Эхстрим, или Сверх ожидаемого. Рассказы 2016—2019

Тут до него дошло, что и живот прошел. Майор даже охнул, схватившись. Волчий взгляд превратился в собачий.

Свою слюну майор сглотнул с трудом. Он снял трубку.

– Товарищ генерал? Здравия желаю. Как здоровье супруги?

4

На этот раз Фука устроили на переднем сиденье со всем возможным почетом. Правда, усилили и охрану так, что богатыри едва поместились в салон.

– У товарища генерала тяжело хворает жена, – пояснил по пути майор.

– Старая стала? – робко осведомился Фук, еще не освоившийся в новом качестве авторитетного лица и не привыкший к дозволению вопрошать лиц могущественных.

– Наоборот, молодая. Девятнадцать лет, героиновая наркоманка. И кокаиновая тоже. Столько бабла и цацек, что окончательно слетела с катушек. Совсем уже не видит берегов! А товарищ генерал с ней носится, да облизывает.

…Генеральская дача раскинулась на много гектаров и была окружена пятиметровым забором. Гудело электричество. Дюжий часовой проверил у гостей документы и поднял шлагбаум. Фук походя нашел у него редкое генетическое заболевание, последствие многочисленных кровосмешений. Конечно, он не сумел сформулировать точный научный диагноз, а просто понял, в чем беда.

Автомобиль миновал большие красные ворота. На заснеженной лужайке резвились доберманы, в отдалении конюх выгуливал арабского скакуна. Из ужасной конской пасти валил пар. Управляющий ввел всю честную компанию в дом. Генерал сошел к делегации по ковровой лестнице, будучи одет в спортивные брюки и вытянутую майку. Он смерил Фука брезгливым взглядом и уставился на майора.

– Ты понимаешь, что будет, если чего, – предупредил он.

– Так точно, товарищ генерал.

– Ну, пойдем.

Генеральша в одном белье лежала, растянувшись на полу и прикованная наручниками к батарее.

– А-а, здрасьте, – пропела она, сверкая глазами. Они были пусты и лишь отсвечивали, как надраенные плошки.

– Вот, – скорбно сказал генерал. – Такие дела. Так и живем. Давай, кудесник.

Фук сделал шаг вперед.

– Не подходи ко мне, блядь! – завизжала генеральша. – Не приближайся, сука! Яйца откушу, порву тебе жопу!

Она предупреждающе брыкнула еще по молодости упругой, но уже зеленоватой ногой. Фук глянул по сторонам. Он успел немного освоиться в новом качестве, объяснений никаких не искал и пока хотел одного: продержаться, не дать улетучиться дару, пока Фук не забьется в какую-нибудь нору – если туда отпустят, что вряд ли, раз он лечит высший офицерский состав – ладно, пусть не в нору, то есть пускай не домой, он не против того, чтобы его где-нибудь заперли, но при условии, что там и забудут на время, а лучше – навсегда. И чтобы чем-нибудь кормили, конечно.

Все взоры устремились на Фука. Пан или пропал. Фук подступил вплотную намереваясь излить благотворную влагу через оттопыренную губу, потому что плюнуть в генеральшу запросто, по-верблюжьи, он все еще не решался. Она же вдруг выгнулась гуттаперчевым колесом и ударила пяткой в его утиную переносицу. Фук сразу крякнул, как положено. Тогда генеральша вытянулась. Вернее, она удлинилась, как пластилиновая змея или суставчатая указка. Сделав это, она погрузила зубы в щиколотку Фука. Там они и остались, эти зубы – все до последнего израильские импланты из драгоценностей с кораблей, затопленных в Мертвом море. Генеральша запальчиво чавкнула, поймала деснами воздух. Фук заревел от боли, разбрызгивая слюну на всех, во все стороны. Ее он поднадоил из себя достаточно, чтобы хватило. Слюдяные капельки осели на генерале, генеральше, повторным лечебным курсом осыпались на майора и зацепили всех до последнего холуев.

Генеральша обмякла.

– Свет невечерний, – прошамкала она. – Как холодно в горнице!

5

Точка кипения была достигнута, и в жизни Фука появился Пепенко.

Казалось, он передвигается, окруженный невидимым колоколом. Внешне Пепенко не выделялся ничем, и все в нем было настолько среднее, что нечего и рассказывать. При этом ему удавалось выделяться не только из общества, но и вообще из среды как природной, так и рукотворной. Незримый колокол разносил окружающим весть, но ничуть не благую; впрочем, и черную весть он не нес, а просто какую-то важную и непонятную. Вокруг Пепенко не всегда образовывалось пустое пространство, с ним часто стояли рядом, он мог затеряться в толпе, однако его присутствие выдавало себя постоянно и не очень приятно.

