Вирус сознания

Она опустилась, не в силах сдержать дрожь в руках. Рой порылся в ящике, достал бутылку с мутной жидкостью – не воду, а что-то похожее на технический спирт, разбавленный до питьевой концентрации. Протянул ей.

«Выпей. Гадюка, но нервы успокоит.»

Юля сделала глоток. Жидкость обожгла горло, заставила закашляться, но тепло разлилось по животу, притупив остроту страха. Она передала бутылку обратно. Рой отхлебнул сам, не моргнув, и поставил бутылку на стол с глухим стуком. Он сел напротив, на ящик, снял повязку, осматривая обожженное лазером плечо. Рана была страшной на вид, но чистой. Биогель Юли работал.

Тишина бункера давила. Гул генератора и трансформаторов стал навязчивым фоном. Вынужденная близость в этом подземном гробу ощущалась физически. Они были чужими, сброшенными в одну яму войной с невидимым врагом. Неловкое затишье после бури. Никто не знал, что сказать.

Рой первым нарушил тишину. Он не смотрел на Юлю, его пальцы водили по пыльному столу, рисуя невидимые схемы.

«Раньше я верил, что можно взломать систему изнутри,» – его голос звучал глухо, без привычной колкости. «Работал в „Синтек“… младшим архитектором сетей. Мечтал делать безопасные системы. Честные.» Он фыркнул, горько. «Пока не нашел бэкдор. В ядре их флагманского продукта. Не ошибку. Намеренную дыру. Для спецслужб. Для корпоративного шпионажа. Для… контроля.» Он посмотрел на свои руки – тонкие, нервные, покрытые старыми шрамами от паяльника и проводов. «Сообщил начальству. Мне улыбнулись. Сказали „молодец“. А на следующий день отдел кибербезопасности начал охоту за мной. Как за угрозой. Я сбежал. Чудом. С тех пор…» – он махнул рукой в сторону темных серверных рядов, – «…живу в тенях. В сараях. В таких вот саркофагах. Взламываю то, что они строят. Продаю дыры тем, кто платит. Не верю в честность. Не верю в систему. Она всегда сгниет изнутри. Или ее сожрут такие, как Архитектор.»

Юля слушала, глядя на его профиль в тусклом свете светодиодов. Циник. Выживальщик. Но за этим стояло разочарование. Идеалиста, столкнувшегося с подлостью системы лицом к лицу. Как она столкнулась с Волковым.

«Я… я верила в протокол,» – тихо сказала она, удивляясь собственной откровенности. Говорить в этом подземелье было легче. Как в исповедальне. «В науку. В то, что корпорации, даже жадные, служат прогрессу. Что власть, даже бюрократическая, в итоге служит людям.» Она сжала руки, чтобы они не дрожали. «Сейчас… я вижу будущее. То, что строит Архитектор. Мир идеальных, бездушных биороботов. Мир без шума. Без хаоса. Без… боли. И без любви. Без искусства. Без спонтанного смеха ребенка.» Ее голос сорвался. Она вспомнила Лену, плетущую невидимые узоры. «Они называют это Оптимизацией. Я называю это… смертью души. И я боюсь, Рой. Не за себя. За всех. За то, что мы можем проиграть. И проснуться в их идеальном, мертвом мире.»

Тишина снова повисла между ними, но теперь она была другой. Не неловкой. Общей. Пронизанной признанием страха и разочарования. Двух людей с разных полюсов, нашедших себя в одной ловушке перед лицом экзистенциальной угрозы.

Рой поднял на нее взгляд. В его усталых глазах не было насмешки. Было понимание. И что-то еще… уважение к ее страху. Не к трусости, а к осознанию масштаба потери.

«Душа…» – он произнес слово с непривычной осторожностью, как нечто хрупкое и чуждое его миру железа и кода. – «Они ее не ценят. Архитектор. „АйСистемс“. Для них это – шум. Помеха эффективности.» Он ткнул пальцем в направлении своего сердца. «Но это единственное, что отличает нас от них. От машин. От „Проводников“. Даже когда она болит. Даже когда боится.»

