Сирийские каникулы

Сирийские каникулы

Александр Жнец

⠀

⠀

⠀

⠀

⠀

Посвящается хранителю вечных ценностей Пальмиры – Халеду аль-Асааду

Aleksandr Zhnets ISNI 0000 0005 2405 2187

Редактор Сергей Барханов

Корректор Татьяна Князева

Иллюстратор Ксенон

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Александр Жнец, 2025

© Ксенон, иллюстрации, 2025

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-6021-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последнее, предсмертное письмо Александра Македонского своему учителю, великому Аристотелю, хранит в себе загадку, которую мечтают разгадать учёные и за которой охотятся спецслужбы. Этот древний артефакт становится причиной захватывающих событий, разворачивающихся на Средиземном море, в Ираке и Сирии. Приключения с погонями, стрельбой и похищением, море и пустыня и даже встреча со сверхъестественным – всё это ждёт студентку МГУ Жанну в её сирийские каникулы.

Произведение основано на реальных событиях.

Часть 1.

Каникулы

Глава 1. Русские не сдаются

7 апреля 2003 года. Сирия, провинция Хомс, Пальмира

(Тадмор)

Древняя Пальмира, много видевшая в своей бесконечной истории, вздрогнула от оглушительных пулемётных очередей и рёва автомобилей, ворвавшихся в клубах пыли на её узкие улочки. Два джипа «Ниссан» гнались за неказистой, изрешечённой пулями машиной. Её заднее стекло было выбито, и через него на преследователей настойчиво сыпались ответные очереди. Это несколько охлаждало пыл вооружённых до зубов людей с чёрными повязками на лицах и позволяло ненадолго от них оторваться. Однако силы были неравны, да и на безлюдных улочках Пальмиры укрыться особенно негде. Это было похоже на то, как жирный кот играет с пойманной мышкой. И хотя боевики немного увеличивали дистанцию, не желая зря рисковать, мышеловка почти захлопнулась.

– Азим! – заорал хриплым голосом водитель машины. – Вот это ты должен передать Халифу Ассаду. Если тебя… если ты не сможешь – уничтожь, съешь, сожги!

Он протянул испуганному и почти оглохшему от стрельбы парню, иракцу лет тридцати, кожаный футляр тёмно-коричневого цвета. Азим судорожно схватил его, с ужасом осознавая, в какую историю его угораздило вляпаться. Хотя он был кадровым военным и ему случалось попадать в перестрелки на границе, но оказаться мишенью для пуль десятка головорезов почти на открытом пространстве ему было действительно страшно.

– Серёга! – продолжал водитель. – Профессор – твой! Доставь его живым! Сейчас заедем за тот угол, – он кивком показал на небольшое административное здание, – я выскочу и буду держать их минут двадцать. Твоя задача – доставить профессора в Тартус, на базу. Выходите на трассу – и дуйте без остановки! Азим! – Он ещё раз посмотрел в чёрные глаза испуганного иракца. – Ты знаешь здесь все закоулки, тебе легче уйти. Пусть Ассад спрячет тебя. Твоя жена и дети будут под нашей защитой, уже сегодня вечером их отправят в Россию. Мы найдём тебя, и вы встретитесь. Обязательно!

Машина резко остановилась, утонув в облаке пыли. Короткие приказы водителя экономили крохотные мгновенья, оставляя остальным шанс скрыться от преследования.

– Серёга! Пулемёт, гранаты, автомат, патроны! Оставь мне вот этот бумажный хлам, – кивнул он в сторону аккуратно связанных стопок пожелтевших от времени листов бумаги в багажнике.

Метавшиеся вокруг машины люди напоминали команду «Формулы-1», меняющую колёса гоночного болида на очередном и, скорее всего, последнем пит-стопе. Сергей быстро занял место водителя, испуганный профессор так и остался сидеть, впечатавшись в переднее пассажирское сиденье. Азим запрыгнул в заднюю дверь, крепко вцепившись в кожу футляра с такой силой, что казалось, будто он держит над пропастью всю свою семью.

Машина рванула с места и скрылась за поворотом.

Времени на прощание не было, и в наступившей на мгновение тишине, оставшись наедине с собой, Олег Мезенцев, полковник одной из российских спецслужб, громко выдохнул, посмотрел на оружие у своих ног, кровоточащую рану на руке и, грустно улыбнувшись, с иронией произнёс:

– Воду забыл оставить.

