Война кланов. Охотник 2

С легким стоном поднимаюсь и выхожу на кухню. На меня оглядываются тетя с Иванычем. На столе темнеют колбасные кружки, и в кружках покрытый пленкой коричневый чай.

– Оклемался немного? – спрашивает берендей.

– Вроде как, – отвечаю я, умываясь под пристальными взглядами парочки.

Два воина с разных фронтов. Временно объединились для сражения с третьим врагом. Они до утра просидели на кухне – постаревшая тётя и оплывший Иваныч. Тяжеловато им далась эта ночь – о многом пришлось поговорить.

– На, читай! – тётя протягивает знакомый блокнот.

Тот самый, что всегда являлся неотъемлемой частью Голубева. А Голубева ли?

Отголоском далекого эха раздается: «Спасибо, сын!» Я переворачиваю жесткую корочку блокнота.

Отметки о появлении в техникуме, расписание лекций, выходы и заходы в общагу – отец за мной следил! Да ещё как следил, чуть ли не над ухом дышал и в тетради не заглядывал.

За заметками идет убористый почерк. В разных местах нервно зачеркнуто и исправлено. Я вчитываюсь:

«Здравствуй, Саша!

Я не знаю – буду ли жив, когда ты прочитаешь записи, поэтому хочу довериться бумаге, если не успею объяснить всё лично. Бумаге легче рассказать, чем глядя тебе в глаза.

Я очень рад, что у меня вырос такой хороший сын! Прости, что меня не было рядом при твоём взрослении, и я не смог увидеть ни первого сентября, ни поступления в техникум. Не видел окончания школы и не бранил за первые опыты с сигаретой. Я очень виноват перед тобой. Очень! Прости, если сможешь.

Прости за сумбур в написании: так мало времени, а мне так тяжело сосредоточиться и с чего-либо начать.

Когда похитили тётю Машу, я места не находил. Полтора года провёл в поисках. Потом почувствовал её зов и кинулся за ней. Ты только-только начал ходить и разговаривать. Такой был смешной карапуз! Всюду лез и всё спрашивал. Мы с Ольгой не могли на тебя нарадоваться.

Тётю я нашел в Сибири,  она вырвалась из лап нашего общего врага. Я не смог удержаться, мне всё равно, кто её обидел – я бросился мстить за родного человека.

Я выследил врага, до сих пор не могу понять, как у меня это получилось, но я убил Волчьего Пастыря. Однако не смог убить то маленькое существо, что вылезло из землянки.

Когда она выползла на свет, я вспомнил о тебе. Вы почти погодки и девочка одна… среди тайги. Когда я взял её на руки, то думал, что это обед Пастыря. Но когда она впилась в руку маленькими зубками, то разом всё рухнуло. Всё, что было самое дорогое и самое любимое – всё в один миг прекратило своё существование. Я стал оборотнем.

Я знал, что должен умереть, но не смог. У меня были вы, у берендеев при смерти находилась тётя. И я решил, что когда верну тётю назад, то потом взорву себя.

Девочка осталась у трупа Пастыря, когда я услышал бегущих перевертней. Они прошли за мной до самого дома берендеев. Мы с тетей многих тогда положили и вернулись обратно.

 Я опять не смог убить себя. Я скрыл укус.

Мы удалились от тёти – я нашел повод поругаться, чтобы она ничего не заподозрила.

Стоило посмотреть в твои глазёнки, на Ольгу и я думал, что справлюсь. Но нет, «командировки» участились, и я часто засыпал и просыпался в другом месте, порой с окровавленными губами. Я не мог больше находиться рядом с вами, но старался оттянуть расставание.

В то злополучное утро два перевертня настигли нас. Я положил обоих, но не смог справиться со своей второй натурой. Я кинулся за вами.

Прости меня, сын!

Я убил Ольгу…

Убил бы и тебя, но внутри всё воспротивилось этому. Я изуродовал лицо одного из перевертней, одел в свою одежду и положил рядом с Ольгой.

