Лис среди стен

Дин прячет руки в карманы.

–Мы… мы рано проснулись и…

Лис хочет было что-то сказать, но её голос прерывает другой, плавный и сдержанный.

–Я ведь говорил, что вечером они помогали мне в мастерской. А сегодня пришлось рано встать, ребята относили заготовки на чердак, чтобы другие не видели.

Папа возникает за спиной учителя там медленно и естественно, словно был там с самого начала. Лис улыбается, ведь папа для нее – отдушина и спасение. Она смотрит в его глаза, хочет найти подтверждение своих чувств, но вместо этого встречается с неприкрытой отчужденностью, которую она не видела уже очень давно.

–Заготовки, значит, – протягивает учитель.

–Заготовки. Вы же знаете, через неделю будет отмечаться день основания интерната. Мы можем не успеть.

–Я конечно всё понимаю, но ваша покладистость порой… чрезмерна, – тонкие пальцы поправляют стекла очков. – Детям нужно время, чтобы отдыхать. Знаю, эти двоим не в первой прогуливаться поздно ночью, но всё же…

Папа примирительно улыбается:

–Дин и Элизабет сами проявили интерес, я планировал закончить приготовления в рамках занятий. И… этого больше не повторится. Я прекрасно понимаю возможные риски.

–Вот и отлично, – в свою очередь произносит безымянный учитель. – Очень хорошо, что вы это понимаете.

Он неспешно разворачивается, напоследок прожигая всех взглядом, и уходит. Папа смотрит перед собой, и Лис уже было собирается отблагодарить его, но тот резко уходит следом.

–Я догоню его, – говорит Лис. – Давай… встретимся после уроков. В библиотеке. Что скажешь?

Дин улыбается.

–В библиотеке, так в библиотеке, – их ладони соприкасаются, Дин целует прохладную щеку и повторяет, словно боится, что она может забыть. – Я люблю тебя, Лис.

Она гладит его по голове, быстро целует в лоб. Лис боится представить, насколько сильно она счастлива. И в то же время насколько несчастна.

Дин успевает просмотреть несколько альбомов, пока ждёт Лис. В библиотеке как всегда пусто, никого нет. Радостные голоса звучат где-то во дворе и на небольшом футбольном поле с другой стороны так, словно продолжаете лето.

Среди фотографий групп Дин находит ту, к которой якобы относится, которая его знает и помнит, считает своим. Девять серьёзных ребят, среди них пять подселенцев – Дин, Лис, Тощий, Лекс и Аля.

Дин пытается понять, какого это – быть внутри воспоминаний, которых никогда не было. Представляет, как колется форменная жилетка, как вместе с ней колется ладонь Лис, которая стоит рядом. Внутри Дина всё распалось в попытке противостоять этому счастью.

–Я тоже раньше любил смотреть.

Дин вздрагивает от неожиданности, закрывает альбом. Лекс потирает лицо и усмехается.

–Не бойся, все мы… разное представляем. В этом нет ничего зазорного.

Лекс треплет Дина по плечу, оба усмехаются. Дин оборачивается, хочет увидеть Лис, но её нет.

–Пойдем, брат, покурим.

–Ты Лис не видел?

Лекс ненадолго замирает.

–Бет скоро придёт.

Они спускаются по лестнице, Лекс резко оборачивается, сжимает плечо Дина. Слышится отдаленный раскат грома, волна поднимающегося ветра мчится в вечно открытую дверь крыльца. Во дворе и на футбольной площадке слышатся крики. Ребята, снимая промокшие куртки, спешат забежать внутрь. Дин наблюдает за ними и сквозь новоявленную волну тел видит Лекса, который стоит у противоположной стены коридора.

Глаза широко раскрыты, губы что-то шепчут, но из-за яркости цветущего мира кажется, словно с этих губы слетают крики и разговоры других.

Когда остальные уходят, Лекс закрывает дверь предбанника, достаёт сигарету. Раскуривает одну, передаёт Дина, берётся за вторую. Сообщает в пелене дыма:

–Лис должна была убить тебя. Не смогла. Папа очень злился.

