Кошка, которая улетела из Кабула

Игрек, демонстративно не торопясь, выкурил сигарету и буркнул:

– Поехали отсюда.

Мне почему-то не хотелось спорить, да и говорить тоже, но минут через пять меня озарило:

– Джелалабад же в другой стороне!

– А мы едем в Кабул.

– Почему?!

– Время видишь?

– Четыре тридцать.

– В шесть начнёт темнеть. Если машина сломается или ещё что-нибудь, никто не притормозит, чтобы нас подобрать. Все жить хотят.

– Ты другое говорил!

– Я передумал.

Сказать, что мне было досадно – это ничего не сказать, но спорить я не стала. Некоторое время мы ехали молча, глядя через лобовое стекло, как предзакатное солнце окрашивает суровые скалы в нежно-розовый и как армейские джипы мчатся в сторону Кабула, обгоняя гражданские легковушки, и слушали песни на пушту (все они были на один мотив, но, скорее всего, так мне казалось от досады). На въезде в город полицейский-хазареец махнул рукой – тормозите, мол, и спросил Игрека:

– Она с тобой?

Тот кивнул.

– Помощь не нужна?

Возможно, он намекал на помощь врача, потому что человек в здравом уме не стал бы вот так кататься на ночь глядя по шоссе NH08 с иностранкой на пассажирском сиденье, но Игрек отрицательно мотнул головой, и нас отпустили с миром.

– Как я могу быть не с тобой, если мы сидим в одной машине? – удивилась я.

– Может, я тебя похитил и везу продавать. Всякое бывает, – объяснил Игрек, и мрачно пошутил:

– А что, может, и правда надо было продать тебя талибам и решить финансовые проблемы?

– Или мне тебя, – не осталась в долгу ехидная Саша. Если вдуматься, зачем талибам я? То ли дело государственный служащий, который работает на ненавистное прозападное правительство – его не грех и в плен взять, и выкуп попросить. Случаи бывали.

В Кабул мы вернулись уже в полной темноте.

***

… а ведь уже 31-го мая 2017 года в нашу жизнь вторглась война.

Меня разбудил толчок, от которого вздрогнула кровать. Землетрясение? Да нет, вроде тихо. Икс и Игрек были на службе, часы показывали 11 утра. В ту пору я ещё постилась, до ифтара оставалась целая вечность, а во сне время шло быстрее. Я потянулась снова обнять подушку, и тут телефон ожил.

Сообщений было два: «Обалдеть, какой взрыв!» от Ахмада и: «Ничего не бойся, ни в коем случае не выходи на улицу и лучше не читай новостей» от Игрека. Как это – не читай? В новостях говорилось, что пять минут назад в «зелёной зоне» Кабула, прямо возле посольства Германии, произошёл теракт, который назовут «афганским 11 сентября» – взорвалась наполненная взрывчаткой цистерна. Погибло по меньшей мере 150 человек, ещё 400 с лишним пострадали, и в тот день впервые в социальных сетях появились слова Kabul bleeds, pray for Kabul85 (в последующие годы к ним будут прибегать снова и снова). Всё случилось в какой-то паре километров от нашего дома. Разбудивший меня толчок был отголоском взрывной волны.

Эта книга вовсе не о политике, но замечу мимоходом, что в теракте было немало странного. Как могла цистерна оказаться в той части города, куда в светлое время суток грузовым машинам въезд был запрещён? Как так вышло, что её не заметили? Над Кабулом тогда висело два-три (а то и больше) американских аэростата – они же системы постоянного обнаружения угроз, PTDS. При необходимости они могли рассмотреть цвет радужки у подозрительного человека, но почему-то проглядели заминированный автомобиль на всём его маршруте. По слухам, персонал немецкого посольства был эвакуирован накануне. NDS86 обвинил во всём «Сеть Хаккани»87, которые якобы организовали взрыв при поддержке Пакистана. Пакистанский МИД возмутился. Ответственность на себя так никто и не взял.

На закате Игрек, Икс и я молча побрели в сторону «зелёной зоны». Под ногами хрустело битое стекло, кое-где в домах смело вторые этажи и выбило двери, а стены пошли трещинами. Воронка на месте взрыва была чудовищная – не знаю, правда ли девять метров в глубину, как писали некоторые СМИ, но и диаметр с того места, откуда полицейские разрешили нам посмотреть, впечатлял не по-хорошему. Как скажет мне несколько лет спустя один сотрудник посольства РФ в Кабуле, «это был тот ещё Сталинград».