Ты был ещё так мал, и сердце разрывалось, когда оставлял тебя на дороге. Потом я бежал. Долго. Падал, вставал, и опять бежал. Знал, что на Земле не должно жить такое чудовище, но не мог убить себя. Я трус! Рука не поднималась сделать это.

Очнулся среди перевертней. Возле той самой маленькой девочки. Старые оборотни поняли, кто я. Хотели воскресить своего предводителя. Но без последней крови они не смогли этого сделать.

Я убедил их, что не знаю, куда ты подевался, и куда тебя спрятали охотники. И на меня наложили зарок стать отчимом и телохранителем для дочки Пастыря. Пока не найдется способ воскресить её отца. Клин клином заменили.

С каждым годом хозяйка набиралась сил, оборотни обучали её приемам Зова и охоты. Её растили в ненависти к тебе, как к единственному препятствию на пути к отцу. Я же защищал её от всех невзгод и пытался вселить чуточку доброты в маленькое сердечко. Она заменила мне тебя, Саша.

А она меня только использовала. Она думает лишь о воскрешении отца. И я не мог противиться её желанию, когда она захотела тебя найти.

По Вызову она тебя и нашла…

Ты думаешь, что вхождение в Игру было всего лишь шуткой судьбы? Нет, ты запланировано купил катридж. Он маячил перед тобой пару месяцев. Ты даже приставку взял у друга ради этого катриджа. Методично тебя втягивали в Игру, чтобы получить последнюю кровь. Могли бы и раньше, но без участия в войне твоя кровь была бы бесполезной…

Я спланировал твою поимку, даже нашел отморозков, которые вызовут тебя на улицу. В идеале тебя должны были просто передать нам. Но она не смогла сдержаться. Ваша пролитая кровь свела её с ума, и она выскочила на поляну.

Мне пришлось вмешаться в побоище, пока она не порвала тебя вместе с остальными. Я пытался предупредить о ней, но рядом постоянно находились перевертни. Она не доверяла мне, она вообще никому не доверяла.

Знал бы ты, Саша, как тяжело находиться рядом с тобой и не иметь возможности сказать о своих чувствах. Попросить прощения. Всё время скрываться за маской – это моё искупление за совершенные грехи. Но я горжусь, что у меня вырос такой сын. Не каждый отец может сказать такие слова.

 Я могу!

В ту ночь я задержал машину и убил водителя, чтобы изуродованное тело выдать за твоё – у меня же получилось один раз такое. На время от тебя отстали бы. Но ты мой сын, и не побежал прочь, как сделал бы любой нормальный человек. Ты не глупец, но ты излишне храбр, а это порой сродни глупости.

В милицейской машине я старался не показать сидящему рядом прапорщику, что ты мне дорог. Прости, если побил очень сильно. Я ощутил Зов берендеев в твой адрес, и отвлекал внимание на себя, пока изображал пришибленного током. Но ты опять не убежал от опасности.

Я хотел тебя спрятать от хозяйки, посадить в СИЗО, чтобы дать время тёте Маше среагировать. Я не знал, что внутри находился Жмырь. Начальник изолятора должен был посадить тебя в «одиночку», но опять пошло не так, как я планировал. Эта жирная свинья поленилась выполнить мою просьбу. Как же он пищал потом, когда я перекинулся у него дома…

 Моя расплата за грехи. Всё не так как надо.

Берендеи смогли тебя вытащить, и это лучшее из того, что могло произойти. Я видел, что ты не прошел обучение и не можешь противостоять перевертням. Для окончательной проверки я послал недавно укушенного к Марии, когда вы замыкали Защитный круг. Тётя Маша как всегда на высоте.

Я забрал тело и показал труп хозяйке. Рассказал, что это ты набрал огромную силу, и ей пока не справиться с тобой. Она согласилась подождать до весны, и мы начали похищать охотников, чтобы она могла обучаться на них. Дочь Пастыря готовилась к встрече с тобой.

