Тёмных дел мастера. Книга первая

Глубоко вздохнув, следопыт закрыл глаза и медленно выпустил из себя накопившийся гнев, отпустив его размеренно и медленно через ноздри вместе томным выдохом застоявшегося воздуха. Открыв глаза, он заметил, что впереди него, за краем разрушенного стенного проёма, вдоль другой его стороны, уже показались отдалённые красные шапки королевской стражи. То и дело они сновали вдалеке между палатками как толстые, откормленные мухи, останавливаясь в переулках для того, чтобы проверить очередную палатку или спросить случайно попавшегося на глаза работника о происходящем в округе. «Извиняйте, козлы королевские…– негромко проговорил тогда Гортер, глядя на них через темноту разлома, – но тут уже дело не для ваших любопытных носов. Теперь это дело личное».

Затем он молниеносно выпрямился и, положив очередной наконечник в кармашек, засунул руку в самый ближний отдел своего рюкзака, перекинув его к себе, чтобы достать оттуда сложенный в несколько слоёв и нещадно помятый договор, которым он так и не смог воспользоваться по назначению. Подойдя к магической ограде, следопыт положил этот договор к основанию одного из столбов и прижал его к земле подобранным рядом с ним камешком. Оглянувшись, он снова посмотрел на разбредавшуюся синеву просыпающегося дня и неожиданно для себя осознал, что с того момента, как он впервые взялся за свой лук и нацелил стрелу вперёд – в его жизни действительно появилась первая по настоящему достойная его цель.

Глава 10

Трудности должны будоражить, а не обескураживать.

(Уильям Эллери Ченнинг)

– Изобразите мне, пожалуйста, третичный порядок изменения вещества в металлах, домагус, – пробубнил неразборчивый голос профессора в тишине кабинета.

Однако тишина не спешила уступать своё место и вскоре начала давить на Альфреда. Изо всех сил он пытался вспомнить материал, связанный с этой темой, но чем больше он вникал в слова профессора, тем лучше понимал, что попросту не соображает, о чём идёт речь. Так случалось почти всегда, когда паренька вызывали к доске. Сидя за своей партой, он ещё успевал следить за объяснениями, стараясь подстраиваться под ход мысли различных профессоров, но когда дело доходило до ответа у доски, на глазах у всего класса…

– Ну что же вы, домагус 178, э-э… Альфред, – напомнила сама себе профессор, заглянув в профжурнал, – так и будем молчать?

Альфред продолжал разглядывать лица своих одноклассников. Кто-то из них посмеивался, глядя на него в ответ, пара-тройка тянула вверх руки, пытаясь отхватить себе кусок от его нерешительности и заработать похвалу, но большинству, как обычно, просто не было дела. Рядом с ним всё так же ширилась запачканная классная доска, на которой Альфред ещё минуту назад выводил свои каракули, неразборчивые для всех, кто пытался прочитать их даже с первых рядов, а невдалеке от него за старым учительским столом вполоборота сидела престарелая профессор Клавдия, которую он сам за глаза называл Совкой.

– Я знаю…– промямлил юноша, но профессор уже почувствовала в его голосе фальшь.

– И-и-и?.. – протянула она многозначительным тоном.

– Я знаю, – продолжал твердить Альфред, стоя у доски как памятник. Постепенно его поведение вызывало в классе резонанс, и тем, кому вначале не было дела до его изворотов, стало интересно, чем же всё-таки закончится его спор с профессором.

– Послушайте, домагус 178, мы ведь это проходили. Но когда бы я вас ни вызвала к доске, вы стабильно не хотите отвечать на такие элементарные вопросы, – произнесла профессор Клавдия, глядя на юношу равнодушными глазами, и спустя пару секунд продолжила, повернувшись обратно к столу и взяв в руку перо. – Ну так вы будете отвечать сегодня или нет?

Со стороны аудитории класса послышался свистящий шёпот:

– Госпожа Клавдия, можно я?

– Госпожа Клавдия, ну можно?..

Альфред почувствовал, что сейчас он должен хоть что-то предпринять, иначе это решение примут за него.

– Я знаю! – настаивал он на своём, пытаясь этими словами переубедить всех вокруг, в том числе и себя. – Я знаю! Знаю!

– Ну так говорите же! Что вы знаете?! – проговорила профессор требовательным тоном и снова повернула голову в его сторону, но парень просто мялся месте и продолжал смотреть в пол.

