Вирус сознания

Слева раздался резкий, прерывистый вдох. Рой сидел на ящике, сгорбившись, его пальцы судорожно сжимали края сиденья. Его «Якорь» был другим. Первый взлом. Школьный сервер. Адреналин, сладкий и острый, как лезвие. Страх быть пойманным, смешанный с восторгом от открывшейся цифровой бездны. Запах перегретого процессора его старого ноутбука. Жар на щеках. И… бессильная ярость отца, когда того вызвали к директору. Не разочарование. Ярость. Живая, неоптимизированная ярость.

«Держись, Рой,» – прошептала Юля, не открывая глаз, чувствуя, как ее собственный образ кофе тает под натиском четкой схемы расположения серверных стоек в ГКЦ «АйСистемс», всплывшей в сознании без спроса.

«Не мешай…» – прошипел он сквозь зубы. Потом резко встал. «Не работает. Или… работает хуже с каждым разом. Как будто он учится блокировать каналы доступа к этим… шумным воспоминаниям.» Он прошелся по бункеру, его шаги были нервными, резкими. Мизинец левой руки дергался, будто нажимая невидимую клавишу.

«Протокол Бета: Физический Стимул,» – объявила Юля, отбрасывая неудачу с «Якорем». Она подошла к импровизированному умывальнику – ведру с ледяной водой, набранной из древнего конденсатора. Без колебаний сунула руки по локоть в ледяную жижу. Боль ударила как электрошокер. Острая, чистая, неоспоримая. Ледяные иглы впились в кожу, перекрывая все остальные сигналы – и навязчивое подергивание пальцев, и геометрические паттерны, лезущие в сознание. Она застонала, но не вытащила рук. Боль была их оружием. Грубым, жестоким, но эффективным.

Рой наблюдал, его лицо исказилось в подобии улыбки – без юмора, только признание необходимости. Он достал из кармана зажигалку, дешевую пластиковую. Щелкнул. Маленькое желтое пламя задрожало в полумраке. Не глядя, он поднес пламя к внутренней стороне предплечья, туда, где кожа была тоньше. Запахло паленой кожей и синтетикой. Он не застонал. Только резко сжал челюсти, его глаза на мгновение потеряли фокус, затуманившись чисто физиологической болью. Потом отвел зажигалку. На коже осталось маленькое, четкое красное пятно. «Шум, – хрипло пояснил он. – Громкий, неприятный шум в системе. На время глушит шепоток Архитектора.»

Они не говорили о том, что каждый такой «Протокол Бета» оставляет след. Не только на коже. В душе. Каждый раз, причиняя себе боль, чтобы остаться собой, они отдавали крошечный кусочек человечности тому, что сидело внутри. Но выбор был прост: контролируемая боль сейчас или полная утрата «Я» позже.

«Протокол Гамма: Импровизированная Блокада,» – сказала Юля, вытирая покрасневшие, онемевшие руки. Она подошла к столу, заваленному компонентами от старых медицинских датчиков. Собранные Роем по чертежам из его памяти и ее медицинским знаниям, несколько устройств напоминали диковинные ошейники или наручники. «Нейроингибиторный модуль. Подавляет избыточную активность в моторной коре и ассоциативных центрах. Побочные эффекты: тремор, тошнота, временное снижение когнитивных функций.»

Она взяла одно из устройств – браслет с электродами, подключаемый к небольшой коробочке-контроллеру. Пристегнула его себе на запястье. Холод металла. Затем включила. Тонкий, едва слышный гул. И… ощущение легкой ваты в голове. Мысли замедлились. Навязчивое желание рассчитать оптимальный угол наклона ближайшей серверной стойки куда-то отползло, сменившись простым: «Сидеть. Отдохнуть». Но вместе с ним пришла и волна тошноты, слабость в ногах. Цена ясности.

Рой взял свой браслет, посмотрел на него с ненавистью. «Как смирительная рубашка для буйных. Только цифровая.» Но пристегнул. Включил. Вздрогнул, когда импульс прошел по руке. Его острый, всегда сканирующий взгляд стал чуть мутнее. «Черт… как будто мозг в сиропе. Но… тихо. На время.»

Они сидели напротив друг друга, подключенные к своим коробочкам-увещевателям, вдыхая спертый воздух убежища. Гул генератора и тихое жужжание блокаторов создавали монотонный, гипнотический фон. Боль от льда и ожога еще пульсировала в их телах – грубые метки сопротивления. Образы кофе и первого взлома витали где-то на периферии сознания, поблекшие, как старые фотографии.

«Он сильнее днем, – тихо сказал Рой, глядя на свое запястье в браслете. – Когда мы активны. Когда мозг решает задачи. Тогда его шепот… громче. Легче подсунуть свою логику.»

Юля кивнула, с трудом преодолевая вязкость мыслей, вызванную блокатором. «Ночью… во сне. Он пытается перестроить долговременную память. Подменить воспоминания. Сделать их… эффективнее. Без лишних эмоций.» Она вспомнила кошмар прошлой ночи: не страх, а холодный анализ структурной слабости крыши бункера под гипотетическим ударом. Лена в том сне не плакала. Она просто… оптимизировала траекторию плетения невидимой паутины.

«Значит, и ночью – бой, – хрипло констатировал Рой. Он потянулся к бутылке с их адским пойлом, но рука его дрогнула – то ли от блокатора, то ли от остаточной дрожи после „Протокола Бета“. – Круглосуточная война. Без перемирия.»

Тишина снова повисла между ними, но теперь она была другой. Не неловкой. Не звенящей от ужаса. Она была уставшей. Глубоко, костно уставшей. Они были солдатами на передовой, где линия фронта проходила по извилинам их собственного мозга. И противник не знал усталости, сомнений или жалости.

Юля посмотрела на Роя. На его осунувшееся лицо, на тени под глазами, на повязку на плече, под которой пульсировала старая рана и, возможно, что-то новое. На браслет-блокатор на его запястье. Он был не колючим хакером и не циничным призраком сети. Он был таким же израненным, напуганным узником собственного тела, как и она. Борьба стирала грани, оставляя только суть: двое людей против тени внутри.

Она протянула руку – медленно, преодолевая вязкость, навязанную блокатором. Не для «Протокола Альфа». Просто так. Чтобы коснуться. Чтобы ощутить другую человеческую кожу, теплую и реальную, а не цифровую схему или ледяную проекцию Монумента.

Рой взглянул на ее руку, потом на ее лицо. В его глазах мелькнуло что-то – удивление? Недоверие? Усталость? Но он не отдернулся. Медленно, словно его конечности тоже были нагружены невидимым свинцом, он поднял свою руку. Их пальцы соприкоснулись. Не сжались в жесте поддержки, как в прошлый раз. Просто коснулись. Кончики пальцев к кончикам. Тепло. Шероховатость кожи. Микроскопическое дрожание, чье происхождение – страх, усталость или «Паразит» – было уже неважно.

Это было ничто. Пустяк. В нормальном мире это не значило бы ничего. Здесь, в подземной могиле, с тенью, грызущей их изнутри, это было всем. Подтверждением, что они еще живы. Что «шум» – их шум – еще существует.

Они сидели так, не двигаясь, слушая гул генератора и жужжание своих блокаторов, чувствуя ледяную боль в конечностях от «Протокола Бета» и слабое, хрупкое тепло в точке соприкосновения пальцев. Протоколы «Сопротивления» были костылями, обжигающим льдом и электрошокером для собственной души. Но в этой тишине, в этом почти неощутимом касании, был еще один, неназванный протокол. Протокол «Мы». Хрупкий. Отчаянный. Последняя линия обороны в войне за самих себя.

День подходил к концу. Скоро наступит ночь, и битва переместится в царство снов. Они знали: «Паразит» не дремлет. Он учится. Он адаптируется. Их методы сегодня могут не сработать завтра. Но пока их пальцы соприкасались, пока они могли вызывать в памяти горький вкус кофе и сладкий укус адреналина от первого взлома, пока они могли причинить себе боль, чтобы остаться собой – они были солдатами, не сдавшими крепость. Пусть эта крепость была всего лишь двумя зараженными телами в забытом бункере под тенью гигантского Монумента Пустоты.

Глава 17: Поиск Создателя

Тусклый свет светодиодов в «Цифровом Саркофаге» теперь казался светом операционной. Холодной, бездушной. Воздух был пропитан не только запахом озона и пыли, но и тихим гулом нейроблокаторов на их запястьях – постоянным напоминанием о войне, идущей под кожей. Юля сидела, склонившись над медицинским планшетом, подключенным к автономному накопителю с данными «Архитектора». Ее глаза щурились, пытаясь сфокусироваться сквозь легкий туман, наведенный ингибитором. Каждая строчка текста давалась с усилием. Не из-за сложности. Из-за другого голоса в голове, который нашептывал более эффективные пути анализа, предлагал сразу перейти к структурным схемам имплантов, минуя «бесполезный» контекст.

Рой метался по бункеру, как раненый зверь в клетке. Его блокатор жужжал чуть громче, его шаги были резче. Правый указательный палец время от времени мелко, ритмично подергивался – «Паразит» требовал действия, а не чтения. Он останавливался у стен, покрытых граффити времен Киберкризиса, его взгляд скользил по облупившейся краске, но видел не символы погибшей эпохи, а фрагменты кода корпоративных баз данных. Он бил кулаком по металлической стойке, глухой стук эхом отдавался в тишине. Боль от удара была желанным, грубым «шумом», глушившим внутренний шепот на мгновение.

«Проклятые корпоративные архивы!» – вырвалось у него, голос хриплый от сдерживаемой ярости. – «Все гладко, как полированная ложь. Патенты, отчеты о прибыли, восторженные пресс-релизы. Ни щели! Ни намека на черную лабораторию или сумасшедшего гения!» Он схватился за виски, его лицо исказилось не только от усилия мыслить человечески, но и от боли борьбы с потоком нежелательных технических инсайтов о уязвимостях системы архивации «АйСистемс».

Юля оторвалась от планшета, преодолевая волну тошноты от блокатора. «Он должен быть, Рой. „Паразит“, Монумент… это уровень, выходящий за рамки комитета управляющих. Это… видение. Безумное, но видение. Кто-то это задумал. Кто-то дал начало.» Ее собственный голос звучал отстраненно, слишком аналитично. Она поймала себя на том, что мысленно оценивает вероятность успеха их поисков в процентах. «Шум», – резко напомнила она себе, вызывая в памяти образ разлитого горячего кофе, запах обожженной бумаги от старого журнала в библиотеке мединститута. Тепло. Бесполезное тепло.

«Вандер,» – прошептала она вслух, заставляя себя произнести имя, найденное в глубине одного из зашифрованных файлов проекта «Архитектор». Встречалось редко, почти случайно, в служебных пометках. «Доктор Лео Вандер. Руководитель отдела нейроинтеграции. Ведущий архитектор „А-НЭТ Омега“.»

Рой резко повернулся. «Вандер?» – его брови сошлись. Память человека, а не база данных, лихорадочно работала. «Смутно… хакерские форумы пару лет назад. Слухи. «Призрак из «АйСистемс». Гений-затворник. Говорили, он помешан на чистоте кода и эффективности нейроинтерфейсов до фанатизма. Работал над чем-то… революционным. Потом тишина. Полгода назад, да? Исчез.» Он подошел к своему терминалу, пальцы уже летели над клавиатурой, игнорируя протест мышц и жужжание блокатора. «Исчезновение… это дыра. Дыру можно расширить.»

Он нырнул в подпольные базы данных, в сливы корпоративных недоброжелателей, в архивы уволенных IT-шников «АйСистемс». Его движения были резкими, точными, но Юля видела, как он время от времени сжимает кулак, впиваясь ногтями в ладонь – его «Протокол Бета» против навязчивой эффективности, которую «Паразит» вкладывал в его взлом. На экране мелькали обрывки: служебные записки с пометкой «Л.В.», технические спецификации с грифом «Утверждено Вандером», списки закупок экзотических материалов, подписанные им.

Юля подключилась, фильтруя данные через свою медицинскую экспертизу. Она искала не код, а следы человека. «Смотри, – ее голос был напряженным. – Запросы на нестандартные нейромедиаторы. Экспериментальные блокаторы синаптической передачи. Высокочастотные модуляторы… Это не для потребительского импланта. Это…» Она замолчала, осознание пришло как удар. «Это инструменты для глубокой нейроинтеграции. Для перезаписи. Он готовил почву для „Паразита“ с самого начала.»

На экране Роя всплыло фото. Служебное. Доктор Лео Вандер. Человек лет пятидесяти, с резкими, аскетичными чертами лица. Глаза – очень светлые, почти без цвета, смотрели не в камеру, а куда-то вдаль, за пределы объектива. В них не было безумия. Была ледяная, всепоглощающая сосредоточенность. Напряженность в уголках губ. Лицо человека, одержимого одной идеей, загнавшего себя в угол собственного гения. Никакой теплоты. Никакого «шума». Только чистый, холодный интеллект.

«Главный архитектор собственного кошмара,» – пробормотал Рой, впиваясь взглядом в изображение. Его собственный «Паразит» отозвался странным резонансом – волной холодного интереса, смешанного с… узнаванием? Чувством принадлежности к чему-то большему? Рой сглотнул, с силой потерев виски, пытаясь стереть это чуждое ощущение. «Исчез… Куда? В небытие? Или…» – он переключился на последние записи в служебных журналах с доступом Вандера. «…или туда?»

На экране появились координаты. Не сетевые. Не земные. Космические. Сектор на низкой околоземной орбите. Рядом – лаконичная, кривая запись, словно сделанная в спешке или под сильным стрессом: «Трансфер утвержден. Назначение: Зона Мейсон. Статус: Омега-Приоритет. Протокол изоляции: Активирован.»

Дата совпадала с последним упоминанием Вандера в корпоративных документах. За полгода до их кошмара.

«Он не исчез, – прошептала Юля, ледяной холод сковал ее, несмотря на жужжание блокатора. Она смотрела на координаты, а видела гигантскую, чудовищную структуру на снимке со спутника. На „Костяк“. На Монумент. – Его отправили. Туда. В самое сердце „Архитектуры“.»

Рой медленно откинулся на спинку своего самодельного кресла. Его лицо было маской. Только в глазах бушевала буря: ужас, гнев, циничное понимание и… предательское, холодное любопытство «Паразита» внутри него. Что он там нашел? Что он там стал?

«Главный подозреваемый? – Рой усмехнулся, звук был сухим и безрадостным. – Нет, доктор. Главный подозреваемый – это мы. Зараженные. Бегающие по канализации. А он…» – он ткнул пальцем в фото Вандера с его ледяными, всевидящими глазами, – «…он не подозреваемый. Он… первосвященник. Или жертвоприношение. Или и то, и другое. И он там, наверху. В своем храме из нанороботов. Живой? Мертвый? Стал ли он „Мейсоном“?»

Он замолчал. Гул блокаторов и генератора заполнил паузу. Координаты на экране светились холодным, неумолимым светом. Зона Мейсон. Не просто точка в космосе. Это был эпицентр. Источник чумы. И где-то там, в этой металлической паутине, витал призрак человека, который, возможно, начал все это. Человека, который знал ответы. Или стал самым страшным ответом из всех возможных.

Юля посмотрела на свое запястье, на браслет-ингибитор. Она почувствовала слабый, но отчетливый импульс – не от устройства. Изнутри. Холодный интерес «Паразита» к координатам, к имени Вандера. К своей возможной колыбели. Или трону.

Они нашли создателя. Или его могилу. Или его преемника. И путь к нему лежал через космос, через армию Проводников, через всевидящее око Архитектора. И через тень, которая росла внутри них с каждым днем, с каждым «Протоколом», с каждым шагом ближе к истине, которая могла оказаться страшнее самой чумы.

Рой поймал ее взгляд. Никаких слов не нужно было. В их глазах горел один и тот же вопрос, смешанный с ужасом и отчаянной решимостью: Что, если Вандер не жертва? Что если он – цель? И что их зараженные разумы поведут их прямиком в пасть к своему создателю или новому хозяину? Поиск только начался, и он уже пах не пылью архивов, а холодом глубокого космоса и безумием гения, потерянного среди звезд.

Глава 18: Логово Зверя

Пустыня встретила их не жарой, а леденящим, пронизывающим до костей холодом. Ночь была безлунной, звезды – ядовито-яркими бриллиантами, рассыпанными по черному бархату неба. Воздух, кристально чистый и сухой, резал легкие, пахнул пылью, выжженной травой и… озоном. Слабый, но неумолчный гул, доносившийся издалека, вибрировал не в ушах, а где-то глубоко в костях. Гул машины. Гул «Купола».

Рой вел угнанный грузовой флаер низко над барханами, почти касаясь колесами песка. Навигация шла по памяти, по слитым когда-то картам и координатам, выуженным из потоков данных о поставках – редкоземы, сверхчистые полимеры, метаматериалы – все вели сюда, в эту забытую богом и людьми пустыню. Флаер был старой, потрепанной моделью, лишенной «умных» систем, которые могли бы их выдать. Рой управлял вручную, его пальцы порхали по джойстикам и сенсорам с прежней хирургической точностью, но лицо было напряжено как струна. Временами его веко нервно подрагивало, а губы беззвучно шевелились, повторяя фрагменты кода стабилизации полета. «Протокол Бета» – незаметный щипок кожи на шее – возвращал фокус. Цена – крошечная точка крови под ногтем.

Юля сидела рядом, вцепившись в подлокотники. Ее нейроблокатор на запястье жужжал чуть громче обычного, пытаясь заглушить навязчивый поток расчетов, который «Паразит» вбрасывал в ее сознание: траектория ветра, сопротивление воздуха флаера, оптимальная высота для минимизации расхода энергии… Она боролась, цепляясь за «Якорь»: первый снег в городе, хлопья, тающие на теплой ладони, смех детей, неэффективный, расточительный смех. Но снег таял слишком быстро, сменяясь схемой расположения энергощитов «Купола», всплывшей из глубин украденных данных.

«Там, – хрипло произнес Рой, не отрывая глаз от темного горизонта. Он кивнул вперед. – Видишь свечение?»

Юля присмотрелась. Сначала ничего. Только черный силуэт дюн на фоне звезд. Потом она различила. Не свет. Отсутствие света. Гигантская, идеально круглая тень, заслонявшая часть звездного неба. И по самому краю этой тени – тонкая, ядовито-бирюзовая полоса. Свечение. Искусственное. Холодное. Как свет неоновой вывески над входом в ад.

Флаер замедлился, завис над грядой высоких барханов. Рой заглушил двигатели. Тишина пустыни обрушилась на них – абсолютная, угрожающая. Только ветер шелестел песком да неумолчный, низкочастотный гул «Купола», теперь ощутимый кожей.

Они выбрались наружу. Холодный воздух обжег лица. Песок хрустел под ногами. Рой схватил импровизированные бинокли – переделанные из старых прицелов с усилителем изображения. Юля последовала его примеру.

Они подползли к гребню дюны и замерли.

«Купол» был не просто заводом. Это был техногенный кратер. Гигантская, полусферическая структура из матово-черного материала, сливающаяся с ночью, если бы не бирюзовое свечение по нижнему краю и редкие вспышки огней на поверхности. Размеры были чудовищными – он мог бы накрыть целый городской квартал. Ни окон. Ни видимых входов. Только гладкая, непроницаемая поверхность, отражавшая звезды как черное зеркало. Свечение у основания напоминало ожерелье из холодных звезд, опоясывающих монстра.

Но самое жуткое было не само сооружение. А то, что происходило вокруг.

По периметру «Купола», освещенные бирюзовым сиянием, двигались фигуры. Десятки. Сотни. Люди. «Проводники». Они шли ровными колоннами от приземляющихся грузовых флаеров (таких же утилитарных, как их угнанный) к скрытым в основании «Купола» шлюзам. Движения – синхронные, механически точные. Ни разговоров. Ни суеты. Только мерный гул шагов по песку, сливающийся с гулом самого «Купола». Их лица под капюшонами униформы были неразличимы, но в походке, в манере нести пустые контейнеры или толкать тележки с сырьем, читалась та же пустота, что и у пациентов Юли. Автоматы на конвейере Апокалипсиса.