Лис среди стен

Дину кажется, словно он до сих пор мёртвый, и не может в должной мере извернуться в нужную сторону, чтобы принять нужную форму реки. Реки действительности, которая опаздывает, стремится вперёд. Сколько бы Дин не пытался, он не может за ней успеть, потому что он чувствует себя вырванным из контекста, из единой среды, где должен был остаться.

Он видит раздробленный профиль Лис, плавный изгиб её пальцев, которыми она сжимает красный прямоугольник зажигалки. Она оборачивается, дарит очередную улыбку, Дин едва ли не захлебывается от противоречивых чувств.

Звенит последняя на сегодня трель звонка. Лис кивает Дину, немым жестом указывая на дверь. Забросив книги и тетради на стоящий в коридоре шкаф, Лис направляется на улицу.

Они направляются к роще за интернатом. Осень, начало октября, их остальных становятся выжженными на фоне оранжевых листьев

Лис залезает на поваленное дерево, наблюдает за ним сверху вниз, и Дин беспомощно кладёт руки на её колени. Сдавливает, он хочет сделать ей больно, но не может в полной степени, и на лице Лис впервые появляется новый сорт усмешки – горький, донельзя пронзительный.

–Ненавидишь меня? – звучит вопрос. – Что ж, мне приятно.

–Ты убила меня, Лис.

–Я тебя спасла.

Лис сообщает это мягко, словно разговаривает с маленьким напуганным ребенком. Раскрытой ладонью она гладит Дина по щеке, даже наклоняется, чтобы задеть эту щеку губами, будто клюнуть.

Дин тут же отстраняется.

–Лис… я никогда бы не подумал, что ты так сделаешь. Зачем ты так поступила? – голос Дина опускается до болезненного шёпота. – Зачем ты меня убила.

Лис молча смотрит на него, щурит глаза. Дин думает, что она до сих пор его проверяет, пытается в должной мере понять, но раз за разом ей это не удаётся.

–Здесь – это обычная необходимость. Вот и всё.

–Эй, голубки!

На дороже появляется Лексна вместе с Алей и нескладным высоким парнем, который был незаметным пятном в их группе. Все трое в подобной обстановке выглядят лаконично, словно единое заштопанное покрывало. Только Лис и Дин в качестве заплаток для этого мира вряд ли подходят. Ведь они созданы из совершенно другого материала.

– Веселитесь? – продолжает Лекс и достаёт из кармана пачку сигарет, машет ей. – Смотрите, что подогнали.

Дин отходит от Лис. Опирается спиной о дерево, на котором она сидит. Лекс открывает пачку сигарет, выбирает одну для пыток. Щёлкает зажигалка, неясная тень огня озаряет понурое лицо. Лекс глубоко затягивается и отдаёт сигарету незнакомому парню. Тот склоняет голову на бок, переводит взгляд с Дина на Лис.

–Бет, что ты скажешь в свое оправдание? Он живой. И он выбрался.

–С каких это пор я должна перед тобой оправдываться? – лениво отзывается Лис. – Может, напомнить, как в прошлой смене ты точно также не до конца убил девочку и её пришлось добивать Лексу? Как же звали… Кто-нибудь помнит?

–Заткнись, – бросают ей.

–Сам заткнись, недоделанный.

Лекс примирительно встаёт между ними, вновь забирает сигарету, вновь затягивается и упивается дымом. Он смотрит на Дина с доброй улыбкой, которая обычно бывает у взрослых, когда они пытаются подкупить детей.

–Что ж, ты выжил и выживешь в этой смене. Какие ощущения?

–Не понимаю о чем речь, – тихо говорит Дин. Он хочет оглянутся назад, найти немую поддержку у Лис, но вовремя сдерживает себя. – Я вообще ничего не понимаю.

–Это нормально, – заверяет его Лекс. – Мы в первое время тоже ничего не понимали.

Лекс протягивает ему сигарету, Дин качает головой. Единственный человек, от которого он вообще когда-либо принимал сигареты, была Лис.

–Видишь ли, мы все оказались здесь не случайно. И ты, наверное, понимаешь, о чем я.

–Конечно. Где-то за пределами этого места – разгар войны. У большой части детей погибли родители.

–Он не это имел ввиду, – отзывает незнакомый парень и делает резкий взмах рукой. – Он про то, что никто не замечает… не знает о случившемся, кроме нас пятерых. О том, что тебя убили, а вчера – другого парня.

