скачать книгу бесплатно
– Если тут слишком жарко, то в Канаде слишком холодно, – склоняя набок украшенную завитыми локонами голову, развела руками Изабель. – Думаю, все к лучшему.
– Эту историю мне рассказала бабушка. Семейное предание, – Мелиса обвела спутников вопросительным взглядом и, убедившись в доброжелательном восприятии, поведала с недюжинным актерским даром: – Все случилось в Монтане, на границе Канады и Штатов, в XIX веке. Моего прадеда звали Джон Хайнс. Он был охотником-траппером и в компании десятка таких же охотников добывал для Мисурийской пушной компании Майкла Иммела и Роберта Джонса бобровые шкурки на земле индейского племени черноногих.
– Это племя, которое вело войны со всеми соседями-индейцами, – дополнила повествование Изабель.
– Да, – Мелиса кивнула и, обведя глазами восторженного подростка погружающееся в ночь озеро Виктория и непроницаемую стену джунглей, заметила: – Реальность меняет мироощущение человека, и порой он чувствует себя богачом, таковым не являясь.
На огне запекали рыбу. Бонами приправил ее травами и на пальмовых листах подал гостям.
– То было удивительное время, – неспешно продолжила рассказ Мелиса, облизывая тонкие пальцы. – В 1831 году Джеймс Кипп, представлявший американскую пушную компанию, заключил мир со свирепыми черноногими. Для индейцев было решено построить торговый пост, где Джеймс Кипп будет покупать у индейцев меха, а трапперов посылать в земли индейцев уже не придется. На реке Миссури построили пост Форт-Пиеган. Позже его назвали форт Маккензи.
– И наступил мир, – предположила Изабель, отрывая от связки бананов спелый желтый плод.
– Да, – Мелиса усмехнулась, и в ее глазах отразились искры костра. – Мир наступил, но каждая сторона понимала его по-своему. Черноногие приносили в форт горы пушнины в обмен на товары и оружие, а на обратном пути, встретив белого, неизменно его убивали и, сняв скальп, праздновали победу. А индианки под бой барабанов, торжествуя, поднимали скальп на шесте.
– Полагаю, такой мир скоро окончился, – предположил Николай, подкладывая в огонь ветви.
– Да. С завершением сезона охоты черноногие форт сожгли, – Мелиса качнула головой. – Какая вкусная рыба.
– А когда черноногие получили доступ к огнестрельному оружию? – спросил Николай.
– С канадскими торговцами черноногие ладили. Компания Гудзонова залива в 1780 году на реке Саскачеван построила торговый порт Бакингем-Хауз, и у черноногих появилось огнестрельное оружие, и они изгнали из прерий в Скалистые горы не имевших ружей шошонов, плоскоголовых и кутеней, а когда и они стали обладателями огнестрельного оружия, бои за право охоты на бизонов возобновились.
– По-моему, черноногие восхитительны, – усмехнулась Изабель.
– Да. В 1810 году Александр Генри написал о них: «Они самые независимые и счастливые люди из всех племен, живущих к востоку от Скалистых гор. Их восхищают война, женщины и бизоны, и всего этого у них предостаточно».
– Исчерпывающая характеристика, – кончики губ Изабель поднялись. – А черноногие возделывали землю?
– Торговые агенты организовали для черноногих ферму, и вождь Маленький Пес заинтересовался было делом. Но стоило начаться охоте на бизонов, история с фермой пошла прахом. Но вернусь к моему предку Джону Хайнсу. Он сблизился с индейцем Красное Облако, и тот попросил написать для него рекомендательное письмо для предъявления на торговых постах. И Джон написал: «Предъявитель сего, Красное Облако, – самый отъявленный негодяй, обманщик, вор и разбойник к востоку от Скалистых гор. То, что он не получит у вас днем, он непременно украдет ночью. Гоните этого никчемного лентяя в шею».
– Ваш предок обладал недюжинным чувством юмора, – воздев руки, восхитилась Изабель. – Вижу, сюжет закручивается.
– Да. После посещений ближайшей торговой фактории Красное Облако решил отыскать Джона, где бы он ни находился. Скоро индейцы, читавшие следы с ранних лет, как букварь, выследили незадачливого сочинителя на почтовой станции. Собравшиеся на станции лошади также заинтересовали индейцев. Хорошим вождем индейцы считают того, кто со своими воинами, застав врагов врасплох, перережет им горло, не понеся потерь.
