая в номер «Комсомольской правды», уютно устроилась в моей сумке.
– Теперь полный комплект, – удовлетворённо заключил профессор, похлопав меня по плечу. – Потом поблагодаришь.
– Спасибо, Сергей Петрович, – пробормотал я, краснея ещё сильнее.
Попрощавшись, отправился к остановке с необъяснимым чувством счастья, смешанного с тревогой. Сзади доносился голос соседа: