скачать книгу бесплатно
шутя называла, в свои 20 лет о многих вещах не имела ни малейшего пред-ставления. Но мама была далеко, а муж – рядом, и о нем надо было заботиться.
К концу второго года пребывания в Сибири я, похоже, начала осваиваться и, благодаря мудрости и терпению супруга, стала смотреть на свою судьбу пози-тивнее. Солнце мне заменяла растущая дочь, а тепло – любовь мужа.
Однажды со мной из-за неопытности случилась беда. Разгоряченная, в одном халате, я выбежала за непослушной загулявшейся дочкой на улицу и, подняв ее на руки, почувствовала, что в пояснице что-то хрустнуло. Опустила
ее осторожно на землю, а… разогнуться не могу.
Местная фельдшерица, вызванная на дом, потому что мне становилось хуже, и я уже была не в состоянии без помощи подниматься с дивана, только качала головой. Подумав некоторое время, сказала:
– Если не поможет укол, то скорее всего придется везти в Тынду. Есть
здесь, правда, одна женщина, старуха. Человек она… сложный и людей сто-ронится, но может вылечить, если согласится. А может и дверью хлопнуть без
всяких объяснений. Я расскажу, как до нее добраться.
Муж Николай без промедления собрался и отправился к знахарке. К
счастью, избушку нашел сразу. Пройдя через калитку и взойдя по ступенькам
на крыльцо, он мощно и нетерпеливо постучал кулаком по бревенчатому косяку.
Дверь открыла маленькая, худенькая женщина и кивком головы спросила: «Что
нужно?» Николай объяснил все, как есть: жена, мол, просто загибается и, если
знахарка не поможет, может и умереть. Та, выслушав, усмехнулась:
– От этого не умирают. Ладно, пусть приходит!
Муж завозражал, говоря, что я даже ходить не могу, на что старуха
строго ответила:
– Хоть на санки сажай, хоть на трактор. Мне дела до этого нет. Хочешь, чтобы выздоровела – привезешь.
*
Волк неожиданными бросками старался добраться до горла, хватал
клыками за плечо, раздирал полушубок сильными и быстрыми ударами лап.
Когти одной из них, чудом не зацепив глаза, скользнули по лицу и оставили на
лбу глубокую рваную рану, из которой сразу хлынула кровь…
*
27
После того как муж внес меня в комнату и положил на топчан, София, так звали знахарку, помогла мне перевернуться на живот. Затем ее твердые, как дверная ручка, пальцы тщательно обследовали спину. Сев сверху, старуха
несколько раз неглубоко, но резко надавила ладонями вдоль позвонков.
Почти сразу я почувствовала облегчение. Вздохнула. Муж заметил это
и заулыбался. София, не обращая на нас внимания, продолжила манипуляции.
Упершись одной рукой чуть выше бедра, она согнула другую ногу в колене и
быстрым, сильным движением дернула ее вверх и в сторону. Раздался хруст.
Боль я почувствовала только на долю секунды, но ее сразу сменили тепло и
легкость в пояснице.
– Вот эту мазь будешь втирать в спину по утрам, – наставляла знахарка
моего мужа, передавая ему маленькую баночку, когда я уже сидела в санках. –
Не вздумай на ночь, а то не заснет. Через неделю пусть опять ко мне придет.
Сама. К этому времени, не сомневайся, сможет.
Заснула я крепче, чем набегавшаяся за день дочка. Правда, наутро все
тело ныло. «Упиралась ты слишком сильно, – объяснила мне потом София, – от
страха, что больно сделаю».
Лечение помогло, и через день я начала вставать, а через три – выходить на улицу. К концу недели я сама пришла к Софии, и она выдала мне
собственноручно сшитые, как по мерке, беличьи трусики с широким поясом со
словами:– Поваляешься с мужем и сразу одевай. В другие разы не снимай. Носи
все время.
Больше проблем с поясницей у меня не было.
София не была похожа ни на одну женщину, которую я знала. Будучи
уже в преклонном возрасте, она делала все с невероятной энергией и никогда
не сидела без дела. После нервных городских жителей меня сразу поразили
в ней спокойствие, неприхотливость, простота в мыслях и поступках. Жила
знахарка в избушке, которую построила сама, топором и пилой, без чьей-либо
помощи. Жилище находилось в получасе быстрой ходьбы от поселка, у самой
кромки леса, и увидеть его можно было только поднявшись на пригорок. Вид
оттуда открывался чудесный – настоящая иллюстрация к русской сказке. Перед
крошечным домом зеленая лужайка, огороженная неровной, но крепкой изго-родью из толстых веток; деревянная скамейка под развесистой лиственницей, окруженной кустами можжевельника и брусники. На заднем дворе, за ухожен-ной грядкой растущих в огороде овощей, уже начиналась тайга.