– Полагаю, в тот день такой вождь и привел индейцев к почтовой станции, – предположил Николай.
– Думаю, да, – согласилась Мелиса. – Индейцы появились из утреннего тумана, как привидения, и на станции едва успели запереть дверь и выставить в окна дула ружей. Индейцы кинулись к лошадям, но их цепи были на замках, и команчи искалечили лошадям ноги.
– О боже, – воскликнула Изабель.
– Я очень смягчаю, – заметила Мелиса. – Индейцы пустили в деревянное здание почтовой станции зажженные стрелы. Со станции крикнули: если им позволят уйти, ружейной стрельбы не будет. Черноногие согласились, решив прежде разграбить станцию, а уж потом добраться до бледнолицых. Держа заряженное оружие в руках, белые вышли из здания. А тут индеец по-английски важно заявил, что красивая женщина, и указал на нее рукой, останется с ним. Ее муж выстрелил. Индеец упал. Все бросились обратно к дверям станции. Черноногие натянули тетиву луков и увидели на дороге дилижанс.
– Его они приняли за отряд солдат, вскочили на своих лошадей и умчались, – предположил Николай.
– Так и было. При этом черноногие заметили на станции Джона Хайнса, и Красное Облако с десятью товарищами устроили засаду неподалеку, зная, что у трапперов есть десятки капканов и сотни бобровых шкурок. Джон запряг мулов в фургон, погрузил в него охотничьи трофеи и с приятелем Уитфилдом покинул почтовую станцию, направляясь в ближайший форт, отстоявший в трехстах милях. На речной переправе фургон застрял, и в это мгновение появился Красное Облако. Джон стегнул мулов, фургон наехал колесом на большой камень и завалился на бок, а Уитфилд выстрелил в бегущего к нему индейца. Тот упал замертво. Пронзенного десятком стрел Уитфилда черноногие вытащили из реки, сняли с него скальп, тело расчленили.
Наступила тишина. Мелиса восхищенно посмотрела на звезды темного южного неба, отыскивая Большое и Малое Магеллановы Облака.
– А Джон выжил, – произнесла Изабель.
– Да. Иначе я все это вам не рассказывала бы. В лагере черноногих на Джона с томагавками кинулись родичи погибшего. Но вмешались вожди, Белая Антилопа и Маленький Бизон. Выкурив трубки, они велели Джону раздеться и голым бежать прочь.
– Любители охоты, – заметил Николай.
– Джон, пробежав с минуту, услышал позади военный клич. Обернувшись, он увидел десяток юношей с копьями, устраивающих на него охоту. Джон бежал около получаса, пока не начал задыхаться, и позади себя услышал дыхание догонявшего его индейца. Джон, остановившись, протянул вперед руки, моля о пощаде. Индеец ткнул в него копьем. Джон увернулся, ухватившись за древко, и с отчаянием гибнущего, дернув копье на себя, вырвал его из рук юноши и вонзил копье в черноногого. Услышав позади вой ярости, Джон с новой силой пустился бежать, прихватив одеяло с черноногого. Впереди была видна речная долина. Джон, скрываясь в камышах, заметил овал из веток, возвышавшийся над водой.
– Бобровый домик, – предположил Николай.
– Да. Джон, нырнув, оказался внутри свитого из палок жилища. Он просидел там до наступления темноты, прислушиваясь к хлюпающим в воде шагам индейцев.
– Воображаю переживание бобрового семейства, – произнесла Изабель и смутилась. – Впрочем, о чем я.
– До ближайшего форта Джон добрался спустя три недели, заросший и дикий. В те годы еще не умели фотографировать. Но в семье сохранился дагеротип Джона Хайнса.
Глава 8
Олег, внимательно осмотревшись, взял с полки том М. Я. Выготского «Справочник по высшей математике». Высокий потолок читального зала политехнической библиотеки Москвы, широкие столы под толстым зеленым сукном, большие частые окна, шкафы с карточками обширной картотеки вдоль стен, доски стеллажей, прогибающиеся под собраниями книг, – все это создавало атмосферу творческого поиска подчас постоянно ускользающих решений. Немногословные исследователи сидели, замерев в кругах света настольных ламп, иногда поворачивая головы влево и вправо, к стопкам книг, отыскивая значение нужной константы, читая необходимый раздел.
