Девочка

– Анна, – догнал их завотделением. – Я ведь правильно вас назвал? – девушка кивнула. – Если вы мне верите, я беру дело под свой личный контроль, как-никак вы малость изменили мою судьбу, – он чуть замялся, были сомнения, может, и не она, столько лет прошло, а она такая же, но, отбросив раздумья, уверенно продолжил. – Я вам лично обязан и уверяю, что над вашим любимым работает лучший хирург, которого сейчас возможно найти в больнице, один из профессиональнейших специалистов вообще в Санкт-Петербурге и России. – «Как-то уж слишком пафосно получилось»,– подумал Василий Иванович, они подъезжали к палате, и чтобы закончить, он положил ей руку на плечо и добавил больше для собственной уверенности: – Всё будет хорошо, уверяю.

Аню бережно уложили на кровать, и она погрузилась в сладкую пелену то ли сна, то ли забвения.

Девушка открыла глаза, всё тело невыносимо болело, она повернула голову и удивилась, там сидели родители.

– Анечка, очнулась, золотце наше, – мама подбежала и, взяв дочь за руку, прижалась к ней лицом.

– Мама, – Аня расплылась в улыбке. – Есть новости из операционной?

– Да, всё хорошо, ногу тебе зашили, всё хорошо, – мать погладила пораненную ногу дочери, но Анечка дёрнула ногой, ногу прошибла боль.

– Да не с ногой, Лёша как?

– Его прооперировали, – включился в разговор отец. – Сейчас он в реанимации, – Аня дёрнулась, вставая, папа прижал её к кровати. – Нормально всё, это в порядке вещей, что после операций в реанимацию кладут, жить будет и полноценно. Тебя когда сюда положили, над ним вся больница трудилась, пылинки сдували. Чем ты их так удивила? К нам двое подходили и спрашивали о твоих способностях, – Аня пожала плечами.

В дверь постучали, протиснулась голова врача, родители встрепенулись и, показывая рукой на молодого человека, представали его как лечащего врача Ани, он кивнул. Родители вышли, тихо притворив дверь, а молодой врач встал рядом с койкой.

– Как себя чувствуете?

– Нормально, может, хоть вы сможете нормально объяснить, что с Алексеем, – Аня попробовала привстать, но это у неё не получилось, двигать мышцами было очень больно, а про то, чтобы напрячь, речи вообще не шло.

– С ним всё хорошо, сейчас он в реанимации, завтра его переведут в общую палату. Вы-то себя как чувствуете? Как нога?

– Болит. Когда его можно будет увидеть? – врач потупил глаза, не желая отвечать на вопрос Ани. – Я понимаю, что вы лечите меня, но я здорова, – врач что-то хотел возразить, но Аня усилением голоса дала понять, что не закончила. – Со мной всё в порядке, у меня просто болят мышцы и поцарапана нога, – врач опять попробовал подать голос, но Аня подняла руку, хоть ей это и стоило больших усилий, – поцарапана, по сравнению с тем, что было с Лёшей, мне гораздо важнее знать, что с ним, чем то, что вы хотите мне сказать.

– Операция была очень тяжёлой, были осложнения, пришлось восстанавливать несколько внутренних органов и малость подрезать кишечник, сейчас состояние стабильное, врачи трудились весь вечер и ночь. Подробнее?

– Да! – с вызовом ответила Аня и приподнялась на локтях, врач удивился такому движению и продолжал.

– Стоял вопрос об удалении селезёнки и части печени, но после того как в дело вмешалось… начальство… были найдены способы, позволявшие сохранить эти органы, останется порядка сорока шрамов, от незначительных до довольно крупных, также пришлось удалить несколько рёбер, но их заменили трансплантатами. Правое лёгкое, куда пришёлся удар, зашили без особых последствий. Довольна?

– Это все осложнения?

– Нет, – с недовольством ответил врач, – за всё время операции у него трижды останавливалось сердце, и главный хирург, несмотря на убедительную просьбу Василия Ивановича, хотел прервать операцию в самых гуманных целях, но вмешался его аспирант Вадим Никифоров и, запустив сердце в четвёртый раз, собирался оперировать сам, чтобы не увольнять лучшего молодого хирурга больницы, операция перешла обратно в руки главного хирурга. Больше я ничего не знаю, я и так всю ночь бегал, как собачонка, всё это узнавал, – с раздражением закончил он.