Лекс фыркает.

–Тощий, кажется, Лис велела тебе заткнутся.

–Я для вас что – несмышленый щенок? – огрызается парень в ответ. – Мы вместе – больше пяти смен.

–Одной больше, одной меньше, – смеется Лис. – Феликс, ты начинаешь бесить.

Дин следит за этим странным диалогом, пытаясь понять, как же на самом деле зовут этого долговязого парня, которого то окликают, как Тощего, то как Феликса.

–Это ведь, – начинает говорить Дин. – Всё не по-настоящему? Мы на самом деле мертвы?

–Нет, почему же, – усмехается Лекс. – Мы очень даже живы.

Лекс наступает на Дина, тень отбрасывает незамысловатый развод на вытянутые до предела ноги.

–И мы хотим здесь остаться. И это единственное место, где нам ничего не угрожает. А теперь… с нами останешься ты. Это не может не радовать.

–Я не понимаю, к чему ты клонишь. Но ясно знаю только одно – вы пытались убить меня и другого парня из собственной группы.

–Этот мир невозможен без жертв, – подаёт голос Лис. – Тебе повезло, что ты перестал ей быть.

Дин резко оборачивается к ней, но Лис только улыбается. Она забирает у Лекса сигарету, крутит её в пальцах.

–Тебя больше никто не сможет убить. Тот, кого поглотили, больше не умрет. Теперь ты можешь отправляться вместе с нами в другие смены.

Лекс хлопает растерянного Дина по плечу, он вздрагивает.

–Ты теперь с нами. Не нужно боятся.

Дин растерянно смотрит то на одно лицо, то на другое. Лекс в свою очередь улыбается, от него пахнет дымом и ядерным запахом одеколона.

–Возможно, хорошо, что Лис именно так тебя убила. Нам не хватало… новых лиц, правда, ребята?

Они смеются, но Дин понимает, что не может стать частью их искреннего веселья. Вместо этого он пытается встать на носки, вытянутая, чтобы быть с ними одного роста и видеть мир с той высоты, с которой он им открывается – с выжженного клочка земли, с поваленного дерева.

–Объясните мне, – только и может проговорить он.

–Брат, – Лекс обнимает его, встряхивает, словно пытается поставить на место съехавшиеся мысли. – Здесь нечего объяснять. Просто живи и делай вид, что ничего не было. Это единственный способ не сойти с ума.

–Мы… поможем тебе, – впервые за всё это время произносит Аля. – Тебе нечего боятся.

–Именно, – кивает Лекс. – Теперь мы одна большая семья.

Он подмигивает ему, подхватывает за руку Алю. Они медленно идут в сторону интерната, за ними спешит долговязый парень, застегивая на ходу куртку.

Дин чувствует, как вдоль плеч опускаются ноги, притягивают к себе. Он ощущает тело Лис как-то странно, неправильно. У него дрожат руки.

–Зачем ты так? Что я тебе сделал?

Эта фраза будто бы застаёт Лис врасплох. Она молчит, не торопится отвечать. Дин оборачивается, они смотрят друг на друга, и Лис неспешно спускается.

–Тебе всё равно на меня, – тихо говорит он. – Всегда было. Я… не понимаю этого, но ты… Лис.

Лис ничего не говорит, всё также преданно молчит для своей тайны. Она дотрагивается до его руки, но тут же одергивает, и когда Дин резко вскидывает голову, они едва не соприкасаются. В руках Лис дымится сигарета, она тянется к нему, но вовремя себя останавливает.

–Вот и хорошо, что это была я. А ты… многого не понимаешь. Дин, ты совсем глупенький.

–Тогда объясни! – кричит он. – Объясни всё мне!

Лис вздрагивает начинает смеяться. Дин разворачивается и бежит в сторону интерната. В спину его подгоняет громкий напускной смех.

Глава 5

Лис смотрит вперёд, туда, где ночь поглощает часть стены и лес. Изъеденная временем петля, где она застряла посередине – напуганная до смерти и между тем единственная правильная переменная. И между тем, одна из самых спокойных, если не считать того, что Дин остался живым.

–Ты следишь за временем, Бет? – спрашивает Аля, останавливаясь за её спиной, где ей всегда было самое место. – Пора спускаться.

–Уже иду, – беззаботно отвечает она, хотя знает, её голос выдаёт все ненужные чувства.