Она заставила меня рассказать о знакомых охотниках. Дралась с ними лично, растягивала удовольствие. Выходила один на один и училась, училась, училась. Добивали их недавно укушенные – хозяйка брезговала смертью. Молодые и старые, мужчины и женщины, охотники умирали, глядя мне в глаза, а я всё трусил рассчитаться с жизнью и слушался хозяйку.

Я наблюдал издалека: как растёт твоя скорость, как улучшаются навыки, но ты ещё слаб против неё. Она времени даром не теряла, и мне становилось всё труднее её обманывать.

В мае дочь Пастыря заставила организовать на тебя засаду. Ты смог прорвать круги защиты – мало кому удавалось. Я наблюдал, как ты справился с двумя неслабыми перевертнями. Я гордился тобой! Но я не мог противостоять ей!

Это я ворвался в палатку. Иначе тебя могли просто убить. Хозяйка набрала твоей крови и умчалась к отцу, а мы должны были закончить с тобой и Марией. Мария не смогла противостоять пяти старым оборотням, и мы почти закончили ритуал, когда я попросил убить вас самому. Хорошо, что я не сделал этого. Тётя успела сказать, что ты уже не последняя кровь.

Я стал дедушкой!

Это сообщение перебороло во мне звериную сущность. Я не смог убить вас. Я не знал, что мне делать. Впервые я взбунтовался против хозяйки. Я вызвал «Скорую» и успел вытащить тебя из горящего храма.

Я сказал дочери Пастыря, что тебе удалось ускользнуть.

Как она кричала!!! Едва не убила меня, но я поклялся предоставить тебя пред её глаза.

Как мог я задерживал свору, но она лично возглавила твою поимку. Задействовались все оборотни округа, и если бы не берендеи…

И я почти остался с вами в самолёте – почти сумел зацепиться. Тогда я бы смог объясниться, смог рассказать, но берендеи на этот раз переусердствовали.

Всегда это злополучное «почти». Как же я ненавижу это слово.

Я знал, куда вы направились. Я там был. По вашим следам шли разведчики. Им дано чёткое указание не трогать вас, лишь проследить за сохранностью, но Сидорыч всегда оставался на страже. Почти все разведчики уничтожены, однако я узнал самое главное – ты добрался до арбалета, а также узнал, где находится твоё дитя.

Рано или поздно я расскажу хозяйке этот секрет, поэтому сейчас набиваю плащ заговоренной медью.

Я устал убивать, я устал предавать, я устал.

Прости меня, сынок. Прости, если сможешь».

Я откладываю блокнот в сторону. Тяжелые мысли безуспешно пытаются выстроиться в одну цепочку. Как валуны при обвале – одни падают на других и катятся весело в пропасть.

Я стал отцом? Но кто? У меня же только с одной… Людмила! Как же так?

Понемногу кусочки мозаики складываются в одну картину. Земля вспучивается горбом. Меня тянет прочь и, чтобы удержаться, я хватаюсь за жесткую столешницу. Воздуха не хватает, внутри полыхает жаром пустыня.

Дочка Пастыря… Юля?

Земля покачивается ещё раз, сильнее.

– Я узнала его в ту ночь. Пришлось ему открыться, иначе нас бы с тобой не было. Когда перевертни занесли тебя вовнутрь и опрокинули лампады, Владимир подошел ко мне. Я видела, что в нём боролись две сущности, и помогла одной из них. Он появился в больнице среди других оборотней. Он уговорил опытную охотницу не рваться в бой, чтобы одним махом решить проблемы. А потом тихонько подсунул блокнот, но ты сам видел, как всё получилось, – тихий голос тёти вернул меня к реальности.

Я оглядываю кухоньку. Иваныч молчит. Чёрные глаза буравят меня насквозь. Тётя ставит чайник.

– Значит, я убил своего отца? Мне не показалось?

– Он должен был умереть сам, такой кодекс охотников. Скольких охотников он отправил к Роду – неизвестно. Твой отец оказался слаб, гораздо слабее напарника. И он попал под её влияние.