Эра интернета, вступив в права и многое изменив в жизни человека, окончательно не отвратила пытливый разум от складывающегося веками классического подхода к решению теоретических задач, и, хотя всюду на столах лежали планшеты и компьютеры, книга и чистый лист бумаги с карандашом и ручкой для многих сохранили притягательность, облеченную в форму воспоминаний о школе и о студенческой юности.
Олег писал дипломную работу. Тему руководитель диплома, доцент Дерягин, озвучил: «Нецентральное t-распределение Стьюдента».
Эта вероятностная задача свелась к решению функции. При заданном значении аргумента или события надо было отыскать значение функции или вероятность свершившегося события, что в данном случае одно и то же. Но функция нецентрального t-распределения Стьюдента выглядела неприступной для решения.
Поиски источников, подсказывающих подходы к решению задачи, заняли пару месяцев. И все без результата.
Олег попытался решить задачу используя, компьютерную программу. Процессор, погудев под вентилятором, выдал бесконечный столбец цифр со множеством нулей после запятой. Понять что-либо из этого было сложно.
А однажды произошло нечто необыкновенное. Время уходило, решения не было. Олег неосознанно мобилизовал максимум интеллектуального ресурса. Стало очевидно, что опираться можно только на собственный разум. В работу включились скрытые до поры механизмы нейронных связей. На полную мощь заработало ассоциативное мышление.
В тот необыкновенный ноябрьский полдень небо скрывали низкие серые тучи. За окном мерно гудели потоки расцвеченного огнями транспорта, кружащего по Лубянской площади. В читальном зале было тихо, как в церкви после обедни. На зеленом сукне стола лежал лист с не поддающейся решению функцией. Олег в сотый раз внимательно всматривался в ее аргументы и их причудливое нагромождение с корнями и степенями. Нет, было непонятно, как подступиться к этой крепости.
На зеленое сукно стола упал луч солнца, и в это мгновение в сознании Олега всплыла подстановка. Это было сверхъестественное откровение. Спустя пять минут исписанный лист содержал решение. Каждое событие нецентрального t-распределения Стьюдента обрело свою вероятность, заключенную в интервале от 0 до 1.
Олег ошеломленно поднял глаза на пыльное высокое окно с массивными столетними деревянными рамами. Казалось, решение пришло из ниоткуда, само собой. Титанические трехмесячные усилия с муками творчества теперь казались сном. А удовольствие от решения задачи оказалось одним из ярчайших впечатлений в жизни, наряду с парашютным прыжком и несколькими влюбленностями.
В длинном темном коридоре учебного института доцент Дерягин, похожий на чуждый всяких эмоций сухарь в коричневом костюме, несколько минут внимательно рассматривал исписанный лист, прежде чем брови его, дрогнув, поползли вверх.
– Да… – доцент, качнув головой, мельком взглянул на Олега. – Это решение. Пишите диплом, и можно выходить на защиту.
Спустя несколько недель в комнате с табличкой на двери «Кафедра теории вероятностей» Олег повесил плакаты и представил решение уравнения нецентрального t-распределения Стьюдента.
Профессор Ротарь, с живым интересом рассмотрев подстановку, изрек:
– Работа достойна публикации. За диплом пять.
Глава 9
Доктор Майер, живя и работая в Гамбурге, один день в две недели читал студентам лекции в университете Франкфурта-на-Майне. Он обладал редким счастливым даром современную генетику, закодированную терминологическим языком ученых до крайней степени запутанности и оттого представляющуюся неприступной цитаделью, преподносить доходчиво для восприятия десятилетнего ребенка, используя две руки, пару собственных глаз и образную речь, которая присуща классикам литературы золотого века, а еще пастухам и рыбакам. Сам доктор, стоя у доски, представлял животные и растительные клетки и процессы, в них происходящие, как зримые действа и излагал их так, что не понять их было невозможно. И у слушателей вырастали крылья от веры в собственные возможности. Крайне сложные задачи, на решение которых уходили десятилетия усилий всей современной генетики, представлялись доктором не сложнее приготовления лукового супа.
