скачать книгу бесплатно
– Это не болтовня, Лариса.
– Да? И мне так кажется.
– Тогда говори.
– Знаешь, я ведь ни с кем еще так не говорила. Мне прямо все тебе хочется сказать. И я говорю, говорю… А потом, когда ты долго не звонишь, я начинаю казнить себя, вспоминать все эти разговоры и думать, что наговорила лишнего.
– Не думай. Лишнего наговорить ты не можешь. Ты можешь только не договорить.
– О боже! Ну тогда скажи мне, какая я? Какая я по сравнению с другими?
– Ты хорошая. Но я не сравниваю женщин.
– Почему? Все это делают.
– Откуда ты знаешь, что делают все?
– Ну-у… Я так думаю.
– Хорошо. Но лучше, когда женщин не сравнивают, а просто понимают.
– Да? А меня ты понимаешь? Я ведь не умею ничего толком сказать. То есть я не всегда могу выразить то, что мне хочется сказать.
– Я тебя понимаю.
– Сашенька, ты не поверишь, но как раз это я пыталась сегодня объяснить Светке! Она, кажется, ни хрена не поняла.
– Тем хуже для нее.
Лариса облегченно вздохнула, потом сосредоточилась.
– Ну вот а ты? Как ты ко мне относишься? Ты бы смог меня полюбить?
– Все, что я делаю добровольно, я делаю по любви. Тебя мне никто не навязывал. Значит, любовь уже присутствует во мне.
– Да? Хорошо. Только что-то не очень мне нравится такое признание. Было бы лучше, если попроще.
– Хочешь услышать вечные три слова?
– Да, хочу! Кто же не хочет?
– Не придавай значения словам. Придавай значение тому, как они сказаны.
Лариса сосредоточилась и произнесла:
– Сашенька, а вот что такое, по-твоему, любовь? Я знаю, вопрос наивный, глупый. Но я почему-то уверена, что ты на него ответишь так, как никто не ответит.
– Любовь – это твое состояние, – ответил Соболев.
И Лариса чуть ли не взвыла:
– Ой, Соболев, как ты хорошо сказал! Это мое состояние! Я сейчас именно в этом состоянии. И никогда – ты слышишь? – никогда у меня не было такого состояния!
Спустя некоторое время, когда ее состояние пришло в равновесие, она широко раскрыла глаза, и глаза эти уперлись в картину.
– Помнишь, в ту первую ночь ты говорил мне, что я похожа на эту женщину?
– Помню.
– Неужели правда?
– Правда.
– Не нахожу ничего общего.
– Ты такая же.
– Хм-м…
– Просто ты плохо себя знаешь.
– Может быть. Но она красивее.
– Красота – то же, что и любовь. Это твое состояние. И сейчас, пока ты любишь, не может быть женщины красивее тебя.
– Ой, Соболев! Ой, сладкоречивый! Ой, договоришься! А почему он ее так небрежно намалевал? Спешил, что ли?
– Конечно, спешил. Чтобы изобразить женщину в счастливый момент, нужно спешить. Потому что счастье не бывает продолжительным.
– Мне очень нравится эта картина, – сказала Лариса, – и я больше не ревную тебя к ней. Ой, что-то я вспомнила дядю Васю. Я как-то тебе говорила о нем, помнишь?
– Это сосед твой, пьяница, которого бьет жена?
