Девочка

– Сколько тебе лет? – почти синхронно сказали оба, и возникло замешательство.

– Ладно, неприлично спрашивать возраст у дам. Давай так: рассказывай историю, а когда закончишь, я скажу, сколько мне лет. Хорошо?

Аня вздохнула и дёрнула плечами, вместо ответа она начала рассказ.

За окном совсем стемнело, Алексей слушал столь внимательно, что приготовленный впопыхах чай остыл, а хлеб на бутерброде ни разу не был укушен, иногда он задавал вопросы, и Анечка на них отвечала: на какие-то с радостью, а на другие – с неохотой, но, пообещав себе рассказать всё, отвечала на любые. Лёшу очень заинтересовал парень, с которым Аня была в КПЗ, а вот её приезд к родителям пропустил без должного внимания.

– …А потом пришёл ты, и вот мы сидим, – Аня умолкла и стала ждать реакции своего мужчины, она была уверена, что он её и больше ничей.

– Я обещал сказать, сколько лет мне, тебе, насколько я понял, 18, – Аня кивнула. – А мне 42, я женат, у нас с… тобой, то, что я женат на тебе, сомнений нет, вот только тебе 38, и у нас трое детей, – он полез в карман и достал огромный телефон, включил экран и протянул девушке. Там была фотография женщины, прямые золотого цвета волосы падали на лицо, чуть скрывая один из весёлых и озорных глаз, женщина улыбалась безукоризненной улыбкой, в ушах серьги под цвет волос с блестящими камнями, внизу, там, где была шея с ровным загаром, был кусочек шёлкового ворота, больше ничего видно не было.

– И зачем мне это? – Аня удивлённо спросила.

– Это ты, в смысле моя жена, фотографии несколько месяцев, это с вручения какой-то награды за вклад в развитие города. Полистай, там их много

Аня водила пальцем по экрану, фотографии менялись, но люди оставались одни и те же: эта красивая женщина, то есть Анечка в 38, Алексей, что стоял за спиной и иногда комментировал, если это требовалось. Были и дети, но Аня старалась пролистнуть побыстрее эти фото, только одна фотография заставила её остановиться, а её муж не стал рассказывать историю. Это была общая фотография, вся семья в сборе – папа Алексей, мама Аня, близнецы, Женя и Света, и старшенький Вова. А ещё были друзья, но Аня лишь мельком заметила, что старые друзья мужа тоже там и оба с парой, и её подруга там, и ещё четыре девушки, которых она то ли не узнала, то ли ещё не знала, Лёша стал рассказывать, кто есть кто, но Аня тихо остановила его, и он замолк. Девушка повернулась к нему лицом, прижалась к его груди и тихо спросила:

– Мы с тобой счастливы?

– Конечно, дорогая, ведь ты моё счастье, – он прижал её к себе ещё крепче, запустил руки в кудрявые волосы, и по его щеке скупо скатилась слеза. – Утром, когда я проснулся, у меня была жена красавица и умница, а к вечеру у меня две красавицы и умнички, откуда взялась вторая, кому расскажи, не поверят. Что же мне с тобой делать? – Аня оторвала голову от его груди и попробовала что-то сказать, но «как бы муж» прижал её обратно, поцеловал в макушку и тихо добавил, – это риторический вопрос, сделаем всё вот так вот…

Аня проснулась рано, так и было ей запланировано. Хозяйка квартиры ещё спала, а кроме них, никого и не было, Лёша уехал, и здесь её больше ничего не держало. Она подошла к окну и задумалась, вчера он предложил выход и, наверное, разумный – пожить в этой квартире, хоть и пару месяцев, она не хотела, ей обещали найти работу, но и без денег бы кормили, всё равно это не её. Она искала своего Лёшеньку, а здесь только солидный Алексей Станиславович. Нужно было уходить и срочно, ибо предложение давало столь желанное спокойствие.

Аня выбежала на улицу, лёгкая куртка не грела, она бежала без оглядки, бежала, чтобы быстрее скрыться от старого, что вывернулось и стало довлеющим настоящим. Она хотела мира и уюта, ей это давали, но что-то внутри вопило, разрывая душу: «Не то, не так, иначе должно быть». Дома сменяли друг друга, в раннем небе всходило солнце, и ни одно облачко не смело ему мешать, Аня посмотрела на небо и чуть успокоилась, солнце, как её старая жизнь, было красиво и одиноко, но каждое утро солнце разное, и старой жизни уже не будет, как нет одинакового луча света. Перейдя на спокойный шаг, она огляделась: ничего знакомого не было и, как назло, не было у кого спросить.