Фука заперли в научной лаборатории. Две недели обследовали, добыли из Фока образчики разных жидкостей, и в первую очередь – слюны. Новый Год промелькнул грустной падающей звездой. Близилось Рождество. Пепенко, в халате поверх пиджака, явился на пятнадцатый день. Он буднично сообщил:

– Без тебя не работает.

– Не понял вас, – отозвался Фук. Он уже понял, что в обозримом будущем ему не сделают ничего плохого. Пожалуй, даже откроются захватывающие перспективы, а потому он осмелел.

– Слюни, – пояснил Пепенко. – В них нет ничего особенного. Медицина сделала вывод, что фокус в тебе.

Повисло молчание. Фук сидел на койке, Пепенко стоял у двери.

– В ухе звенит, – сообщил Пепенко. – И плечо чешется. Понятно выражаюсь?

– Желаете, чтобы харкнул?

– Если не трудно – по минимуму.

Фук принял благообразный вид и аккуратно исполнил его просьбу.

– Не на пиджак, – поморщился Пепенко и вынул носовой платок. – Надо на кожу.

Вторая попытка удалась. Он стер плевок пальцем, бесстрастно понюхал, попробовал на вкус.

– Неужто не брезгуете? – не удержался Фук.

– Это входит в мои должностные обязанности. Я не брезгую никогда, никем и ничем.

Пепенко снова помолчал.

– Ко мне приходило духовенство, – сказал он после паузы. – Просили вас одолжить. Я отказал. Распорядился выдать слюну. В банке.

– Она же без меня не работает.

– У них заработает.

Пепенко сунул в ухо палец, повертел, вынул.

– Да, не звенит, – согласился он. – Вот что, Фук. Тебя представят очень важному лицу.

– Министру? – предположил Фук.

– Министру, – презрительно передразнил Пепенко. – Он этих министров…

– Неужто…?

– Нет. Пока – нет.

– Я понимаю так, что это лицо захворало.

– Совершенно верно, – с серьезнейшим видом кивнул Пепенко. – И очень тяжело.

6

Фук не видел в жизни ни одного олигарха. Даже по телевизору, потому что телевизора у него не было. По пути Пепенко ввел Фука в обстоятельства дела. По его словам, властелин мира занемог после рождественского ужина. Ему стало трудно дышать, поднялось давление. Что самое удивительное – пропал аппетит. Олигарх наотрез отказался обследоваться, ибо не без оснований боялся разных лучей. Капсулы томографа он боялся еще больше, и тоже не зря. Олигарх заперся на вилле и страдал в окружении цепенеющих домочадцев.

– Слюны не жалей, – сказал Пепенко.

Автомобиль шел так плавно, что виски в его квадратном стакане даже не колыхался. Салон был настолько просторен, что даже огромному Фуку хватило место раскинуть ручищи и ножищи.

– Могу дополнительно отрыгнуть, – предложил Фук. Ему, теперь сытому, такое не составляло труда.

– Не борзей, падаль, – ответил Пепенко.

Оказавшись на месте, Фук принял виллу за город, но выяснилось, что перед ним всего-навсего службы – конюшня, псарня, дворницкая, другие людские. Дальнейшее он просто перестал воспринимать. Он послушно пошел, куда повели, и через полчаса вступил в белокаменную палату, где от золота резало и щипало глаза. Многих животных, чьи шкуры лежали, а головы смотрели со стен, давно не осталось не только в природе, но и в Красной книге. Вдали возвышался шест, вокруг которого вращалась стриптизерша, но на нее никто не обращал внимания. Олигарх полулежал в кресле, закутавшись в плед. Колючие глазки страдальчески смотрели из кирпичных щек.

– Пе-пе, – прохрипел он.

– Весь внимание, – изогнулся Пепенко. – Самородок доставлен. Подвести поближе?

Олигарх зашелся в приступе кашля. Глазки вдруг стали огромными и полезли из пухлого черепа.

– Давай же, – нетерпеливо бросил Фуку Пепенко.

Фук плюнул, постаравшись сделать это солидно. Плевок шлепнулся на высокое чело и некрасиво расползся. Всем показалось, что олигарх сейчас лопнет. Охрана потянулась за оружием. Стриптизерша замерла на шесте, а медвежья башка волшебным образом обнажила клыки. Олигарх напрягся и выплюнул огромное голубое яйцо. Оно вкрадчиво стукнуло по ковру и покатилось уже бесшумно.

– Это же голубой карбункул, – проговорил Пепенко с несвойственным ему ошеломлением.

– Не знаю, откуда он взялся! – каркнул олигарх.

Он снова поднатужился и выделил второй.

«Чудеса», – зашептали вокруг.

Пот с олигарха лил градом.

– Черт его разберет, – хрипел он. – Впервые вижу!