Лекс сообщает это так спокойно, так буднично, словно в его словах напрочь отсутствует намек на насилие. Он поворачивается и улыбается Дину с каким-то неподдельным весельем, продолжает, едва обрамляя фразы:

–Я… знал, что она не сможет. Похоже… Лис влюбилась в тебя.

–Я…

–Молчи. Лучше ничего не говори.

Дин чувствует, как холодеет спина, как напрягаются и плотно сжимается ладонь, как кожу обжигает раскаленное тело сигареты. Он вспоминает кроткую Лис, которая плакала, прижимала руки к лицу, желала подарить себя и между тем очень этого боялась. Мысль, что она могла убить его, кажется неправильной, сумасбродной. Но он вспоминает, как она убила его в первый раз, и сомнения разом прекращают существование.

–Её не стоит винить, – продолжает Лекс, словно говорит с самим собой. – Лис дикая. Лис мягкотелая. Когда-то я и сам её чуть не убил.

У Дина непроизвольно сжимаются зубы. Он представляет, как они разлетятся от напряжения в мелкую крошку. Он хочет возразить Лексу, хочет что-то сказать, отразить его атаку, но не может.

–Папа всегда был против новичков. Он их ненавидит… не переваривает. Помню, мы хотели оставить себе девочку. Как её звали? – задумчиво произносит Лекс. – Точно такую же, как ты, её не смог убить Тощий. А папе она не понравилась… не понравилась… Как же её звали…

–Послушай…

–Не могу вспомнить. Но… все они не похожи на Лис. Лис заслужила остаться в живых, – взгляд бездонных глаз медленно переносится на Дина. – А ты нет.

Отдалённые мысли появляются в сознании неспешно, постепенно. Дин понимает их, но боится в должной мере осмыслить, произнести вслух. Он бросает сигарету на землю, вдавливает в землю подошвой ботинки.

–Если она на смогла, – глухо говорит он, замечая, что тело больше не дрожит. – Значит… теперь это сделаешь ты?

Кажется, перед ответом Лекса проносится и умирает несколько долгих часов, а на самом деле проходит пару секунд от силы. Потому что он не может удержать это в себе, не может терпеть. И под нарастающий гвалт дождя сообщает:

–Да. Это сделаю я.

Сигарета летит в сторону. Лекс достаёт из кармана зажигалку и подносит огонёк к лицу.

–Но я не такой, как Лис. Я дам время ради приличия… Хотя кому это нужно, черт…

Огонёк теряется в плотно сжатых пальцах, Лекс смеётся.

–Пять минут. Пять минут на то, чтобы спрятаться, подольше пожить, – пламя появляется вновь, тонет в непроглядной темноте. – Можешь бежать.

Дин стоит на месте, не двигается. Лекс склоняет голову, пытается найти причину такого безвольного поведения и подходит ближе. Именно в этот момент Дин делает выпад вперёд. И со всей силой ударяет Лекса в подбородок.

Дин не помнит когда научился драться. Возможно, это было в нем всегда как что-то врожденное. Родителей не стало и новый необъятный мир не спешил его принимать. Вместо этого он всячески пытался испытать его на прочность.

Один удар.

Второй.

Дину разбивали скулы, расшибали губы. Он прикрывал глаза и в ночи плакал.

Попробовал дать сдачи. Его начинали бить сильнее. Несколько раз плюнул в лицо размытом силуэту, который порой множится и душит его ночами, и едва не лишился зубов.

Однако время имеет свойство идти, а люди – менятся. Дин не помнит, когда перестал боятся, но помнил, что боль со временем стала чем-то привычным. Поэтому когда ошалевший Лекс поднимается и привносит ответный удар, Дин сначала ничего не чувствует.

Капли дождя барабанят по черепичному навесу, две тени спешат навстречу, делают порвать друг друга. Дин проворнее Лекса, но Лекс крупнее. И вскоре он зажимает Дина в угол, придавливает всем тело и начинает без остановки бить.