Перед госпиталем в Шахре-Нау стояли десятки посетителей: одни, легко раненые, до сих пор ждали приёма, другие пришли узнать о состоянии родных и друзей. Они стояли молча, серьёзно и с достоинством перенося и жару, и своё горе. Очередь казалась бесконечной. Изнутри госпиталь я увижу ещё не скоро, но и снаружи он произвёл сильное и мрачное впечатление.

– Вот такой вот он, Афганистан, – прервал молчание Икс. – Утром выходишь из дома и не знаешь, вернёшься ли вечером. Но пока что мы живы, ребята, так давайте жить!

Страшный день закончился чаем, шахматами и большой коробкой пирожных, но Игрек, желая мне спокойной ночи, добавил:

– Алекс, ты не хочешь уехать? Может стать хуже.

Следующая атака случилась на кладбище, где хоронили жертв прошлого взрыва, и снова унесла жизни нескольких десятков человек. В Кабуле и провинциях неподалёку начались протесты. Люди перекрывали дороги и устраивали демонстрации – пускай, мол, правительство, которое не может ни безопасность обеспечить, ни виновных наказать, убирается в отставку ко всем чертям собачьим, но итоге в отставку отправились только командир кабульского гарнизона и шеф полиции. В воздухе висело что-то недоброе. Все, включая меня, ожидали чего угодно и при том в любой момент.

И всё же мне казалось, что уехать я просто не имею права. Как же тут Афганистан без меня? Вдруг я уеду и всё тут посыплется, и вернуться уже будет нельзя? А друзья мои новые как же? Пропадут ведь. Кто их поддержит? Кто с ними в шахматы сыграет? И вообще, я же не трус, чтобы вот так сбегать!

Такие глупые романтические мысли приходили в голову иностранке, которая пока мало, ой как мало знала и о стране, и об афганском характере, и чья туристическая виза истекала уже через две недели. Через двенадцать дней. Десять. Через неде… Так, а можно ли вообще продлить туристическую визу? И где? И как?

Впрочем, в тот раз продлять её мне не понадобилось. Так было предначертано кем-то наверху, кто знает будущее гораздо лучше, чем мы.

***

В Душанбе ужасно жарко. Градусов сорок, не меньше. Нет, недаром император Бабур хвалил кабульский климат – какое б днём ни было пекло, а по ночам свежо, и с гор так тянет прохладой, что под утро уже хочется завернуться в одеяло. А тут что с вечера, что под утро – жара и всё. И в этой жаре как хочешь, так и спи. Я вот не сплю, потому что старый дом, где меня сегодня приютили, за день раскалился, как печка, и до сих пор не остыл. А может, потому ,что вчерашний день был слишком уж богат впечатлениями.

Один перелёт Кабул-Душанбе чего стоил! Святые угодники! Я побаивалась летать с тех пор, как боинг авиакомпании Air Asia, который должен был тихо-мирно доставить меня из Куала-Лумпура в Тегеран, внезапно завалился на одно крыло где-то над Аравийским морем и начал падать. Пилот ничего не сказал, секунд через тридцать всё устаканилось, но пассаживы, заметавшиеся по салону с криками «Мы умираем!», успели подпортить настроение, а я успела подумать, что не хотелось бы вот так рухнуть с высоты в дурацкой консервной банке и утонуть. С тех пор в каждом зале вылета мне становилось тоскливо, а при малейшей качке от страха случался бронхоспазм. А тут!…

Весь полёт занял минут пятьдесят: самолёт взлетел, перемахнул через горы по параболе и приземлился на другой стороне хребта – ну почти всё равно что переехать через перевал на пути в Джелалабад. Но турбулентность над горами была такая, что с полок падал багаж, а салон грозил развалиться на куски. Когда скрип и тряска достигли предела, мой сосед, спавший с самого Кабула, поднял голову и утешил меня на дари:

– Не переживай, тут всегда так. Хава-ей хароб!88

Я сидела, уткнувшись лбом в спинку кресла впереди, и, кажется, молилась, точно не помню. Вид у меня, надо думать, был довольно жалкий, и стюардессы, раздававшие какую-то снедь, даже пытались со мной пошутить, но это не помогло. Даже когда мы приземлились, я вышла из самолёта последней – надо было убедиться, что трясущиеся коленки выдержат. По привычке я натянула на голову платок, хотя тут он был уже ни к чему.