– А кто это?

– Дочь Пастыря, только она могла объединить стаю.

– Это Юля? Женька говорил, что она приезжала с синяками. И что пропадала надолго.

Тётя не отвечает, её глаза смотрят на просыпающееся утро. Смотрит, как светлеет на горизонте.

После долгой паузы она протягивает мне резиновую маску. Пустыми глазницами на меня смотрит измазанное кровью лицо Голубева.  Лицо следователя…

 Он всё время находился рядом и не мог открыться…

Я убил отца, я отомстил ему за мать… Но как же погано на душе… Ведь он не виноват… или виноват?

А я всё это время мечтал о той, которая жаждала меня убить…

Ребёнок! Он узнал, где мой ребёнок. И это произошло, пока я был в поездке за арбалетом…

Пустышка!!! Соска!!! Та самая, которую я нашел у дома Сидоровича. Тетя всё знала?

– Тётя, а как зовут моего ребёнка? Меня поэтому Сидорыч не пускал в дом? – вырывается у меня.

– Ульяной дочку назвали, и не было её у Сидорыча. Как раз в это время они гостили в деревне. И не пускали, чтобы ты не учуял родной запах, – качает головой тётя.

– И ты мне не сказала о ней?

– Саша, не нужно тебе это было. Ты бы захотел её увидеть, но был не готов противостоять оборотням. И себя погубил бы, и её. Игра после этого перешла бы на другой уровень и вряд ли людям на этом уровне нашлось бы место.

Иваныч кивает косматой головой, подтверждая её слова.

– Игра… Игра… Игра… Как же достали меня с этой Игрой! Я не хочу в ней участвовать! Как мне сделать выход?

– Никак, – пожимает плечами тетка. – Она заканчивается либо со смертью участника, либо с гибелью триединства…

– Что такое триединство?

– Ты знаешь, – опускает голову тетка.

Ты знаешь. Да что я знаю-то?

– Когда я смогу увидеть дочку?

– Не скоро! – подает голос Иваныч. – Очень не скоро. Пойми, Саша, сейчас дочь Пастыря знает, что где-то есть малышка, которая стоит на пути к воскрешению отца.

– Тебя сейчас нужно снова изолировать и обучить. Но не физически, а духовно. И на этот раз тебе не помогут нытьё и жалость. Нам нужно будет покинуть это место, ведь она знает о тебе почти всё, и всего лишь дело времени – собрать армию оборотней и продавить Защитный круг. Она вряд ли остановится сейчас. Лучше будет начать на новом месте.

– Один раз я смог пройти защитные круги, – я задумчиво верчу в руках кружку.

– Если ещё раз вздумаешь проламываться и лезть в засаду, то приходи сразу ко мне – проломлю топориком голову, чтобы не мучился, да и всех делов, – советует тётя Маша.

За окном чирикают проснувшиеся птицы. Первый луч солнца прыгает на печку оранжевым пятном.

– И когда же мы встретимся с Юлей? – непонятно почему, но я не могу её ненавидеть.

От любви до ненависти один шаг, а тут целый прыжок, да ещё с разбега. Но я не могу. Хочу, но не могу. Как только представлю карие глаза, так в груди возникает горячий пульсирующий ком.

– Когда научишься противостоять волчьему гипнозу – хмари. На тебе лица не было, когда ты зашел в палату. Сразу видно, что находился под влиянием дочери Пастыря. Еле смогла сбросить чары.

– Эта слабость напала после того дня. Ну… Ты помнишь.

– Я зря тебя учила, что нельзя поддаваться чувствам? Нельзя веления сердца ставить вперёд приказаний мозга. Теперь у неё есть чем на тебя влиять, есть твоя кровь. И мне придётся приложить много усилий, чтобы отразить её заговоры. Готовься к весёлой жизни, папаша. За Людмилу с Ульяной не волнуйся – их перевезли в другое место. Как только появится возможность, так сразу же увидишься с ними, – тётя подпирает кулачком щеку.