Лис смотрит в темноту, силится заметить Дина. Вот-вот настанет момент, когда он попробует убежать – либо от страха, либо от жалости к ней, потому что не в силах убить в ответ и поквитаться. Лис всегда нравились такие мальчики – мягкие, немного зашуганные. Они пахнут родителями, слезами матери, отчасти домом. Этот запах мягких, сладкий, словно пропитанный молоком новорождённый щенок.

Такой запах пропитывает Дина насквозь и слышится намного сильнее и изгиба спину и шеи. Лис помнит, как они сидели вместе на крыльце или на лавочке, она обвивала Дина руками и старалась поймать этот запах жизни, который казался другим, который не отсюда.

–Бет, – вновь зовёт её Аля. – Бет, идём.

В руках Лис – собранный чемодан. Она сжимает его, пытается удержать внутри остатки старой жизни – черное платье, белая блузка, выцветшая со временем фотография. Проводит пальцами по губам, воображает, что на них мог бы остаться поцелуй, но вместо этого – привычная пустота, как и всё внутри.

–Дин снаружи, – говорит Аля. – Кажется, он уходит. Ты напугала его.

–Нет же, он сам пугается. Тем более… далеко не уйдёт.

Лис знает, что она – центр этого мира. Когда-то ей это пообещали, и она до сих пор в это верит. В идеальной картине реальности – она сидит на фундаменте, среди разрушенных стен и соединяет прошлое, настоящее и будущее.

А потом она подходит к окну и видит Дина. Он выскальзывает в объятия ночи, накидывает на плечи куртку и прячется в тени, недалеко от фонаря. Лис видит его и игриво машет рукой. Дин скорее всего видит её, но торопится скрыться.

–Он не уйдут далеко. Его уже сюда привязали.

Сообщив эту правду скорее себе, чем Але, Лис разворачивается, и они вдвоём торопятся вниз. На крыльце их ждут Лекс и Тощий – тот ещё экземпляр, тоже когда-то приехал без документов и навсегда потерял своё имя.

Как долго они вместе? Сколько смен? Навсегда ли они друг друга запомнят, если сейчас станут жертвой для ненасытных стен?

–Пойдемте, – поторапливает всех Лекс, поглядывая на часы. – Скоро всё начнётся.

–Ты хотел сказать – закончится, – поправляет его Лис и смеётся. Другие подхватывают её смех, разделяют между собой и выбегают навстречу темноте.

Когда Лис впервые увидела гибель стен – она стояла вдалеке, рядом с беседкой воспитателей и смотрела, как вдали догорает небо. Лис не боялась, её предупреждали, что всё рано или поздно заканчивается – люди, голод и войны. Она стояла босая на обледеневшем снегу. Теперь она стоит в окружении таких же напуганных детей и ждёт, когда вместо конца возродится начало, и они смогут заселился в новое гнездно, чтобы его разорить.

Они останавливаются недалеко от рощи. Аля сжимает правую руку Лис, вскоре подходит Лекс и обнимает обеих со спины. Тощий остаётся в стороне, но всё же делает несколько шагов и оказывается рядом.

Лис чувствует приятное умиротворение, плавится в нём, пока не замечает Дина, которая спешит обратно.

–Сейчас рванет, – говорит Лекс, и на лице Лис гаснет улыбка. Она инстинктивно смотрит назад, где виднеется тень спешащего в интернат Дина. Странный, хочет вернуться, хотя горел желанием уйти.

У Лис давно что-то сломалось внутри, но она не помнит, когда именно. Ей было всё равно, когда Лекс приходил к ней, чтобы в очередной раз взять, было всё равно, когда Тощий вскрывал брюшки лягушек перочинным ножом, было всё равно, когда она сама делала надрезы на собственной коже или царапала ее. Но когда Дин замирает напротив дома, где люди должны умирать и рождаться, в Лис что-то трескается окончательно.

Она бросает чемодан, вырывается из рук Лекса и бежит вперёд, надрывая легкие от резких вдохов и выдохов. Когда здание интерната озаряется вспышкой, Лис успевает схватить Дина и увлекает его на землю, куда-то в пустотелые кусты смородины. Темноту разрывает огонь, Дин закрывает Лис, и впервые за всё время она осознаёт, что живёт, что под чужим телом ей не всё равно и не страшно.

Лис притягивает Дина к себе до того, как он понимает произошедшее в полной мере. Несмотря на страх он действует произвольно, его губы раскрыты, и Лис мягко накрывает их своими.