Устройство дома было незатейливым, но практичным. Две невысокие
ступеньки вели на дощатое крыльцо. Дверь открывалась в узкий, но длинный
коридор. Если сдвинуть доски, из которых были сделаны его стены, то по обе
стороны открывались полки, на которых София хранила хозяйственные запасы.
28
Там было много чего: и прессованное в брикеты сено, веревки и нехитрые инструменты, мотки лески, мешки с солью и рулоны пленки. За второй дверью в
конце коридора находилась крошечная закопченная комната с высокой печкой
в углу. Возле нее – деревянный стол с двумя лавками и топчан, покрытый само-дельным матрасом, набитым травой.
Было время, когда многие люди с ума сходили по импортным гарни-турам. Я сама мечтала о таком, но, пообщавшись с Софией, почему-то начала
находить все это не таким уж необходимым.
Вылечив меня, она, не без колебаний, разрешила ее навещать. Я приходила с дочкой, которая уже звала ее бабушка, будучи в полной уверенности, что это папина мама. Леночка забиралась на печку и играла там тихонько со
своими куклами, пока мы о чем-нибудь беседовали. Голос у Софии был тонкий, старческий, но не резкий. О чем говорить со мной, она поначалу толком
не знала и, будучи с детства немногословной, предпочитала уважительно, но
односложно отвечать на мои вопросы. Оживлялась знахарка только тогда, когда я спрашивала ее про маму. Тогда на лице старушки появлялась улыбка, и, подперев голову рукой, она неизменно начинала:
– Ни одна мама не любила свою дочь так, как моя мама любила меня.
В такие моменты можно было разговорить Софию и попросить рассказать что-нибудь о себе. Прочитав в детстве Киплинга и Арсеньева, я непро-извольно сравнивала ее с Дерсу Узала и «волчонком». Так велико было это
сходство в главном – душевной чистоте и наивности. Про жизнь за пределами
поселка София не знала ровным счетом ничего. Она совершенно не умела
лгать и не понимала зачем. Жадность ей тоже была незнакома. Окружали ее
только необходимые для жизни вещи. Животных она добывала исключительно
для пропитания и вне сезона размножения. В тайгу уходила, бывало, на несколько дней, в такие места, где, кроме нее и матери, человек никогда не бывал.
Когда ей нужны были грибы или ягоды, она точно знала, где их найти. Так же, как и то, где живут лоси, зайцы, кто из животных ожидал прибавления и какие
тропы ведут к медвежьим берлогам. Животные признавали ее и даже приходили за помощью, особенно в суровые зимы. Я сама видела, как лесная птица однажды села к ней на вытянутую руку, а горный козел, неизвестно как забредший
сюда, ел с ее ладони. София никогда не удивлялась этому, а мой вопрос «как
это возможно?» был знахарке просто непонятен. Животными ее удивительный
контакт с природой не ограничивался. Комары в тайге лютые, и страдали мы
с дочкой от них неимоверно, не успевая сгонять с лица. А вот София никогда
не жаловалась и не махала руками. Я спросила однажды: «Почему?» На что
старушка спокойно ответила:
– Думаете не о том.
29
Иногда София предупреждала меня, что уйдет на несколько дней в
тайгу. Я каждый раз волновалась:
– А если что случится?
И получала на это ставший привычным ответ:
– Вот там как раз ничего случиться не может. Я животных не боюсь.
Мне же старушка всегда наказывала:
– Никогда не ходи в тайгу.
– Почему?
– Ты слабая. Зверь чувствует слабых издалека.
Но бывало, что животные заглядывали к ней не только за помощью.
Однажды, когда мы с дочкой пришли угостить Софию приготовленным
мной студнем, она поведала нам, что ночью в ее дом забирался медведь, пришлось даже «стрельнуть из ружья». Моя дочка спросила:
– Ты убиля его, бабушка?
– Нет, маленькая. Выстрелила в воздух, он и убежал. Глупый! С него и
испуга хватит.