Затем он не мешкая занял удобную позицию для стрельбы вблизи небольшого каменного строения, а в следующую секунду на маленькую площадь перед зданием, больше похожим на потерявшуюся во времени часть крепостной стены, въехали два белых внедорожника «Ниссан».

Будто почувствовав неладное, боевики остановились. Но не успели увешанные оружием и срывающие с лиц чёрные повязки люди открыть двери и выйти, чтобы оглядеться и определить, откуда доносится шум уходящей машины, мечущейся среди переулков и развалин, как воздух разорвала пулемётная очередь, скосившая сразу двоих из них и одного водителя. Головорезы мгновенно выкатились из автомобилей, а убитый водитель с открытыми глазами и ртом повис на двери, вывалившись наполовину из машины. Со лба у него стекала тёмная струйка, наполняя большую багряную лужу на залитых солнцем белых камнях древней Пальмиры.

…Бой шёл уже минут пятнадцать. Пулемёт Калашникова лежал в стороне бесполезной, усталой железкой, сожравшей весь боекомплект, патроны АКСУ тоже были на исходе, а единственную оставшуюся гранату Ф-1 полковник Мезенцев положил в нагрудный карман.

– Ушли уже, наверное, – сказал он вслух, спокойным и ясным взглядом посмотрев куда-то сквозь стены.

Шквальным огнём со всех сторон он, раненый и истекающий кровью, был буквально загнан в маленькое помещение без окон. Перевязанная бечевой стопка древних папирусных листов была облита его кровью, сердце колотилось, и было трудно дышать. Он понял, что теряет сознание, но не довести этот бой до единственно верного, как ему казалось, финала он не мог. Держа одной рукой связку бумаг с древними рукописями, а другой достав гранату, Олег в наступившей тишине начал что-то шептать…

Мгновение спустя тех боевиков, кто не успел войти в маленькое тёмное помещение, оглушил внезапный взрыв. В ограниченном пространстве он прозвучал особенно страшно и зловеще. У всех заложило уши, и никто не слышал друг друга. Комнату заволокло белой пеленой пыли и дыма, пылали рукописные листы, обгорелые обрывки которых летали по комнате. В разорванных лохмотьях из комнаты медленно выползали два смертельно раненных, окровавленных боевика. Было понятно: русский подорвал себя и те самые важные бумаги, за которыми они охотились.

– Шайтан, – сквозь зубы процедил один из преследователей, по виду старший группы, подняв с пола обгоревший клочок древнего папируса.

…Халиф Ассад, хранитель музейных ценностей древней Пальмиры, выскочил на улицу и в ужасе наблюдал, как мимо него промчалась покорёженная, издырявленная пулями машина, а мгновение спустя увидел фигуру человека, направлявшегося в его сторону. Фигура показалась ему знакомой. Однако, не дойдя метров сто, человек остановился, оглянулся и резко побежал прочь. Ассад направился было следом за ним, но, когда увидел, что беглеца преследуют вооружённые люди, остановился и поспешил заскочить во двор своего дома, заперев на массивный засов тяжёлую металлическую дверь.

Глава 2. Коктейль

Июнь 2008 года. Россия, Москва

«Какая нелепость – думала Жанна, – оставить конспекты по философии у этой болтливой и навязчивой Алиски дома, прокутить всю ночь, пить чёрт знает какую гадость, называя это коктейлем! Коктейль „Аристотель“ – бр-р-р!» Жанна передёрнула плечами.

«Кажется, меня сейчас стошнит», – думала она про себя и продолжала вспоминать, что же происходило вчера в «весёлой» компании подружек по универу. И с чего всё началось? В голове стоял шум, мысли разбегались… В уютной двушке Алисы на Вернадского, кажется, отмечали чей-то день рождения, когда она зашла только для того, чтобы попросить на завтра Алискину машину, всего на пару часов – перевезти свои вещи в другую квартиру, которая была почти в центре, но стоила на пять тысяч дешевле.