Ощущая удовлетворение слушателей, и доктор Майер всякий раз на лекции обретал второе дыхание, вдохновляясь и на изложение новых методов исследования живой клетки, и на неблизкую дорогу от Гамбурга до Франкфурта-на-Майне, которую он преодолевал то поездом, то самолетом.
Франкфурт с центром из высоких зданий из стекла и стали, вмещающих финансовые мозг и сердце Германии, пленил доктора на удивление гармоничным сочетанием немецкого консерватизма в характере и укладе жизни и в архитектуре с бешеным прогрессом современности. Днем после лекции доктор Майер обедал в центре гудящего города под вальмовыми сводами дома пятнадцатого столетия, любуясь в окне видами ультрасовременного Франкфурта со сверкающими на солнце небоскребами, обвитыми эстакадами скоростных трас, и окружающими их черепичными крышами зданий эпохи пламенеющей готики и реформации. На широком блюде красовались дымящаяся толстая, румяная свиная отбивная, укрытая листом салата, и две печеные картофелины с веточкой укропа. В литровом бокале пенилось янтарное пиво. Ресторан глухо шумел, подобно муравейнику, укрытому под вечнозелеными ветвями столетней ели на прогреваемой полуденным солнцем лесной опушке. Все вокруг дышало сытостью и довольством. Биение экономического сердца Германии ощущалось здесь как мерные удары старинных часов, украшавших неоштукатуренную кирпичную стену ресторана.
Доктор Майер, имея серьезную нагрузку, следил за своей физической формой, и портовый Гамбург с многоводной Эльбой, впадающей в Северное море, предоставлял ему идеальные возможности сочетать приятное с полезным, используя велосипед, каяк и собственный парусник с каютой, нередко служившей ночным пристанищем. Гамбург, разделенный Эльбой на уставленный морскими контейнерами, кажущийся бесконечным порт на юге и противостоящий ему на севере старый центр с нагромождением монументальных кирпичных зданий, с церковными колокольнями над ними и укрытыми зеленью кварталами частных домов, похожих на сказочные королевства, представлялся доктору Майеру открытой книгой, восприятием которой он не мог пресытиться. Его лаборатория являла собой спрута, мгновенно впитывающего все самое передовое со всех континентов, и по своим аналитическим возможностям она стояла в первом ряду себе подобных.
Генетика увлекла доктора Майера страстно, пробудив в натуре педантичного исследователя восторженного поэта, романтика. Чем более постигал доктор Майер происходящее в живой клетке, в ее ядре, во взаимодействии клеток, передающих и реагирующих на сигналы, тем более его занимал вопрос – а кто или что руководит слаженной работой этого тонко организованного сложнейшего ансамбля. Гениальность творения, именуемого человеческим организмом, его потрясала, служа источником вдохновения. Наконец однажды после долгих размышлений доктор Майер стал склоняться к мысли, что за всем живым стоит нечто сверхъестественное, абсолютный разум, воплощенное в реальность совершенство, вечно ускользающее от человеческого сознания. А жизнь с организмами, сформированными из миллиардов согласованно взаимодействующих клеток, – это его реализация. В статьях о своем умозаключении доктор не писал, но чем далее, тем более утверждался в своем предположении.
Чтение лекций доктор Майер воспринимал выходом на театральную сцену. Созерцание десятков пар обращенных на него очаровательных влажных девичьих глаз с вопросительными полуулыбками опьяняло его, как хорошее вино. Доктор Майер ценил интеллект, присущий многим студентам, как поцелуй Творца, а метод преподавания его был такой.
– В природе все слишком сложно и далеко не все понятно, чтобы излагать законы природы на диалекте ученых, чаще всего плохо понимающих друг друга, – тут доктор Майер смотрел в глаза студенток, а они преобладали если и не на курсе, то на лекции точно. – Так что мы с вами пойдем от простого к сложному.
Аудитория, удовлетворенно вздыхая, с одобрительными кивками шуршала стержнями ручек о разлинованные листы тетрадей.