Тогда профессор Клавдия многозначительно хмыкнула и сама указала на одного из тех, кто тянул свою руку из глубин класса:

– Давай ты, 79-ая.

К доске вышла как всегда опрятная Сианне и, взяв у Альфреда робко протянутый кусок мела, быстро нарисовала у него за спиной ясный магический знак, после чего написала под ним какую-то формулу и повернулась к учительскому столу с наглой улыбкой.

– Вот так выглядит магическая формула преобразования металлов, ясно, домагус 178? – с неудачно скрытой за своими словами издёвкой снова обратилась профессор в сторону Альфреда.

– Я знаю…– побито ответил ей юноша совершенно непонимающим тоном.

– …Вам «неуд», домагус! – твёрдо констатировала на это профессор, после чего склонилась над профжурналом и отметила там свои слова, подтвердив их выставленной оценкой с росписью.

– А ты, Сианне, молодец! Вот с кого вам надо брать пример!

Но Альфред уже не мог остановиться:

–Я знаю… знаю…– отдавалось в его мозгу ровное постукивание своих же собственных слов, как будто это был незримый ритм, позволявший ему действовать даже тогда, когда он был подавлен или неуверен. «Я знаю! Я знаю!» – проговаривал он про себя, стараясь не поддаваться на провокацию остальных, удерживая в своём теле остатки тепла и света. И хотя подкравшийся со всех сторон холод уже давно пробирал его насквозь, Альфред не хотел уступать ему ни на секунду.

«Я знаю!» – со злостью проговорил он про себя ещё раз, и первым, что бросилось ему в глаза, стали тонкие струйки дощатых прорех в дальнем углу комнаты, сквозь которые проступали одинокие лучи туманного утра. Весёлым круговоротом игрались в них неровные пылинки, витавшие повсюду вокруг, и, наблюдая за ними, Альфред не замечал, как проходило время. Сколько минут он уже не спал? Было ли это сном, или он просто вспоминал своё скучное и однообразное прошлое, которое ускользало от него всё дальше по мере того, как юноша проживал новый день, стараясь не попасться под руку своему похитителю? Как долго он ещё сможет вытерпеть его издевательства? И когда его тело больше не сможет выносить этот вездесущий холод? Задавая себе подобные вопросы, Альфред пытался сохранить свой разум от лишних волнений. Он лежал, забившись в углу небольшой деревянной комнаты, словно маленький напуганный ребёнок, и, сжимаясь от холода под чёрной овечьей шкурой, каждый раз боялся пошевелиться, ощущая всем своим естеством то ужасное чувство присутствия, исходящие со стороны зала, где на шершавом грязном лежаке вовсю похрапывал лысый человек.

Каждое его движение, каждый звук его поганого рта и каждый мимолётный взгляд в его сторону вызывали отныне в Альфреде лишь жгучую ненависть! Эта ненависть словно прорастала наружу из его былого страха, перекручиваясь с ним в отвратительный клубок измученного разума, делая своего обладателя безрассудным и порывистым. Из-за этого парень никак не мог успокоиться. Ему хотелось прирезать своего похитителя во сне, хотелось прокрасться мимо него и удрать подальше от этого места, хотелось выть от своей безнадёжности и обреченности, но усталость уже давно брала своё, и вместо этого измученный юноша мог лишь беспомощно тонуть в пучине своей ослабленной плоти.

И всё же у него оставалось небольшое преимущество. Оно появилось внезапно, всего три или четыре часа назад. В потёмках этой богами забытой корчмы, из угла этой самой комнаты, насквозь пропахшей запахом перегара, он услышал то, чего не должен был слышать, и одно это придало Альфреду небывалую уверенность. Теперь у Альфреда появилось имя! Имя, которым он мог назвать свою ненависть!

ДЖАРГУЛ!!! Джаргул-Джаргул-Джаргул-л-л-л! Джарр-гу-ул!..

Чёртов лысый урод! Уродливая рожа отвратного вида, нанизанная на помаранную одежду в ещё более уродливых обрывках всякой примитивной дряни – отныне Альфред буквально сочился ненавистью к этому человеку!