Пятьдесят минут – и я попала в другой мир. Тут говорили по-русски, от чего я за месяц успела здорово отвыкнуть. Тут никто не глазел, не удивлялся и не сторонился, я была уже не иностранка, диво дивное, а просто Саша, почти такая же, как в Москве.

На пересадку было часов десять, и я надеялась пройтись, поесть, а потом вернуться в аэропорт и мирно спать до рейса, но у выхода меня поймал таксист:

– Тебе куда, красавица? Как это не знаешь? Отдохнуть с дороги надо, покушать… Ты откуда приехала? Ооо! И как там? А поехали ко мне чай пить? Жена обрадуется. Давай рюкзак.

Жена, миловидная маленькая женщина в пёстром платке, и правда обрадовалась, и два мальчика лет семи, кажется, тоже. Через полчаса я, умытая и накормленная, сидела в гостиной перед телевизором, борясь с усталостью, и отвечала на вопросы. Там опасно? А стреляют? А взрывы были? Вай! А я что там делала? Я журналист? (Для удобства пришлось кивнуть). Трудная работа! А на каком языке они там говорят? А я их понимаю? А таджикский тоже понимаю?

По телевизору показывали чью-то свадьбу. Мальчишки играли в прятки и время от времени выбегали во двор. Пришла кошка – толстая, рыжая, гладкая, совершенно не афганская – и начала умываться. Всё было очень мирно. Очень привычно, несмотря на жару. Будто я и не уезжала никуда.

Но потом, когда я буду лежать в душной тёмной комнате и слушать сверчков, мурлыканье кошки и храп хозяина и прокручивать в голове события последних, исключительно абсурдных, дней, я всё-таки уверюсь в том, что мне не приснилось. Афганистан действительно был.

***

Я правда хотела остаться.

Собирая чемодан, я думала: а что, а чем черт не шутит – найду работу в Кабуле, найду жильё, обустроюсь, задержусь на год, проведу академический отпуск с толком и вернусь специалистом по афганским делам. Задача казалась трудной, но, в принципе, выполнимой, пока на сцене не появилась афганская госбезопасность. Тот самый NDS.

Вообще об их существовании я случайно узнала перед самым вылетом. Группа на сайте Couchsurfing предупреждала, что с афганскими фсбшниками надо быть поосторожнее: это дотошные типы, тренируют их американцы и проблем от них бывает много. Я, конечно же, сразу решила, что уж у кого-кого, а у меня-то с ними никаких проблем не будет – я же востоковед и всё понимаю, не то, что эти безголовые туристы. И опять кто-то наверху распорядился иначе.

Попались мы самым глупым способом: они остановили нашу машину и захотели проверить документы.

– Ты же говорил, что полицейских постов не будет!

– Это не полицейские, – сказал Игрек и как-то сник.

Надо сказать, что в тот вечер я вышла из дома без паспорта – первый раз в стране А.89

По иронии судьбы, Игрек тоже.

А теперь представьте: Кабул, время около полуночи, в машине афганец, который работает в президентском дворце, и иностранка, причём они не женаты и документов у них нет. Интрига? Интрига. Сначала директоратовцы сгрудились у машины и стали на пушту решать, что с нами делать.

– Ой, а я понимаю, что они говорят! – поделилась я с Игреком.

Но услышал меня не только он.

Офицер подошел поближе и очень дружелюбно спросил на пушту:

– Вы правда понимаете, о чём мы говорим?

– Правда! – обрадовалась я. – Я люблю пушту, изучаю его в университете и хочу после выпуска работать в Афганистане.

Тут по его лицу я поняла, что дела мои очень плохи.

Икс был послан домой за нашими паспортами, но он в тот момент был на свидании и появился только через час с лишним. За это время наши с Игреком собеседники успели, видимо, основательно укрепиться в своих подозрениях. Фото в паспорте оказалось на меня не похоже («А документ точно ваш?»). Сам паспорт с десятками штампов тоже доверия не вызвал («Почему вы так много ездите в мусульманские страны? В смысле – интересно? Почему интересно?»). Даже способности к языкам вышли боком («Вы точно русская? А почему говорите по-английски без русского акцента?»).

Я старалась отвечать на вопросы как можно более честно и подробно, и каждый раз слышала:

– А теперь скажите мне правду.

Всё это сильно действовало на нервы.

– Не лень же им возиться, – сказала я Игреку, всё ещё надеясь, что шутка затянулась. – Шли бы спать.

Он почему-то на меня не смотрел.