Лёжа в кровати, Жанна попыталась выстроить логическую цепь воспоминаний… Даже не цепь, а логическую ниточку, потому что вспомнилось пока только самое начало вчерашнего вечера. Когда она вошла в дверь и остановилась у самого порога квартиры Алисы, та с диким криком повисла на ней с полным бокалом какого-то пойла, которому вся эта шумная и неуправляемая компания никак не могла придумать название. А что потом? А потом она, студентка МГУ, просто сказала, что завтра у неё экзамен по философии…

– «Аристотель»! Давайте назовём его «Аристотель»! – пронзила встречу двух подруг своим визгом Натка, ещё одна их одногруппница, которой, кстати, тоже предстояло сдавать экзамен.

– Кого его?! – испуганно дёрнулась Жанна.

– Коктейль! – продолжала визжать Натка. – Коктейль «Аристотель»! Он там вместе с Платоном… или вместо Платона…

Мысли Натки совсем запутались, и она побежала в комнату, чтобы сообщить окутанной кальянным дымом компании название нового коктейля.

– Ур-р-ра! – донеслось из комнаты. – «Аристотель»!

– Давай к нам! – радостно прокричала Алиска.

– Я не могу, мне нельзя, – начала артачиться Жанна, но в неё под радостное улюлюканье уже вливали тот самый «Аристотель», и она начала чувствовать омерзительный вкус чего-то горячительного, смешанного с томатным и лимонным соком, табаско, сельдереем и, кажется, душистым перцем.

После такого начала предэкзаменационного вечера Жанна как дура стояла в прихожей и не могла понять, что делать дальше.

– Чего застыла? Проходи, тут все свои! – выдернула у неё из рук сумочку Алиска, предвкушая новую волну радости, веселья и чуть ли не начало новой жизни оттого, что кто-то ещё присоединился к их нетрезвому сообществу.

Этот чёртов конспект по философии был в её сумке – это она точно помнила. Потом сумка упала, тетрадка вывалилась, и тут началось действо, сравнимое разве что с танцами пьяного шамана: кто-то, открывая наугад страницы, пытался вглядеться в знакомые слова и объяснить их философское значение, кто-то обмахивал конспектом свою раскрасневшуюся физиономию, а эта идиотка Натка стала ёрзать на нём своим костлявым задом, объясняя всем, что именно так знания заходят в человеческие мозги быстрее всего, по нейронным цепям или что-то вроде того. Парней в компании не было, и девочкам некого было стесняться. Ну а выпитое так их раззадорило, что вскоре они, рассевшись парочками, наперебой принялись рассказывать друг другу всевозможные сплетни, приправленные собственными догадками и фантазиями. Пустая болтовня изредка прерывалась отчаянными попытками попасть в издающее заунывные ноты караоке.

Утро для Жанны было тяжёлым. Нет, сказать тяжёлым – это ничего не сказать. Жара наполняла комнату через открытое окно. Жанна чувствовала себя отвратительно. Особенно после того, как к ней тихими, крадущимися шагами стала возвращаться память, а вместе с ней и смутная тревога. Надо принять душ и вспомнить всё, что она там наболтала своей подружке Алиске!

С Алисой они действительно были дружны, но интимными подробностями своей жизни особенно не делились, да их у Жанны и не было, ну разве что её бывший парень из Архангельска, где она провела всё детство и окончила школу. Надо сказать, окончила с отличием и набрала на ЕГЭ астрономическое количество баллов. Но история с тем парнем закончилась ничем.

На лекциях в универе девочки обычно садились вместе, и мимо их зоркого глаза не мог пройти ни один достойный «парниша». Им нравилось обсуждать представителей противоположного пола, посмеиваться над некоторыми вполне даже ничего себе экземплярами.

Алиса была коренной москвичкой, единственным ребёнком в семье и поэтому всегда стремилась привлечь к себе внимание, к которому так привыкла с детства. Не отличаясь примерным поведением, Алиса, как ни старались её родители, не смогла безболезненно преодолеть переходный возраст и вляпалась в дурную компанию. Она не любила рассказывать подругам эту историю, но Жанне однажды проговорилась, что её счастливое детство могло закончиться за решёткой и лишь чудо спасло её от катастрофы. Вспоминая об этом времени, Алиса стала хмурой и задумчивой, поэтому Жанна не стала интересоваться подробностями и вообще больше никогда не поднимала эту тему.