– И как мне метро искать? – Аня улыбнулась своим словам, произнесённым вслух. – Не хотите отвечать, сама найду, – чуть обиженным голосом добавила она и пошла вперёд.

Через пару кварталов ей надоело идти прямо и, оглядевшись («Эх, люди, животные вы социальные», – пронеслось в голове), пошла во двор. Он оказался сквозным, дома нависали над одиноко идущей девушкой.

«Это же более тысячи квартир, значит, тысячи три душ, а тел нет, – тяжёлый вздох. – Вот иду, никого нет, и в окнах не мелькают, но стоит только начать делать что-то постыдное, сразу набегут, как мухи или жуки», – мысли понеслись как река. Собственно, мысли-то было только две: «Эх, думаю, почти как Лёшка, впитала его сомнительную манеру мыслить». Второй же мыслью, даже воспоминанием было то, как она точно так же шла по безлюдной улице в маленьком городишке и спас её от безумия случайный автобус. Аня остановилась, огляделась, кругом дома, небо над головой, окна на все восемь сторон света и трава под ногами, куда идти, может, кому и известно, но вот его здесь нет. Аня подошла к проблеме креативно: закрыла глаза одной рукой, а вторую вытянула и закружилась. Когда голова потеряла ориентиры, девушка остановилась и пошла туда, куда перст указал.

– А что? Дурацкому миру – дурацкие методы, – пробормотала она, чтобы хоть как-то самой себе объяснить поступок.

Дома, ларьки, пустошь, дома. Аня плелась сквозь двор, обходя здания и те места, где по неведомым причинам таковых ещё нет, люди то появлялись, то пропадали, девушка пробовала догнать нескольких, но те пропадали неведома где и как. Устав, она присела на скамейке, возле какого-то подъезда, безлюдье её уже не пугало.

– Тоже мне мегаполис, пять миллионов и где? Да ну вас всех.

Сложив руки на груди, она закрыла глаза, тишина ударила по ушам, просочилась в мозг и превратилась в тонкий писк. Анечка вспомнила, как её учил жених слушать воздух.

Она открыла глаза, глубоко вздохнула и, вздыхая медленно, закрыла веки. Отбросить все мысли, есть, отстраниться от всех звуков, здесь и так глухо, услышать писк воздуха, от него и так мозгу больно, слушать, наслаждаться. Радостного было мало, а много было неудобств. Аня уже хотела вернуться, как писк дрогнул и померк на мгновение. Её выбросило в реальность, опешив, девушка смутилась и только спустя долгие пару секунд всё вспомнила и осознала. Решив попробовать снова, она быстрее дошла до нестерпимого писка и упёрлась в него, как в стену, было больно ушам, мозгу, хоть он и не болит, да объясни это психике. Писк давил, и уже всё тело сдавила неведомая сила, Аня подумала, что нужно завязывать, но услышала крик, кричали из-за писка, она это просто знала. Она попробовала прислушаться, воспринимая писк как просто звук, который следует вытеснить из сознания, писк на мгновение стал тише.

Около часа ушло на то, чтобы расслабиться и вытеснить из сознания звук броуновского движения молекул воздуха, да и не то чтобы вытеснить, а сделать тише, не обращать внимания. Кричал тот самый человек, который и обучил Аню этому трюку, способу релаксации, как говорил Лёшка. Аня и вправду расслабилась, но скорее от галлюциногенного голоса любимого, нежели от чего-то там ещё. Они попробовали говорить, девушка хотела завалить парня вопросами, но он не знал ответов, ссылаясь на то, что он не то чтобы реален и больше является частью её подсознания, нежели живой личностью, хотя и связан с прототипом. Аня устала, почти все силы уходили на то, чтобы быть расслабленной и сосредоточенной одновременно.

– Где метро? Это ты знаешь, – отчаянье и противоборство двух желаний овладели ей: закончить всё это, уйти, стукнув дверью, и как можно дольше говорить с парнем, пускай полуфальшивым, но ведь он есть.

– Знаю, я же здесь недалеко живу, иди между двумя высокими домами до красного магазина, потом налево, и метро будет там.

Аня открыла глаза посмотреть, что за здания. Резкая боль пронзила почти всё тело, как будто она неудобно положила руку, нарушив кровоток, а потом попробовала взять стакан этой рукой. Застучало в висках, кровь, как расплавленное олово, потекла по венам, мышцы не слушались, невольно Аня накренилась и стала падать, за долю секунды писк ударил по ушам и сразу сменился тихими звуками города, которые грохотали сейчас громче рёва самолёта, но в тот же миг девушка услышала последнюю фразу любимого.