– Помнишь взрыв в «зелёной зоне»? Они говорят, что взрывчатка была российского производства. А тут ты. С российским паспортом. Подозрительная какая-то. Это же отличный шанс подвинуться по службе, ясно?

Мы полчаса простояли под дверью полицейского участка. Игрек с кем-то торговался в сторонке, потом куда-то звонил и опять торговался. Той же ночью к нам домой явились с обыском ещё двое сотрудников – пока один проверял шкафы с одеждой и кухню, его начальник-офицер держался подчёркнуто нагло, ходил по квартире в обуви, курил и стряхивал пепел на ковёр. Вооружённые солдаты охраняли дверь в прихожей, чтобы никто ненароком не сбежал. Икс забился в угол и, кажется, плакал. Игрек, думая, что я не слышу, шёпотом попросил офицера:

– Не пугайте её.

– Она и не боится! – фыркнул офицер, копавшийся в тот момент в моём рюкзаке.

«Она», то есть я, и в самом деле не боялась. Сначала, как это часто бывало в случае всяких жизненных коллизий, меня охватило странное спокойствие: ну-ка, посмотрим, что дальше будет – но по мере того, как градус абсурда нарастал, дзен стал сменяться раздражением и неудержимой тягой к бунту. И когда незваный гость потребовал мой паспорт, я ответила:

– Не дам.

Офицер, решив, видимо, что я его не поняла, приказал Игреку – переведи, мол, что мне нужно сфотографировать документ, и Игрек, вздохнув, перевёл. Но мной уже завладел бес упрямства.

– Я же сказала, что не там. И фотографировать ничего не дам.

Было около двух часов ночи, и больше всего мне хотелось спать. Но для этого надо было выпроводить из дома посторонних. Абсурда хотите? Я вам покажу абсурд.

– Сейчас позвоню своему послу и скажу, что вы нарушаете мои права, – заявила я как можно увереннее. – Вот уже звоню!

И для пущей убедительности сделала вид, что ищу телефон.

Это был блеф чистой воды – никакого номера посла у меня, конечно, не было. Не было и номера посольства, а если бы и был, нетрудно догадаться, что сказал бы мне снявший трубку дежурный. Но афганец не знал ни того, ни другого, и мое нахальство сбило его с толку. Вот есть странная иностранка, которая не боится и грозит позвонить самому главному шурави90 среди ночи. А ну как самый главный шурави вмешается? Дипломатический скандал в инструкцию явно не входил. Офицер для верности ещё раз прошёлся по квартире, сам заглянул в шкафы и за шторы, а потом ушёл и увёл с собой сослуживца и солдат.

Мы трое молча разошлись по комнатам и уснули, как говорится в романах, едва коснувшись головой подушки.

***

Госбезопасность далеко не ушла и продолжала наблюдать со стороны. Икс и Игрек советовали не брать трубку и не подходить к двери, когда их не было дома, но с незнакомых номеров регулярно звонили, а иногда звонили и в дверь, и потом кто-то невидимый стоял на площадке, а я ждала, когда наконец на лестнице зазвучат шаги (ожидание тянулось бесконечно). У подъезда каждый день парковалась машина, и стоило нам с Игреком выйти или выехать, как она потихоньку трогалась следом.

Происходящее напоминало не то сон, не то плохой шпионский триллер, но это полбеды. Слухи по городу Кабулу всегда распространялись быстро. В «Анар-плазе» все уже знали, кто наведался к нам среди ночи, и при встрече и соседи, и охранники у входа, и продавцы в ближайшем магазине делали вид, что меня просто не видят. Знакомые – и местные, и иностранцы – под благовидными предлогами тоже избегали человека, который был, так сказать, в опале. Мало ли что. Никто не хотел свести с директоратом более близкое знакомство или лишиться разрешения на работу. Никто не хотел проблем. Осуждать за это было, конечно, нельзя.

Единственным исключением был кабульский Че Гевара, военкор, но и он, не боявшийся, как мне казалось, ни бога, ни чёрта, настроился пессимистически, и на вопрос, может ли он помочь с продлением визы, ответил:

– Могу, но не буду. Если её продлить – они снова придут, и избавиться от них будет уже труднее. Они однажды и меня задержали.

– За что?

– Снимал место взрыва не с того ракурса. Пришлось потом сутки провести у них в конторе, пока редактор не выгородил. Так себе контора, тебе бы там у них не понравилось.

– И что мне делать?