Она делает это отчасти от страха, отчасти потому, что когда-то пообещала. Застывший в её руках Дин замирает, она не в силах укусить его или сделать больно, и они остаются так, пока здание говорит и голоса уснувших людей навсегда застревают в груди. Как когда-то застрял внутри Лис и до сих пор не вырвался наружу.

–Смотри на меня, – просит она и целует его снова и снова. – Смотри на меня.

Впервые за все смены она осознаёт, что не боится, что не представляет себя внутри и не пытается мысленно себя убить.

А это многое значит.

Для неё это – окончание страданий.

Глава 6

Если бы можно было описать перестройку, Лис назвала бы это танцем на обглоданных костях. Когда это впервые произошло, ей показалось, словно этот бурный поток из кирпича и бетонной крошки заберёт её с собой и замурует в стену.

Сейчас всё иначе. Лис прижимает к себе Дина и смотрит, как разодранное в клочья здание собирается по крупицам. Заново выстраиваются стены, влетают в раскрытые пасти оконные рамы, несется наверх черепица, свет от лампочек оттачивает морзянку.

Лис смотрит на это как раз второе пришествие. Для неё это не показное восстановление мира, а доказательство того, что она всё ещё жива, что она дышит и вцепилась в жизнь крепкой хваткой, можно сказать, что намертво.

Она всё ещё чувствует тепло Дина и отстраняется неспешно, будто боится порвать окутывающее их тепло. Дин поворачивается, смотрит на неё и прикусывает губы, а потом помогает ей встать.

–Что это было? Они всё… погибли внутри?

–Не погибли, – спешит поправить Лис. – Просто ушли в небытие. Ещё один жизненный вариант… попытка, стать чём-то ценным.

Когда происходит что-то из ряда вон выходящее, на Лис снисходит отравленное реальностью вдохновение. Он делает глоток воздуха, другой и больше не может остановиться – произошедшее вызывает у нее и грусть, и смех.

Дин оглядывается, пытается найти место, где рана на коже мира не успела сростись, но видит лишь безоблачное небо и далекие огни близлежащего города.

–Это всё из-за войны? Туда попал снаряд? Или взрыв произошёл внутри? Я ничего не понимаю…

–И не поймёшь, – отмахивается Лис. – Тебе стоит расслабиться. В этой смене войны не предвидится.

Дин замирает, вслушивается, но не происходит ничего, что могло бы разрушить эту тишину – ни приближающийся рокот среди неба, ни отдалённый взрыв.

Немного погодя со стороны подходят Лекс, Аля и Тощий. Они смотрят на восстановившее здание, взгляды проносятся мимо и разбиваются о новые стены. Никто не произносит ни слова, словно они собирались у могилы похоронной дворой собачки, которую всё любили бы без исключения. Вот только вместо собачки под землёй – полуразрушенный слой фундамента, сбитые в кучу человеческие останки. Лис встает рядом с остальными, а затем все четверо направляются внутрь.

Дин не может вытерпеть проживающие его насквозь чувства и резко хватает Лис за руку. Она останавливается, ребята замирают с ней следом, как единый разлаженный механизм.

–Идите, – бормочет Лис. – Я скоро приду.

Они остается в темноте, словно намереваются скрыться, но нет, для Лис все открыто и она больше не может сбежать – устала и едва воспринимает Дина как живого человека, который остался.

–Ты все еще здесь, – произносит она. – Ты должен быть счастлив.

–Лис, ты ничего не объясняешь мне. Не говоря уже о том, что ты меня убила.

Слова звучат с особым надрывом, но Лис либо не может в должной мере истолковать их, либо же просто ленится.

–Убила, но теперь ты жив. И ты останешься живым, если будешь обновляться каждую смену, – она подходит ближе, ее глаза едва различимы на фоне набирающей силы темноты. – Если бы с тобой этого не случилось… ты бы здесь не стоял.

–Не стоял, – бормочет Дин, а затем безжалостно заявляет. – Лис, я тебя ненавижу.

Она улыбается.

–А я люблю тебя.

Это признание звучит спокойно, гаснет в ожидании стать ненужным, непонятным. Когда Лис создавали, ей не успели объяснить разницу тех чувств, которые может испытать за один раз подаренное тело или… душа? Сколько бы она не силилась оставить подле себя людей, не травить их, оставались самые сильные или те, кому некуда было идти. Вот и Дин, обреченный, стоит и не знает, что делать.

–Это не похоже на любовь.

