Принцип Рамзая. Записки военного разведчика

Есть тропа Знаний. И нужно всегда заставлять свой головной мозг работать. До самого последнего дня своей жизни. Читать книги, разгадывать кроссворды, тренировать память. Это единственный и наиболее эффективный способ укрепления сосудов головного мозга, а значит, и наиболее эффективная защита от инсульта.

Есть тропа Сокола. Это гимнастика для глаз. К примеру, концентрация внимания на разноудаленных предметах: цветке на подоконнике – дереве на улице. «Рисование» глазами различных фигур.

На самом деле тропинок этих бесконечное множество, говорил Шафи. Путь безграничен и бесконечен. И счастлив тот человек, который сможет объединить в своей душе это множество, найти в пути гармонию и равновесие. Тогда и душа его станет бесконечной, как космос. И светлой, как солнце.

От бесед с Шафи веяло чем-то восточным, экзотическим. Он рассказывал мне о вещах, которые все мы прекрасно знаем, хотя кое-что, конечно же, забыли. Он обучал меня семейному массажу. И приучал находить нестандартные приемы лечения, когда стандартные не помогают. Мне нравилась эта идея нестандартных решений. Позднее она будет часто выручать меня в работе военного разведчика и диверсанта.

Тогда я еще не понимал, насколько эффективна и уникальна эта система. И что когда-то в древности такая же система наверняка была и у нас, у славян. Но мы почему-то ее утратили. Или забыли. Или нас заставили ее забыть.

К сожалению, несмотря на все эти знания и врачебный опыт, вылечить мои ноги у Шафи тогда так не получилось. Наверное, так бывает и у самых лучших докторов.

На протяжении еще нескольких лет кожа над берцовыми костями, в тех местах, куда попали осколки, периодически расползалась и несколько дней шла сукровица. Потом все зарастало. До следующего раза. И почти семь лет после Афганистана мне частенько приходилось ходить с тростью.

Глава 12. Контузия

Так уж получилось, что ко времени своей поездки в Афганистан я не мог похвастаться богатырским здоровьем. За двадцать шесть месяцев службы в этой стране, кроме брюшного тифа, список моих болячек пополнился лихорадкой, касательным ранением ног, несколькими осколочными ранениями, новой трещиной лучевой кости. На трапециевидной мышце спины на всю жизнь остался небольшой бугор, размером почти в спичечный коробок, – в память о пуле, попавшей мне в бронежилет. А ночь, проведенная вместе с моими разведчиками в снегу на Панджшере, «подарила» мне двустороннюю пневмонию.

Для городских ребят и диванных аналитиков все эти болячки и царапины могут показаться довольно экзотическими. Для тех же, кто воевал в Афганистане или на Северном Кавказе, все это было делом обычным. У многих список заработанных болячек и царапин куда богаче моего. К сожалению, войны мало прибавляют здоровья тем, кому пришлось воевать не в штабе, а на передовой.

Но самой большой проблемой для меня в Афганистане была контузия, полученная во время операции под Алихейлем в июне 1987 года, когда я командовал отдельным разведвзводом 1-го (рейдового) мотострелкового батальона. Задача у нас была не самая сложная – почти месяц мы должны были просидеть на горках вдоль пакистанской границы. Чтобы афганские пограничники за это время смогли оборудовать за нашими спинами свои укрепрайоны и перекрыть Великий шелковый путь.

Действительно, не самая сложная задача. Сиди себе на горке, окапывайся, да не подпускай душманов к себе слишком близко. На наших соседей, полковую разведроту 345-го парашютно-десантного полка, они периодически ходили в атаку. Средь бела дня. Снизу – вверх. Иногда ходили удачно. И нашей полковой разведроте приходилось помогать десантникам отбивать горку у духов.

А нашу горку душманы просто обстреливали. Но с настоящей маниакально-депрессивной настойчивостью. В первые дни на позиции моего разведвзвода прилетало тринадцать реактивных снарядов за четыре минуты. С 6 часов утра до 6 часов вечера. Без перерывов на завтрак, обед и полдник. Позднее душманы подтянули 82-миллиметровый миномет и 76-миллиметровую горную пушку. Жить стало еще веселее. Но зато реактивными снарядами обстреливать нас стали гораздо реже.

В то время мои разведчики пытались на слух определить, куда прилетит очередной реактивный снаряд. Будет ли недолет, перелет или РС попадет точно по нашим позициям. И в зависимости от этого принимали решение, что делать дальше – пижонить или ныкаться по окопам.

Я их понимал: когда устаешь бояться, остается только пижонить. Но лучше – ныкаться! Сам был таким. Однажды, перебегая через небольшую полянку, слишком поздно услышал звук подлетающего снаряда. В результате добежать до ближайшей воронки я не успел. Пришлось залечь на открытом месте.

Говорят, что снаряд не попадает дважды в одну воронку. Интересно, что за умник придумал эту чушь? Снаряд попадает туда, куда захочет.

В этот раз он попал именно в ту воронку, до которой я не успел добежать. Благодаря этому осколки ушли вверх и меня не задели. Но разрыв снаряда в паре метров от моей головы на всю оставшуюся жизнь подарил мне незабываемые ощущения, превратившиеся в дальнейшем в приступы сильнейшей головной боли.