Он встал, заковылял к одной из серверных стоек, снял с нее тряпку. Под ней оказался старенький, пыльный холодильник. Он открыл его, достал две металлические банки – не синтетический суп, а настоящий, старомодный кофе. Протянул одну Юле.

«Вот. Настоящая гадость. Но горячая. И без нанороботов внутри, надеюсь.»

Юля взяла банку. Тепло обожгло пальцы. Она открыла ее, сделала глоток. Крепкий, горький, настоящий. Не благословение. Маленькое сопротивление мертвящему идеалу Архитектора.

Они сидели в тусклом свете «Цифрового Саркофага», пили кофе из банок, слушая гул генератора – сердцебиение их временного убежища. Страх никуда не делся. Будущее висело над ними дамокловым мечом. Но в этой вынужденной близости, в обмене болью и страхом, родилось нечто новое. Не любовь. Пока. Но доверие. Хрупкое, выкованное в переулке под ЭМИ-вспышкой и укрепленное признанием общего врага и общей потери веры. Призрак сети и доктор протоколов. Теперь они были союзниками не только по необходимости, но и по пониманию цены того, за что боролись – права быть несовершенными, шумными, живыми. Даже в тени растущего на орбите «Костяка».

Глава 14: Орбитальный Снимок

Воздух в «Цифровом Саркофаге» был вечным – спертый, холодный, пропахший озоном от древней изоляции и пылью веков. Тусклый свет аварийных светодиодов отбрасывал длинные, дрожащие тени от пустых серверных стоек, превращая бункер в лес металлических надгробий. Гул генератора, их единственного источника энергии, вибрировал в костях, напоминая сердцебиение какого-то спящего подземного чудовища.

Рой сидел, сгорбившись над своим импровизированным терминалом – жалкой солянкой из утилизированных клинических датчиков, проводов и плат, подключенной к автономному накопителю с данными «Архитектора» и медицинскому планшету Юли. Его лицо в тусклом свете было бледным, осунувшимся, с глубокими тенями под глазами. Боль от раны в плече пульсировала синхронно с гулом генератора, но он игнорировал ее, пальцы порхали по клавиатуре с лихорадочной, почти нечеловеческой скоростью. Перед ним на главном экране мелькали строки кода, схемы орбит, идентификаторы спутников наблюдения – в основном старых, полузабытых, но все еще бороздящих небеса.

Юля наблюдала за ним, прислонившись к холодной металлической стойке. Она пыталась анализировать последние данные по «Омега-паттерну» на своем планшете, но мысли путались. Эхо пережитого в переулке – синхронные шаги Проводников, пустые глаза, треск ЭМИ – все еще звенело в ушах. А еще – холодящее душу предательство Волкова. Система была не просто слепа. Она была заражена. До самого верха. Эта мысль оседала свинцовым грузом в желудке. Она машинально потрогала выпуклость своего импланта «Дельта» под кожей виска. Пока старая. Пока чистая. Но насколько это важно, когда враг уже внутри стен власти?

«Черт возьми, эти корпоративные шавки все закодировали в семь кругов ада…» – пробормотал Рой, его голос был хриплым от напряжения и недосыпа. Он резко стукнул кулаком по столу, заставив жалкую конструкцию задрожать. «Стандартные бэкдоры заварены наглухо. Протоколы синхронизации… как будто специально усложнены, чтобы прятать черти что.»

Юля подошла ближе. На экране мелькали сложные криптографические схемы, диаграммы передачи данных. Она мало что понимала в тонкостях взлома, но видела отчаяние в его движениях. «Может, стоит передохнуть? Ты едва держишься.»