Родители Алисы не достигли ошеломляющих успехов в бизнесе или особого влияния в обществе, зато сама девушка легко ориентировалась в хитросплетениях социально-иерархических лабиринтов московского бомонда. Особенно её интересовала элита МГУ, включая родственные связи всего преподавательского состава. Однажды она даже проболталась, что дружит с Аллой Георгиевной – мамой их преподавателя по философии.

Жанна лежала в кровати и смотрела в потолок. Пора бы уже встать и отправиться на экзамен, который она никак не могла пропустить. И тут её как будто током ударило!

– Какая же я дура! – не своим голосом прошептала Жанна.

Её лицо сделалось каменным, глаза застыли. Сбросив с себя всё, она забежала в душ, поскользнулась на скользком кафеле цвета серого мрамора и больно приложилась боком о край раковины. Но тут же вскочила, будто скаковая лошадка, провалившая первое препятствие на дистанции, и юркнула в душевую. Открыв холодную воду и дождавшись тонких ледяных струек, Жанна тихо прошептала:

– Какая же я дура…

Струи воды быстро выпрямили её белокурые вьющиеся волосы, прикрывшие всю спину, как только она грациозно закинула голову назад. Подняв обе руки навстречу освежающему потоку, Жанна была похожа сейчас на изящную лань, обнажившую все свои прелести для того единственного взгляда, за которым начинается другая жизнь. Ледяная вода постепенно приводила её в чувство.

Этот проклятый коктейль, или что там ещё было?! Что она наболтала Алисе?! Жанна вспомнила, какими изумлёнными и сначала недоверчивыми, а потом и восторженными глазами смотрела на неё подруга, когда они уединились на кухне.

Вспомнив всё, Жанна поняла: коктейль так развязал ей язык, что она разболтала Алиске все свои шальные мысли, девичьи фантазии и тайные желания. Кроме фантазий, в её словах ничего не было, но рассказывала она так правдиво и достоверно, что её яркий монолог порой прерывался скупой девичьей слезой. Мимика и вполне однозначные жесты соответствовали тому состоянию, которое могут себе позволить только пережившие все эти огненные страсти отчаянные и безрассудные женщины. Она врала что было сил! Алкоголь вдруг сделал её любимой женщиной Андрея Анатольевича, или просто Андрея (так, во всяком случае, она называла его весь вечер) – преподавателя философии, того самого, которому они должны были сегодня сдавать экзамен. Вырывавшиеся из её уст пикантные подробности их тайных и необычайно страстных встреч просто разрывали воображение подруги. Её лицо наливалось не то завистью, не то нестерпимой злобой. Алиса несколько раз порывалась набрать чей-то номер, но всякий раз останавливала себя, нервно прикусив губы и застыв в оцепенении, потому что следующие фразы Жанны интриговали ещё больше и пропустить это мимо своих ушей она просто не могла. Глаза Алиски бегали по кухне, как будто в потоке «откровений» подруги ей то тут, то там виделись чёртики.

Их преподаватель философии, Андрей Анатольевич, был исключительно приятным, интеллигентным молодым человеком. И не каким-то там ботаником, а красавчиком-блондином с атлетичной фигурой, голубыми глазами и бархатистым, убаюкивающим голосом. Он был всего на полголовы выше неё, Жанки, стройной и, как она сама считала, высокой девушки ростом 176 см, тоже блондинки. А ещё он был сыном проректора МГУ и очень добрым парнем (по крайней мере, ей так казалось), притом старше неё всего-то на семь лет. В общем, мечта всех её знакомых студенток, которые более или менее что-то из себя представляли.

На всех лекциях по философии она сидела уставившись на Андрея Анатольевича, как будто вокруг не было больше ни души, и все эти интригующие слова – диалектика, онтология, материя, сознание, время – звучали для неё совсем по-другому и совсем с другим смыслом. Время от времени она краснела – когда он, глядя ей в глаза, прерывал фразу на ключевом слове, делал недолгую паузу, а затем продолжал так же мягко открывать только ему ведомые глубины науки под названием философия. Эта пауза казалась ей вечностью, и часто, не справившись со своими эмоциями, Жанна просто опускала глаза.

Она вычитала о нём всё, что только могут написать льстецы человеческих душ. Девочки в её возрасте с упоением зачитываются составленными невесть кем гороскопами, и почти у каждой в сумочке вместе с важными документами найдётся эта волшебная книга судьбы. Поэтому первое, что она узнала об Андрее Анатольевиче, – что он принадлежит к тому же знаку зодиака, что и она, – Близнецы.