– Это хорошо! Но в уме не укладывается – как же я был настолько слеп? Или это чары, которые она на меня наложила? Гипноз?

– Вот этой хмари мы и будем учиться противостоять. У русалок есть песни, которыми они заманивают корабли. У перевертней специальные заклинания и заговоры, которые ослабляют врага. На тебе они и были использованы.

– Ладно, поеду я домой. С вами хорошо, но без вас ещё лучше, – тяжело поднимается Иваныч. – Видать судьба такая – охранять охотников на оборотней.

– Иваныч, не нужно, – говорит тетя Маша, – мы можем и сами справиться.

– Я видел, как ненужно! – бурчит Иваныч. – Пока замкните круг за мной, а как надумаете выезжать, так сразу позвоните.

– Мы проводим вас, Михаил Иванович! Передавайте привет Вячеславу и Федору, – я тоже поднимаюсь с места.

Иваныч вывозит нас за околицу. Тетя достает пару игл. Берендей вздрагивает от вида оружия в её руках, видно тётя и вправду была сильным бойцом. Он ждет в машине, пока тётя делает заговор.

Иваныч выходит и проверяет прочность невидимой стены. Сначала бьет кулаком, потом с разбега, пытается продавить – лицо краснеет ярче свекольного сока. Я с другой стороны пытаюсь пробиться и тоже безуспешно.

Он машет на прощание и делает киношный жест – «позвони». Тётя машет ему в ответ, и сиреневая девятка улетает прочь.

Мы возвращаемся обратно в дом. На душе копошатся крысы, хочется сплюнуть накопившуюся горечь, но не хватает слюны.

Я поднимаю со стола блокнот, пролистываю страницы. В детстве мы рисовали на страницах человечка, и на каждой у него было новое движение, так получался маленький мультик. Вот и сейчас я прошелестел воспоминаниями отца – единственным, что осталось от него.

Из-за обложки вылетает чёрный лепесток, похожий на хризантемный и планирует на тётин шерстяной носок. Она вздрагивает, увидев его.

Он один был красив сам по себе, а каков же был цветок, который окружали такие листочки?

Негнущимися пальцами тётя сжимает лепесток в сухоньком кулачке. Я вижу, как блестит влага на добрых глазах, пока она не отвернулась, сморкаясь в носовой платок.

– Тётя, все в порядке? – спрашиваю я.

– Да-да, Саша, все хорошо. Пылинка в глаз попала, – через силу улыбается тётя.

– Опять вспомнила об отце?

– Что? Ах, да! О Владимире. Саш, сегодня отдыхаем. Натопи баню. А завтра начнем собираться. Завтра вечером нас встретит Иваныч, и мы поедем. А сегодня отдых, – тётя отворачивается, звеня чашками в серванте.

Она замирает на миг и из её руки падает какая-то стружка. Я подхожу к тете Маше и обнимаю сухонькие плечи.

– Тётя, всё будет хорошо! Мы справимся, и ты ещё понянчишься с Ульяной.

– Я знаю, Саша. Я знаю, – тихо говорит она, прижимается ко мне и тут же отпрыгивает. – Но это не повод, чтобы сейчас отлынивать от растопки бани. Бегом за дровами! А то я скоро подпрыгну, и от меня отвалится слой толщиной с палец!

Передо мной стоит ведущий волхв клана охотников.  В халатике, в шерстяных носках, но вряд ли она уступит по силе и мужеству Илье Муромцу, былинным богатырям и Суперменам американским. Весёлый задор снова плещется в глазах, рядом пляшет привычная бесинка. Я чувствую уверенность в завтрашнем дне, значит, всё будет хорошо, и мы со всем справимся.

– Бегу, тётя, бегу! – я поднимаю с пола стружку, она оказывается тем самым лепестком… но белым. – Ты успела его покрасить, или мне показалось, что он был чёрным?

– Показалось, Саш! Где же ты видел чёрную ромашку? – звонко хохочет тётя, от смеха у неё выступают небольшие слезинки.