Всё происходит в абсолютной тишине. Никто этого не видит, не слышит. Дин задыхается, Дина душит кровь, а затем Лекс как-то неестественно вздрагивает и на мгновение заваливается вбок.

Над ним стоит Лис.

Лис тяжело дышит, тянется вперед и двоится в глазах Дина. Он хочет её поймать, прижать к себе, ухватится, а она спрашивает, пока голос нарастает эхом:

–Дин… сильно больно? Дин… Дин…

С её помощью Дин поднимается. Ощупывает лицо, глотает новую порцию крови. Он делает выпад к восставшему Лексу и внезапно замечает у того нож.

Дин успевает увернуться, пытается прикрыть Лис. Всё куда-то падает, кричит, надрывается и смеётся. И Дин не может понять, где находится, почему всё уменьшается и возрастает до невиданных размеров.

Лезвие затевает руку по касательной, Дин кричит, падает на стену. Разносится приглушенный стук и сквозь нарастающую боль Дин понимает, что это стучит Лис.

–Отойди, – проговаривает Лекс, а затем принимается кричать на Лис. – Я сказал отойди сейчас же!

Но Лис остаётся сидеть. На её теле распускается несколько кровавых цветов.

Дин заливается кровью.

Продолжает звучать стук.

Разбитое лицо Лекса перекашивает.

Когда он делает шаг вперёд, для Дина всё заранее умирает. Но его тут же обвивает силуэт Лис. И они начинают проваливаться сквозь стену. Словно их никогда и не было.

Глава 10

Первое время Дин не может понять, где находится. Мысли распахнуты, обрамленное кровью тело застыло и у него нет сил заставить его жить и работать, ему холодно.

Медленно открываются глаза, дыхание становится судорожным, рваным. Дин приподнимается, какое-то время мир плывет перед глазами, а когда приобретает черты Дин понимает, что сидит ровно на том же месте, что и несколько мгновений назад.

Только напротив него зима.

А рядом обливается кровью Лис.

Дин склоняется к ней, зовёт её по имени, но губы не выводят ничего, кроме беззвучного шёпота. Дину кажется, что кровь принадлежит ему, ведь Лекс задел ножом руку, но на плече Лис виднеется полоса… и кровь растекается именно оттуда.

–Лис, – наконец-то произносит Дин и дотрагивается до её лица. – Лис, Лис… Помогите… Помогите!

Дин кричит, но никто не торопится на помощь.

Он поднимается, едва не падает снова. Осторожно подхватывает бессознательную Лис на руки и ощущает, что она легче перышка.

–Лис… Лис, проснись. Проснись, Лис…

Дин заходит внутрь здания, оглядывается по сторонам, продолжает звать. Произошла смена и его должны принять за своего. Нужно только спрятаться от Лекса и Доктора и…

–Кто-нибудь… Эй… Эй!

Он видит голые стены с облезлой штукатуркой. Вдавленный в пустоту дощечки паркета.

Подвластный нервному восприятию Дин внезапно понимает, что в здании нет никого, кроме него и Лис. Ноги дрожат, он испуганно мечется и пытается понять, где находится медицинский кабинет. Вспоминает, бежит направо, пытаясь не провалится сквозь сгнившие доски, Лис безвольно повисла на его руках. Когда Дин настигает кабинета, то едва может стоять сам. А когда-то видит развороченной кушетки и перевёрнутые шкафы, сердце перестаёт биться.

–Лис… Лис, подожди, потерпи, – он не знает, где её разместить и кладёт на металлический каркас одной из кушеток, где сохранилась большая часть поролона, а сам садится на пол и принимается искать аптечку.

Рука болит, но Дин переворачивает бесконечную череду хлама, составляющую из остатков ткани, обломков пола и крупных осколков стекла. Приложив последние силы он приподнимает повалившуюся тумбу и с запоздалым облегчением наблюдает, как из открывшейся дверцы выпадает металлическая коробка.