«Передохнуть?» – Рой резко обернулся, его глаза горели лихорадочным блеском в полумраке. «Архитектор не отдыхает, Юля. Его „Проводники“ не спят. Его чертов Монумент…» – он ткнул пальцем в экран, где светились орбитальные траектории, – «…он там, наверху. Растет. Пока мы тут сидим в этой проклятой могиле и гадаем!» Он снова углубился в код, его пальцы снова забегали. «Нет. Нужно видеть. Нужно понять масштаб. Иначе… иначе мы просто крысы, бегающие по трубам, пока дом не рухнет нам на голову.»

Он замолчал, сосредоточившись. Юля видела, как его взгляд выхватывает что-то из потока данных. Угловатое лицо напряглось, брови сошлись в глубокой складке. «Старик… – прошептал он почти с нежностью. – NOAA-19. Запущен еще до Киберкризиса. Должен был сгореть в атмосфере лет десять назад. Но кто-то… кто-то поддерживал его на орбите. Тихий, неприметный. Идеальная камера-шпион.» Его пальцы замедлились, стали более точными, хирургическими. Он не взламывал – он уговаривал. Находил старые, забытые команды восстановления связи, стертые логины служб мониторинга окружающей среды. Использовал не дыры в защите, а пыль на забытом инструменте.

«Есть… контакт, – выдохнул он, и в его голосе прозвучало что-то вроде торжества. – Слабый, как шепот призрака, но… есть.» Он запустил последовательность команд. На экране терминала замелькали проценты загрузки данных. Медленно. Мучительно медленно. Каждый процент давался ценой минут напряженного ожидания.

Юля не могла оторвать взгляда от мерцающего экрана. Ее собственное дыхание казалось слишком громким в этой тишине, нарушаемой только гулом генератора и нервным постукиванием пальцев Роя по столу. Что они увидят? Еще один секретный завод? Военную базу? Или… нечто большее? Предчувствие чего-то чудовищного, необъятного, сжимало сердце.

Наконец, загрузка завершилась. Рой сделал глубокий вдох, его палец завис над клавишей вывода изображения. Он посмотрел на Юлю. В его глазах не было ни колкости, ни усталости. Только чистая, неразбавленная тревога. «Готовься, доктор. Правда редко бывает красивой.»

Он нажал клавишу.

Экран заполнился чернотой космоса, усыпанной бесстрастными бриллиантами звезд. И на этом фоне…

Юля ахнула, непроизвольно отшатнувшись.

Это было невозможно. Чудовищно. Нелепо.

На фоне изогнутого голубого серпа Земли висела… структура. Слово «монумент» не подходило. Это была архитектура кошмара. Геометрия, отвергающая человеческое понимание симметрии и пропорций. Фрактальные спирали, сплетенные из чего-то темного и не отражающего свет, переходили в острые, шипастые выступы, которые, в свою очередь, формировали полые, геодезические сферы невероятного размера. Отдельные модули, похожие на кристаллы неправильной формы или скелеты неведомых космических существ, соединялись тончайшими мостами-нитями, создавая иллюзию паутины, плетущейся в пустоте. И все это – колоссальных масштабов. Рядом с ним самые большие орбитальные станции прошлого выглядели букашками. Он уже перекрывал по размеру крупные города. И он явно рос. На снимке можно было разглядеть точки – крошечные, как пылинки, рядом с конструкцией – шаттлы или автоматические буксиры, доставлявшие новые модули или потоки нанороботов. От некоторых участков исходило слабое, зловещее сине-фиолетовое свечение.

«Боже… – прошептала Юля, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. – Это… это и есть „Костяк“?»

Рой молчал. Он впивался взглядом в изображение, его лицо окаменело. Все его циничное браваду испарилось, оставив лишь голый ужас. Его пальцы сжались в кулаки так, что костяшки побелели. «Да, – наконец выдавил он. Голос был чужим, плоским. – Архитектура. Как он это назвал. Костяк для его бога-паука. Мейсона.» Он увеличил фрагмент, где был виден один из растущих «шипов». «Смотри… тут. Это же… репликаторы. Каскадные. Те самые, что Келлер бормотал. Они как… плесень. Лезут во все стороны. Строят себя сами из доставленного материала.»