– Придумай людей, поверь в них, что они есть. Тогда они появятся, они… – он кричал так, как невозможно кричать, будь он реален.

Аня упала на скамейку, тело еле вздрагивало, останавливаясь.

– Лёша, люди, помощь… – всё, что она прошептала, еле шевеля губами, собственный голос казался подобен раскатам грома, тело ушло на перезагрузку.

Аня очнулась почти сразу, голова болела, а в пальцах кололо, вены взбунтовались и как будто решили поднять русла, да ещё и чесались везде. Она уже разделяла тело и душу или дух, девушка путалась, так душе-духу было легко, уютно и тепло, может быть, даже тем самым теплом, что счастьем зовётся. Она огляделась и расплылась в улыбке, она увидела людей, и они её видели и вроде сбегать не пробовали. С третьей попытки Аня встала, тело ещё плохо слушалось или Аня его плохо слушала, она вспомнила, что на один вопрос она всё же получила ответ и знала, где метро.

Алексей ошибся, метро было не справа, а слева, а так всё правильно сказал, Аня не стала удивляться, в этом мире может быть всё что угодно, а воздух она слушала в первый раз, а то, что в обморок упала, так здесь как в дайвинге – кессонная болезнь, сама виновата. О том, что стоит ещё раз попробовать, Аня уже думала на эскалаторе в окружении десятков людей и здесь, она быала по-настоящему счастливой, так, на пару минут, но мир казался прежним.

Опять метро? Эх, чтобы люди делали без этих норок и железных червей, которые так великодушно позволяют забраться внутрь и кататься, ехать, мчатся туда, куда тебе нужно. А лучше всего стремиться туда, где тебя ждут, где всегда рады, домой или к друзьям, главное, чтобы там было много народа и все тебе были рады. Одиночество, оно, конечно, хорошо, но всё должно быть в меру, уж лучше всю жизнь искать уединения, чем найти его, оглянуться, а позади пустота и кругом пустота, и никому ты не нужен, нет больше той взаимозависимости, на которой так много стоит. И мучительная мысль, что оно когда-то было способом убить, перед этим, конечно, просверкав чуть ли не всеми оттенками безумия.

Город, любимый город, ах ты же девка паскудная, изменник неблагодарный. Аня вышла из метро и не узнала той станции, на которой прожила всю жизнь, ладно, она же здесь была вчера, и всё было по-прежнему. А сейчас всё как в зеркале или лупе, всё наоборот: где были привычные девятиэтажки, стоят громады, где был торговый центр, теперь гуляют собаки, девушка подошла к карте, та, как назло, была прежней, так, с мелкими отличиями, но всё было узнаваемо. Аня пошла по привычному для себя маршруту, стараясь не обращать внимания на мелочи в форме двадцати пяти, тридцати или сорокаэтажных зданий, мол, всё фуфло, я так, гуляю.

Дойдя до улицы, на которой она жила, всё те же громады, Анечка стала искать свой дом, пришлось спрашивать, невиданное дело: спрашивать, где родной дом. Нашла, но вот радоваться было нечему, хотя как сказать. Сердце девушки вздрогнуло, это был её дом, прежний, старый, пяти этажей от роду. Вот только обшарпанные стены, ладно, они и раньше красотой не блистали, разбитые окна, почти все, остатки яблонь под окнами и тополей у парадной, дом был мало того, что брошен, так ещё и обнесён забором, свежим, на импровизированных воротах была надпись «Снос назначен на 25-е…». Дома больше нет, считай, унесли, где жильцы, никто не знает. Идти в органы, которые этим занимаются? Только не в этом мире, где город сам не знает, как ему выглядеть, чего уж о людишках говорить, они и не замечают то ли телодвижений, то ли конвульсий гиганта. Аня в сердцах плюнула и пошла прочь, хотелось ругаться, но вот только с кем? «Найду того, кто это всё устраивал, волосы повыдираю, – пообещала себе Аня, – если не пожелает объясниться», – чуть смягчаясь, добавила она. Аня просто пошла по улице, ничего и никого не видя, последний островок надежды таял вдали. Какое сегодня число? Мило, послезавтра мой дом сносят, а я вещи и родителей не забрала…