С того момента, как он услышал его имя в той незадачливой фразе, произнесённой нараспев каким-то хаас-динцем, с того момента, как в его уши проник каждый отдельный звук этого слова, оно засело в памяти Альфреда как якорь и осталось в ней навечно. К сожалению, оно так и не смогло прогнать его страх перед ним, и когда чёрный колдун вошёл в комнату, парень не смог придумать ничего лучше, чем забиться в угол и притвориться спящим, на что тот почти никак не отреагировал и сразу же завалился на лежак, предварительно ударив об пол чем-то тяжёлым. От этого звука сердце Альфреда машинально сжалось, и он застыл в ожидании новых побоев, но ничего такого не произошло. Тогда-то юноша и почувствовал, как в его разум закралось это новое чувство. Он слышал, как страшный человек устраивался на своём месте, слышал его отрывистое дыхание, сопровождаемое глубокими выдохами, и каждый раз представлял его движения за своей спиной, озвучивая их своим новым оружием: «Джаргул! Джаргул сел на свою паршивую задницу! Джаргул вдруг сделал это или взял со стола то! Джаргул! Джаргул! Джаргул!»

Напрочь забыв о том, что чёрный колдун мог читать его мысли, Альфред веселился про себя что было мочи и не мог успокоиться, пока не перебрал в мозгу все возможные картинки, олицетворявшие его кровожадные позывы. А когда он услышал, что его мучитель притих, то как можно тише повернулся назад, чтобы быстро взглянуть в его отвратительное лицо. Но в комнате было уже слишком темно, и парню ничего не оставалось, кроме как вслушиваться в издаваемые им звуки, отзываясь на них со всей злобой, что кипела в его жилах словно пламя.

Минута за минутой, час за часом тянулась вокруг него ночная мгла, обступая стены снаружи комнаты, и Альфред уносился с нею вдаль, разрываясь от идей и планов, о которых раньше не мог даже помыслить, и всюду они подогревались на огне его недавно обретённой ненависти. «Вырезать тот кусок плоти на своей шее! – гневно думал он про себя. – Нужно только найти что-нибудь острое! Оставлю магическое послание здесь, в этой комнате!.. Чёрт, надо было раньше это сделать, до того, как он пришёл! Джаргул – что за уродское имя!» – кривился Альфред, продолжая лихорадочно обдумывать планы своих возможных действий.

Так продолжалось ещё какое-то время, пока юноша не очнулся от того сумбурного воспоминания, похожего на сон, и теперь, когда он окончательно пришёл в себя, то понял, что в какой-то момент усталость всё-таки взяла своё, и он попросту вырубился. Однако ночь не дала ему облегчения. Оставшиеся после вчерашней драки синяки всё так же давали ему о себе знать, легонько пощипывая на щеке и губе тягучей болью, но за последние несколько дней Альфред успел получить столько новых синяков и ссадин, что уже почти не обращал на них внимания.

Куда больше его сейчас злило то, что он не смог дать сдачи своим вчерашним обидчикам. И хотя ими оказались лишь пьяные рабочие с полей, Альфреда хватило только на то, чтобы беспомощно валяться в грязи, пока один из них награждал его своими безжалостными ударами, а остальные смеялись, стоя вокруг него как наблюдатели. В тот момент в его душу закралась гнусная обида, и сейчас, с наступлением утра, она не утихла. Ему хотелось отомстить им! Отомстить им своими силами! По какой-то причине он уже был не такой, как вчера.

В глазах Альфреда горели новые чувства, которые он не раз испытывал в прошлом, но почти всегда прятал. Он прятал их даже тогда, когда терпел издевательства от Кана и когда становился посмешищем для всей школы после того, как его испуганное лицо в очередной раз «засвечивали» новомодным гилийским заклинанием «светокопии» и развешивали на этажах учащиеся старших курсов. В те времена Альфред пытался найти для себя разумное объяснение их злобе и тем самым облегчить свою тяжёлую ношу всеобщего козла отпущения, однако после сегодняшней ночи он даже не помышлял о подобном. Вместо этого его колотил странный кураж, и по какой-то необъяснимой причине он больше не мог бездействовать. Альфреду хотелось орать на своих обидчиков, хотелось выместить на них всё, что ему пришлось пережить за последние дни, и если бы не его страх перед своим пленителем и его убийственной магией, то, возможно, он бы отправился вниз прямо сейчас для того, чтобы разыскать их среди спящего там сброда!.. Во всяком случае, именно так ему хотелось думать.

Не замечая происходящего вокруг, Альфред продолжал размышлять на подобные темы, пока его слуха не достиг отвратительный звук самого ненавистного ему в целом мире голоса: «Ну чё, салага, проснулся уже?»