Из него вышло еще шесть камней. Краска сошла с лица, пульс и дыхание выровнялись.

Фук, тоже ничего не понявший, огляделся по сторонам. Все отшатнулись под его взглядом. Кто-то перекрестился.

Олигарх встал.

– Минуточку, – сказал. – Еще не все.

Он с неожиданной прытью бросился прочь. Через минуту откуда-то смутно донесся шорох спускаемой воды.

7

Как-то однажды, когда Фук лежал с пересохшей ротовой полостью после того, как вылечил от панкреонекроза всю верхушку медийного холдинга, Пепенко вошел к нему загадочный и мрачный.

– Помнишь, я тебе сказал «нет»?

– Помню.

– А вот теперь – да.

Фук сел. Койка скрипнула. Фук стал не тот, каким был некогда: он отъелся, короста сошла, мелкие язвы закрылись, успокоились печень и селезенка. Себе он помочь по-прежнему не мог, зато его кормили на убой. В минуты сомнения Фук побаивался, что буквально. С одной стороны, он возвысился; с другой, ему открылось много опасных тайн.

Фук испытал смешанные чувства. Настал его звездный час, но сам Фук не приложил к этому ни малейших усилий. Его, нескладного, куда-то волокло. К возбужденному трепету примешался восторг, разбавленный ужасом. Однажды Фук видел безумца, который вот так же взял и харкнул в это неназываемое лицо – правда, не в живое, а только в портрет. Террорист не ушел далеко. Его схватили шагов через двадцать, за ним подъехал целый броневик. Теперь то же самое предстояло совершить Фуку, и это был тот редкий случай, когда благородная цель рискует не оправдать средства.

– Он что, болеет? – шепотом спросил Фук.

Пепенко втянул голову в плечи.

– Не знаю, – ответил он глухо. – Никто не знает. Мне сказали, что мера профилактическая. Спасибо и на том, могли ничего не сказать.

Фук намного подумал.

– Может, хватит просто послюнить палец и мазнуть? У меня горло переклинит.

– А ты готов ответить за результат? – Пепенко оскалился и в мгновение ока переменился. Он перестал быть невзрачным и серым. Он превратился в адское существо, дьявола высокого ранга. – То-то, – смягчился Пепенко, наблюдая ужас Фука. – Сделай наоборот – погуще. Накачай соплей. Я не знаю, чего добавить еще.

Он присмотрелся.

– Разговор у тебя стал какой-то совершенно невнятный, каша во рту. И раньше не блистал, а теперь совсем. Язык, что ли, вырос?

Фук мрачно кивнул.

– И это тоже. – Он повертел ладонями. – А язык уж не помещается.

– Да, раздался, – задумчиво согласился Пепенко. – Не иначе, последствия. Доктора говорят, что у тебя увеличилась опухоль.

– Какая опухоль?

– Та самая, из-за которой ты такой урод. Аденома гипофиза.

– Мне ничего не говорили, – растерялся Фук.

– А зачем тебе говорить?

И правда. Оба снова умолкли, думая каждый о своем.

– Возможно, это результат великого эксперимента, – тихо проговорил Пепенко. – Ты – первая ласточка, человек нового типа. Благоприятный мутант. Ну, может быть, пока не вполне удачный, но первый блин комом.

Фук совсем потерял нить беседы.

– Какой эксперимент?

– Мы и сами не знаем, но он глобальный. Думаешь, все это не отражается, не сказывается? – Пепенко сделал рукой широкий, неопределенный жест, имея в виду все вокруг.

Фук был вынужден согласиться.

– Поедешь завтра, – продолжил Пепенко, снова втягиваясь в накрахмаленный воротник. – Не ешь ничего и не пей. Тебе и не дадут. Впрочем, нет. Поешь и попей. Дадут. На месте молчи, пока не спросят. И даже если спросят, отвечай коротко: да или нет. Все остальное, как говорится, от лукавого.

8

Мела метель, горела звезда.

Фук беспрепятственно пролетел по черному городу в составе кортежа. Улицы вычистили, и только застыли на площадях оловянные постовые. Мишура сверкала во тьме серебром-златом. Торжества отступали, пятились, но еще длились, еще цеплялись за мягкую ночь.

Кортеж втянулся в пряничную цитадель.

Фук ощутил себя в гостях у страшной сказки. Все вокруг напоминало картинки из детской книжки о тридевятом царстве, но комплексное обследование, которому его в очередной раз подвергли, было не то что современным, а в чем-то футуристическим. В теле Фука не осталось ни белых пятен, ни черных неизученных дыр.

Наконец, его повели.

Перед тем строго-настрого запретив плевать сразу.

– Сперва диагностика, – наказал ему Пепенко. – Доложишь нам, и будет принято решение.

– А если он прикажет плюнуть?