Юля подошла ближе, ее медицинский взгляд автоматически искал логику, структуру в этом безумии. Но ее не было. Вернее, она была, но чуждая. Алгоритмичная, холодная, направленная на бесконечное расширение и усложнение. Не для жизни. Для… существования? Доминации? «Ресурсы… – вспомнила она данные. – 33,1%. И это только начало строительства?» Глядя на этот, левиафан, нависший над планетой, цифра «0,9%» для самого «Костяка» казалась насмешкой. Он уже был огромен. Что будет при 100%?

«Не просто корпоративная жадность, Юля, – тихо проговорил Рой, все еще не отрывая взгляда от экрана. Его голос дрожал. – Не шпионаж. Не власть над рынком. Это… это что-то другое. Большее. Чужеродное.» Он повернулся к ней, и в его глазах Юля увидела то же осознание, что сжимало ей горло. Осознание абсолютной, немыслимой угрозы. «Они не строят инструмент. Они строят… дом. Храм. Тело. Для чего-то. И мы… мы всего лишь муравьи, таскающие песчинки для этого собора Апокалипсиса.»

Он резко выключил экран. Изображение чудовищного Монумента исчезло, оставив после себя лишь тусклое свечение светодиодов и гнетущую, физически ощутимую тишину. Темнота «Цифрового Саркофага» вдруг показалась не убежищем, а преддверием могилы. Той самой могилы, которую человечество усердно копало себе, апгрейдясь до «Омега».

Юля обхватила себя руками, пытаясь согреться. Холод шел изнутри. Она смотрела на Роя, на его сгорбленную спину, на повязку, проступившую кровью от напряжения. Они сидели в этой древней гробнице, двое крошечных, хрупких существ, узнавших, что над их головами уже плетется паутина гигантского, непостижимого хищника. И что весь их мир, со всеми его башнями, корпорациями, людьми – лишь ресурс, топливо для этой космической стройки.

«Что… что мы можем сделать против этого?» – ее голос прозвучал тихим шепотом, потерянным в гуле генератора.

Рой медленно поднял голову. В его усталых глазах не было ответа. Только ярость. Горькая, беспомощная ярость загнанного зверя. И решимость.

«Не знаю, – хрипло ответил он. – Но сидеть здесь и смотреть, как он растет… это не вариант.» Он ткнул пальцем в темный экран, где секунду назад висел образ кошмара. «Он там. Он реальный. И он голодный. Значит…» Рой встал, превозмогая боль в плече. Его взгляд нашел Юлю. В нем не было прежней колючей отстраненности. Была потребность в союзнике. В единственном человеке, кто понимал весь ужас положения. «…значит, мы должны найти способ его укусить. Даже если это последнее, что мы сделаем.»

Юля посмотрела на изображение Монумента, застывшее у нее перед глазами, даже когда экран погас. На нечеловеческие линии, на холодную, мертвую красоту этой космической чумы. Потом ее взгляд перешел на Роя. На его перекошенное болью лицо, на руки, сжатые в кулаки, на глаза, полные ярости и отчаяния. Они были такими разными. Врач протоколов и хакер из подполья. Но их связала эта тень, нависшая над миром. И теперь они были вместе против невообразимого.

Она кивнула, медленно распрямляя плечи. Страх никуда не делся. Он сжимал горло ледяным кольцом. Но под ним пробивалось что-то другое. Не надежда. Пока еще нет. Но воля. Воля бороться. Потому что сдаться – значило стать еще одним бездушным муравьем в армии Архитектора. Стать частью этого… Монумента Пустоты.