Глава VIII

Дорога стелилась под ногами, как ковёр, ласковый и с длинным ворсом, люди бежали кругом, а Аня шла. Она решила, что центр города в той стороне, и шла, по необходимости что-то спросить, она спрашивала, и всегда находился тот, кто бы ответил, Аня шла дальше, а люди продолжали бежать. Девушка вспомнила о лёгком рюкзачке за спиной, и там оказались деньги, она решила перекусить и буквально в десяти метрах была уютная кафешка-ресторанчик. Приятный полумрак окутал девушку, не столь приятные цены обожгли глаза, хотя за комфорт принято платить. Напоследок принесли чай и маленький кусочек запечённого теста, якобы печенье с предсказанием. Отпив чай, Аня откусила кусочек от теста, и во рту у неё оказался клочок бумаги, газетный. Аня поднесла сальный обрывок к глазам и не успела даже разобрать, что там (всё было запачкано маслом и буквы разъело), как официант, который крутился возле единственной клиентки, подбежал, размахивая руками.

– Подождите, что это? – чуть не закричал он.

– Предсказание из вашего, с позволения сказать, печенья, – недовольным голосом ответила девушка, ей очень не понравилось, что печенье было больше похоже на пирожок, а обрывок газеты она сочла оригинальным и милым.

– Я сейчас же позову менеджера, и мы уладим это недоразумение.

Если бы официант не убежал, то Аня бы возразила, что нет никаких недоразумений, всё в порядке. Но уже два молодых человека шли к ней, и чуть позади грузно ковылял мужчина в фартуке, повар, следует полагать.

– Я приношу свои извинения за такую оплошность, – молодой человек в пиджаке двумя пальцами брезгливо взял ошмёток газеты. – Разумеется, платы с вас никто брать не будет, ваш счёт будет вычтен из зарплаты повара.

– Сам не понимаю, как такое произошло, но признаю – газета моя и обрывок из неё, – повар, потупив глаза, стоял как маленький ребёнок, которого отчитывают за первую двойку.

Все смотрели на девушку, а она была в шоке и вины не видела ни в ком, не будь такой шумихи, то и всё прошло бы незамеченным.

– Давайте тогда сделаем так: забудем, что всё это было, и коль заказ оказался бесплатным, – все трое активно закивали, – просто повторим его, и я с радостью оплачу всё съеденное в любом случае.

Вроде бы все остались довольны, а Анечка, оставшись одна, всё же взяла своё «предсказание» и удостоила его прочтения. Жирные пятна разъели буквы, равные края скрывали начала и концы слов, прочитать можно было только «…ище…ицы…».

Официант уже принёс большую часть повторного заказа и раскладывал всё на столе.

– А позволите спросить? – робко поинтересовалась девушка. – Насколько я вижу, я единственный клиент, могу ли я попросить того повара составить мне компанию в трапезе? Если он не занят каким-нибудь другим делом, конечно.

Слегка удивлённый официант удалился, зато через несколько минут тот самый робкий мужчина сидел напротив, а менеджер выглядывал из-за угла, стараясь разобрать, в чём дело на этот раз.

– Чем я могу быть полезен? – тяжёлый бас повара был не привычен для уха, но приятен.

– Всё хорошо, – Аня робко улыбнулась. – Правда. И основная причина, что я вас потревожила, это выразить благодарность за столь искусно приготовленную еду, я бы обратилась по имени и отчеству, но, к сожалению, не знаю их.

– Василий Иванович, – чуть смущённо ответил он. – Да что вы, так, ничего сложного.

– И простые блюда можно приготовить по-царски.

– Спасибо, – серьёзное, даже суровое лицо повара дрогнуло в улыбке.

– Хотите чаю? У меня их два, а мне столько не осилить, – Аня придвинула одну из чашек к мужчине, он принял дар. – Второй же повод – это газета…

– Я же извинился, – пробормотал повар.

– Нет, что вы, всё хорошо, – мгновенно отреагировала девушка. – Меня другое волнует. Про что была та статья?

– А вам зачем?

– Это же всё-таки предсказание, хотелось бы его понять.

– Там было про капище Богородицы Лады, его реставрировали, вот и заметка была – чуть отпив чай, ответил он.

– А оно далеко? Его можно найти?

– Вы точно не сердитесь из-за клочка газеты?

– Не сержусь, если бы не официант, то я бы и не заметила. Вы менеджеру не говорите, но газета – это весьма оригинально. Тесто подвело, а так всё даже мило.

– Тесто да, нужно было песочное, да вот не закупили. А капище тут рядом, пешком дойти можно. Хотите сходить?