– Уезжай. Говорю как человек, который тебе добра желает.

На этот раз чуда не произошло.

Моя удача новичка – удача, которая сопутствует людям, делающим что-то впервые – успела исчерпаться до донышка, знаменитое упрямство тоже пошло на убыль, а натянутые нервы противно позвякивали. Афганистан был суров и непреклонен: либо объясняй Директорату, что ты вовсе не то, что они подумали, либо езжай в аэропорт. Я сдалась. Рейс в Душанбе, самый дешёвый и, как мне тогда казалось, удобный, летал раз в неделю, и скоро сине-оранжевый билет авиакомпании Kam Air лежал у меня в кармане. До вылета оставалось шесть дней. Пять. Четы…

Накануне отъезда мы с Игреком сидели на балконе и ели посыпанный фисташками шир-ях91. Где-то в доме через дорогу пел из магнитофона Ахмад Захир92, Икс в своей комнате болтал с подругой по телефону и хихикал, как сумасшедший. Откуда-то пахло кебабами – возможно, их жарили прямо на балконе над нами. То, что завтра в это же время меня здесь уже не будет, просто не укладывалось в голове. Но ничего, я вернусь. Обязательно вернусь, и чем скорее, тем лучше.

Эта мысль придавала мне сил, когда самолёт швыряло над горами, как щепку, и потом, когда не спалось в Душанбе, и на паспортном контроле в Домодедово. «Ничего, – сказала я себе, – надо привыкать к вопросам. Летать я буду часто, спрашивать будут часто. Работа у них такая».

– Откуда прибыли? – спросила девушка в форме, хотя было яснее ясного, что афганскую визу в моём паспорте она уже разглядела.

– Из Афганистана.

– Цель визита?

– Туризм.

– Обычно люди с целью туризма в Афганистан не ездят.

– Ну и зря. Много теряют! – парировала я, вспоминая голос Захира, вкус мороженого и ночной ветер с гор.

Часть третья

Вы не должны сравнивать себя с другими, и если природа создала вас летучей мышью, вы не должны пытаться стать птицей страусом. Вы иногда считаете себя странным, вы корите себя за то, что идете иными путями, чем большинство. От этого вам следует отучиться.

Герман Гессе, «Демиан»

За три года и восемь месяцев до встречи с кошкой

– Ты самая наглая и испорченная девчонка, которую я встречал. Мало тебя родители в детстве били!

– Да вообще не били…

– А надо было!

В наушниках короткие гудки – звонок по Скайпу оборвался. Мне хочется ругаться и плакать одновременно. Я луплю кулаком подушку, но досада отпускает меня не сразу. Кто это на меня так рявкнул, спросите вы? Афганец, пуштун. Кем он мне приходится? Учителем. А как я была рада, когда наткнулась на его профиль! Работал переводчиком, образованный, читать любит, рисует… Мы точно сработаемся.

Ну-ну.

Желание выучить пушту, возникшее ещё на первом курсе, по возвращении из Кабула усилилось многократно. С дари всё ясно – он прост и симпатичен и говорят на нём все, это местный лингва-франка93. А пушту (он же пашто) – выбор сильнейших. Я любила этот язык, как любят человека, но он не спешил отвечать мне взаимностью (фраза «Зэ пахто сара мина ларэм, хо пахто ма сара мина налари»94 в последующие годы будет неизменно приводить моих собеседников в восторг). Выучить его самостоятельно казалось мне невозможным: стоило открыть «Очерк грамматики языка пашто» Грюнберга95, как боевой дух начисто исчезал. Были в пушту и категория рода, и падежи, и хитрые глагольные спряжения, и эргатив – выходило, что не я играла в шахматы, а шахматы игрались мною.

В университете этот коварный язык нам начинали преподавать на третьем курсе, но мне-то нужно было сейчас. С помощью милого профессора из МГИМО с пассивным владением в итоге вышло неплохо: читать, писать и понимать на слух я научилась довольно быстро (месяца за три, зубря по пять-шесть часов в день), а вот для разговорной речи нужен был носитель, и точка. И не какой-нибудь, а из определённых провинций: Пактики, Пактии, Хоста или, на худой конец, Нангархара, потому что учиться у южан, менявших звук «х» на «ш» и «з» на «ж», мне вовсе не хотелось. И почему только именно южные диалекты (особенно кандагарский) считаются красивыми и благозвучными?