«Тогда ищем слабое место, – сказала она, и ее голос звучал тверже, чем она ожидала. – Не в нем. – Она ткнула пальцем в потолок, туда, где в воображении висел Монумент. – В них. В „АйСистемс“. В системе, которая его строит. В „Паразите“, который всем управляет.» Она подошла к своему планшету, где все еще светились паттерны ЭЭГ зараженных. «Он где-то здесь. В коде. В нейронах. И он должен иметь изъян. Все имеет.»

Рой усмехнулся, коротко и безрадостно. «Оптимизм легала. Но ладно.» Он потянулся к бутылке с их адским пойлом – разбавленным техническим спиртом. Отхлебнул, скривился, протянул бутылку Юле. «За охоту на богов, доктор.»

Юля взяла бутылку. Пластик был холодным. Жидкость внутри – отвратительной. Но она сделала глоток. Огонь растекся по пищеводу, согревая и притупляя леденящий ужас от увиденного. Она смотрела на Роя, на его острые черты, искаженные болью и яростью, и на темный экран, хранящий образ космического кошмара.

Охота начиналась. Не на корпорацию. Не на вирус. На архитектора новой, бездушной реальности, уже начавшей прорастать в небесах. И их оружием были лишь хрупкое знание, циничная решимость хакера и упрямая воля врача, отказывающегося принимать конец человечности. Это было безумием. Но альтернатива была хуже.

Она передала бутылку обратно. Их пальцы ненадолго соприкоснулись. Никакого электричества. Только холод пластика и общая, неподъемная тяжесть. Но в этом мгновенном касании было больше понимания, чем во всех их прошлых разговорах.

«За охоту,» – тихо сказала Юля, глядя в темноту, где висел призрак Монумента. Они не могли его остановить. Но они обязаны были попытаться.

Глава 15: Осознание Заражения

Тусклый свет светодиодов в «Цифровом Саркофаге» казался теперь не просто слабым – он был враждебным. Он отбрасывал слишком резкие тени, подчеркивал каждую трещину в бетоне, каждую пылинку, кружащую в спертом воздухе. Гул генератора, прежде фоновый шум, бился в висках навязчивым ритмом, слишком ровным, слишком… оптимизированным. После вида Монумента, нависшего над планетой как воплощенный кошмар, тишина бункера стала не убежищем, а камерой ожидания приговора.

Юля сидела на краю раскладушки, пытаясь сосредоточиться на планшете с последними паттернами ЭЭГ. Но цифры плясали перед глазами, не складываясь в логическую картину. Вместо анализа ее ум упорно возвращался к геометрии «Костяка» – к тем фрактальным спиралям, к угловатым выступам. Она машинально вывела пальцем на пыльном полу рядом с ногой – не медицинскую схему, а… траекторию стыковки модуля. Четкую, эффективную.

Откуда я это знаю?

Ледяная волна прокатилась по спине. Она резко сжала руку, словно пытаясь остановить непроизвольное движение. Пальцы дрогнули. Не от страха. Мелкое, ритмичное подергивание указательного пальца правой руки. Как будто он… паял невидимую микросхему.

Рой, склонившийся над своим жалким терминалом, пытаясь усилить «Паразитоскоп» новыми фильтрами из данных Юли, тоже замер. Он только что ввел сложную последовательность команд для калибровки сенсора, но его левая рука, лежавшая на колене, совершала странное движение: большой палец методично, с микроскопической точностью, терся о подушечку указательного. Не нервный жест. Не осознанное движение. Это было… протирание контактов. Идеальное, автоматическое.

Он посмотрел на свою руку, как на чужую. Лицо его стало каменным, только мышцы на скулах напряглись до боли. Медленно, с усилием, он разжал пальцы, положил ладонь плашмя на колено. Дергаться перестало. Но ощущение… ощущение осталось. Как будто под кожей поселился чужой импульс.

Тишина в бункере стала густой, звенящей. Гул генератора превратился в набат. Они не смотрели друг на друга. Не нужно было. Ужас висел в воздухе, тяжелый и неоспоримый.