– Простите меня, но мне действительно очень важно это знать, он дороже моего здоровья. Менее повреждённого.

– Да понимаю я всё, ведь ты меня тоже ночью узнала…

– В смысле? Да, лицо знакомое, но я сочла, что это из-за того, что мы раньше виделись, в смысле когда я бредила.

– Как сказать, с ходу назвать имя и рассказать самую большую мечту. Я был удивлён и благодарен за то, что напомнили мне, как стоит жить, а то я стал забывать.

– К сожалению, я не помню, что было ночью, всё как в тумане. Помню, привели сюда, Лёшу тогда только оперировали, положили на кровать. Потом поднимаю голову, а уже всё… Не могли бы вы мне рассказать, что я забыла, если я всё же бодрствовала…

Молодой врач поведал, и с удовольствием сам погружаясь в воспоминания, как его сонного привели к палате со словами «Главный сказал, тебе лечить, она ясновидящая, про всех всё знает, короче, тебе понравится». Он вошёл, Аня лежала на кровати в сознании и пыталась встать. Врач уложил её, осмотрел ногу и сказал, что нужно зашивать. Перевязав снова ногу, посадил её на каталку и вывез в коридор. На свету она его узнала, это был Кирилл. Он очень удивился, но потом счёл, что девушка прочитала бейджик. Когда он привёз её в комнату для перевязки, где и швы снимали, и иногда зашивали не особо важные и серьёзные раны, Аня, чуть пошатываясь, стала ему рассказывать, как они сидели в КПЗ, Кирилл слушал вполуха, но когда речь зашла о гитаре и как он пел, он стал узнавать себя, ведь он и вправду так иногда делал, последние годы редко, а вот раньше действительно вставал в переходе или на вокзале и пел. Все деньги он отдавал «соседям»: нищим и нуждающимся. Так как «отдыхал» он таким образом в одних и тех же местах, все его уже знали, и он знал, кому действительно деньги нужны, а кому прикоснуться к огненному змею: вторым от него доставалась самая мелкая монета. К концу рассказа он уже зашил ногу и хотел везти Аню обратно, но она стала с упоением рассказывать про автомобиль, здесь Кирилл решил присесть, про то, что молодой человек мечтал о такой машине, знали только друзья, но вот то, что он собирался с ней сделать, как модифицировать, об этом никто не знал и не мог знать. Аня всё рассказывала в мельчайших подробностях, услышав про песню, он встрепенулся, ведь несколько дней назад по порыву души он поставил её на звонок мобильного. Услышав историю о военном и котёнке, он повторил точно такую же реакцию, как и тогда, что вызвало робкий смех Ани. Она напомнила ему про гуны, и он стал вспоминать, как ещё в медучилище увлекался ведической культурой на примере индуизма, но спустя пусть и немного лет, но бурных и насыщенных он стал забывать и отходить от догм ведизма. После разговора с Аней он позвонил своей матери и попросил найти его Бхагавад-гиту. Уложив Аню обратно, она быстро заснула от обезболивающего и усталости, он прыгнул в свою старенькую «Ладу» и, примчавшись домой, расцеловал всех домочадцев, схватил книгу и уехал обратно. Ночью, перечитывая закладки, он ходил по коридору, и стоило только кому-то выйти из операционной с Алексеем, он педантично выпрашивал всё, что там происходит. Так и не сомкнув глаз, но прочитав больше половины излюбленных мест в Священном Писании, он ждал, пока проснётся Аня.

Девушка смотрела на Кирилла, и из глаз её текли крупные слёзы, он вытер их своим платком, она попробовала его обнять, но руки всё же были слишком тяжелы, а удержать тело на одном прессе она ещё не могла. Положив девушку на кровать, он скромно и быстро поцеловал её в щёчку, прошептал «Спасибо, что ты попалась в моей судьбе» и вышел из палаты.

Эпилог

Стояла глубокая ночь, с тех событий, что были описаны, прошло три дня и две ночи. Мир перестал меняться, это была та самая реальность, в которой Аня родилась, выросла и встретила любимого, именно в этой реальности она заснула, а проснулась в другой. Вечером она узнала, что Алексея перевели в одиночную палату, в реанимацию её не пускали, говорили, что ни ему, ни ей нельзя нервничать.