– Да, да! Совсем уже забила! Так что ты думаешь! Он нашел себе на базаре красавицу, такую же парчушку, и вчера идут вместе, прямо по улице, под ручку, как молодые влюбленные, и нашептывают друг другу нежности. Готовые, естественно. Вдрызг. А тут тетка Нинка им навстречу, ей уже донесли. Я тебе говорила, она его раза в три по объему больше. Так берет дядю Васю за шиворот – и до хаты, и коленом под зад, под зад. Дядя Вася аж подпрыгивает. А подружка ему вслед: «Васенька, ты ж смотри, я тебя буду ждать!» О-ох, и досталось бедняге! А как она его бьет! Когда-то я так мечтала побить Степанова… Дядя Вася неделями синий ходит, даже пить перестает. У меня сердце кровью обливается. Ну, короче, в этот раз она его отодрала прямо в огороде, потом раздела до кальсон и заперла в летнем душе. Холодную устроила. А у него там уже была припрятана бутылочка. У него везде припрятано – и в сарае, и в сортире, и на чердаке. В этом деле дядя Вася – Штирлиц! Слышу, запел жалостную. Короче, где-то через час выхожу во двор. Дядя Вася, весь несчастный, подходит к забору и плачет. Я давай его успокаивать. «Ничего, – говорю, – не расстраивайся, если любит, подождет». Он посмотрел на меня. «Эх, Лорка, – говорит, – какая женщина меня полюбила! А с этой падлой, – говорит, – расходиться буду». Я посмотрела на него, жалко стало беднягу. Высох весь, почернел, одни только кости. Даже жутко сделалось. Как-то привыкла к нему с детства, внимания не обращала. А тут смотрю, уже наполовину труп. Но что ты думаешь! Поплакал он у меня на груди, я еще его, старого козла, по головке погладила. Затих. А потом ручонками за грудь лап-лап! И заявляет: «Лорка, и как тока тебя мужики тискают? У тебя же тут ничего нема. Вот у моей Нинки – это да! – в две руки не влезают». Представляешь, какой гад! Нет, но ты представляешь?
– Представляю, – отозвался Соболев.
– Я ему тогда: «Шел бы ты, дядя Вася, на грудь до своей Нинки, а то ведь я за такой комплимент могу ей рассказать, что ты там в душике прячешь». Бедняга аж взмолился. «Я пошутил, – кричит, – прости, не выдавай!» Насмерть перепугался, подлюка. Саша, а правда у меня такая маленькая грудь?
Прежде чем ответить, Соболев поцеловал вздувшийся розовый сосочек. Потом сказал:
– Лариса, она у тебя не маленькая и не большая, она у тебя красивая и сладкая. Твоего дядю Васю слишком долго били. Нельзя одной меркой бормотуху и женскую грудь. Чем больше, тем лучше – это типично для алкаша.
– Ой, Сашенька! – вырвалось у Ларисы, и она неожиданно задумалась.
Ей почему-то вспомнилось, как отчаянно кричит дядя Вася, когда тетя Нина его бьет. Он почему-то всегда кричит: «Проститутка, проститутка!..» И словечко это всегда приводит в бешенство добропорядочную женщину. Тогда она уже не довольствуется только руками, она прибегает к подручным предметам типа скалки, сковородки или лопаты, если их общение происходит во дворе.
Воспоминание это навеяло Ларисе неясное тревожное чувство, связанное с чем-то недавним. Она некоторое время не могла понять, что так сильно встревожило ее, но очень скоро в памяти всплыла физиономия боксера Колесникова. И какой-то животный страх сдавил ей сердце.
– Что с тобой? Ты подумала о чем-то нехорошем? – спросил Соболев.
Лариса удивленно посмотрела на него.
– Господи! Как ты это понял?
– Понять нетрудно. У тебя неприятности с мужчинами?
– Да нет… С чего ты взял?
– Скажи мне, Лариса!
Он смотрел ей в глаза. Соболев имел обыкновение всегда смотреть в глаза человеку, к которому обращался по имени. Взглядом этим, будто теплой рукой, он касался собеседника.
Лариса с величайшим трудом солгала:
– Да нет… Просто вспомнила почему-то Степанова.
И тут же с болью поняла, что он не поверил ей. Но страх, все еще сжимавший сердце, заставлял ее твердить себе: я не должна связывать собой этих двух людей, они не должны знать друг о друге ничего и никогда!
– Это плохо, что кто-то мешает тебе, – произнес Соболев.