Доктор Майер ставил на стол модель ДНК человека, представляющую собой спираль полметра в диаметре, два метра в высоту, собранную из разноцветных шариков, отображающих атомы углерода, кислорода, водорода, азота и фосфора.
– Прежде всего увидим, представим объемно и запомним нуклеиновые кислоты, макромолекулы, отстраивающие ДНК и РНК.
На плазме экрана появлялись изображения: аденина (А), гуанина (G), тимина (T) и цитизина (C) и дополняющего их урацила (U).
– Это пять азотистых оснований, парами из A-T и C-G внутренними перемычками соединяющие спираль ДНК. При этом две внешние ленты этой спирали отстраиваются молекулами, образованными атомами фосфора, кислорода, водорода и углерода. Молекулы этих двух внешних лент называют фосфатными группами.
Отобразив сказанное в тетрадях, подведя черту, студентки устремляли взоры на доктора, и сложно сказать, что более их увлекало – генетика или очарованный ею мужчина.
Доктор Майер носил длинные волосы, опускавшиеся на атлетичные плечи светлой густой волной. Ясные синие глаза одухотворяли совершенные черты лица архаичного типа эпохи Каролингов. Доктор Майер казался сошедшим со стен романского собора изваянным в камне героем, необыкновенным образом, однажды ожившим под ласковым солнцем благословенной Европы. Его никто и никогда не видел одного. Всюду он представал невозмутимым центром и интеллектуальным столпом улыбающегося круга очаровательных учениц.
– Итак, – доктор мягким проницательным взглядом добивался тишины, а возня и хихиканье в аудитории замирали, – две цепи ДНК, внешние ленты из сахаро-фосфатного остова, закручиваясь в противоположных направлениях, образуют спираль с единой осью.
С ближайшей к кафедре парты падала сумка, и доктор Майер встречался взором с карими глазами Анны, изображавшими испуг и смущение. Спустя мгновение привлекшие к себе внимание карие глаза на лишенном слов древнейшем человеческом языке общения источали неизъяснимую любовь.
Девичья красота освящена романтикой юности, а созерцание расцветающей женственности на взрослого мужчину производит ошеломляющее впечатление.
Потрясенный лектор, утратив нить повествования, с минуту молча смотрел в окно, думая: наука, творчество и юные нимфы – несовместимые стихии, девушки как вино, под их магией ты веселый, пустоголовый, безвольный дурак.
– Однако продолжим, – в аудитории скрипели стержни. – Внутри спираль соединяется перемычками двух типов: A-T – аденин-тимин и G-C – гуанин-цитизин.
– По десять пар перемычек на виток спирали, – произносила Анна, взмахнув длинными ресницами.
– Зачет досрочно, – улыбался лектор, обращая взор на студентку. – Перемычки из A-T и G-C прикрепляются к лентам спирали атомами азота – N, и поэтому A-T и G-C, а это сложные молекулы, называют азотистыми основаниями.
Анна не мигая вопросительно смотрела на лектора, словно кондуктор в трамвае, а он произносил: «Подойдете ко мне с зачеткой».
– Чем отличаются ДНК, – доктор Майер поднимал глаза на дальние ряды аудитории, где взоры главным образом были устремлены на экраны разнообразных средств связи.
– Изменчивость ДНК обусловлена вариабельностью последовательностей азотистых оснований A-T и G-C, – Анна, склонив очаровательную голову набок, едва заметно пожимала плечами.
– Верно. Все дело в сочетании A-T и G-C и в их частоте. Теперь далее. Для чего природа создавала в ядре живой клетки эти молекулярные спирали?
– Для репликации, – говоря, Анна подняла изящно очерченную белоснежную правую руку. – При каждом делении клетки обе дочерние клетки получают собственные цепи ДНК, собираемые со скоростью тысяча нуклеотидов в секунду.
– Верно. Еще немного, и экзамен досрочно, – доктор Майер мял руками измазанную мелом губку. – А что же далее?
Скоро доктор Майер осознал, что взгляд его в аудитории всякий раз обращается к демонстрирующей интерес к лекции склоненной набок голове Анны и к ее открытым запястьям. Бровь лектора приподнималась, выказывая заинтересованность в диалоге со студенткой. Глаза собеседников улыбались. Скоро оба осознали, что невольно подражают жестам и позам друг друга.