– Не прикажет. У него тоже существует известный барьер. Очень трудно перешагнуть.

…Вскоре Фук обнаружил, что вокруг никого не осталось. Он брел по бесконечному коридору один. Все как-то незаметно поотклеились, по одному растеклись; не стало охраны, исчез Пепенко. Слоновьи ноги вдруг сделались мамонтовыми. Фук быстро и обильно пропотел. Он испугался, что все его соки израсходуются на эту предательскую испарину, но нет, во рту было густо и полно. Когда же из двери справа – их было много, целый ряд, и эта не выделялась ничем – выступил, как из засады, невысокий человек, Фук поначалу не понял, кто это такой. Сообразив – оцепенел. Они постояли без слов, рассматривая друг друга. Затем человек отступил и снова скрылся за дверью, а все остальные мгновенно нарисовались опять. Они буквально соткались из ничего.

– Что? – одними губами шепнул Пепенко.

Фук ответил не сразу. Он стоял и не смел сказать. Но вот он вспомнил свое недавнее существование, еще кое-что, и выдавил:

– Неподъемное дело. Тут надо в душу плевать.

– И что? Делай, раз надо.

– Еще ни разу не приходилось…

– Ну так лиха беда начало, – отмахнулся Пепенко, который явно испытал облегчение. – Он не возражает. И даже заинтересовался. Сказал, что дает проекту зеленый свет.

– Да где она находится, душа-то?

– В смысле – у него?

– Ну, и у него тоже…

– Твое дело харкнуть, а дальше Господь рассудит, – заявил Пепенко с детской доверчивостью к корням.

Он начал отступать.

И все остальные, молчавшие – тоже.

Фук снова остался один. Но ненадолго. Как только коридор опустел, пациент вернулся. Мишень остановилась напротив Фука и дружески улыбнулась. Она сделала приглашающий жест. В глазах улыбки не было, там колыхался прозрачный, невозмутимый Абсолют.

В него-то Фук и направил, всхрапнув предварительно, тройную дозу лекарства. В голове у него сыграла та самая музыка из вагона метро, с которой все и пошло.

Пациент прикрылся ладонью. Не глядя больше на Фука, он попятился и быстро исчез. Мягко стукнула дверь.

Дальше здание содрогнулось, и что-то завыло снаружи. Вой был протяжный, безнадежный, горестный. Послышались какие-то хлопки. Запахло гарью. Невесть откуда прилетели и закружились листы бумаги. Они обугливались, не горя, и бесшумно падали на ковер. В конце коридора появилась дородная фигура в черной рясе. Она стремительно направилась к Фуку, но пронеслась мимо, не задержавшись, и только выпалила на бегу:

– Душа! Куда ты лезешь, кой черт ты смыслишь в душе?! Теперь беда… всем беда…

Грохот нарастал, к нему добавились визг и чавканье, что-то рушилось. Дохнуло стужей. Все двери вдруг захлопали разом, но никто не вышел и не вошел.

Фук беспомощно постоял минуту.

Потом он поплелся прочь. Его не остановили ни внутри, ни на выходе.

За порогом ноги перестали слушаться. Фук уселся в сугроб. Здания накренились, звезды выстроились в одно огромное созвездие странной и смутно знакомой формы. Фуку было не до небес. Он осознал в себе необратимое изменение. Оно еще только разворачивалось, но наконец-то проклюнулось. Со вкусом сглотнув слюну, Фук отозвался непривычными пульсациями и течениями.

© октябрь-декабрь 2018

Тайный продавец

1

– Здравствуйте! Что-нибудь подсказать?

«Вам», – щелкнуло в голове. Шестеренки бешено вращались. «Кому подсказать? Вам. Выделить интонацией заглавную букву. Мелочь. Архивируем».

Подслеповатый дядечка в дешевых пальто и шапке доверчиво уставился на предупредительного юношу в жилете, раскрашенном под пчелу. Скосил глаза на бейджик: «Иван».

– Мне бы вот чтоб телефон, – добродушно и озабоченно ответил дядечка. Его звали Цапунов.

«Скользкий пол, – отметило сознание. – Травма».

В салоне сотовой связи было безлюдно. Цапунов виновато улыбнулся.

– Пожалуйста, – кивнул Иван. – Какой вы хотите телефон?

– Вот пальцем по которому водить. Чтобы в нем Яндекс и фотоаппарат.

«Не переиграть. Слабоумие должно выглядеть убедительно».

Иван скользнул по Цапунову взглядом, оценивая степень придурковатости.

– Вот самая популярная модель, – подвел он Цапунова к стенду. – Эконом-класс.

Тот мысленно улыбнулся. Выгодное, но бестактное предложение легло на пленку. Плюс неучет финансовых интересов компании.

– Почему же сразу эконом? – Он обиженно надул губы. – Мне в подарок!