«Интересно, как бы он себя повел, если бы я ему все рассказала?» – змейкой мелькнула в ней мысль. И тут же была прервана раздавшимся звонком.
– А вот и еще один, кто помешал нашей тихой радости, – сказал Соболев.
– Кто это? – Лариса подскочила с постели и схватилась за свои одежды.
– Корбут, кто же еще!
– Черт! Я о нем совсем забыла.
– Я тоже.
Они стали одеваться, а Корбут уже своим ключом открывал дверь.
* * *
Спустя несколько минут все встретились на кухне.
– Я вам не помешал? – с неизменной полуулыбкой поинтересовался Корбут. – Лорочка, рад тебя видеть! – не очень искренно добавил он.
– Я тоже рада, – ответила она, не показав при этом никакой радости. – Правда, я без шампанского. Извини, не ожидала так скоро тебя встретить.
– Ну что ты, Лора! Я же пошутил. Шуток не понимаешь? Вот Саша со мной согласится. Я давно уже заметил, что у женщин с юмором туговато. Вы как-то все буквально воспринимаете. Ты согласен, Саша?
Соболев, взявшийся заваривать кофе, кинул на Корбута короткий взгляд и произнес:
– Обычно с юмором туговато у тех, у кого с мозгами напряженка. Так что половая принадлежность, думаю, здесь ни при чем.
Корбут ухмыльнулся кривою ухмылкой и сказал:
– Не буду спорить, аргумент разумный. Значит, я неудачно пошутил. Саша, я там принес колбаски, маслица, шпротиков. В холодильник положил. Там еще бутылочка армянского, но это для дела. Лорочка, может, ты пока придумаешь бутербродики? А я пойду переоденусь.
И он вышел в спальню. Вышел, чтобы снять свой великолепный костюм и надеть обтрепанные шортики, сделанные из старых джинсов путем обрубания прохудившихся штанин. Те самые шортики, которыми когда-то он шокировал дам.
Глава восьмая
На осколках разбитого чувства
Нам нет необходимости больше присутствовать здесь, поскольку интереснее и важнее будет узнать, откуда же так поздно, в одиннадцатом часу, явился Корбут, и почему он расщедрился на колбаску с маслицем, и для какого такого дела он приготовил бутылочку армянского. И вообще, хотелось бы знать, почему так легко его напористая натура отказалась от идеи содрать с Ларисы шампанское.
Поэтому и начнем мы главу с нового героя, благодаря которому в конце концов Корбут отвлекся от своих сложнейших производственных проблем.
* * *
Молодой педиатр Андрей Самсонов был парень видный. В глаза бросался его рост, затем лицо блондина с пристальным взглядом и, наконец, манеры скептика. Мужчинам он не доверял, женщинам не верил, счастливчикам язвил, над несчастными смеялся. Сильных избегал. С друзьями не церемонился, равно как и с подругами. Себя считал умным.
Но как-то уж так получилось, что на второй год после женитьбы он почувствовал себя в новой семье неуютно. Неуют сей он, естественно, связывал с тещей, у которой ему пришлось жить. Мамочка жены не просто вмешивалась в жизнь дочери, она жила ее жизнью. Так что бедняге иногда казалось, что он вовсе и не женился, а попал в западню. Поэтому недолго думая он воспользовался подвернувшимся контрактом и укатил в Монголию на целых два года.
Она за это время родила от него сына и на слабых своих плечах вынесла тяжесть первого материнства. Тяжесть эта усугубилась смертью отца и резким старением матери, ставшей вдруг беспомощной и раздражительной. В доме, где появился младенец, одновременно поселилось и уныние.
Эти долгие два года она почти не думала о муже. Она думала о нем лишь в первые, самые тяжелые дни. Все чувства к нему как-то усохли с рождением сына, а будоражить воспоминания ей просто уже не хотелось.