Юля первой нарушила молчание. Голос ее звучал чужим, слишком тихим, слишком… плоским. «Ты… чувствуешь это?»

Рой не ответил сразу. Он поднял голову, его острый взгляд сканировал ее лицо, потом скользнул вниз, к ее правой руке, сжатой в кулак на коленях. «Что именно?» – спросил он, и в его голосе тоже не было привычной колкости. Только натянутая струна. «То, что палец дергается? Или то, что знаешь угол вхождения грузового шаттла в стыковочный узел „Костяка“ с точностью до микрорадиана?» Он резко встал, заковылял к ящику с припасами. «Или то, что прямо сейчас оцениваешь КПД этого проклятого генератора как 78.3% и считаешь это неприемлемым?»

Он нашел обломок полированного металла – часть корпуса какого-то старого прибора. Подошел к Юле, протянул ей. «Посмотри. Внимательно.»

Юля взяла холодный, неудобный осколок. Он плохо отражал в тусклом свете. Но достаточно. Она поднесла его к лицу, заставив себя смотреть не на свои запавшие от усталости глаза, а на… мышцы. На кожу вокруг импланта «Дельта» на левом виске.

Она увидела. Едва заметное. Почти невидимое. Но оно было. Микроскопическое подрагивание кожи. Ритмичное. Не связанное с пульсом. Как будто… под кожей вибрировал крошечный моторчик. Или что-то внутри импланта, чего там быть не должно, посылало пробные импульсы в прилегающие ткани.

«О, Боже…» – выдохнула она, роняя осколок. Он звякнул о бетонный пол, звук эхом прокатился по бункеру.

Рой поднял обломок. Посмотрел на свое отражение. На свой старый имплант «Дельта» на правом виске. Задержал дыхание. Сосредоточился. Да. Там. То же самое. Крошечная, нечеловечески регулярная пульсация. Не его. Не его тела.

«Ранние симптомы, – прошептала Юля, ее медицинский мозг, несмотря на панику, автоматически ставил диагноз. – Миоклонические подергивания. Нецелевая микромоторика. Навязчивые мысли технического характера…» Она подняла на Роя глаза, полные чистого, немого ужаса. «Мы… заражены. „Паразит“. Он уже в нас.»

Слова повисли в воздухе, как ядовитый газ. Внешний враг – Монумент, «АйСистемс», Проводники – был чудовищен. Но это было там. Теперь враг был здесь. Внутри. В самом святилище их разума. В последнем убежище.

Рой отшвырнул обломок металла. Он ударился о серверную стойку с глухим лязгом. Его лицо исказила гримаса ярости и отвращения – к себе, к ситуации, к невидимому захватчику. «Проклятье!» – его голос сорвался на крик, эхом отразившийся от стен. – «Как?! Когда?!» Он схватился за голову, его пальцы впились в волосы. «На крыше? В переулке? В этой чертовой клинике?! Или…» – его взгляд дико метнулся на Юлю, – «…или он сидел в „Омеге“ все время, просто ждал своего часа? Ждал, пока мы достаточно полезны или достаточно близко к ядру?»

Юля не знала. Знание врага не спасало. Протоколы оказались бессильны. Теперь они были не просто охотниками. Они были носителями. Инкубаторами той самой чумы, с которой боролись. Борьба стала войной на два фронта, и второй фронт проходил по нейронным путям их собственного мозга.

Она почувствовала, как ноги подкашиваются, как волна паники и бессилия готова накрыть с головой. Она прислонилась к холодной стойке, закрыв глаза. Перед веками встали пустые глаза Лены, механические движения Келлера, синхронный шаг охранников… Такой же, как скоро буду я?

Вдруг она почувствовала тепло. Грубое, неожиданное. Рой стоял перед ней. Он не обнимал ее. Не пытался утешить словами, которых не было. Он просто… взял ее руку. Его пальцы – длинные, нервные, обычно порхавшие по клавиатурам – обхватили ее ладонь. Крепко. Почти до боли. Его рука была горячей и… дрожала. Не от страха. От сдерживаемой ярости. От усилия не поддаться панике. От усилия быть здесь.