– Информация передается от генов белкам, – Анна вопросительно смотрела с лукавой робостью.
– Какие известны основные типы мутаций? – доктор Майер поднял глаза к окну, на сверкающие стеклом и сталью на солнце небоскребы и окружающие их купеческие фахверковые дома с черепичными крышами эпохи расцвета Ганзейского союза.
– Замена одного азотистого основания другим, потеря одного или нескольких оснований и вставка оснований.
– Что может стать причиной мутаций?
Анна переглянулась с соседкой, а та указала пальцем на абзац в учебнике.
– Ультрафиолетовое облучение, окисление, гидролиз, алкилирование, метилирование.
– Да, – доктор потер белые от мела ладони, – теперь о межклеточной коммуникации.
Анна скосила глаза на соседку, и она, листнув учебник, тонким пальцем указала абзац. Анна, кивнув для храбрости, произнесла:
– Нервная клетка, нейрон, передает электрический импульс через свой длинный отросток, аксон. А аксон, создав сигнальную молекулу, через соединение-синопсис передает ее клетке-мишени. Но клетки у человека разные, около двухсот типов, – на мгновение Анна запнулась, склоняя голову к шепчущей соседке. – И клетки взаимодействуют, используя внеклеточные сигнальные белки. И работают снаружи клетки поверхностные мембранные рецепторы. А внутри клетки действуют свои рецепторы. Эта химическая реакция называется сигнальным каскадом.
– Экзамен зачтен.
Со звонком двери аудитории отворялись, и доктор Майер в окружении десятка девиц, раскланиваясь со знакомыми, шел в университетский буфет, где общение носило неформальный характер, со взрывами счастливого смеха и громкой речью, сдобренной бесконечным многообразием мимики и жестов очаровательных лиц.
Глава 10
Остров Рубондо расположен в юго-западной части озера Виктория, относительно недалеко от озера Танганьика. Возникла идея посмотреть на ближайших родственников современного человека, на шимпанзе, в естественных условиях обитания.
– Это скрытые джунглями горы над побережьем Танганьики. Там сохранилось несколько сотен шимпанзе, – объяснял Бонами, отчего-то опуская длинные руки ниже колен. – А на озере Танганьика сотни километров песчаных пляжей. Там есть где расположиться.
Конференция в городке Мусома еще продолжалась. Наши герои быстро пресытились докладами, изобилующими никому, кроме докладчика, не понятными псевдоучеными пассажами, и решили использовать время для путешествий по Танзании.
В самом деле, узкая полоса песчаного побережья озера Танганьика оказалась идеальным местом для ночевки.
Николай, и это скоро осознали его спутницы, был гением чувственных наслаждений в абсолютной аскезе. При этом он мастерски распределял минимальные ресурсы с максимальной отдачей, не совершая ни одного лишнего движения. Первое, что всюду в походе делал Николай, – разводил огонь от одной спички и тут же устраивался возле него, словно невозмутимый сытый кот в теплой хозяйской постели. Мелиса и Изабель, сведя бытовой обиход к минимуму, неосознанно льнули к нему, словно котята к кошке, восхищаясь простотой решений.
На вечерней заре у большой воды, под сенью девственного леса, умиротворяющая тишина представляется великой симфонией мироздания. Это мелодия вечности, всякий раз волшебным образом возрождающей жизнь из небытия. Природа словно говорит способным услышать ее людям: однажды я создам вас вновь.
Поднявшись, Николай размялся и с видимым наслаждением погрузился в покрытые легкой рябью воды озера. Мелиса и Изабель последовали за ним.
Регулярное плавание, укрепляя мышечный каркас, дарит человеку удовольствие от ощущения силы гибкого упругого тела. Скоро Николай обучил очаровательных спутниц тонкостям баттерфляя и кроля на спине, и втроем они походили на стаю дельфинов.
Перед распахнутым входом в большую палатку на ветру трепетало оранжевое пламя.
– Такого умиротворения, как у большой воды, у костра, под розовыми облаками вечерней зари, не испытаешь нигде и никогда, – Изабель тянула тонкие влажные ладони к огню. – Растворяясь в совершенной красоте, ощущаешь себя младенцем в колыбели у пылающего камина в отчем доме.