– Ох, не знаю, что у тебя получится, – качала головой моя знакомая Самира, пуштунка родом из Индии, сама на языке отцов не говорившая. – Пуштуны знаешь, как учат? Как соседские дядюшки: если в духе – хорошо, если нет – мало не покажется.

Я решила, что она преувеличивает – о проклятая наивность! – и стала присматриваться к одной образовательной онлайн-платформе для изучения иностранных языков.

Афганцев, надо сказать, в ту пору там было немного. Это уже после прихода талибов многие потеряли работу и начали преподавать онлайн, мне же тогда приходилось выбирать всего из десятка кандидатов. Все они были мужчинами, и я долго всматривалась в бородатые лица, пытаясь понять, с кем смогу поладить, а с кем – не очень. Все они были довольно религиозны, и проводя урок по видеосвязи, направляли камеру сразу на доску, дабы лицо чужеземки не ввело их во искушение. Обычно нам обоим было тяжело и скучновато, поэтому мы проводили пару уроков, а потом я вежливо прощалась и начинала искать следующего остада96. И тут появился тот самый.

Что ж, по крайней мере, этот опыт скучным точно не был. Учитель безбожно опаздывал, что-то ел за кадром и аппетитно похрупывал, критиковал западных развратниц и шутил такие шутки, от которых краской заливались даже уши (впрочем, шутки были смешные).

Языковой практики хватало, а с грамматикой выходили казусы – остад, как это часто бывает у носителей, обращался с ней вольно, а мои попытки что-то поправить его бесили.

– Пиши: обращение к мужчине – «врОра», а к женщине – «хОра».

– Может, «хОре»?

– Может, ты просто заткнёшься? Ещё раз перебьёшь – трубку положу. Ясно?

– Да, – сказала я, мысленно прибавив «господин» и отметив, что язык языком, а познавание менталитета поистине бесценно.

Финальная битва состоялась, когда я намекнула, что неплохо бы начинать урок вовремя, а не на полчаса позже.

– Да ты что возомнила, а? Думаешь, если мне платишь, можешь командовать? Думаешь, ты меня купила? Я тебе раб, что ли?!

«От такого раба одни убытки, – подумала я. – Он же больше съест, чем наработает».

После этого мы расстались вовсе не друзьями, а когда наши пути пересеклись в Кабуле, по лицу господина бывшего учителя было видно, что он встрече не рад. Сейчас я понимаю: у него были причины считать меня наглой, испорченной, и (с пуштунской точки зрения) совершенно несносной девкой. И когда поутихли мои досада и недоумение, осталась благодарность. Как ни крути, благодаря московскому профессору и кабульскому бывшему переводчику мне удалось освоить пушту с нуля по ускоренной программе, и, если вы спросите меня: «Можно ли выучить восточный язык с нуля за полгода?» я отвечу: «Можно». Это вопрос мотивации.

Кстати, по иронии судьбы аспирант, который должен был учить нас на третьем курсе, честно признался:

– Я сам пушту не знаю и не люблю, а вам за экзамен оценки поставлю автоматом. Хотите?

Конечно, все хотели, а ваша покорная слуга снова промолчала, хотя хотела утопить аспиранта в Неве.

Восток учил выдержке.

За три с половиной года и до встречи с кошкой

– Happy Afghanistan? Вы серьёзно? – уже знакомый вам консул, похожий на Кларка Гейбла, с трудом сдерживает смех. – И вы хотите, чтобы я…

В марте 2018-го, когда в Афганистане расцвели яблони и груши и начался новый 1397-й год, я затосковала. На этот раз решено было подойти к делу серьёзно – надо бы приобрести опыт по специальности, и всё тут. На работу в Афганистане никто студента не возьмёт, но отчего б не поехать волонтёром? Я разослала своё довольно жалкое резюме на все найденные эмейлы, в красках расписав, как сильно люблю Афганистан и свою специальность, но организации, базирующиеся в стране А., брать меня не торопились. Мол, здорово, конечно, что вы знаете языки и регион, но, милочка, вы же ещё учитесь, заходите через годик. Между строк можно было прочесть: зачем нам волонтёр, который, строго говоря, не наш сотрудник, но точно наша проблема?

Когда таких эмейлов накопилось с десяток, я вспомнила про международную студенческую организацию AIESEC. Эврика! Они-то мне со стажировкой и помогут! И ничего, что говорят про них разное, и что одна моя подруга на такой вот стажировке чуть не плакала, сидя в Дели… Обойдётся, иншалла. Ну-ка, что там у них на сайте есть по Афганистану?