–Тогда что это?

–Когда люди любят, они не убивают, – пытается объяснить он.

–Нет, – Лис хочет улыбнуться, но губы непроизвольно вздрагивают. – Здесь, если кто-то кого-то любит, он должен готов убить.

Настает черед Дина улыбнуться, и Лис надеется, что она станет понятной. Но Дин лишь отстраняется, шагает в луч рассеянного света, который возникает на крыльце. Грозная фигура мужчины замирает в дверной проеме. «Василь», – бегло думает Дин, но вместо раскатистого голоса слышится методичный шепот.

–Я уже несколько раз говорил, что буду штрафовать за ночные прогулки. Завтра, после уроков, будете проверять тетради.

Дин силится разглядеть в темноте учителя, но видит только глянцевый блеск очков.

–Долго стоять будете? – голос пытается освободится от притягательного спокойствия и становится громче. – Быстро в постель!

Дин и Лис заходят внутрь, успевая отметить, что мужчина не похож ни на Василя, ни на любого другого учителя.

–Он с другой смены, – заявляет Лис, когда они поднимаются по лестнице. – Я его тоже ни разу не видела. Здесь каждый раз – новые люди.

Их руки на мгновение соприкасаются. Случайно и будто бы нарочно, Дин гладит их и в то же время хочет раскрошить неверным движением. Внутри интернат остался точно таким же – два этажа, обугленные светом флуоресцентных ламп стены, дощатый пол и редкие скамейки. Они останавливаются в коридоре, чтобы разойтись по спальням, учитель неспешно поднимается следом.

Лис сжимает ладонь Дина, подносит ее к щеке.

–Нам будет очень хорошо здесь. Вот увидишь, милый.

–Элизабет, ты забываешь правила приличия, – сообщает учитель у них за спиной. – Иди к себе.

Лис кривится от упоминания собственного имени, поспешно опускает ладонь Дина и сливается с пустотой коридора. Какое-то время она виднеется неясной тенью, которая вот-вот перестанет существовать, а потом окончательно исчезает.

Лис умеет вживаться в любую подаренную среду. Она – цветок, который в самом начале цветения выдернули из родной почвы и пытались пересадить. Снова и снова. Снова и снова. Корни сохранились, лепестков почти не осталось. Но Лис свято верит, что корни – были и есть самое главное.

В новой старшей группе шесть девочек, которых она не знает. Лис рассматривает каждую из них сразу после подъема, пытается преждевременно считать, понять их привычки. Её хватает ненадолго, вчера они сделали прыжок, они устали. Можно позволить себе изобразить болезнь и зарыться в мягкие складки одеяла, но Лис не привыкла отдыхать. Когда ты выживаешь, то не можешь отдыхать.

У кровати они находит старый потрепанный рюкзак.

«Шкуру оставили», – думает Лис и достаёт из рюкзака блокнот, одежду. Подставленная раскрытая кожа, в которую нужно запрыгнуть.

В рюкзаке учебная форма, красное платье, спортивный костюм, поношенные туфли с продавленным носком. Лис подносит ворох одежды к лицу, глубоко вздыхает просоленный запах мыла, вымышленный след канувшего во времени и пространства тела.

–Хорошо, что не нужно молится, – говорит Аля, когда Лис разрешает заплести свои волосы в две тугие косы. – Хотя Наны не хватает, она была милой.

Лис смотрит на остальных девочек. Они живут как ни в чем не бывало, не пытаются скрытся от её назойливого взгляда, который нельзя воспринимать всерьёз.

–Молится полезно, – отзывается Лис. – Нана говорила, это спасает даже самые безнадёжные, прогнившие души. Даже, возможно, мою…

Аля молчит. Аля никогда не пачкала руки с потому что за остальных из пачкали Лис и Лекс. Это ничего, это почти не больно, Лис каждый раз думает, что лишает жизни ненастоящих людей. Исключение составлял Дин, но… она ведь его не убила по-настоящему, она дала ему возможность выжить, потому что хотела забрать с собой.

Лис улыбается. Аля склоняется к ней, чтобы поправить пряди, и замечает эту безвольно натянутую гримасу. Но не находит в себе силы ничего сказать.

Лис сломалась очень давно.

Лис нельзя починить.

Весь оставшийся день Лис перетекает из одной комнаты в другую, вслушивается в трепетные разговоры с разных сторон интерната и пытается стать их частью.