«Влюбилась как дура, – думала она. – Только всё это бесполезно, глупо и никому не нужно».

И вот теперь новая реальность. Алиска наверняка разболтает её секрет всем, кому надо и не надо. А вчерашнее желание подруги срочно кому-то отзвониться наводило Жанну на ужасную мысль: уже разболтала! А вдруг эти сплетни уже дошли и до самого Андрея Анатольевича, этого ни в чём не повинного человека? Ледяной душ, покрыв нежное девичье тело мурашками, разве что отрезвил её – всё остальное было отвратительно.

– Взяла машинку, называется… – пробормотала Жанна вслух посиневшими от холода губами.

Успокаивало только одно: это последний экзамен в сессии, через пару часов она его сдаст и уедет на всё лето домой. Алиску, может, совсем не увидит сегодня, потому что сдавать будет последней и все уже разойдутся. Ну а до осени она обязательно что-нибудь придумает.

– Ну, попрошу у неё прощения за то, что всё выдумала, в конце концов, – попыталась успокоить себя Жанна, и ей сразу стало как-то совсем легко.

Она быстро собралась и вскоре уже подходила уверенной походкой к назначенной аудитории. Окна в коридоре были открыты, и летнее солнце заглядывало в каждый его уголок. У дверей аудитории крутилась парочка одногруппников, и, улучив момент, когда оттуда вышел их староста Пашка, она прошмыгнула внутрь.

Глава 3. Экзамен по философии

– Здравствуйте, Андрей Анатольевич! – вкрадчиво и негромко проговорила Жанна. – Можно?

– Да, проходите, Мезенцева.

Андрей Анатольевич как-то строго, как ей показалось, посмотрел на Жанну из-под своих очков в золотистой оправе и указал ладонью на оставшуюся у края стола совсем маленькую кучку билетов.

Страх в её глазах кричал только об одном: он знает всё, о чём она наболтала вчера Алиске!

– Что вы на меня так смотрите? Берите билет, готовьтесь.

Жанна взяла тот, что лежал сверху, и негромко назвала его номер:

– Двенадцатый.

– Ну, готовьтесь, – повторил Андрей Анатольевич и обвёл рукой почти пустую аудиторию.

Жанна ушла за самый дальний стол и, прочитав вопрос – «Философское учение Аристотеля», – выпалила вслух:

– О господи, Аристотель!

Подняв глаза, она поняла, что её слова прозвучали слишком громко и не к месту. Андрей Анатольевич, не отводя от Жанны взгляда, слегка повернул голову и поднял брови. Его взгляд выражал лёгкое недоумение и искренний интерес.

– Что, ранее уже встречались? – с ироничной улыбкой спросил он.

– Ой, нет, извините, это я так, подумала о своём просто, – залепетала Жанка, чувствуя на щеках предательский румянец.

В аудитории стало тихо, но доносящиеся через открытое окно голоса с улицы никак не давали сосредоточиться, и Жанна, прикрыв ладонями уши, старательно пыталась вспомнить все нюансы философского наследия знаменитого грека. Со стороны могло показаться, что совершенно измотанная бессонной ночью студентка, сама того не замечая, просто заснула, подперев голову руками. Именно такое предположение сделал Андрей Анатольевич, наблюдая за девушкой, особенно когда к летним ароматам свежей зелени и цветов стал примешиваться слабый, но всё же явственный похмельный дух с оттенками сельдерея, придававший экзамену некоторый фривольный оттенок.

Однако преподаватель ошибся, Жанна вовсе не спала, а старательно вспоминала труды Аристотеля, и время летело в десять раз быстрее, чем ей могло казаться. Она знала почти весь вопрос, а потому слова Андрея Анатольевича: «Ну что, Мезенцева, пора отвечать», – ничуть её не смутили, и она, сделав несколько грациозных шагов, уверенно присела на стульчик рядом со столом преподавателя.