Аня шла по коридору, опираясь на палочку, нога всё ещё болела и сильно. Гулкие шлепки босых ног громко раздавались в полупустом здании, Аня старалась идти как можно аккуратнее, но повреждённая нога постоянно прилипала к полу, и сгибать её в колене было мучительно больно, а нужно было ещё подняться на два этажа наверх, именно туда положили Алексея. Дойдя до лестницы, она схватилась за перила, палка звонко ударила о железную решётку, звук побежал по этажам, Аня замерла, эхо затихло, и звонкая тишина ударила по ушам. Пронесло. Девушка попробовала шагнуть на ступень, но боль свела ногу, она опустила ногу. Взяв палку в зубы, она настойчиво умоляла, чтобы она была как можно меньше, и ей подарили деревянную, что сейчас как никогда было кстати. Девушка взяла палку в зубы и, зажав, стала подниматься наверх, боль была необычайная, но, зажимая кусок дерева во рту, было легче. Так, миновав четыре пролёта, она была на нужном этаже. Вытащив свою палочку изо рта, она с удивлением увидела, что на дереве остался чёткий след зубов, вошедших в дерево не меньше чем наполовину. Но это всё было неважно, она шагнула в дверь и прислушалась: что-то двигалось в коридоре, поскрипывая и приближаясь к двери. Аня испугалась и спряталась за дверь, звук приближался, ей становилось страшно и любопытно, тот внутренний голос, который она обещала слушаться, подсказывал, что бояться нечего и нужно идти. Она решила вначале посмотреть в окошко на двери, если мельком и в полумраке, то, может, и не заметят. Она проскользила по стене до двери и мельком заглянула в окошко, пусто, темнота и ничего больше. Внутренний голос говорил заходить, она медленно отворила дверь и проникла внутрь. Тишина. Девушка стала пробираться, чуть режа угол к той стороне, где была палата любимого. Выглянув из-за угла, она увидела силуэт человека с капельницей, человек опирался на неё и, прокатывая чуть вперёд, делал шаг, потом отдыхал и снова чуть прокатывал капельницу вперёд. Тусклые лампы скрывали лицо, а длинная полуфутболка, больше похожая на платье, скрывала фигуру. Человек сделал ещё шаг, и лампа осветила его волосы и руку. Аня рванулась с места, позабыв о ноге и палочке, перехватив её посередине. Подбежав, она обняла человека, идущего по коридору ночью и опирающегося на капельницу. Это был Лёшка, он поднял измученное лицо на свет и увидел Аню.

– Ты что, с ума сошёл? Тебя только вечеров выписали из реанимации, куда ты попёрся? – сквозь слёзы вполголоса ругалась Аня.

– К тебе, ты же ко мне бежала вон как… – он показал свободной рукой на ногу Ани, повязка стала кровоточить.

– Там же четыре пролёта, как бы ты спустился? Ты на ногах еле стоишь, давай живо садись, – Аня повела его к ближайшей скамейке.

– Да придумал бы что-то, ты же поднялась, спускаться легче, а обратно мне и не надо, мне бы с тобой увидеться, а дальше будь что будет, – он сел, и было видно, что сидеть ему гораздо легче, чем стоять.

– Твоя палата далеко? Тебе нужно лечь, – голосом, не предполагающим возражений, спросила она.

– В том конце, одиночка. Как всё успокоилось, я к тебе и пошёл. Поначалу тяжело было, а потом легче, – он улыбнулся и прижал к себе Аню. – Мне же ничего другого и не надо, вот волосы твои понюхать, прижать тебя, поцеловать, вот и всё моё счастье, – Аня тоже его обняла, вжавшись в грудь любимого. Незажившие шрамы давали о себе знать, переломанные и искусственные рёбра тем паче, Лёша сжал зубы и медленно стал втягивать воздух, но так же нежно обнимал любимую.

Аня почувствовала это и убрала голову, встала и, взяв капельницу чуть ниже руки суженого, повела его обратно в палату. Опираясь на Анину палочку и капельницу, он шёл относительно быстро, главное – без остановок на отдых. Придя в палату, Аня бережно помогла любимому лечь и сама легла рядом, он обнял её, как мог, она прижалась к нему. Так они и лежали, тихо переговариваясь. Аня рассказала ему всё, что с ней приключилось, он слушал и спрашивал, особенно его заинтересовал момент с тренером, и несколько уточняющих вопросов он задал на моменте, где Аня рассказывала их совместное будущее.