В этот день мы отсыпаемся после бани. Впервые меня не мучили кошмары, впервые я спал без снов.

Петух словно нашел огромный рупор – так громко дерет горло. Но я рад его слышать. Он кричит, что я живой и что наступает новый день. Кричит о том, что пришло ещё одно утро, когда можно совершить что-то хорошее или исправить плохое.

С кухни тянет теплым запахом плюшек.

– Тётя, куда мы направимся?

– Далеко, Саша. Не могу сказать, чтобы не знал ты дороги, иначе может по Вызову за нами последовать и дочка Пастыря.

– Рано или поздно мы с ней встретимся. Правильно ли я понял, что её можно убить тем же, чем и отца?

– Правильно, не зря же я выдернула стрелку. Она последняя, как игла у Кощея. Эх, Саш, сдается, что мы очень скоро встретимся с пастушкой волков. Так что сейчас попьем чай и начнем собирать вещи. Нужно поторапливаться.

– Тётя, а…

Я не успеваю закончить свой вопрос – в дверь раздается. Входит запыхавшаяся соседка. Следом в дом заглядывает Тузик. Черная пуговица носа тревожно подёргивается.

– Мария, сейчас ехали из города, неподалёку от нас на дороге парень остановил. Говорит, чтобы позвали тебя с Александром. Мой-то послал его сразу, мол, сам не маленький, дойдешь и позовёшь. А тот в ответ кричит и слезами умывается, что не может какую-то черту перейти. Или круг… Вы бы сходили – может парня в дурку надо? – тараторит соседка.

– А как парня-то зовут? – спрашиваю я.

– Сказал, что Евгений Коротаев, вроде как бывший однокурсник Александра.

Мы переглядываемся с тёткой и выходим наружу. Из-под ног испуганно выскакивает Тузик и заливается лаем вслед.

Только этого не хватало. Юля, Ульяна, Людмила, а теперь ещё и Женька. Мало хлопот, на-ка, возьми ещё вот.

Мы идем по оживающей земле, тётя думает о своём и молчит. Деревня просыпается, шумит под ветром кусты сирени, вербы, шелестят листья лип, осин и берез. Черно-белая кошка кидает на нас взгляд и скачет прочь, вскоре скрываясь под широкими листьями лопухов.

У меня в голове зреет ненависть. Ненависть ко всем перевертням. К тем, кто лишил меня детства. К тем, кто забрал из души чувства, оставив только злобу и ярость. К тем, кто также люто ненавидит меня.

Я не могу смотреть на людей как на соседей или друзей – за каждым мерещится перевертень, который ждет, пока зазеваюсь, чтобы вонзить в меня длинные клыки. Я ненавижу всех перевертней и боюсь стать таким же, как отец.

Не знаю – смогу ли в трудной ситуации лишить себя жизни, как Александр, напарник моего отца, или же трусливо перейду на сторону оборотней. Однако я должен жить, ведь где-то в Сибири улыбается и агукает моя дочь, «последняя кровь», и я должен защитить её любой ценой.

Юля – это дьявольское создание, эта предводительница Дикой стаи, эта миловидная девушка, за которой тянутся кровавые реки. Я всё равно не мог заставить себя её ненавидеть. Мысленно таскал себя за вихры, тянул за уши, приводил доводы и аргументы, но не мог пересилить. Когда вспоминал её карие глаза, то таял, приходилось одергивать, чтобы прийти в норму.

За чертой защитного круга испуганно озирается Евгений Коротаев. Мой друг и однокурсник. Человек, который всегда поддерживал меня. Увидев нас, друг дергается навстречу, но отлетает от невидимой преграды. Озадаченно чешет затылок и виновато улыбается.

Его не пропускает Защитный круг…

Он оборотень!!!

Солнце заливает ярким светом просыпающийся лес. Небо наливается синей глубиной, по нему чиркают стрижи и низко пролетают ласточки. Значит, скоро будет дождь.