– Да, думаю, стоит, глупо отворачиваться от знаков судьбы.

Когда кончился чай и второй завтрак был окончен, Аня расплатилась и ушла. Выйдя на улицу, больше по привычке переставляя ноги, она вновь задумалась: «Этот мир, нет, не бред, не утопия и даже не отражение её старого мира, он другой. Иной, и всё тут, наивнее и добрее, как подросток, получивший первый паспорт. Может быть, дело и есть в том, что эта реальность ещё слишком молода? Поэтому так пластична, она ещё сама не определилась, как ей выглядеть». Улицы превратились в дорогу, а дорога стала серым ковром, растелившимся под ногами у девушки, она шла и сама не знала как, куда, но была уверена только в одном – зачем. Город, как не коверкай его, а он лучший, вопреки, всегда, будь то шведы или немцы, живой организм можно перекроить, понатыкать кучу всего лишнего, но убить его нельзя. Она вышла на набережную и, идя вдоль воды, вышла к жёлтым стенам, упёрлась, и внутри что-то сказало: «Всё, дальше иди сама», – этакий GPS, сообщающий, что путь окончен. Увы, путь нашей героини ещё не был окончен, ей предстояло ещё несколько поворотов и долгая финишная прямая, Аня и сама это знала, просто знала, и всё. С этой уверенностью она и перешагнула через порог ворот, внутренний компас выключился совсем, девочка совершенно не знала, куда идти.

Анечка попробовала спросить у кого-нибудь, куда идти, но люди, которых здесь было на удивление с избытком, бежали по своим делам – кто на вход, кто на выход. «Тоже мне, добрый мир, конечно, такой же сволочной, как и мой», – бурный поток мысли чуть отрезвил Аню, и она решила поступать так же, как и раньше, – пойти за толпой, никого не спрашивая и не советуясь, всё равно по пути длинная арка, никуда не свернёшь.

Пройдя в толпе ещё несколько сотен метров, она осознала, что это кладбище, старинное и по своему даже завораживающее. Как-то привычно, чтобы здесь были могилы, полумрак и тишина, покой для покойников. Не тут-то было: всё та же куча народу, все бродят, слоняются, толкают друг друга, хорошо, что хоть цыган нет. А нет, есть, вон пошёл маленький таборочек, яркие платки, длинные юбки, хорошо, что петь не надумали. Аня бы долго могла представлять, как цыгане стали петь на кладбище, но её отвлекло чудо, самое настоящее чудо. Она понимала, что в этом мире только два варианта: или он меняется, или она сошла с ума и всё ещё в своём уютном мирке. Девушка заметила святилище: высокий забор, сделанный под старину, массивные брёвна опоясывали монументальное здание, золочёные лики немного переливались, если смотреть с разных сторон, на тебя то взирали сурово, то по отечески добро – мир менялся прямо сейчас, пластично переливаясь. Здание и окружающее пространство колебались и расплывалось, то тая, то твердея, становясь празднично разноцветным, а то серым, словно кадр мелькнуло и невысокое здание с облезлой голубой краской. Людям, идущим мимо, было по традиции всё равно, они не видели, что реальность на их глазах искривляется, почёсывается и выбирает, какой ей быть.

– Давай быстрее… – мужчина, проходящий мимо, проговорил в телефон и ушёл.

– Я ей и говорю, чего стоишь… – две женщины, чуть не задев Аню, проследовали мимо.

– Выбирай… Он ждёт… – ещё чей-то голос раздался сзади, Аня обернулась, но не увидела, кто это был.

– Или сейчас, или некогда… – ещё один обрывок фразы, теперь откуда-то издали.

Аня, давшая себе обещание, что будет следовать знакам судьбы, медленно стала шагать к входу в врата, за ограждения, к святилищу. Её толкали и ругались, она же шла неприкаянная и неуклонная, не обращая внимания на обрывки чужих разговоров. Почти в ухо кричали «Давай», «Быстрее», «Что так медленно»…

Вы когда-нибудь боялись войти в воду? А если вода вертикальная и дрожит? Это страшно или непривычно, как минимум. Вблизи здание не перестало меняться, наоборот, стало видно, как меняется структура материала, из которого она сделана, как камень перетекает в брёвна и обратно, как красный и жёлтый, будто выгорают, становятся серым. Наверно, Аня бы и не решилась войти, но её туда затолкнули. Мужчина так напористо шёл, что сшиб девушку, подумаешь, в проходе стоит.