Жанна начала отвечать несколько напряжённо, сложив ладошки лодочкой на плотно сжатых коленях, однако по мере того, как она изливала самые благородные фразы, которыми только могла охарактеризовать учение великого Аристотеля, её голос звучал всё увереннее, а в интонации появились эмоции. Она даже стала нравиться самой себе в своём красноречии, а лёгкое шёлковое платье, облегающее её изящную фигуру, представлялось ей воздушной накидкой богини Афродиты, только что вышедшей из пенных волн. Андрей Анатольевич слушал её внимательно, и Жанну охватило радостное чувство оттого, что она смотрит ему в глаза не отрываясь и видит в них что-то понимающее, доброе и почти родное. Вот уже и её тонкие, изящные пальцы стали вносить дополнительные штрихи в картину древнего мира жестами виртуозного дирижёра перед затаившей дыхание публикой.

Вопрос был раскрыт полностью. Она рассказала всё, что знала. И учение Платона, которое стало основой взглядов Аристотеля, и его убеждение о неразрывном существовании идеи и реального явления. Жанна вспомнила даже то, что родиной Аристотеля был древний город Стагир, и точно назвала год рождения великого философа. Ну а фразу, которую она так старательно пыталась запомнить: «Идея – только форма, дающая материи смысл», – ей даже удалось сопроводить единственно запомнившимся и к месту, как ей думалось, упомянутым афоризмом Аристотеля: «Больше всего надо во всём остерегаться удовольствия и того, что его доставляет, потому что об этих вещах мы судим крайне пристрастно».

– Всё! – выдохнула Жанка.

Во взгляде Андрея Анатольевича чувствовалось изумление, он смотрел на Жанну с хитроватой улыбкой, но крайне дружелюбно. Он был доволен. После недолгой паузы преподаватель спросил:

– Скажите, Жанна, вы так по-особенному произносите букву «о», вы случайно не с северных берегов к нам приехали?

Жанке стало ужасно стыдно за своё проклятое оканье, ведь она проходила специальные курсы и в последнее время никто не говорил ей об этом изъяне.

– Нет-нет, не волнуйтесь, это у вас происходит непроизвольно, когда вы слишком увлечённо рассказываете, я заметил это только сейчас, – как бы извиняясь, сказал Андрей Анатольевич.

– Да, я из Архангельска и всё детство провела там, на берегу Белого моря.

– Так вы из семьи поморов, стало быть?

– Да, – с улыбкой ответила Жанка, – из самых настоящих поморов! Мой дедушка был рыбаком, капитаном сейнера и брал меня с собой, когда мне исполнилось четырнадцать. Знаете, в какие шторма мы попадали!

Жанка округлила и без того большущие глаза и так сильно подалась вперёд, что Андрей Анатольевич смог рассмотреть её утончённые, изящные черты лица, пухленькие, яркие губы, на которых вовсе не было помады.

Затем, немного смутившись, Жанка отстранилась, прижалась к спинке стула и, чуть опустив глаза, пролепетала:

– Вот так вот.

– Ну, хорошо, ответ у вас был достойный, только вот хотелось бы у вас спросить: а что же перегаром-то от вас так… да ещё с сельдереем? Как же вы к экзамену-то готовились?

Это была катастрофа! Жанна побледнела, ладони стали мокрыми, сердце заколотилось так, что слышно было, наверное, даже за пределами аудитории. На лбу выступила испарина, и по виску предательски потекла капелька пота.

«Вот я дура!» – произнесла про себя Жанка эту ставшую привычной за утро фразу.

– Понимаете, это так нелепо получилось… – залепетала она. – Вчера вечером я зашла к подруге, чтобы попросить машину – я сегодня переезжаю на другую квартиру, – а они там отмечали день рождения. Намешали какой-то коктейль… А я сказала, что завтра философию сдаю и мне нельзя пить коктейли. Ну, они как услышали про философию, так сразу коктейль этот и назвали «Аристотель» и просто влили его в меня, а он с сельдереем был… Ну и запах, конечно, стоит сейчас… Простите, это так нелепо вышло, – повторила она. – Мне очень стыдно, я вообще редко когда могу выпить алкоголь, да и то только коктейль.

– И только коктейль «Аристотель»! – рассмеялся Андрей Анатольевич. – Да, слишком много совпадений, – загадочно улыбнувшись, произнёс он.

– Каких совпадений? – спросила бледная как полотно Жанка.

– Да ничего, это я о своём, – подмигнул он. – Ну, хорошо, ставлю вам «отлично», давайте зачётку.