Она говорит несколько фраз там, несколько фраз здесь. Каждый пытается задержать её на подольше, улыбается вслед.

В размытом сознании окружающих Лис существует отдельной деталью, но при этом самой основной и ценной, ведь она была здесь всегда, Лис выбрала это место для божественного воплощения.

Её представление о правильном ходе смены нарушает Дин. Лис не видит его, но чувствует. Чувствует в немых словах, в затравленный взгляде. Когда-то она была точно такой же и училась жить так, словно находилась здесь с самого начала.

Они впервые соприкасаются на уроке физкультуры. Намеренно и в той же мере случайно. Лис летит по футбольной площадке, наперерез ей несется Лекс, остальные размытые тени. Дин появился совсем внезапно, она даже не поняла, как он смог отобрать у неё мяч. Лис растерялась, волосы взметнулись изящной волной. Дин обернулся в момент, когда она казалась полностью в себя погребенной.

Позже Дин и Лекс курят на заднем крыльце. Лис замирает в тени, слушает, как Дин пытается расспросить об окружающем их мире.

–Эти люди… делают вид, словно мы были здесь с самого начала.

–Потому что этого никогда никто не увидит и не почувствовал. То, что мы принесли жертву, – поясняет Лекс. – Это обычный порядок вещей. Если не сделать этого… можно умереть.

–Жертва… Но откуда вы знаете, что без них можно умереть?

–Так однажды умер друг папы.

Лицо Лис кривится, ей не нравится, когда Лекс приукрашивает собственную значимость. Единственное, что сейчас важно, это выбрать новую жертву, попытаться втереться в ещё большее доверие…

–Вот, я нашёл фотографии старых выпусков, – Дин достаёт из кармана сложенную картонку, протягивает Лексу. – Мы здесь есть. Прошлый год, предпоследний выпуск.

Лекс берёт фотографию, крутит её в разные стороны, пытается рассмотреть. Со стороны Лис замечает, каким же уставшим он выглядит, как осунулось лицо. Лис думает в этом ключи и о себе самой, представляет красное платье преемника.

–Смена сглаживает всё неровности, – между тем отвечает Лекс. – Для остальных мы будто бы были здесь с самого начала. Фотографии, документы… где-то должны быть наши личные дела.

–Вы… кажется, давно это делаете.

–Лис в восьмой раз. Я в девятый.

Дин забирает фотографию, прячет её в карман.

–Какой в этом смысл?

–Здесь нет смысла. Просто каждый хочет жить.

–Но ради этого вы убиваете других людей.

–Все рано или поздно умирают. Если не убить нескольких сейчас, они все равно разлетятся всех под конец смены.

–Значит, – медленно проговаривает Дин. – Все эти смены… заканчиваются одинаково?

–Абсолютно.

Лис некотооое время стоит, пытается вживится в интернат, внутрь его беспокойного сна. У неё почти получается. Она видит, как в учительской садятся пить чай, как во дворе начинают играть в догонялки ребята из младшей группы, как где-то внизу, в подвале, или же за стеной проносится другая жизнь, совершенно для Лис невидимая, только едва ощутимая.

Настоящая жизнь.

Лис думает о ней, а затем прячется в темноту, крадётся вдоль безопасного выступа, пока не настигает конца коридора, окна и двери, ведущей к выходу. Она торопится выйти и едва замечает идущего навстречу мужчину в странной шляпе. Хочет обойти его, она стремится уйти, на неё давят стены, но человек мягко кладёт руки на её плечи, а затем прижимает к себе и обнимает.

–Вот ты где, Лис, – говорит он и гладит дрожащую спину. – Я уже думал, что тебя здесь не встречу.

Она прикрывает глаза и понимает, что плачет. Впервые за долгое время. Впервые за все свои восемь смен.

Глава 7

-Папа, нас теперь пять, – заявляет Лис, сидя на столе в мастерской. Он дал ей плотные чулки, новую шерстяную юбку. Холодно, Лис впервые за долгое время уступает и остаётся поглощенной собственной женственностью.

Они пришли в его мастерскую, которая оживает только тогда, когда в смене появляется папа. А он появляется редко, крайне редко. Он перемещается из смены в смену, но хаотично. Он не может закрепиться, как остальные, каждый раз оказывается в совершенно другом месте и рассказывает, что видел.

В последний раз Лис видела папу пару смен назад. И сейчас он снова здесь. Быть может… он что-то узнал или нашёл? Может… они смогут выбраться?