Говорят, что сейчас есть какие-то волшебные средства от контузии. Достаточно лишь пару раз в год полежать в госпитале, проколоть какие-то лекарства – и будет тебе счастье. К сожалению, я не очень большой любитель лежать в госпиталях. И добровольно нашим очаровательным врачам старался никогда не сдаваться. Просто как-то не везло мне с лечением. И чтобы не залечили меня до смерти или не отрезали что-то лишнее, приходилось регулярно от них сбегать. Так что чаще всего доставался я врачам лишь в качестве почетного трофея – в бессознательном состоянии.

Обезболивающие мне тогда не помогали. К счастью, мне хватило ума не замещать их спиртным. К тому же я не курил. Почему-то думал, что это лишнее, а в Афганистане и вредное – местные жители запах табака чувствовали издалека, и это могло погубить многих из нас.

Помог мне тогда Шафи. Он посоветовал регулярно делать массаж плеч, шеи и головы. А еще показал мне, где находится биологически активная точка Хэ Гу. Условно – в центре треугольника, образованного на кисти руки «продолжением» большого и указательного пальцев. По его словам, эта точка отвечает за общеукрепляющее действие на организм. И ее массаж (после массажа шеи и головы) должен был мне помочь. Но главное – Шафи посоветовал мне больше времени находиться на свежем воздухе. И как можно чаще бывать на природе, вдали от шума больших городов.

Это были хорошие, к тому же легковыполнимые советы. Ведь последние два года я только тем и занимался, что находился на природе, на свежем воздухе и вдали от больших городов. Правда, иногда рядом со мной бывало довольно шумно. Особенно при обстрелах.

Но массаж, который делал мне Шафи, а позднее его дочь Лейла, действительно был чудодейственным. Мне становилось легче. И как-то само собой получилось, что я начал массировать точки Хэ Гу на своих руках.

Шафи частенько говорил: «Посеешь привычку – пожнешь характер. Будешь сеять хорошие привычки – получишь хороший характер». Насчет характера я не уверен. Но разминание рук в области точки Хэ Гу, действительно, вскоре вошло у меня в постоянную привычку.

Головные боли еще долго преследовали меня. Но уже не были такими нестерпимо сильными.

Глава 13. Когда села батарейка

Во время службы в Афганистане я получил указание от своего шефа Сан Саныча подтянуть английский язык. Сделать это было несложно. Благо в училище я занимался на курсах военных переводчиков. А на заставе вместе со мной проходил службу старший лейтенант Олег Артюхов, выпускник школы с углубленным изучением английского языка, который был рад помочь мне в этом.

В дальнейшем планировалось отправить меня в одну из далеких стран, в которой говорили на английском. Перед этим я должен был пройти переподготовку в Краснознаменном Среднеазиатском военном округе. Но в это время началось «горбачевское» сокращение Вооруженных Сил, и моя командировка не состоялась. К тому же все переводы офицеров между военными округами в то время были прекращены. И в результате я на пару месяцев завис в разведуправлении округа.

К счастью, благодаря настойчивости моего друга Володи Черникова вскоре я получил вызов в свое родное училище на должность командира курсантского взвода. Через полгода меня назначили командиром курсантской роты. Служба в училище мне нравилась. Тем более что мне всегда везло на командиров и подчиненных. А ребята в училище были замечательные. Но неожиданно выяснилось, что воевать – это одно, а вот служить в мирное время – совсем другое.

Буквально через две недели после моего приезда на занятиях по командирской подготовке мне пришлось сдавать кросс на три километра. В курсантские годы это была моя любимая дистанция. В спортвзводе я пробегал три километра менее чем за одиннадцать минут. Но это было давным-давно. Еще в прошлой жизни.

В этот раз я пробежал дистанцию минут за двадцать. Думается, это стало абсолютным рекордом нашего училища по бегу на три километра среди черепах. Я понимал, что после перенесенного тифа, с перебитыми ногами едва бы смог показать хорошее время. И очень надеялся, что в ближайшие месяцы смогу вернуть себе былую спортивную форму.

Но оказалось, что наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Бегать на зарядке с курсантами у меня не получалось. Не хватало ни дыхания, ни сил. Снова открылись раны на ногах. Начал напоминать о себе позвоночник. А вскоре и ходить мне стало трудно.

Начальник училища генерал-лейтенант Александр Сергеевич Носков предложил мне перейти с командной должности на должность, связанную с меньшим объемом физических нагрузок. Так я попал на военную кафедру Московского инженерно-физического института. Бегать здесь было не нужно. Но и ходить я уже практически не мог: с позвоночником стало совсем худо.

В эти дни ко мне домой приехал отец – решил помочь с ремонтом. Хотя ни о каком ремонте я тогда и не думал, но вдвоем мы обшили самодельной вагонкой прихожую.

Наверное, я больше мешал ему, чем помогал. Помощник из меня тогда был никудышный. Стоять долго я не мог, да и сидеть долго у меня тоже не получалось. Долго тогда я мог только лежать.

Я попросил отца перенести электрические выключатели пониже, на высоту примерно 70 сантиметров от пола. Отец долго не соглашался, говорил, что так никто не делает. Что над ним будут смеяться, если узнают об этом.

Забавно, вскоре выяснится, что за границей давно уже так делают, но мы тогда этого не знали. А я не знал, как объяснить ему, что большую часть времени передвигаюсь по квартире ползком и выше мне просто не дотянуться. Но отец как-то сам об этом догадался. И сразу же сник. А потом отвернулся к окну, чтобы я не успел заметить, как предательски заблестели его глаза.