От такой неожиданности лицо парня мгновенно скривилось, но он не подал виду. И всё же его инстинктивно передёрнуло. Заметив это, чёрный колдун слегка приподнял бровь и вновь закрыл свои глаза, по-простецки растянувшись на лежаке. «Чую, – прокряхтел он в потолок, – ты вчера узнал что-то интересное». Лицо Альфреда окаменело. «Как он это понял?! Чёрт! Чёрт! Чёрт!» – заколотились в его голове испуганные мысли, но лысый человек не спешил обрывать их своими словами. Подложив свои руки под голову, он всё так же лежал на потрепанном лежаке и, казалось, что от каждой новой мысли Альфреда чёрный колдун получал свою порцию садистского наслаждения. Наконец, он лениво приоткрыл один глаз и снова заговорил: «Идиот! Ты что, маленькая девочка?! Хочешь обращаться к кому-то по имени – спроси его напрямую, а не дрожи от страха, сцыкун!» От этих слов Альфреду сразу стало обидно и немного стыдно, но, несмотря на подобные чувства, он так и не смог перекрыть ими свои страх, о котором говорил Джаргул. В очередной раз наблюдая за его нерешительностью, чёрный колдун протяжно зевнул, и пока Альфред пытался собраться с мыслями, резко потянулся и приподнялся с пола.

Услышав его шаги, паренёк уже по привычке вжался в свой угол, но страшному человеку было всё равно. Подойдя к тому месту, где он лежал, Джаргул как следует размахнулся и с совершенно спокойным выражением лица вдарил Альфреду по спине своим грязным сапогом.

«Говори уже, крысёныш! Говори, тварь!» Почувствовав тупую боль от его ударов, Альфред подался вбок и переполз на другую сторону стены, прижавшись спиной к холодным доскам и обхватив колени руками. Внутренний голос подсказывал ему не подставляться под удары тёмного колдуна, но тело пока ещё оставалось слишком слабо, чтобы поспевать за принадлежавшими мозгу мыслями. Увидев такую реакцию, Джаргул недовольно склонил голову и хищно прицокнул языком, облизав передний клык. «Мда, толку от тебя не дождёшься», – оценивающе проговорил он. Тогда, приподняв в воздух свою левую руку, чёрный колдун сжал два пальца и медленно провёл ими друг по другу. Вслед за его движениями по шее Альфреда разразилась новая ужасная боль, заставившая его мигом податься вперёд и упасть на локти. Охваченная жуткими спазмами его спина изогнулась кверху, и лицо паренька оказалось направлено прямо в лицо страшному человеку. Без сомнения, Альфред больше не владел своим телом. «Твою мать, что ж ты такой податливый-то, – спокойно проговорил Джаргул, глядя ему в глаза. – Ладно, чёрт с тобой, поднимайся. Нам ещё шагать сегодня весь день».

Быстро развернувшись, он опустил руку, и боль тотчас же отпустила тело юноши, опрокинув его на пол. Под звуки его тяжёлого дыхания страшный человек пересёк полкомнаты и снова оказался у своего лежака, рядом с которым покоился какой-то невесть откуда взятый им холщовый мешок. Присев на корточки, Джаргул стал копаться в его глубинах, пока не вынул из него сладко пахнущий свёрток, пропитанный наполовину чем-то жирным. К тому моменту Альфреду уже удалось прийти в себя, и теперь, сидя в своём углу, он мог лишь наблюдать за тем, как Джаргул разворачивал его бумажное полотно, выволакивая за края куски ещё тёплого мяса.

До сей поры Альфред не понимал, как же сильно его обуревал голод! За последние два дня в его животе не побывало и крошки хлеба, и хотя ему не часто удавалось обратить на это своё внимание, чувство накатывающего голода всё острее завладевало им по дороге сюда, лишая юношу последних сил. Теперь же, когда он почувствовал в воздухе запах пищи и увидел её перед собой, инстинкты парня и вовсе взяли над ним верх. Ему казалось, что он вот-вот впервые в жизни сам заговорит со страшным человеком. Но Альфред не успел.

«Ха! – вырвалось изо рта Джаргула, как только он проглотил очередной кусок мяса. – Что, жрать хочешь, крысёныш?! Ну так попробуй отними!» Протянув ему свёрток, страшный человек посмотрел на Альфреда и выжидающе оскалился. Но паренёк не решался сдвинуться с места. «Так я и думал, – мрачно заключил чёрный колдун. – Запомни! Еда – только для победителей. Не можешь побороться за еду – ходи и дальше голодный, пока не осмелишься! Или не сдохнешь…» С этими словами он безразлично обернулся на пятках и снова продолжил уплетать мясо из свёртка, пока не опустошил его до конца. Затем чёрный колдун встал на ноги и довольно потянулся, сверкнув в воздухе жирными пальцами. Старательно вытерев их об мешок, Джаргул поднял его с пола и закинул себе за спину.