– Трое детей, говоришь? – Алексей усмехнулся и чуть сильнее прижал Аню.

– И не надейся, максимум один, – улыбаясь, ответила она, а он её поцеловал. – Ну ладно, может быть, двое, точно максимум, но на троих я не согласна.

Он ещё раз поцеловал её и попросил продолжать, она не возражала. В конце, когда речь уже дошла до больницы, Аня сама удивлялась, что все люди, которые ей помогли, появились и здесь всё разом. Лёша ответил своё традиционное «Бывает» и взял обещание, что Аня извинится перед охранником. Аня успокоила его, рассказав, что сегодня же, как набралась сил, спускалась и извинилась перед ними обоими на всякий случай. Как ни удивительно, это оказались полицейские с вокзала – Александр и Егор Борисович, они, конечно же, её не помнили, но после извинений она рассказала, как выглядит КПЗ, и оказалось, они оба работали на вокзале, на одном и том же, но в разное время. Тогда Алексей взял клятву, что Аня не станет бить его, а она взяла у него ответную, что он больше никогда не станет попадать под машину, он, смеясь сквозь боль, согласился. Так они и лежали, обнявшись, и слушали даже не тишину, приятнее, дыхание друг друга и ощущали тепло тела любимого. Когда в окне стало светать и Алексей задремал, Аня аккуратно встала и, поцеловав любимого в губы, пошла на выход, её могли хватиться, а за такую выходку все привилегии могли и исчезнуть, а она опасалась, что если пропадёт такой чудный блат, то и любимого могут переселить в общую палату, а ему в одноместной лучше будет. Выйдя в коридор и старясь не опираться на палочку, она как можно быстрее пошла по коридору. Какая-то тень проскочила мимо неё и материализовалась в силуэт, силуэт делал что-то странное, казалось, что кто-то сгорбился и моет пол, Аня подходила ближе, и даже если это уборщица, можно будет проскочить мимо, утренний обход пропускать страшнее.

– Внучка, присядь, солнце подождёт, – раздался старческий голос, когда Аня проходила мимо, девушка села. Силуэт распрямился, и вправду, в руках была тряпка, грязная, половая, и ведро, пожилая женщина отжала тряпку в ведро и присела рядом, вытирая руки об вытянувшиеся старые спортивные штаны, которые больше подошли бы мужчине, чем пожилой женщине.

– Бабушка? – удивлённо спросила Аня.

– Ну не дедушка так точно, – старушка усмехнулась. – Ты хотела перемен, я тебе их дала, но ты предпочла вернуться, разве это правильно? – Аня поняла, что перед ней виновница всего этого, что с ней произошло, и попробовала возразить, старушка остановила её жестом, – убежала от меня, разве плохая квартира? Я её так долго обставляла, – старушка примолкла, вспоминая убранства. – Хотя я знала, что ты побежишь, ты слишком сильно его любишь, чтобы не побежать, и он тебя любит, мы обе это знаем.

– Но зачем всё это было нужно? – Аня всё-таки вставила несколько слов.

– Зачем? Почему? Вот всегда так, делаешь людям то, что они хотели, а они недовольны. Ты хотела перемен, пожалуйста, нате. А потом я ещё и виновата, – старушка сделала вид, что обиделась, Аня хотела что-то сказать, но пока искала слова, собеседница продолжила. – Перемены всегда тяжелы, а вы, люди, никогда не знаете чего хотите, всему вас учить нужно, всегда. Когда же вы мудрости наберётесь.

Аня была в шоке. «Вот это надменное вы относительно людей, если она, Аня, человек, тогда с кем же она разговаривает?» – промелькнула у девушки в голове.

– А я не человек, – ответила старушка на мысли Аня, чем только больше напугала её. – Ну чего ты боишься? Я же тебя не убила, не покалечила… А ногу ты сама порезала, кто тебя просил так нестись, даже я не ожидала такой прыти. Ладно, иди уже. Обещаю, ничего такого с тобой больше не случиться, пока что точно, – старушка усмехнулась. – Иди уже, всё у вас будет хорошо.

Аня встала и, почти не чувствуя раны в ноге, не используя палочку, пошла по коридору, остановилась и, оглянувшись, кинула взгляд на старушку.

– Трое, трое будет, он тебя уломает, – рассмеявшись, добавила старушка и растаяла во мраке.