Самсонов не в шутку считал себя неотразимым. Многочисленные победы на любовном фронте способствовали этому губительному для всех мужчин заблуждению. Самовлюбленность мужчины, скажу вам откровенно, это отвратительнейшее явление среди нашего брата. И оно, к сожалению, встречается значительно чаще, чем представляют себе женщины. Ибо самовлюбленность эту мы всегда искусно прячем.
Самовлюбленность начинается с зеркала, когда мужик вдруг начинает на себя засматриваться, когда он любуется своей фигурой, ростом или физиономией, когда ему начинает нравиться свое отражение. С этого момента, считай, все другие начинают нравиться ему меньше.
Самовлюбленность значительно хуже обычного мужского эгоизма. Она ограничивает его интересы. Интерес остается только к тому, чем он может обладать. Остается интерес и к женщинам, потому что обладать – это главная его способность в отношениях с ними. На первое место ставиться секс, грамотный, техничный, почти спортивный. Но, заполучив женщину в собственность, самовлюбленный мужчина теряет к ней интерес. Интересы его поверхностны. В женщинах его волнует форма. Сексуальность и красота для него едины. Красивая женщина льстит его самолюбию.
Доказав свое превосходство, он становится капризным и придирчивым. Он обнаруживает в ней недостатки и не упускает случая уколоть ее. Он развязывает скандалы, он получает удовольствие, унижая ее.
Это отвратительно, когда мужчина самовлюблен. Но самовлюбленные мужчины несчастны. Хотя многие об этом даже не догадываются. А несчастны они потому, что их избегают, их не любят, им изменяют, их неудачам радуются.
Наш друг Самсонов грешил самовлюбленностью. Ох как грешил, бедняга! Пока он был юн, пока еще в нем только зрела эта самовлюбленность, он был симпатичен. Он имел много друзей, он наблюдал за ними, изучал их недостатки, сравнивал с собой. И сравнения всегда были почему-то в его пользу.
* * *
Еще на третьем курсе мединститута он положил свой умный глаз на однокурсницу, скромную девочку, отличницу, прилежную и аккуратную, у которой и мама, и папа имели ученые степени и преподавали в этом же институте. И очень скоро голос разума заставил его сердце взволноваться.
А девочка та, под опекой родительского авторитета, еще не знала мужского внимания к себе. Никто не мог предположить, что ее, такую красивую, в жизни всего лишь раз целовал мальчик. И то в восьмом классе, когда она спускалась в подвал за велосипедом. Сопровождавший ее одноклассник вдруг набросился на нее, испугал до смерти, но поцеловал в губы. Никто также подумать не мог, что и пять лет спустя, когда ее подруги уже и замуж выходили и рожали, ей все еще снился тот поцелуй и она просыпалась среди ночи со смешанным чувством страха и наслаждения.
Так что вовсе и не много надо было искусства и отваги, чтобы вторично смутить ее чувствительную душу. Требовалось только попробовать. И наш Андрюшенька попробовал.
Ах, как она смотрела на него утром следующего дня! После того как он проводил ее до дома и, постояв с ней у подъезда, на прощание погладил ее плечо. Какой был это взгляд! Какие глаза! «Это очень серьезно, – подумал Андрюша. – Но самое главное, что она еще девочка. Я вспашу это поле, засею его. Я пожну все, что мне потребуется в жизни!»
После того как Самсонов связал себя узами брака, ему еще долго завидовали. Во-первых, он благополучно решил проблему распределения после института, а во-вторых, автоматически вошел в круг уважаемых людей города. Правда, уважаемые люди почему-то приняли его не очень. Брак состоялся лишь благодаря ее ураганному напору.
И все-таки, как я уже упомянул, в течение двух лет непреодолимым противостоянием ее мамочки напор этот был сломлен. А еще через два года, уже после возвращения из «отцовских бегов» (выражение тещи), он обнаружил лишь развалины того большого чувства, на котором когда-то мечтал построить свое будущее. Она очень изменилась. Очень!