«Пошли, давай», – в полголоса проговорил он и двинулся вперёд. Альфред тоже поднялся на ноги. Повсюду в воздухе рядом с ним витал обворожительный запах приготовленного мяса, но парень уже не мог насладиться им. Оставив в углу овечью шкуру, он медленно проковылял вперёд и слегка поёжился. Снаружи всё ещё стояло холодное утро.

– Как бы вы ни гордились своими фокусами, – вымолвил между тем Джаргул, открывая перед собой дверь, – они не могут обеспечить вас ни жратвой, ни теплом прямо из ничего. С такой ма-агие-ей, – нарочито протянул он последнее слово и оглянулся, внимательно посмотрев назад на застывшего посреди комнаты Альфреда, – хрен выживешь.

– «А сам тоже еду не из воздуха достал», – передразнил его про себя Альфред, как только чёрный колдун отвернулся и шагнул в дверной проём. Но вскоре до парня снова донёсся звук его низкого голоса:

– В отличие от вас, ханжей, я никогда и не выставлял настоящую магию напоказ, преподнося её как панацею от всех бед.

– «Чёрт! – шикнул на себя Альфред, заставляя угомониться свои непокорные мысли. – Совсем забыл, что он же… Чёрт!»

Однако, похоже, что Джаргулу было уже всё равно. Его шаги ровно и чётко отстукивали по хлипкой лестнице, и Альфреду оставалось лишь удивляться его реакции. Неуклюже проследовав вслед за ним по узкому коридору, ведущему вниз, он очень быстро оказался в общей комнате на первом этаже здания, которую даже не сразу смог узнать после того, что творилось здесь вчера.

Повсюду вокруг него валялись тела упившихся вусмерть хаас-динцев, от которых жутко несло перегаром и застоявшимся потом, что почти сразу же заставило Альфреда пошатнуться. Весь пол был залит самогоном и забросан остатками пищи, а в каждом углу стояли целые горы бутылок. Покорёженная мебель, расписанные хаас-динскими фразами стены и поскрипывающая входная дверь, висевшая на одной петле, отлично дополняли эту картину, заставляя любого человека почувствовать подступающую тошноту, но, перешагивая чужие руки и ноги, лысый колдун чувствовал себя в ней довольно непринуждённо. Пройдя половину комнаты, он быстро оказался у правой её стены и, наклонившись над одним из спящих тел, взял его за грудки. «Где моё барахло, Изгюль?» – сердито проговорил он в лицо усатому хаас-динцу, заставив того замычать в полудрёме. «Где моё барахло?» – снова повторил Джаргул. В ответ обессиленная рука хаас-динца, еле протянутая вперёд, указала тому на ближайший край, где в окружении ящиков лежали потёртые мешки и всякий скарб, оставленный там словно в укрытии. Недолго думая, чёрный колдун направился туда и, подойдя к ящикам, ловко перегнулся за них, вытащив за шипы свои костяные наплечники и вчерашние верёвки. «Та-а-ак-с!» – прогудел Джаргул оптимистичным тоном и стал надевать их на себя, закрепляя кожаные ремни крест-накрест вдоль своей тёмно красной мантии.

Пока он был занят этими делами, Альфред продолжал стоять у края лестницы, вспоминая вчерашний день. Освещённая жёлтыми всполохами восковых свеч и почерневшая от копоти керосинок, эта комната казалась ему тогда жуткой и угрюмой, но по прошествии ночи в её пределы проник утренний рассеянный свет, и теперь парень мог лишь удивляться тому, как сильно отличались его представления об одном и том же месте.

Запомнив этот зал маленьким закутком, Альфред только сейчас обратил внимание на истинные размеры здешних стен и окон, которых вчера он и вовсе не заметил, оказавшись внутри после той «приветственной» драки, из-за которой потерял в грязи все свои документы. Возможно, ему всё же следовало бежать, размышлял он про себя, но страх перед увиденной магией и своим похитителем душил его сильнее, чем все чувства, владевшие им в тот момент, и, подавив свою обиду и злость на внезапное нападение, Альфред как-то сумел заставить себя перешагнуть порог ночлежки, оказавшись в этом самом месте, где с большим трудом смог разыскать местного хозяина и заплатить ему за постой, обрисовав тому невнятными словами внешний вид Джаргула.