Аня, вставшая вначале на одно колено, потом опершись рукой, подняла лицо перпендикулярно полу и собиралась выматериться так, что не только бы тот нахал вернулся, но и этот мир навсегда бы решил, каким и с кем нужно быть. В глазах у девушки было столько злобы и ненависти, обиды и расстройства вместе с разочарованием, скажи ей потом, что у неё тогда глаза огнём горели и волосы на ветру играли в «Медуза Горгона Style», она бы поверила. Это могло случиться, но мир решил попросить прощения.

– Девушка, у вас всё хорошо? – старушка-служительница подбежала к упавшей.

Аня посмотрела на пожилую женщины, и бушующие чувства потихоньку стали уходить. Аня кивнула, на языке всё ещё были нелитературные эпитеты.

– Присаживайтесь, вы же ударились, я видела, – старушка показала на скамейку возле входа.

Аня присела и вымученно улыбнулась, перед ней стоял, пожалуй, единственный человек, на которого не хотелось ругаться, столько добра и отзывчивости было в этой сгорбленном жизнью человеке. Тяжело вздохнув, проведя ладонью по лицу, Анечка затуманенным взглядом стала смотреть туда, где пахло травами и была целая толпа народа.

– Скамья-то мокрая, – отстранённым голосом произнесла девушка. – Я в луже сижу, – Аня мелко засмеялась, чуть подёргивая плечами.

– Что говоришь? Я плохо слышу, – старушка наклонилась к девушке.

– Спасибо вам говорю, что не дали затоптать меня. Если бы не вы, я бы могла разное натворить.

– Люди такие, ты сиди отдыхай, странные мы дети, непослушные, но она всё видит, помогает иногда. По родственному.

– В том-то и дело, что иногда и только некоторым.

– А тебе, внучка, нужно? Кручина тебя какая обуяла?

– Вроде нет, – Аня усмехнулась. – Кручина – не кручина, горе – не горе, а у меня то ли крыша едет, то ли чудо со мной какое, а я и не ведаю, что с ним делать.

– Так ты мне расскажи, всяко легче будет, а я тебе посоветую, может что, вот и проверим какую мудрость голова моя седая собрать смогла.

Куда хуже, зачем лучше? Аня всё рассказала, всё, как оно было и как есть теперь. Легко, без утайки, переживая всё заново, но уже без той тяжести, которая преследовала её на протяжении всего пути. Старушка сидела и слушала, и было видно, что ей такие истории не впервой, но она всё равно переживает за рассказчика. Девушка боялась расплакаться, но потом заметила, что вместо неё плачет старушка.

– Что вы? Не плачьте. Я вас расстроила?

– У меня тоже был муж, мне годков-то мало было, всего двадцать восемь, когда он умер. Я тогда очень горевала, но нашла утешение тут. Раздала всё, что имела, а я была богата: дом свой подруге отписала, все тряпки раздала беднякам, только вот платье это оставила, памятное. А мне же много и не надо. Долго спала на пустыре, ночью мне было страшно в городе, днём ходила и чем могла помогала нуждающимся. Давно это было, очень давно, теперь вот здесь живу.

– Может быть, я могу вам чем-то помочь?

– Да что ты можешь? У самой нечего нет.

– Вот у меня здесь в рюкзачке… – Аня потянулась за рюкзаком, но старческая ладонь её остановила.

– Оставь, тебе нужнее будет. Сюда много приносят всякого, что от жиру несут, что по совести. Всякое бывает, но ты оставь, пригодится ещё.

– Дайте совет, что мне делать?

– Я тебе сказала, что помогу, расскажу, что делать – Аня кивнула, и старушка продолжила. – Так я тебе так скажу. Я и сама не знаю, ведь каждый сам решает куда ему идти и что делать. Мой дом теперь тут, но не твой. Не ходи ты дальше, смысла нет, вот я здесь сижу. Ритуалы это хорошо, но это лишь символы, как заклинания у кузнецов, красивый счёт. А всё что нужно, оно внутри, в сердце. Богородица тебя и так услышит. Выйди на улицу, оставь, что хотела мне дать, на пороге, возьми только одну вещь, в мои времена такого не было, не знаю, как называется. И ступай куда глаза глядят, сердце у тебя доброе, чистое, вспыльчивое, правда, но это по молодости бывает. Не волнуйся, внучка, будет у тебя всё, – Аня встала, помогла подняться старушке, они вместе подошли к выходу, Аня перешагнула порог, и старушка добавила, – мой-то умер давно, кости сгнили, а твой жив ещё…