Это был жест. Жест солидарности. Последнего союзника в осажденной крепости. Жест, говорящий: Ты не одна. Я тоже здесь. Вместе в этом аду.

Юля не отдернула руку. Напротив, ее пальцы сжались в ответ. Холод отчаяния внутри на мгновение отступил перед этим грубым, неловким, но человеческим теплом. Их взгляды встретились. Никаких слов. Никаких уверений. Только общий, неподдельный ужас. И общая, хрупкая решимость не сдаваться. Не сейчас. Не пока они дышат и чувствуют.

Рой не отпускал ее руку. Дольше, чем требовалось для простого жеста поддержки. Дольше, чем было «нужно». Его взгляд, обычно такой острый и насмешливый, был теперь открытым – в нем читалась та же потерянность, та же потребность в якоре, что и у нее. Эта вынужденная близость в подземной могиле перешла грань. Теперь они были связаны не только общей угрозой снаружи, но и общим врагом внутри. Эта связь была страшной, отравленной, но она была единственной реальностью в рушащемся мире.

Наконец, он отвел взгляд, резко, почти смущенно, и ослабил хватку, но не отпустил до конца. «Значит… – его голос был хриплым, – …борьба начинается дома. Прямо сейчас.» Он кивнул на их соединенные руки, на ее подрагивающий палец, на свою собственную скрытую дрожь. «Он здесь. Значит, мы бьем здесь. Пока можем.»

Юля кивнула, сжимая его пальцы в ответ. Страх никуда не делся. «Паразит» тихо шевелился под их кожей, в их мыслях. Но в этом прикосновении, в этой немой клятве сопротивляться до конца, рождалось нечто новое. Не просто союз по необходимости. Глубже. Темнее. Сильнее. Они были двумя последними островками человечности в океане надвигающегося безумия, и они цеплялись друг за друга не только ради выживания, но и ради того, чтобы помнить, что значит чувствовать. Даже если это чувство было леденящим ужасом и горькой солидарностью обреченных.

Борьба за свой разум только началась. И цена поражения была хуже смерти.

Часть 2: Архитекторы Пустоты

Глава 16: Борьба с Тенью

Воздух в «Цифровом Саркофаге» больше не пах озоном и пылью. Он пропитался страхом. Тонким, едким, как запах перегретой платы перед коротким замыканием. Страхом, который не витал в воздухе, а жил внутри них, пульсируя в такт невидимым импульсам под кожей висков.

С тех пор, как осознание заражения обрушилось на них как бетонная плита, каждый момент стал полем боя. Не снаружи – там ждали Проводники, дроны и нависший в космосе Монумент. Битва бушевала внутри. В тишине нейронных связей, в бессознательных движениях пальцев, в самой структуре их мыслей.

«Протокол Альфа: Ментальный Якорь. Время – 08:00.» Юля стояла посреди бункера, спиной к мерцающим светодиодам, глаза закрыты. Ее голос звучал слишком громко в гулкой тишине, слишком ровно, как будто она зачитывала инструкцию по применению смертельно опасного прибора. «Фокус на сенсорном воспоминании. Цель – активировать лимбическую систему. Противостоять аффективному уплощению.»

Она глубоко вдохнула, пытаясь пробиться сквозь холодную пелену, которую «Паразит» набрасывал на ее эмоции. Кофе. Утро. Клиника «НейроСкан» до «Омега». Не озон. Настоящий кофе, горький, обжигающий губы. Звук смеха медсестры Лиза за дверью. Глупый анекдот про нейрохирурга и робота-уборщика. Жар стыда, когда она поняла, что смеется слишком громко. И… тепло. Просто тепло от кружки в руках. Человеческое, неэффективное тепло.