«Хватит там без дела стоять, пошли!» – раздражённо прикрикнул вдруг на него чёрный колдун, закончив крепить свою амуницию и убрав верёвки в мешок. В мгновение ока Альфред опомнился.

Перед ним снова стоял устрашающий облик человека, напавшего на их школу пару дней назад. Пожелтевшие от времени наплечники броско контрастировали со всем его обликом, отражаясь в гладкой лысине его головы, переходившей по краю крючковатого носа к загнутой вперёд прямой бороде, под которой висел странный медальон, окружённый ремнями доспеха, сплошь усеянными разными фигурками и амулетами, изготовленными из камня и костей животных. Уверенным шагом его похититель направился к выходу, заставив Альфреда беспрекословно следовать за ним, словно тот всё ещё оставался привязан к нему за верёвку. Осторожно обойдя спящих, парень увидел, как рука Джаргула тихо прильнула к заклинившей входной двери, после чего резко выбила её вперёд, откинув наружу практически настежь. Шагнув за порог, чёрный колдун прошлёпал по грязи и свернул куда-то за угол.

– «Магия без палочки!» – шмыгнуло в голове у Альфреда.

– Тоже мне магия! – донесся в ответ на его мысли умиротворённый голос Джаргула, который тотчас же перекрыл звук журчащего ручейка. – Всего-то пнул вперёд дверь! Дерябни по ней своей изнеженной ручкой – тоже тебе будет магия! – ещё более умиротворённо рассмеялся он, продолжая говорить сквозь посторонний шум. Догадавшись, что тот справляет малую нужду у ближайшей стены, Альфред выжидающе помялся на своём месте, и когда чёрный колдун, наконец, закончил, тоже подался наружу.

Во дворе с подъездной стороны ночлежки было свежо и даже холодно. Высокие ели возвышались над дорогой, объятые слабым утренним туманом, который сгущался по мере того как ниспадал к земле. Над головой виднелось ясное небо, затянутое предрассветной дымкой, а впереди лежала дорога, та самая, по которой Альфред волочился весь прошедший день. Сам внутренний двор утопал в склизкой грязи, замешанной ногами рабочих, а невдалеке от него, вдоль деревянной ограды располагалась небольшая коновязь, у которой была привязана одна единственная лошадь. Углядев, куда смотрит Альфред, чёрный колдун поспешно вымолвил в его сторону: «Э-э, не, шисёнок, даже не думай! Пешком опять пойдём!» – услышав эту фразу, парень поспешно отвёл свой взгляд. Заметив корыто с водой, он вспомнил, как жадно пил из него вчера, после того как его обидчики бросили парня в грязи и ушли, и то, как отмывал потом в нём свою грязную одежду. Стоя сейчас на земле, Альфред буквально ощущал вокруг себя всю нелепость, которой отдавали тогдашние его действия, идущие вразрез со всеми его новообретёнными стараниями и потугами.

Прихрамывая на левую ногу, он медленно шагал за Джаргулом, потирая время от времени свои синяки и прощупывая ссадины. – «Похоже, что идти сегодня будет ещё тяжелее», – думал про себя паренёк, заметив, что на каждый его шаг в левом бедре отдавалась резкая боль.

– «А-га-ха-ха-ха-ха-ахррр!» – рассмеялся вдруг во весь голос шагающий перед ним лысый колдун нечеловеческим рычащим смехом, заставив юношу тут же податься назад и с опаской зыркнуть в его сторону. Но Джаргул так и не стал оборачиваться на него в ответ. Вместо этого он просто молча продолжил идти вперёд по грязи, разбрызгивая её во все стороны своими чёрными кожаными сапогами, словно гребное судно. И хотя Альфред не мог видеть его лица – он точно знал, что лицо этого человека кривилось сейчас в отвратительной ухмылке, и эта ухмылка не предвещала для него ничего хорошего.

Выбравшись на дорогу, истерзанный скитаниями паренёк снова ощутил её твердь, прокатившуюся по его усталым ступням и коленям глубокой болью, засевшей в суставах. Измученное тело не хотело повиноваться его приказам, делая шаги Альфреда неустойчивыми и наливая его ноги свинцом, но парень упрямо плёлся вперёд. Отныне в его теле жила не только усталость.